Forced marriage

Гаара невольно морщится. Приглушенный свет чайного дома неприятно режет глаза — подрагивающие огни лапм рассеивали тьму, нагоняя странное ощущение полудремы. Переступив порог шумного заведения, он интуитивно напрягается, мгновенно ощущая давно позабытый, раздражающий запах девичьих духов, который, казалось, навечно осел глубоко в его подсознании и остро ассоциировался только лишь с этим местом. Коридор был пуст, но сёдзи смежных комнат не сдерживали шум её постояльцев — громкий смех мужчин и мелодичные голоса девушек роились в душном воздухе, переплетаясь между собой, вынуждая песчаного шиноби ускорить шаг. Хозяйка заведения встречает его у подножия лестницы ведущей на второй этаж, почтительно склоняя голову в поклоне, безмолвно, одним изящным жестом руки приглашая его проследовать за ней. Комнаты на втором этаже предназначались для высокопоставленных гостей, и отличались изысканным убранством, а также особыми привилегиями и обслуживанием. — Сюда, господин, — приглушенно отзывается женщина, останавливаясь у самой дальней из комнат и бесшумно отодвигая перед ним сёдзи, приглашая пройти внутрь, — дайте знать, если вам ещё что-нибудь понадобится. Приятного вечера! Гаара коротко склоняет голову в поклоне и молча проходит в помещение, мгновенно приковывая к себе взгляды улыбчивых девушек, которые при виде него заметно оживляются. — А я уж было подумал, что ты не придёшь, — криво усмехнувшись, отзывается Канкуро, коротким кивком приветствуя брата и приглашая его к столу. Гаара на мгновение прикрывает глаза, подавляя лёгкое раздражение, но всё же усаживается напротив, небрежно отбрасывая полы камзола, чтобы плотная ткань не покрылась грубыми заломами. — К чему нужно было говорить именно здесь? — сухо интересуется он, слегка сощуриваясь, наблюдая за тем, как одна из девушек усаживается рядом, изящным движением рук наполняя сакадзуки кристально-чистым саке из небольшого кувшина. Она не смотрела ему в глаза, выражая глубокое почтение и покорность — одно из самых главных требований этого дома. Безоговорочное послушание. Согласие во всём, что скажет или потребует мужчина. Абсолютное подавление собственного мнения. — Да брось, — отмахивается кукольник, утирая рот тыльной стороной руки, и подставляя сакадзуки за новой порцией саке, — у тебя был явно тяжёлый день, так что это место одно из лучших, где ты сможешь хорошенько расслабиться. Тебе нужно выпить! Гаара с сомнением смотрит на предложенный алкоголь, после чего медленно подносит чашу к губам и одним глотком осушает её, с громким стуком возвращая на глянцевую поверхность полированного стола. Саке было приятным на вкус, даже немного сластило — Гаара не морщится от послевкусия и не спешит перебить неприятные ощущения едой, просто медленно выдыхает через рот, глядя на Канкуро тяжёлым взглядом. — Паршиво выглядишь, — с усмешкой тянет тот, глядя на брата оценивающим взглядом, — думаю, день и вправду выдался тяжёлым. Что это с твоей рукой? Гаара невольно опускает глаза на перевязанную бинтом ладонь и коротко усмехается, вспоминая утреннее событие: — Ещё немного, — закусывая губу шепчет Харуно, зажмуривая глаза, её пальцы напрягаются, будто она отчаянно пыталась вцепиться ими в воздух и разорвать его в клочья, — совсем чуть-чуть… Гаара хмурится, невольно думая о том, что она слишком долго использует эту технику, чтобы очистить лёгкие старика от скопившейся крови. Слишком много усилий и истраченной чакры — её лицо слишком бледное, а под глазами отчётливо проступали глубокие тени. Но у него самого так же уходит уйма времени и сил на то, чтобы подчинить себе мокрый песок и свободно управлять им в воде. Впервые за долгое время Гаара испытывает томительную усталость, совершенствуя новую способность, понимая, что сейчас Харуно приходится намного сложнее. Он должен сделать то, что она ему велела. Вода