***
Лиля очнулась. Голова у неё раскалывалась, она попыталась приподняться, но тут же повалилась обратно, сапно дыша. Ей проломили рёбра, она это отчётливо понимала, так сложно ей было дышать. Кровавая каша вместо губ засохла, покрываясь сукровицей. Рядом с ней валялась её коса — волосы не выдержали и оборвались на середине пытки. Её прекрасная косы, которыми так восторгался её любимый… Слёзы проступили ей на глаза, и она, честное слово, старалась их удержать, но не смогла. Солёная вода взбередила рану на губе, та защипала и начала заново кровоточить. А она ведь не знала, что будет так невыносимо больно. Когда началась война, ей казалось, что это всего лишь помутнение, что просто нужно потерпеть, поработать партизанкой и всё закончится. Но это оказалось нелегко. Сейчас у неё болит всё тело и голова, она даже пошевелиться не может — сразу заходится в мучительных судорогах. Почему же так больно?.. Когда она была маленькой, ей казалось, что маленькая царапинка на коленке — это и есть вся боль, которая может преследовать её в жизни. Но она ошибалась. Как и всегда. А что с этим юношей? Она смутно помнила, что он хотел ей помочь, что ринулся к ней, но в итоге потерял сознание. Его вывели отсюда? А он ещё придёт?.. Дверь снова открылась. Тихие шаги, вальяжная походка. Ей даже не надо додумывать до конца, кто это. Её персональный Ад, палач, который пришёл закончить начатое. — Такое прекрасное существо, а валяется на полу… Нехорошо, — он надавил ботинком на её затёкшую руку, грозясь сломать её. — Вставайте же, дорогая, — она действительно попыталась, но не смогла. Тогда послышался хруст, и она захрипела. — Надо же…— задумчиво прошептал он, — какие же люди хрупкие существа… Закончите, — приказал он кому-то, но она лишь прикрыла глаза. Послышался выстрел, её тело содрогнулось в предсмертной судороге, и Лиля скончалась, с застывшими глазами и гримасой боли на лице.Часть 5
2 августа 2018 г. в 11:45
Чарльз боится закричать. Когда его вводят в какую-то комнату, где сначала темно, а потом резко становится светло, он зажмуривает глаза, которым мгновенно становится больно.
— Добро пожаловать! — чей-то голос искрится нескрываемым весельем и, когда Чарльз всё-таки открывает свои глаза, то перед ним предстаёт жуткое лицо. Он отпрыгивает и наскакивает на какую-то стену, больно ударяясь спиной.
Это лицо слишком жуткое. Большие глаза, искрящиеся светом, заполняют, кажется, всё его, что придаёт лицу какую-то кукольную тонкость; губы расплываются в усмешке, а ямочки на щеках наливаются розовым цветом. Волосы, как и у всех немцев, зачёсаны, идеальная выправка и белый халат.
— Почему же вы так отчаянно пугаетесь? Здесь совсем не страшно, — прошептал незнакомец и, крадучись, направился к пленнику.
Чарльз ещё сильнее вжался в стену, понимая, что раствориться в ней не сможет, но какое-то детское отчаяние и страх перед этим человеком заставляли жаться к холодному камню ещё сильнее.
— Вы похожи на бабочку, бьющуюся на кончике ножа, — с улыбкой, обнажая свои зубы, произнёс он. Его голос продолжал оставаться тихим и вкрадчивым.
— А вы на энтомолога, безумного, причём, — выдохнул Чарльз — это единственный выдох, который он позволил себе за пятиминутное пребывание в этой комнате.
Мужчина рассмеялся. Его смех был слишком дребезжащим, как и грифельная доска, которую роняют на пол.
— Мне нравится ваше сравнение. Так меня еще никто, находящийся здесь, не называл.
— А, как вас называли? — вопрос сорвался с языка, и Чарльз прикусил его, но было слишком поздно: улыбка сползла с лица мужчины, и он посмотрел на Чарльза, чуть-чуть наклонив голову; его глаза прищурились, сделавшись, как две щёлочки, а голос стал ещё тише:
— Вы первый смельчак, который задал мне этот вопрос.
Чарльз для надёжности ногтями впился в стенку, словно этот жест мог помочь ему спрятаться от этого страшного человека.
В том, что это был страшный человек, Чарльз не сомневался ни на йоту. Его лицо слишком быстро переменилось: глаза были настолько сощурены, что потерялись на лице; губы улыбались Чарльзу, но эта улыбка была слишком нормальная для человека, который был перед ним минуту назад.
