1989
С того самого злополучного дня прошло одиннадцать лет, и про случившуюся в семье Бауэрсов трагедию никто никогда не говорил, хотя каждый прекрасно всё помнил. За эти годы ничего путём не изменилось: Оскар продолжал пить и избивать детей (хотя иногда, бывало, не только их), Генри присматривал за сестрой, а Кортни… ох, маленький ребёнок многого навидался в детстве и теперь боится дышать, не говоря уже о том, чтобы что-либо делать в присутствии отца. Кто знает, как бы сложилась жизнь четырнадцатилетней Кортни, росла бы она в другой семье: возможно, это был бы ребёнок, не сидячий на одном месте слишком долго, быть может, она бы смогла развить в себе способности в искусстве, ведь зачатки-то есть. Но можно только гадать что было бы, да как — сейчас Генри и Кортни такие, какие они есть, со всеми изъянами, странностями и всем подобным.***
Сегодня выдался тёплый для августа денёк: погода была благосклонна к жителям Дерри, но, конечно же, нашлось несколько человек, которые жаловались на прекрасное солнышко. Кто-то скажет, что осуждают таких почём зря — палящее солнце мало кому приятно, но его лучи впервые за две недели ласкали лица жителей. Кортни лежала на лужайке в парке вместе со своей подругой, Алисией, которая, как всегда, что-то читала. Бауэрс довольствовалась своим обществом, не доставая подругу какими-то дурацкими расспросами или сплетнями про то, кто с кем спит, а кто с кем не спит, как это делали среднестатистические девочки города Дерри. — Боже, парень, ну ты и идиот! — вдруг воскликнула Алисия, не открываясь от книги. — Что такое? — незаинтересованно спросила Кортни, разглядывая плавно плывущие облака в небе. — У этого идиота была такая прекрасная возможность поцеловать Кэсси, но он не воспользовался ею! — Эх… а ты всё о любви думаешь. — Корт, это единственное, что приносит хоть какую-то радость, — улыбнулась Алисия и, отложив книгу, провела рукой про жёстким волосам Бауэрс. — Забавно. — Что именно? — То, что мы сами себе воображаем, доставляет нам удовольствие, — вздохнув, лениво проговорила Кортни. — Ну, до тех пор, пока мы не понимаем, что всё это — только наше воображение. — Ты не права, это не наше воображение, это всё взаправду. — Любви нет, не было и никогда не будет, — русоволосая резко поднялась. На её лице читалась сердитость и, одновременно, боль. Алисия не стала возражать ей больше, ведь знала истинную причину этой вспыльчивости. Кортни Бауэрс по-настоящему верила в то, что любовь есть не что иное, как плод собственного воображения. Причём примером тому являлась та ситуация, которая происходила в семейном доме: отец периодически избивает что Генри, что Кортни, просто потому, что у него сегодня необычное настроение, либо кто-то из них посмотрел не так, либо сделал что-то не то. В общем, Оскар находил тысячу и одну причину, чтобы отлупить детей. А что этот садист сотворил с Сандрой? Она искренне любила мужа, и что эта любовь с ней сделала? Именно из-за всего этого Кортни знала, что любви — н е б ы в а е т. Где-то с четверть часа девушки просидели в тишине; каждой из них было неловко, но поделать было нечего. Не сказать же «какая чудная погода» после того, как нагрубили! Бауэрс понимала, что нужно извиниться, но что сказать? «Прости, что нагрубила тебе из-за того, что со мной случилось сама-знаешь-что» или «прости, что так грубо тебе ответила просто потому, что ты действительно неправа»? Но, собравшись с духом, Кортни произнесла: — Прости… я не должна была так… — Всё нормально, Корт, — кивнула Алисия. — Я, правда, всё понимаю, это я не должна была вообще заводить этот разговор. — Нет, Ал, это самое обычное о чём все говорят, это я почём зря психанула, — резко начала оправдываться Бауэрс, взяв за руку подругу. — Ты ведь знаешь, какая я импульсивная… — Знаю, — брюнетка расплылась в улыбке, — за это и л… — но вдруг она осеклась и хотела быстро заменить "люблю" на другое слово, но в голову ничего не приходило. — Да говори уже, — ухмыльнулась Кортни. — За это и люблю, — всё-таки произнесла Уэйн и обняла подругу. Недолго они сидели и отдыхали: вскоре Кортни начала собираться, ведь в шесть часов она должна быть дома и ни минутой позже, иначе отец "напомнит" ей о том, во сколько следует приходить дамочке, а этого вовсе не хотелось. Распрощавшись с Алисией, Кортни отправилась домой, попутно ни на что не отвлекаясь — дорога домой