в кувшине кристально чистая, а мокрый песок зависает над горлышком тугим сгустком копошащегося нетерпения — Гаара ощущает каждую песчинку, и отток чакры слишком стремителен при такой концентрации, не говоря уже о том, что у Харуно основной запас чакры намного меньше его собственного. Кровавые тёмные сгустки выходят изо рта старика тонкими тягучими струйками, устремляясь в водяной шар, зависший над его грудью, так что жидкость уже давно преобретает грязно-бурый оттенок. — Сердцебиение в норме, — в который раз оглашает один из ирьёнинов, но, казалось, никого кроме Гаары сейчас не заботило состояние медика, который изо всех сил старался спасти жизнь больного. Гаара смотрел лишь только на неё. Болезненно-напряжённая линия челюсти и сведеные брови, слегка растрепанные пряди волос и подрагивающие тёмные ресницы — всё это Харуно. Её руки дрожали от неимоверного усилия сдержать трудную технику. Она лихорадочно выдыхает через рот, и Гаара замечает, как из её носа по подбородку медленно ползёт кровь, капая на белоснежный халат липкими вязкими каплями. — Харуно-сама… — Ками, ей плохо… Гаара раздражённо стискивает зубы, мгновенно оказываясь за спиной куноичи, молниеносно перехватывая рукой через плечи, спиной прижимая к своей груди, не позволяя упасть. — Немедленно отмени чёртову технику, — теряя самообладание, выдыхает он ей на ухо, — твоё тело не справляется с нагрузкой… — Нельзя, — раздражённо шипит она, не открывая глаз, устало откидывая голову ему на плечо и тяжело дыша. — Мне нужно ещё немного времени! Просто помоги мне закончить… Гаара сцепляет зубы, запрокидывая голову, крепко перехватывая куноичи через плечи, прекрасно понимая, что та ни за что не отступится, и неохотно кивает. — Запас чакры не бесконечный, — приглушенно напоминает он, едва сдерживая нервную дрожь во всём теле, — у нас ещё много работы… — Знаю. Один из ирьёнинов спешит обтереть её лицо влажной тканью, но при виде глубокого пореза на руке Гаары резко замирает, переключая всё внимание на него. — Нет, — предостерегающе шипит красноволосый шиноби, сжимая руку в кулак, указывая глазами на куноичи, — позаботьтесь о ней! Он чувствовал, как её кровь стекала по его запястью, медленно впитываясь в манжет рукава камзола. — Делайте свою работу, — ледяным тоном отвешивет он замешкавшемуся ирьёнину, смеряя того тяжёлым взглядом. — Простите, — виновато шепчет тот, зажигая ладони лечебной чакрой, и поднося их к лицу Харуно, пытаясь остановить кровотечение. Кадзекаге раздражённо выдыхает прикрывая глаза, невольно улавливая сердцебиение куноичи. Отчётливо-тяжёлое и быстрое. Он знал, что она едва держится, что лишь только благодаря упрямству всё ещё находится в сознании, и это не могло не восхищать. Лишь только благодаря этому упрямству она смогла зайти настолько далеко. Смогла достичь неимоверных высот и завоевать признание. Его признание. Он невольно давит усмешку, украдкой зарываясь кончиком носа в волосы на её макушке, медленно втягивает в себя успокаивающий тонкий аромат цветов, совершенно наплевав на то, что этот жест могли заметить посторонние. Харуно в его руках едва уловимо подрагивает, необычайно хрупкая и измотаннная, но Гаара знает, насколько сильно пламя в её душе — истинная воля Огня. Достойный ребёнок своей деревни. Особенная. Думая об этом, Гаара понимает, сколько времени тратит впустую. Раньше он мог лишь только презирать и ненавидеть. Он был по-настоящему ослёплен злобой ко всем окружающим, а те, кто был слабее него, и вовсе не заслуживали права на жизнь. И Харуно, конечно же, была из их числа. Слабая и жалкая. Не способная ни на что. Он помнил, насколько сильно презирал её когда-то, и никогда бы не подумал, что это чувство может смениться другим. Возможно, всему виной её неуёмная жажда жизни? Харуно никогда не сдавалась и упрямо двигалась только вперёд. Совсем как