— И последний, — нараспев пропел он, и его лицо снова приобрело прежние очертания, кажется у этого человека было слишком много масок, но какая из них настоящая, Чарльз понять не мог, — поэтому я отвечу на ваш вопрос. Меня, как только не называют, но более распространённое: это палач. И вы узнаете почему, — Чарльз хотел было что-то сказать, но подавился воздухом, когда увидел, как мужчина натягивает на свои изящные руки перчатки: это движение почти можно было назвать красивым, если бы не пятнышко ссохшейся крови на подушечке этой самой перчатки.
— Вы будете пытать меня? — Чарльз поразился тому, как его голос сел — он попытался еще что-то сказать, чтобы вернуть голос в норму, но снова подавился воздухом, тогда мужчина опять-таки засмеялся и промурлыкал:
— Ай-ай, какое некрасивое слово, — он стал похожим на ребёнка, который обиделся на то, что его замок из песка, назвали просто уродством. — Пытать…— повторил мужчина так, словно пробовал это слово на вкус, но оно было либо слишком кислым, либо слишком горьким, потому что он скривился, — Я не люблю это слово, если честно. Оно какое-то… пресное. Я не пытаю, а придаю человеку его естественную форму. И я покажу вам это, — дверь снова открылась, и в неё втолкнули небольшого роста существо, которое не удержавшись на ногах, повалилось на пол, что спроводилось тонким вскриком. Чарльзу показалось, что это совсем еще ребёнок, но когда создание подняло лицо, он увидел, что вовсе не ребёнок, а красивая девушка. У неё было красивое лицо, всё в грязи и копоти, пышные чёрные косы, которые уже растрепались, что придало её внешнему виду небрежность, но это не портило её красоту. Глаза у неё были блестящие, как звёзды.
— А вот и прекрасное, вроде бы, создание, мой друг, — прошептал мужчина и подошёл поближе к девушке, которая попыталась отползти от него. Ей было страшно — Чарльз видел это по её движениям, слегка резким и быстрым; по её тяжёлому выдоху.
— Но это не так, — тем временем, прошептал он и со всей несвойственной, казалось бы, силой, дал ей пощёчину, что послышался скрежет зубов, видимо, она из последних сил старалась не застонать от боли. — Это цыганка, мой друг. Цыганка.
— Я не ваш друг, — прошипел Чарльз и встретился с несчастными глазами, которые продолжали сиять в этой комнате, как маятник, указывающий единственный правильный выход из этой ситуации. И Чарльз не сомневался в том, что всё делал правильно.
— В чём она провинилась? — Чарльз задрал голову вверх, уставившись в потолок, так было легче говорить, не боясь выговаривать правду тому, кому это и не нужно вовсе. — В том, что цыганка? Она не виновата, что родилась ею. И вы не можете её за это судить. Это не ваша прерогатива. Вы не являетесь господом Богом, чтобы решать, что правильно, а что — нет!
— Ваши речи прекрасны, мой друг, — его голос стал еще более приглушенным, потерялся на фоне стучащего сердца Чальза. — Как хорошо, что офицерам из Вермахта есть, что послушать.
— Что… О чём вы? — Чарльз посмотрел в упор на мужчину, который улыбался, как чеширский котяра, сказавший очередную нелепицу, только и не нелепицу вовсе.
— Здесь есть прослушка. Или вы думаете, что главенству третьего рейха, не интересно о чём говорят его рабы, в сущности?
— Но мы… Не рабы!
— Вас поработили. Мы — наше государство — поработили всех вас. Тебя и её, — он указал на цыганку, которая вся дрожала.
Чарльзу показалось, что она дрожит от страха, но это предположение быстро развеялось, когда она гневно прошипела:
— Вы чудовище! Вы и такие же ненормальные, как вы! Последние существа на земле! Горите в Аду! — в комнату ввалились солдаты, и, схватив её за прекрасные волосы, поволокли в центр комнаты, со всей силы толкнули, впечатывая в стену. Она старалась не кричать до последнего.
— У тебя прекрасные косы, — задумчиво, словно что-то прикидывая, произнёс мужчина; его лицо приобрело такой восторженный вид, будто он загорелся какой-то идеей, что даже захлопал в ладоши, награждая себя самого бурными овациями.
— Я придумал! Их нужно оборвать! — Чарльз попытался ринуться вперёд, но его перехватили солдаты и, чтобы не рыпался, дали под дых. Он повалился на пол и захлебнулся собственным вскриком, когда увидел, как девушку схватили, чтобы подвесить. Когда её пронзительный крик раздался на всю комнату, Чарльз не выдержал и потерял сознание.