Любовь — печаль. Влюбленность — яркий пир. Огней беспечных разум не потушит. Любовь как смерть. Влюбленность же как сон. Тот видит сновиденья, кто влюблен.
***
Холод склизкими щупальцами пробрался под кожу, вызывая в теле Шираюки дрожь. Не спасало ни тепло куртки, ни тепло свитера, и казалось, будто сейчас она стоит на вершине Эвереста, обдуваемая ледяными порывами ветра, а не в комнате отдыха для персонала. «Возвращайся домой, Шираюки. Как ты и хотела.» Блеймор сделала шаг назад и уперлась спиной в стол. Во взгляде ее зеленых глаз читалось неверие и ужас, но Зен этого будто не замечал. Он смотрел куда-то сквозь девушку, будто в тот момент мысленно сжигал все мосты, которые они возводили на протяжении двух месяцев. Прошло всего несколько секунд, но для Шираюки они тянулись бесконечно долго, словно мозг пытался запомнить эту сцену в мельчайших деталях. — Мы хорошо провели время вместе, — Вистериа подошел к двери. — Но я был слишком беспечен. Игра затянулась, и я упустил тот момент, когда ее нужно было прекратить. Мне жаль, — его рука плотно обхватила ручку, сжимая так, что побелели костяшки. — Кэт привезет твои вещи завтра… — он замер на несколько мгновений, будто ведя внутреннюю борьбу… И проиграл собственному желанию, не сумев сдержаться. Зен развернулся и за пару шагов преодолел разделяющее их расстояние, впившись в губы Блеймор. Этот поцелуй был наполнен отчаянием и страхом, но Вистериа будто намерено смаковал ту горечь, что поселилась на устах. Шираюки крепко вцепилась в его плечи, прижимаясь к нему всем телом, и в тот миг ей хотелось лишь одного: стоять рядом с ним целую вечность, утопая в собственном желании разделить боль и радость пережитых моментов. Навсегда запомнить изгиб его горячих сухих губ. Но в этом мире не бывает вечности. Не существует навсегда. Зен отстранился так же резко, как и приблизился, и, круто развернувшись на каблуках, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Он ушел, а перед внутренним взором Шираюки все еще стояло его лицо, на которое легла печать отчаяния, и ледяной взгляд ярко-голубых глаз, в котором не было ни намека на прежнюю теплоту — только решимость. Ее ноги подкосились, и Блеймор съехала вниз, облокотившись на стол. Она понимала, почему Зен отказался от нее. Понимала слишком хорошо, потому что у семейства Вистериа подобное отношение к тем людям, которые важны для них, кажется, стало семейной традицией. Это осознание разрывало душу на части. За дверью раздался мужской голос, и Шираюки подняла голову с такой надеждой, будто действительно верила в то, что Зен передумал и вернулся за ней. Но в комнату отдыха вошел высокий темноволосый мужчина в белом халате, который с удивлением уставился на нее. Позади замерло еще несколько человек. Блеймор нервно улыбнулась и встала. Пошатываясь, она побрела прочь, игнорируя удивленные взгляды медперсонала. «— Лишь влюбляясь мы обретаем настоящую силу. Возможно, недалек тот час, когда и ты обагришь свои руки кровью во имя 'любви'», — голос Ирен прозвучал так отчетливо, будто она нашептывала эти слова снова, но то лишь были воспоминания о теплом ноябрьском деньке. Шираюки отчетливо помнила неприятное покалывание от шипов алой розы, печальный взгляд подруги и ее лицо. Они говорили об этом всего несколько дней назад, но за пару часов произошло так много, что сейчас эти воспоминания казались далекими, нереальными… Будто были сном. И сейчас Блеймор столкнулась с холодной, жестокой реальностью. Она даже не сомневалась, что Зен обагрит свои руки. И отчего-то пред внутренним взором предстала ужасная картина: его бездыханное тело в луже крови, которая медленно расползалась, становилась больше… Пока в конечном итоге не превратилась в алое озеро, в глубинах которого виднелось безмятежное, мертвенно-бледное лицо Вистериа. Ладони сжались в кулаки. Захрустели костяшки пальцев. Нахлынувшая иллюзия, которая казалась до ужаса реалистичной, исчезла, но страх, который она породила, остался где-то в глубине души Шираюки. Ей