Наруто. Немыслимо. И сейчас, уже будучи взрослым, он всё ещё не мог точно объяснить, когда именно стал думать о ней как о девушке. Харуно была раздражающе-запоминающаяся. Слишком бойкая и шумная. С момента их первой встречи он думал о ней. Думал, не находя ни единого оправдания — жалкие мысли о слабой куноичи просто возникали в его голове, пробуждая издевательский смех Шукаку и его ехидные нашёптывания: Просто прикончи девчонку и эти мысли прекратят мучить тебя, мальчишка… Позволь мне попробовать её кровь… С момента их первой встречи Гаару раздражает в ней абсолютно всё — то, как она ходит, говорит, улыбается. Даже спустя годы. Даже несмотря на приказы Шукаку убить её. И даже когда он становится Кадзекаге, его мысли о ней остаются неизменными — раздражающими, как и её цвет волос. Отвратительными, как её глаза. Гаара взрослеет вместе с мыслями о ненавистной куноичи, и теперь даже Шукаку не смеет говорить с ним об этом. Мерзкий толстый енот упрямо молчит, даже когда Гаара намеренно ждёт его привычных колкостей. Молчит, даже когда он первым пытается заговорить с ним. Визиты в Коноху с момента его инаугурации становятся частыми, а мысли в голове сводятся к одной единственной — вскоре он вновь увидит её. И в каждую их встречу Харуно всегда другая: Взволнованная, раздражённая, грустная. Измотанная тренировками, выпачканная в пыли, растрёпанная, с ободранными локтями и коленями, с мелкой россыпью синяков на молочной коже. В измятом ципао, с мокрыми дорожками слёз на пылающих щеках. Повзрослевшая, хрупкая. В прекрасном кимоно на празднике Ханами, и с лёгким первым макияжем на лице. Тихо плачущая в ночи на подоконнике у раскрытого окна. С трепетом замеревшая у магазинной витрины. Торопливо идущая из аптеки с прижатым к груди пакетом лекарств, утирающая покрасневший нос и чихающая. Одиноко сидящая на скамье в парке. Гаара всегда видел ее разной. По-особенному запоминающейся. А она даже не подозревала о том, с какой лёгкостью пробивается сквозь абсолютную защиту его песка. Так легко и непринуждённо. Так ни разу и не взглянув в его сторону. — Я остановил кровотечение, — врывается в его мысли сбивчивый голос ирьёнина и Гаара медленно открывает глаза, глядя перед собой расфокусированным взглядом. — Спасибо, — опередив его, отзывается Харуно, — мне значительно лучше… — Сколько ещё ты собираешься использовать эту технику? — раздражённо шепчет он ей на ухо. — Ты… — Можешь уже не держать меня, — твёрдым голосом перебивает она и ведёт плечом, пытаясь скинуть его руку, на что Гаара лишь сильнее прижимает её к своей груди. — Отпущу, когда ты закончишь, — слишком резко заявляет он, вынуждая ирьёнина, который всё ещё стоял возле Харуно, невольно отступить, бурча слова извинений и невольно кланяясь, глядя на них с изумлённым видом праведного непонимания. Сакура же невольно напрягается, очевидно, озадаченная услышанным, но всё же не говорит ни слова, лишь тихо выдыхает, слегка отстраняя голову, так что его губы и нос больше не касались её волос. Гаара легко усмехается, наблюдая, как её подрагивающие пальцы медленно танцуют в воздухе. Она явно храбрилась, пытаясь незаметно отстраниться от его груди, но на ногах по-прежнему стояла неуверенно и шатко, так что он даже не ослабляет хватку, без особых усилий удерживая куноичи перед собой. Через четверть часа Харуно таки отменяет действие техники и Гаара слышит почти вымученный вздох, сорвавшийся с её губ — отток чакры прекращается и её руки безвольно опадают, повисая вдоль тела. Не говоря ни слова он легко поднимает её на руки, на что Сакура слабо пытается воспротивиться, стыдливо пряча лицо на его плече. — Харуно-сама, показатели в норме! Дыхание ровное и чистое!.. — Как ты? — он осторожно усаживает её на небольшой диванчик, напряжённо всматриваясь в бледное лицо, полностью игнорируя сбивчивый лепет ирьёнина за спиной. Харуно