***
Наён приходит в себя уже глубокой ночью. Страшно хочется пить. Горло пересохло, и даже слюны нет, чтобы увлажнить его. Гортань словно наждаком натёрли. Она вглядывается в окружающее пространство, пытаясь разглядеть мелкие предметы на тумбочке при этом слабом освещении. Не помнит, оставляла ли она там стакан воды? Штора её почему-то отодвинута, и просторная палата хорошо просматривается. Девушка вспоминает, что потеряла сознание прямо в холле. Наверно, за её состоянием наблюдали какое-то время. Да так и оставили. Потому что занятые койки обычно прикрыты занавесками-ширмами. Она приподнимается, оглядывает комнату, замечая, что и правда открыты лишь пустующие места. И уже тянется к своей занавеске рукой, чтобы отгородиться, как и все. Но взгляд упирается в странную фигуру через койку от неё. Неизвестный в светлой больничной робе сидит, скрючившись, на аккуратно заправленной кровати. Может этого пациента перевели только недавно? Ещё вечером место было не занято. Наён хочет задёрнуть штору, но что-то не дает ей это сделать. Нечто чуждое проглядывает даже в позе этого непонятного человека. Он сильно сутулится, покатая сгорбленная спина выгибается колесом. Не успевает девушка подумать о том, что в таком положении, должно быть, очень некомфортно сидеть, как незнакомец поворачивает к ней голову. Тело в ту же секунду накрывает волной панического ужаса. Шея, как оказалось, молодого мужчины неестественно выкручивается под большим углом. Человек физически не способен так делать! Наён хочется завизжать, выпустить животный страх наружу, освободить резко раздувшиеся лёгкие. Но из горла выходит только сдавленный писк да всхлипы. Синюшная тёмная кожа парня кажется совсем чёрной в темноте. Глаза его ненормально закатываются, аж белки отсвечивают белёсым. Он просто смотрит тяжелым безжизненным взглядом, не отрываясь. В упор. Больше ничего не делает. Разевает медленно рот… Пак накрывается одеялом с головой. Тело сотрясает крупной дрожью. Она не хочет здесь быть. Ей дико страшно. Ужас облепляет холодными пальцами и душит. До слуха вдруг долетает тихий скрип, шорох и… шаги. Шаги! Нет, нет… Ей кажется, ей просто кажется! Там никого нет! Этого не может быть! Дрожащая ладонь нащупывает кулон на шее, стискивает его со всей силы. Неприятное шарканье ног всё ближе и ближе! Брюнетка боится дышать лишний раз. Не то, что выглянуть наружу. Ей чудится, что тот призрак теперь рядом стоит, вплотную к койке. Нависает сверху, своими страшными мёртвыми глазами сверлит пристально. Ждёт момента. Наён зажмуривается как можно сильнее. Лежит так очень долго. Дышит спёртым горячим воздухом. Пока наконец от недостатка кислорода не проваливается в болезненную дремоту.***
Девушка считает дни до выписки. Чуть ли не каждое утро смотрит в календарь, мысленно торопя и подгоняя время. После той ночи она боится оставаться одна в палате, боится отбоя и того времени, когда больничное крыло погружается в темноту. Боится спать, вздрагивает от каждого шороха и резких звуков. Лечащий врач всерьёз воспринял её жалобы на ночные кошмары и прописал снотворное. Оно хоть немного, но облегчает нервозное состояние. Продержаться бы совсем чуть-чуть… Не сойти с ума от угнетающего душу страха, который медленно просочился в ткани, под кожу и отравил своим ядом организм, заставляя подсознание ждать чего-то, предчувствовать нехорошее. В последний день Наён чувствует себя намного бодрее. И даже пребывает в приподнятом настроении. С запястий словно кандалы сбросили. Эта её искренняя нелюбовь к больничным стенам все-таки сыграла с ней той ночью злую шутку. Да, она более, чем уверена, что ей тогда всё померещилось. Показалось. Привиделось спросонок. Добавьте еще стресс, ноющие травмы и введенные препараты, влияющие на сознание. Вполне же логичное объяснение. Ведь все последующие дни и ночи, несмотря на постоянное напряжение, она больше не наблюдала никаких странностей. Всё закончилось. Теперь главное, покинуть это заведение поскорее и больше не ступать и шагу на его территорию. Врач буднично посоветовал ей записаться к психологу, как жертве катастрофы. Он говорил что-то про посттравматический синдром и возможные психологические негативные последствия. Выписал успокоительное. Наён вежливо кивала, соглашалась, но в душе знала, что вряд ли пересилит себя и сунется сюда еще раз. Успокоительных будет достаточно. — Наён-а, как здорово видеть снова твою улыбку! — радостно восклицает вошедший Хосок. Он успел отнести вещи в машину и вернуться обратно. — Вот. Возвращаю тебе твой телефон обратно. Доктор дал добро… — он протягивает мобильный девушке. — Спасибо, оппа, — девайс ожидаемо сел и не отзывается ни на какие попытки его реанимировать. — Наён-а! — в палату врывается запыхавшаяся Ынджи, отчего брюнетка чуть не роняет сотовый на пол. — Мне-таки удалось уговорить фармацевта, и он выдал все положенные тебе лекарства. Держи! — она плюхает на колени подруги бумажный пакет. — Готова? — Да. Поехали наконец-то домой! Открыв входную дверь, Пак Наён на секунду замирает на пороге. Изнутри вдруг пахнуло странной затхлостью. Всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы под ложечкой неприятно засосало. Может быть Ынджи просто не проветривала помещение всё это время? Она же была так занята! Наверняка просто забывала это делать. Или всё-таки соседи серьёзно их затопили, и теперь придётся бороться с плесенью на стенах? Девушка горестно оборачивается к закрытым дверям лифта. Ынджи с Хосоком явно задерживаются внизу. Тряхнув густыми каштановыми локонами, она проходит внутрь. Квартиру было не узнать. Всегда уютная, гостеприимная и солнечная, сейчас она казалась какой-то холодной и мрачной. Чужой. Будто что-то просочилось нехорошее за время её отсутствия. Пространство словно искривлено. Наён озадаченно осматривается, хлопает недоуменно ресницами. Кажется, что комнаты опутаны еле заметной паутиной. Солнечный свет из-за этого проникает внутрь, как сквозь тёмную вуаль. Искажается и преломляется, становясь тусклым. Брюнетка настороженно протягивает руку к этой лёгкой завесе, когда за спиной раздаётся звонкий голос: — Чего стоишь в коридоре, как не родная? Девушка вздрагивает всем телом, испуганно оборачивается. В прихожей стоит подруга и скачет на одной ноге, стаскивая кроссовок со второй: — Ой, напугала тебя? Прости… — А Хосок? — Он уехал уже. Я его посреди смены из кафе выдернула, — Ынджи улыбается. — Ынджи-я, — Наён снова окидывает коридорчик и гостиную напряженным взглядом. — А что там насчет того потопа? — Потопа? Ах, та авария у соседей? Ничего вроде не протекло, поэтому в нашем гнездышке никаких последствий не было. А ты откуда про потоп узнала? — Тогда только до меня смогли дозвониться… Обе девушки замолкают. Им не хочется снова вспоминать тот день. Оказавшись в своей комнате, Наён растерянно садится на кровать. Почему её в последнее время не покидают все эти странные, незнакомые доселе ощущения? Мерещится всякое опять же. С какого момента всё так поменялось в жизни? И что ей теперь с этим делать? Она снова упирается глазами в пустой верхний угол комнаты и хмурится. Ведь стоит отвести взгляд, как там, на периферии зрения, проявляется мутное непонятное пятно.