было мучительно боязно даже представлять, что смерть придет и за ним… Но от смерти не застрахован никто. — Возьми, — тень перед ней возникла так же внезапно, как и прекратился на улице дождь. Шираюки едва не врезалась в чье-то плечо, но вовремя отступила, уставившись на парня в темной куртке с капюшоном. Он протягивал ей белый носовой платок. — Слезы тебя краше не делают. — Спа… Спасибо, — откашлявшись, сказала Блеймор. Она взяла платок и утерла невысохшие дорожки слез. — Пожалуй, это я должен благодарить тебя, — незнакомец повернулся, и теперь Шираюки могла видеть его лицо: еще совсем юное, по-женски утонченное, с ровными бровями, прямым носом и тонкими губами, что сложились в открытую, такую добродушную улыбку. — Ты спасла жизнь моему другу. — Оби?.. — почти шепотом переспросила Блеймор. Юноша кивнул. — Именно. Я у тебя в долгу, милая леди, — незнакомец взял левую руку Шираюки и поцеловал тыльную сторону ее ладони, как в самых настоящих романах. — Даже в столь темном мире принято платить за добро добром. Если у тебя возникнут проблемы, — он отстранился и полез в карман куртки, извлекая оттуда явно несколько раз смятую визитку туристического агенства, — не стесняйся обратиться ко мне. Теперь прости, я должен идти. Надеюсь, мы еще увидимся, — юноша отсалютовал и пошел в противоположном от Блеймор направлении. Она несколько долгих секунд смотрела на его силуэт, пока тот не затерялся в нахлынувшей толпе людей. Шираюки рассмотрела смятую карточку. На ее обратной стороне неровным почерком была выведена буква «Р» и адрес.***
Многие говорят, что мы не умеем любить. Мир мафии слишком темный и жестокий, чтобы в нем было место таким светлым и, кажется, неземным чувствам. Говорят, что нас волнуют только деньги, власть и слава. Словно в этой короткой, наполненной страданиями жизни нет ничего более существенного. Глупые, глупые люди. Мы умеем любить так, как не любит никто. Самозабвенно, наслаждаясь каждой минутой в обществе того, кем ты дорожишь, выжигая воспоминания о редких спокойных моментах под коркой мозга. Страстно и жестко, нежно и трепетно, так, что сносит крышу и разрывает сердце. Потому что смерть — лучший катализатор чувств. Любовь, ненависть, радость, страх — все чувства обостряются до предела, когда ты знаешь, что каждый новый день может стать последним. Франциск Леруа
***
Стояла оглушающая тишина. Птицы за окном уже давно не пели, и ветер, поднимавший шелест листьев, стих. Серое небо, нависшее комом, уютным пледом укутало Нью-Йорк. Сквозь открытое окно в кабинет проникал аромат свежести после прошедшего накануне дождя, и Изана сделал глубокий вдох, прикрывая глаза. Он расслабленно откинулся на спинку кожаного кресла, постукивая пальцами левой руки по подлокотнику, и, наплевав на собственные манеры, закинул ноги на секретер, не обращая внимания на грязь, что засохла на дорогих туфлях. Его черная шелковая рубашка была расстегнута на две пуговицы, а в тон ей галстук ослаблен. Правая ладонь крепко обхватила рюмку с коньяком, уже третью по счету. Внешне Изана казался безмятежным, но то была лишь маска спокойствия, которую он примерил на сегодняшнее утро. Дорогой алкоголь снова вскроет его душу, обнажит зияющие раны, и он снова продолжит заливать их, все больше и больше погружаясь в собственное отчаяние. Изана упивался счастливыми воспоминаниями, предавался грезам и думал: а что, если бы?.. Несбывшиеся мечты холодным ножом врезались в сердце, и ран становилось только больше, но разве Вистериа это волновало? Его, кажется, не волновало абсолютно ничего. Мир перестал существовать. Не было ни мафии, ни семьи, ни контрактов. Не было Кристиана, войны… И любви. Было пусто, темно и сыро на задворках его сознания, и лишь терпкий привкус коньяка был непонятной буро-оранжевой кляксой, что выделялась на сером фоне. Изана сделал глоток и вздрогнул. То, что должно было помочь забыться, вызывало в сознании так ненужные сейчас воспоминания о сером надгробии в виде плачущего ангела, руки которого были