неоднозначно кивает, смежив веки, и запустив ладонь в волосы, легко откидывает мягкие пряди назад, открывая вспотевший лоб. — Хорошо, — одними губами роняет она, улыбнувшись, и Гаара приглушенно усмехается, перехватывая пальцами её подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Ты едва держишься. Уверена, что сможешь закончить? — Именно поэтому я и попросила твоей помощи, — твёрдо отвечает она, глядя на него спокойным уверенным взглядом, после чего отстраняет от своего лица его руку, с недоумением замечая глубокий порез на его ладони. — Ками, да как ты?.. — Ничего серьёзного, — слегка сощурившись, отвечает он, убирая руку, не позволяя ей использовать исцеляющую технику ради такого пустяка. — Меня это не беспокоит. — Нужно хотя бы перебинтовать… Противоречивый взгляд зелёных глаз вспыхивает упрямством, но на него это не действует, разве что уголки губ слегка вздрагивают в полуулыбке. — Я очистил воду в кувшине, как ты и просила, но не уверен, что справлюсь со стариком, не убив его при этом. Харуно некоторое время молчит, задумчиво глядя перед собой, словно пытаясь переубедить себя в чём то, после чего уверенно кивает, и закусив губу, протягивает к нему сведеные вместе ладони. — Мне нужно немного твоего песка, — поясняет она. — Я напитаю его своей чакрой, чтобы тебе было легче управлять им… — Безумней идеи я ещё не слышал, Харуно, — смерив куноичи тяжёлым взглядом, отзывается Гаара. Лениво шевельнув пальцами в воздухе, он призывает небольшой, почти крохотный рой песка, позволяя песчинкам мягко опуститься на раскрытые девичьи ладони. — Не верится, что мне приходится участвовать в подобном… — У нас всё получится, — шепчет Сакура, концентрируя всё своё внимание на песке. Её ладони загораются мягким перетекающим зелёным свечением — тёплая энергия напитывала песчинки чужим присутствием, переплетаясь с чакрой хозяина песка, становясь с ней единым целым. Гаара прикрывает глаза, ощущая странную покалывающую вибрацию на подушечках пальцев. Словно отголосок тёплого дыхания на холодной коже, она распространялась выше, ощущалась в венах, вместе с кровью распространяясь по всему его телу. — Чувствуешь? — Да, — глухо отзывается он, едва заметно кивнув, и в горле вдруг пересыхает. — Теперь я смогу сдерживать твой песок, это поможет нам избежать серьёзных травм пораженного органа. Постарайся захватить как можно больше личинок и удерживай их внутри моего раствора, пока я не выведу его наружу… Гаара молча кивает, понимая, что одна единственная ошибка может оборвать человеческую жизнь и навсегда перечеркнуть их собственные. Отчаянная, безумная идея. Но без его помощи, вероятно, старик не доживёт до завтрашнего утра. На мгновение смежив веки, Кадзекаге коротко выдыхает, и решительно поднимается на ноги, помогая подняться взволнованной куноичи, что сейчас смотрела на него со смесью эмоций, крепко прижимая к груди стиснутый в кулаке песок напитанный чакрой. — Идём. Харуно молча кивает, следуя за ним нетвердым шагом, опираясь о его руку, и просит ирьёнинов подготовить раствор. Мышцы лица сводит болезненным оцепенением, а взгляд напряжённо следит за тем, как его песок вновь оказывается во власти бесцветной жидкости, танцующим вихрем оседая на дно склянки. Гаара едва уловимо движет пальцами, управляя песчинками, заставляя их подчиниться и следовать его воле. Сначала он медленно собирает их в плотный тугой комок, проверяя собственные силы и концентрируясь, пытаясь хорошо прочувствовать каждую частицу, оценить возможность управления каждой из них по отдельности, после чего, разжав кулак, позволяет песку вновь рассыпаться и закружиться вслед за движениями его пальцев. — Готов? — неожиданно отзывается Харуно и Гаара чётко распознает волнение в её подрагивающем голосе. — Да, — коротко режет он, собираясь с мыслями, окидывая куноичи тяжёлым взглядом. — Тогда, — на выдохе