занимала минут двадцать, а сейчас уже было полшестого. Быстро дойдя до дома, Кортни аккуратно открыла входную дверь, стараясь не наводить шуму, как вдруг услышала громкие крики Генри и какие-то проклятия отца; сердце пропустило удар — отец опять избивает парня. Не было и дня, чтобы он не оставлял ссадин и увечий на теле Генри, и если Кортни он мог ещё «пощадить», то Генри лупил за малейший проступок, шалость и тому подобное. Долго решаясь сделать шаг, Кортни вдруг встретилась взглядом с Оскаром, который только что вышел из комнаты брата. Слова сами пропали, а дыхание резко прервалось. — Явилась, — брезгливо бросил отец и прошёл в гостиную. Опустив глаза в пол, Кортни быстрым шагом проследовала в свою комнату, но остановилась возле двери. Соседняя комната была Генри, оттуда доносились всхлипы; Бауэрс переминалась с ноги на ногу, а после осторожно открыла дверь той комнаты. Тихо зайдя, Кортни глядела на то, как брат пытался намазать красные полосы у себя на спине какой-то мазью, отчего и всхлипывал каждый раз, как только прикасался к ним. Вдруг, Генри в отражении зеркала заметил, что сестра стоит на пороге его комнаты. — Выйди! — прикрикнул парень, не желая, чтобы Кортни видела всё это. — Генри… — Кортни, я же сказал тебе! — в глазах парня были слёзы, которые он тщательно пытался скрыть. Кортни, не послушав брата, подошла к нему и, забрав у него мазь из рук, выдавила содержимое тюбика на пальчик и осторожно, стараясь не причинять ему ещё больше боли, начала растирать по спине парня. — Что случилось? — тихо спросила девушка. — Ничего… — бросил Бауэрс. — Генри, ты же знаешь, что можешь мне доверять, почему ты никогда не говоришь мне ничего? — А что ты хочешь услышать, Кортни? — грустно ухмыльнулся парень. — Ты ведь знаешь отца. Вопросы отпали сами по себе, и вправду, какой толк спрашивать, что случилось, если Оскару иногда могла прийти в голову мысль о том, а почему бы не пойти и не побить детей? У него бывали такие замашки. Закончив с мазью, Кортни закрыла крышку тюбика и положила его на столик. После чего она развернула парня к себе; на его лице красовалась красная отметина, оставленная отцом, а глаза были на мокром месте. Кортни знала какой сильный её брат, но даже представить не могла, с какой силой нужно было его бить, чтобы Генри едва не плакал. Коснувшись не задетой щеки, девушка вглядывалась ему в глаза, безмолвно поддерживая. Парень быстро вытер слезинки рукой и натянуто улыбнулся. — Видишь, всё хорошо. — Ох, Генри, — Бауэрс почувствовала, как её пробила дрожь. Недолго думая, она обняла брата, стараясь не причинить ему ещё больше боли. В объятьях Генри девушка чувствовала себя как никогда хорошо, она знала, что в безопасности, что никто не тронет её, не обидит. Боже, как же она мечтала, чтобы эти моменты никогда не прекращались. Вдруг, из гостиной послышались очередные громкие маты отца, отчего Кортни невольно вздрогнула, крепко-крепко зажмурив глаза. — Тише… тише… — Когда же это всё закончится?.. — Ты знаешь когда, — парень поцеловал сестру в макушку, поглаживая рукой по спине. — Генри, это не вариант, — Кортни поняла к чему клонит братец. — А какой выбор у нас есть? — намного тише проговорил Бауэрс. — Он каждый день избивает нас, в какой-нибудь день он попросту убьёт нас. Поэтому либо мы, либо нас. — Генри… прошу, — взмолила русоволосая. — Если сделать это, мы будем не лучше него. — Но это лучшее, что у нас есть. Генри уже достаточно давно предлагал "покарать" отца, отомстить ему за всё то, что он причинил им. К сожалению для Кортни, эта кара заканчивалась обязательной гибелью… сколько бы девушка не говорила, что ненавидит отца, смерти ему она уж точно не желала. Парень же, наоборот, был убеждён в том, что он этого заслуживает. Он изо дня в день мечтал, представлял как всадит нож прямо в шею этому ублюдку, как кровь будет вытекать из него, как жизнь плавно покинет Оскара, а за всем этим будет с неподдельной улыбкой наблюдать он — Генри. И, честно говоря, эти мысли до жути пугали Кортни: в такие моменты она попросту не узнавала своего любимого братика. Она в каждой такой ситуации отговаривала Генри от такого ужаса, но сама прекрасно понимала, что в один день это случится. Она лишь тянет время. Однажды брат ей так и сказал, что когда-нибудь отец перейдёт черту дозволенного, и вот тогда… тогда ничто его не спасёт от неминуемого.