протянуты к небу в мольбе, и о золотом медальоне, что опутывал тонкие запястья скульптуры. А еще о белых лилиях на закрытом гробу, в котором покоилось тело любимой женщины, и о тихом, монотонном голосе старого священника. Прошло два дня с тех пор, как Ирен покинула его, и сегодня Изана простился с ней. Навсегда. Он наблюдал за тем, как Чарли и Зен закапывали могилу, а ему казалось, будто в той холодной, сырой земле лежит он. Рядом с ней, крепко прижимая к своей груди. Ему мучительно хотелось, чтобы так и было, но в реальности Вистериа даже не смог увидеть ее в последний раз. Его воображение в тот момент само писало портрет Ирен. Только ярко-рыжие волосы, которые всегда напоминали ему об огне, рядом с которым он чувствовал себя так же уютно, как путник у костра, теперь напоминали умирающий закат, а серо-голубые глаза были стеклянными, с обращенным в никуда взглядом. Эта картина вновь всплыла в подсознании, поднимая в груди Вистериа неприятное чувство. Он не хотел… Помнить ее такой. — Ныне же вверяем душу покойной Всевышнему, — тихо повторил слова священника Изана, распахнув веки. Он перевел взгляд на потолок, и на губах его скользнула язвительная улыбка. — Очередная жертва в твою честь, Господь, — мужчина поднял рюмку, словно произнес тост, и залпом опустошил все содержимое. Холодный порыв ветра скользнул по лицу Вистериа, колыхая бордовые портьеры. А потом раздался стук в дверь, и Изана отвлекся, поставив пустующую рюмку на стол. — Войдите, — мужчина не стал убирать ноги с секретера. Он устремил взгляд голубых глаз на вид, что открывался за окном, наблюдая за розами, мерно покачивающимися на ветру. Дверь мягко закрылась. Вошедший в кабинет человек сделал несколько шагов в сторону дивана и сел. Раздался шорох одежды, глубокий вдох и все стихло. Изана, казавшийся безучастным в этом спектакле жизни, даже не повернул в сторону гостя голову: он слишком хорошо знал, что этот разговор между ним и братом неизбежен. Но мужчина не был готов к нему сейчас, поэтому нарушил молчание первым: — Филиппа так и не нашли? — его голос прозвучал хрипло, будто враз утратив всю силу и мощь. — Уайт покинул поместье еще до того, как мы уехали в Уоткинс-Глен. Нужно время, чтобы напасть на его след, — Зен достал из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку. Он закурил, выпуская облачко серого дыма изо рта. — Я сам займусь отловом крыс, только дай мне время. — У нас нет времени, — уголки рта Изаны приподнялись в печальной усмешке. — Сколько еще недель пройдет, прежде чем Кристиан получит в свои руки чип? Сколько еще дорогих мне людей погибнет, пока мы не уничтожим это? — Она была дорога не только тебе, — мрачно заметил Зен и сделал еще одну затяжку. Он затушил половину сигареты о пепельницу, что стояла на стеклянном столике перед диваном, и взлохматил свои уложенные волосы пятерней. — Малколм не говорит с того самого дня, как Ирен… — парень осекся и затих. — Погибла. Она погибла, Зен, — Изана все же посмотрел на брата, и лишь сейчас Вистериа-младший увидел, как сильно осунулось его лицо за прошедшие несколько часов. Человек перед ним не был разбит. Человек перед ним был уничтожен осознанием. — Погибла, — повторил Зен, будто пробуя это горькое слово на вкус. — Но на войне не избежать жертв. В этом случае смерть — всего-лишь начало, и все, что мы можем — только мстить, возмещая долг. — Месть не вернет ее мне, — Изана отрицательно покачал головой, приподнимая уголки губ в усмешке. — Не вернет мне потраченные на глупую беготню годы, не вернет мне счастливое будущее… Месть просто утопит нас в крови. Зен рассмеялся. Сухо и безэмоционально. — Ты будто повторяешь слова матушки. И что же? Мы будем спокойно существовать дальше, занимаясь обыденными делами? Сделаем вид что этого не было, да? — в голосе парня скользило презрение. Изана молчал, вперив взгляд в лицо младшего брата. Он будто проникал в самые потаенные уголки его души, пытаясь докопаться до чего-то, что было ему не предназначено. Тишина затянулась, и