шепчет она, обегая глазами собравшихся вокруг ирьёнинов, — приступим к операции… Было решено вводить раствор небольшими порциями, так что Гаара значительно расслабляется, понимая, что управлять малым количеством песка будет намного проще, если не учитывать тот факт, что делать всё это придётся вслепую, на уровне одних лишь ощущений. Минуты превращаются в тягучий водоворот ожидания, натягивая нервы до болезненного напряжения. Гаара цепко следит за каждым движением рук Сакуры, отвлекаясь лишь на её тихий голос, когда она раздавала команды ирьёнинам-помощникам. Раствор вводят через трубку, вставленную в рот старика, специальным шприцем — Гаара чувствует тугие стенки мягкого пластика и то, как песок плавно скользит вниз, колеблясь под натиском поршня, ощущает яркие колебания, издаваемые чужим бьющимся сердцем, без труда распознает глухую вибрацию растягивающихся при дыхании лёгких. А ещё вдруг улавливает тонкие, почти едва уловимые импульсы слабого движения, и бросает на Сакуру быстрый взгляд. — Нашёл, — глухо режет он, привлекая внимание напряжённой куноичи, — я их чувствую. — Отлично, — лихорадочно шепчет та, едва взглянув в ответ, — а теперь попытайся как можно осторожнее захватить их своим песком… Гаара молча кивает, и приподняв ладонь над грудью старика, медленно сжимает пальцы в кулак, неожиданно ощущая, как песчинки обволакивает тугим сопротивлением раствора. — Слишком быстро, — шипит куноичи, зажмуривая глаза и морщась, — не спеши… Она и вправду удерживала его песок силой собственной техники. — Хорошо. Харуно что-то шепчет себе под нос и её ладони загораются ещё более ярким зелёным свечением. — Я вывожу раствор, держи их. Кажется, он всё же не рассчитывает сил и раствор выходит из трубки ярко красным от крови, так что песчаный шиноби напрягается от охватившего его наплыва растерянности и ступора — он понимал, что Харуно приходится отдавать намного больше чакры, чтобы всё исправить. Лоб покрывает холодная испарина. Сакура по другую сторону кровати от него бледнее прежнего, держится из последних сил, но внимательно глядит на зависший в воздухе, подрагивающий шар раствора с застывшими крохотными белёсыми личинками внутри. — Кровь, — сипло роняет он, но куноичи лишь качает головой, будто пытаясь успокоить и его и себя. — Всё нормально, лишь немного повреждён один из капиляров. Я залечила его. И Гаара тяжело вздыхает, на мгновение прикрывая глаза, стискивая переносицу двумя пальцами. Следующая порция раствора выходит слегка розоватой, но песчаный шиноби вполне доволен результатом, хотя концентрация чакры стоила ему не малых усилий, а руки слегка подрагивали от напряжения. Один из ирьёнинов неожиданно касается его лба влажной тканью, видимо, с целью промокнуть от пота, но Гаара резко подаётся назад, интуитивно уклоняясь, едва не взметнув в воздух стену песка, совсем не ожидая чужой заботы и ненужного внимания со стороны. Он был слишком сосредоточен на собственных ощущениях и действиях, так что вторжение ирьёнина в его личное пространство было большой неожиданностью, что, впрочем, могло стоить последнему жизни — песок в тыкве на поясе угрожающе вздымается, пробудившись от негативного всполоха эмоций хозяина. — П-простите, Кадзекаге-сама, я лишь только хотел… — испуганно бормочет медик, невольно отступая на несколько шагов и вскидывая руки. — Простите меня… Гаара хмурится, с усилием загоняя песок обратно в тыкву и отворачивается, не находя нужных слов для ответа. — Вы не сделали ничего плохого, — неожиданно отзывается Сакура, осторожно обходя кровать, приковывая к себе тяжёлый взгляд песчаного шиноби, и становится рядом. — Передайте, пожалуйста, салфетку… Глядит ему в глаза укоризненно, слегка нахмурив тонкие брови, так что Гаара невольно теряется, а Сакура вдруг мягко прикладывает к его виску прохладную ткань, отчего он лишь только поджимает