казалось, пройдет еще несколько мгновений — и она станет осязаемой, повиснет натянутой струной между ними. Но Вистериа-старший, словно принял какое-то важное для себя решение, наконец, отвел взгляд и, тихо вздыхая, наполнил свой бокал снова. — Я не буду мстить, Зен. Я буду уничтожать, — Изана сбросил ноги со стола и встал, подойдя к окну. — Мы сотрем с лица Земли это чудовище, и Нью-Йорк наконец-то вдохнет полной грудью свежий воздух, не испорченный миазмами этой тьмы, — мужчина сделал глоток коньяка и причмокнул. — А чтобы это сделать, нам нужно вернуть то, с чего все началось: проклятый чип. И тогда я сломаю империю Шенезард на маленькие кусочки. Уничтожу его самого… — его рука крепче обхватила рюмку, — как он уничтожал меня, — Изана разбил ее о стену. Громкий звон стекла несколько долгих секунд стоял в ушах, пока Вистериа-старший, наконец, не осознал, что кровь тонким ручейком стекает по его ладони на дорогой ковер. Он разжал руку, глядя на осколки стекла в порезах, и не почувствовал ничего. Даже боль затерялась где-то на периферии сознания. — Мы не герои, Изана, — мужчина вздрогнул, когда почувствовал руку брата на своем плече. — Не нам изгонять тьму из этого мира. Наше предназначение в том, чтобы выжить, — тихо сказал Зен, чуть крепче сжимая плечо, — в том, чтобы защитить то, что дорого, или отплатить за кровь кровью, — добавил парень, отстраняясь. — Я позову Манфреда, он обработает это безобразие. — Уже у двери Вистериа-младший обернулся, встречаясь взглядом с Изаной: — Хватит загонять себя в угол. Ирен… Не хотела бы видеть тебя таким. Дверь закрылась с тихим скрипом. Стих и ветер. В кабинете вновь воцарилась оглушающая тишина, изредка прерываемая срывающимися с кровоточащей руки Изаны каплями крови. Кап. Кап. Кап.***
Всю свою сознательную жизнь люди от чего-то куда-то бегут. Спасают свои шкуры, наплевав на других, прыгают по головам, и все ради чего? Ради того, чтобы выжить. Оби давно понял, что в этом мире выживает сильнейший. Умей адаптироваться или умри — так говорил Кристиан, и в некотором смысле Окамото действительно был благодарен ему за такой ценный, пусть и очевидный, совет. Он адаптировался. Позволил холодной, липкой тьме заполнить пустоту внутри него, а мести расстелить кроваво-красную дорожку, по которой он шел ровно два года с высоко поднятой головой. Оби хотел ударить побольнее. Сжечь, уничтожить, растоптать все, что могло бы радовать Изану. Когда Окамото делал этот выбор, ему казалось, что лишь это способно заставить воспоминания о горящем многоквартирном доме в Квинсе утратить яркость. Казалось, что кровь сможет вымыть запах жженого мяса и гари из легких. Так почему же сейчас он чувствовал себя разбитым и жалким? Почему одна лишь мысль о том, что Ирен погибла из-за него… Заставляла его чувствовать себя живым? « — Возможно, я не такой дерьмовый человек, если испытываю вину», — с усмешкой подумал Оби, рассматривая огромную лужу под окном. В ней он видел маленький кленовый лист, который из-за порывов ветра метался от края к краю. Символично, черт побери. — Мне казалось, тебе нельзя вставать, — тихий голос Реджи раздался в полупустой комнатушке эхом. Окамото обернулся, фыркая. — Я не намерен лежать подобно овощам в ящике. — В твоем нынешнем положении ты больше похож на мумию, не на овощ, — Реджи скептически изогнул бровь, открыто рассматривая Оби. Его грудь, шея и руки были покрыты белыми бинтами, на которых выступили красные отметины, и Шенезард, со вздохом поставив на стол поднос с супом, недовольно покачал головой. — Тебя проще добить, чем убедить лежать смирно. — Но ты забрал меня из госпиталя, а не добил, — Окамото подошел к креслу и натянул темно-серую толстовку. — Зачем же? — Триумвират предполагает наличие троих людей в союзе, Оби. Если ты умрешь, какой же смысл в этом слове? — Реджи добродушно улыбнулся, жестом указывая на тарелку. — Ешь. Ты нужен мне живым и полным сил. — У нас есть план? — поинтересовался Окамото, присаживаясь за стол. — Вроде того, — Реджи потер руки и сел в кресло, грациозно закинув ногу на ногу. — И в этом деле мне понадобятся твои особые умения. — Не сказал бы, что куда-то пойти и кого-то убить — особые умения, — Оби хмыкнул, принимаясь за пищу. — Убить так, чтобы не поймали тебя, нужно уметь, — Шенезард подпер рукой голову, — а если ты убьешь босса банды «Сокол»… — Быстрые ноги смерти не боятся, — в голосе киллера впервые за долгое время появился интерес. — И зачем же я должен убить эту пташку? — Папа контролирует шесть банд по всему Нью-Йорку. Эти… Гм, люди, по-настоящему верны ему, поэтому бизнес работает как часы. Но если вынуть одну шестеренку, часы встанут. А если парочку, то, может быть, и вовсе сломаются, — Реджи довольно улыбнулся, будто предвкушая это. — А в это время Вистериа заберут чип, — Оби отложил ложку в сторону и повернулся к Реджи лицом, прищурившись. — Какая удача. — Это в наших интересах, — Шенезард неопределенно пожал плечами. — Ты просто надеешься, что это его образумит. Но такие люди не меняются. — Моя цель — уничтожить то порочное колесо, что перемалывает кости невинных, и это лучший способ, — резко ответил Реджи, и улыбка сошла с его лица. — Убить папу — легче простого, но как же наивно полагать, что Нью-Йорку от этого станет лучше! — Так теперь мы боремся за Нью-Йорк? — Оби хмыкнул. Он встал и снова подошел к окну, уставившись на темно-серое небо. — Мы все преследуем свои цели. Ты вечно жаждешь мести, матушка Гаррак хочет получить свободу. Мои же мысли о чем-то более глобальном, — взгляд Реджи стал меланхоличным, — я хочу сделать этот мир лучше… Правильнее. — Перекроить его под свои идеалы не значит «правильно», — Оби обернулся. — Это уже моя забота, — взгляды молодых людей скрестились, будто клинки в поединке. — Важно лишь то, что каждый из нас в итоге получит желаемое. — Пусть так. Но мне бы не хотелось убивать еще и тебя, — Окамото шумно выдохнул. — Я не люблю лишнюю работу. На несколько секунд воцарилась оглушающая тишина, пока Реджи не стал тихо посмеиваться. Он утер костяшками пальцев выступившие слезы и резко встал, подходя к Оби в плотную. Парень затих, словно гипнотизируя тяжелым взглядом киллера. — Будь уверен, что убивать меня не придется, — в голосе Шенезард вновь появились веселые нотки, но отчего-то Оби казалось, будто в карих глазах видны искры безумия. Он уже видел этот взгляд раньше, и где-то на периферии сознания понимал, что поговорка «яблоко от яблони» здесь действительно уместна. Пусть отец и сын руководствовались совершенно разными целями и следовали иным принципам, их все еще объединяло одно: желание возвыситься над всеми. — Прекрасно. Так когда же мы начнем приводить в исполнение твой план? — спросил Окамото, сложив руки на груди. — Скоро, — Реджи будто очнулся, отвлекшись от своих мыслей. Его взгляд стал осознанным, как и всегда. — Осталось дождаться одну милую леди… А тебе не мешало бы немного придти в себя, — юноша отвернулся и подошел к вешалке. Он снял свою куртку и накинул ее на плечи, проверив в карманах наличие ключей от номера и телефон. — Отдыхай, пока есть возможность. Реджи вышел, тихо затворив за собой дверь. — Это всего-лишь затишье перед бурей, — пробормотал Оби в пустоту.***
Эта ваша «чистая и светлая» любовь даже рядом не стояла с обычной ненавистью. Ненависть — единственное, что заставляет пахать до кровавых соплей и содранной кожи. Банальная, типичная, обыденная, очень мощная ненависть. Ведь когда ты любишь — ты желаешь лишь защищать. Оградить того, кто тебе дорог, от всех бед чертового мира. Когда ты ненавидишь — ты желаешь уничтожать. Отомстить за того, кто тебе дорог, самыми изощренными способами; заставить тех, кто причинил ему боль, давиться собственной кровью. Эта мотивация куда сильнее и более реальна, чем дух «хэппи энда», который нам прививали в детстве с помощью прекрасных сказок, где лишь любовь толкает на самые отважные поступки. Гаррак Газельт