губы и замирает, совершенно не понимая, как ей удаётся проделывать с ним подобные вещи после увиденного. — Что ты делаешь? В усталом взгляде ни капли страха, лишь только сочувствие. — Проявляю заботу, — пожав плечами, отзывается она, слегка прикусывая нижнюю губу. Гаара невольно отслеживает этот жест глазами. Песок в тыкве мягко оседает, окончательно успокоившись. — У тебя руки трясутся, — хмуро отмечает он, глядя на неё сверху вниз, намеренно приподнимая подбородок выше, слегка отклоняя голову, — давай поскорее закончим с этим… Сакура тяжело вздыхает, но всё же негласно соглашается с ним и возвращается на своё место, набирая в шприц новую порцию раствора. В этот раз жидкость опускается намного глубже и Гаара сосредоточенно замирает, улавливая еще более многочисленные импульсы скопления личинок. — В этом сегменте находится кладка, — встречаясь с ним глазами, тихо поясняет Харуно, — но её извлечь не удастся, слишком крупная. Она не представляет опасности, пока не вскроется, так что захвати только свободные личинки. — Понял. Склянка с чистым раствором медленно пустела, в то время как другая, выкрашенная кровью наполнялась. Гаара ощущает тяжесть истомы и скованность во всём теле, отмечает неприятное покалывание в пальцах и жжение в глазах — он не знал, сколько времени проходит с начала операции, но видел, что солнце за окном давно скрылось за горизонтом, окрасив небо оранжевым, почти красным закатом. Последняя порция раствора выходит из трубки практически чистой, но с беспорядочно копошащимися внутри личинками, и Харуно, наконец, объявляет о том, что они закончили — очистили лёгкие старика настолько, насколько им позволили силы и возможности техник. И весь персонал, включая его, вздыхает с облегчением, будто с плеч разом обрушивается непосильная ноша. Стиснув переносицу двумя пальцами, Гаара силится утихомирить возникшую головную боль, в то время как Сакура медленно садится на пол, спиной прижимаясь к кровати больного. Подобрав колени к груди, она утыкается в них лбом, становясь безучастной ко всему. Её основной запас чакры был практически исчерпан, так что она едва могла держаться на ногах. Она даже не возражает, когда Гаара берёт её на руки, просто молча приникает щекой к его плечу и тот час же засыпает, или теряет сознание — песчаный шиноби не знал, что и думать. — Подготовьте для неё самую лучшую палату, — коротко бросает он затихшим ирьёнинам, — и обеспечьте надлежащий контроль. А если вдруг она очнётся без моего присутствия, проследите за тем, чтобы не покидала свою постель до полного восстановления. — Конечно, Кадзекаге-сама, мы обо всем позаботится. Следуя за одним из медиков, Гаара выходит в коридор и их тут же обступает толпа народа, в основном это были подручные из свиты Даймё, остро переживающие за своего господина, а так же его сын — принц Ямагата, но у песчаного шиноби небыло ни малейшего желания о чём либо с ним разговаривать, поэтому он просто идёт мимо, краем глаза подмечая, как тот, слегка сощурившись, внимательно смотрит на Харуно. Слишком внимательно, как ему кажется, так что Гаара инстинктивно крепко прижимает куноичи к своей груди, понимая, что этот взгляд ему очень не нравится. Как не нравится и то, что к ним вдруг подходит Хатаке, который в свою очередь также смотрел на Сакуру. — Как всё прошло? — глухо интересуется тот, взволнованно нахмурив брови. — Что с Сакурой? — Операция прошла успешно, — коротко бросает красноволосый шиноби, продолжая невозмутимо идти вперёд за провожатым. — Харуно потратила слишком много чакры и теперь спит. — Она едва дышит, — следуя за ними, не менее резко отвечает Хатаке, и этот тон вызывает в груди Гаары бурный приступ раздражения и злости. — Куда ты её несёшь? — Она останется в больнице и будет находиться под присмотром медиков до полного восстановления. Медик приводит их в свободную одноместную палату, практически идентичную той, в которой находился Даймё. Осторожно опустив куноичи на больничную койку, Гаара отступает, позволяя ирьёнину заняться осмотром, в то время как Какаши молча усаживается на стул по другую сторону постели и невозмутимо накрывает руку Сакуры своей, мягко сжимая тонкие пальцы широкой ладонью. Видя это, песчаный шиноби на мгновение цепенеет, будто выпадая из реальности, и даже перестаёт дышать, ощущая обжигающее чувство в середине груди. — Сильное переутомление, — оглашает медик, заставив Гаару и Какаши напряжённо замереть. — Пока не известно, есть ли внутренние повреждения, так что проведём дополнительное исследование и приступим к лечению! С коротким поклоном он удаляется, оставляя их в гнетущей тишине. — Не обязательно держать её за руку, — первым находится Гаара, заводя руки за спину и сощуривая глаза. Но Хатаке лишь лениво вскидывает одну бровь, в пепельно-стальных глазах читался откровенный вызов и надменная непреклонность. — Тебе это не нравится, верно? Не нравится, что я прикасаюсь к ней… — Природа твоего поведения для меня не ясна. И хоть ты не несёшь для Харуно угрозы, я считаю твои действия неприемлемыми. — Пытаешься понять, соперник я тебе или нет? — усмехнувшись, отзывается Какаши. — Признаться честно, мне это немного льстит. Я пытаюсь поддерживать Сакуру, она нуждается в моей заботе. Гаара с силой стискивает зубы, невольно скользя взглядом по безмятежному лицу куноичи. — Мне прекрасно известно, что ты оставил Коноху на долгие годы. Ты ушёл, зная, что Учиха никогда не вернётся. Разве Харуно тогда не нуждалась в тебе? Где была твоя забота? Кажется, он всё же находит слабое место Шестого, и по тому, как мужчина вдруг нахмуривается, Гаара понимает, что его догадки оправдываются — он что то чувствовал к ней. — Хочешь узнать, что я к ней испытываю? — неожиданно доброжелательно интересуется Хатаке, глядя на него внимательным взглядом, отчего песчаный шиноби вдруг опешивает, замечая координальную перемену в состоянии собеседника. А тот явно улыбался под маской. И это раздражало. Но как бы Гаара не старался, он не мог понять, какую игру вёл Шестой. Казалось, его эмоции и чувства были лишь видимостью того, что он в действительности хотел увидеть. Но на самом же деле — Хатаке был абсолютно нечитаем. Слишком скользкий, чтобы уловить хоть что-то. Он умело скрывал эмоции, манипулируя собеседником, подмечая каждую мелочь — слишком осторожный, чтобы попасться на очевидные уловки. И он откровенно нагло копал сейчас под него, очевидно, без особых усилий считывая поведение и эмоции, пользуясь усталостью Гаары как разменной монетой — находчиво и ловко. — Ревность в отношении меня довольно бесполезное чувство, господин Кадзекаге, — Гаара ощущал в голосе Хатаке откровенное веселье. — Не пытайся запутать меня, — угрожающе шепчет Кадзекаге, — ведь я прекрасно вижу, как ты смотришь на неё! Ты упустил свой шанс уже довольно давно, так что не пытайся сблизиться с ней сейчас, это только всё усложнит. Для неё ты навсегда останешься лишь бывшим наставником — якорем из воспоминаний минувшего прошлого… — А что насчёт тебя? — Хатаке обращает на него пристальный взгляд. Казалось, его совсем не заботило услышанное. — Кто ты для неё? Ведь если отбросить в сторону глупое соглашение о союзе — ты не более, чем просто чужак. И даже если Сакура выйдет за тебя, это ничего не изменит. Ты по-прежнему будешь для неё незнакомцем! — То, что происходит между нами, не должно тебя касаться. — Господин Кадзекаге, — в палату с тихим стуком заглядывает один из ирьёнинов, привлекая внимание мужчин, — с вами хотят увидеться Старейшины деревни… Гаара, молча кивнув, направляется к выходу, напоследок скользнув взглядом по лицу Харуно, и на мгновение задерживается в проёме, когда Хатаке вдруг обращается к нему: — Я присмотрю за ней до твоего возвращения.