***
За окном было еще сумрачно, когда раздался трезвон телефона. Зен заворочался в кровати, слепо нашарив на тумбе смартфон. — Какого хера? — сонно пробормотал Вистериа, уткнувшись лицом в подушку. Голова буквально раскалывалась — спал он мало и плохо, а оттого и соображал парень медленно. — И так ты приветствуешь друзей? — знакомый голос заставил Зена резко отлепить лицо от подушки и отстранить телефон от уха. Он несколько секунд пытался сфокусировать взгляд на имени звонящего, будто хотел удостовериться в том, что слух его не подводит. — Твою же мать, Митсухиде, — выругался Вистериа, но на его лице появилась вымученная улыбка. Он сел в постели по турецки и взлохматил волосы пятерней. — Наконец-то я тебя услышал. Куда пропали? Ни слуху ни духу две недели. — Дельце было не из легких, куда мы только не пробирались, так что времени позвонить не было, — отозвался Луэн с тяжелым вздохом. — С вами все в порядке? — обеспокоенно спросил Зен, уловив в интонации друга усталость. — Да, мы возвращаемся домой. В твоих же интересах оказать мне королевский прием, иначе я упаду и расшибу себе лоб. А как мир переживет потерю такого гения? — Клоун, — Зен хмыкнул. — Вам удалось что-нибудь найти? — Ну, мы нашли тачку. Прошерстили почти все парковки и гаражи, а на деле все оказалось куда проще, — Митсухиде замолчал, будто что-то обдумывая. — Нет, это правда было так очевидно, что мы сами усложнили себе жизнь. — Не говори мне, что Бэйкер оставил тачку дома… — Ага, — Луэн был удивлен не меньше. — Подробности расскажу потом, но задание выполнено, сэр. А у вас есть какие-то новости? Как там Шираюки? Еще не затащил ее в постель? Зен скрипнул зубами. Такие простые, обыденные вопросы будто ножи врезались в сердце. — Лучше обсудить это при встрече. Новостей многовато, — его голос сорвался на хрипотцу. — А что до Шираюки… Мисс Блеймор покинула нас. — Ты отпустил ее домой? Я думал, она будет штурманом на «Большой гонке», — изумленно пробормотал Митсухиде. — Эта роль переходит тебе, — спокойно отозвался Зен. — Есть проблемы посерьезнее моего увлечения девушкой. — Да, но это… Как-то странно. Ты подпустил ее слишком близко к этому миру и сам же отказался. Это довольно опасно, не думаешь? — Чарли и Франц за ней присмотрят, так что ей ничего не угрожает, — Зен откинул одеяло в сторону и встал. Он подошел к окну, рассматривая бледно-розовое небо. — Я… — он осекся, прикусив язык, — мы должны думать о другом. — Видимо, случилось что-то действительно серьезное, — Вистериа услышал голос Кики. — Пожалуй, — сказал Митсухиде, явно кивая. — Ладно, дружище, до встречи. Ждите нас к вечеру. — До встречи, — пробормотал Зен, сбрасывая звонок. Он положил телефон на подоконник и закрыл глаза, собираясь с мыслями.***
Ее скромный лофт в Бушвике напоминал маленькую комнатушку. Здесь по-прежнему стояла полуторная кровать, застеленная бежевым покрывалом, маленький потрепанный диван, комод и деревянный столик. Гостиная, которая по сути и являлась спальней, по-прежнему была смежна с кухней. За два месяца здесь не изменилось ничего. Только слой пыли стал гуще, а воздух еще более спертым. Дышать было тяжело, и даже открытое окно не спасало — в лофт проникал запах резины и кожи из обувной мастерской на первом этаже. Шираюки раскладывала вещи, которые ей привезла Кэт несколько дней назад, по полочкам. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, и виной тому была вовсе не уборка, которую тут довелось провести — сказывалось сильное эмоциональное истощение. Блеймор вновь почувствовала себя одинокой и потерянной. — Должно быть, человек слишком быстро привыкает ко всему хорошему, — тихо пробормотала Шираюки, подпирая комод коленом. Один из ящичков отказывался задвигаться обратно, и девушку это так злило, что она раздраженно ударила по нему кулаком, будто это могло помочь. Эмоции просто захлестнули ее, и Блеймор полностью вытянула тяжелый ящик с только что уложенной одеждой, разбросав ее по полу. Все сыпалось из рук. Мысли роились в голове, не позволяя даже перевести дыхание. Она еще слишком отчетливо помнила тот день, когда жизнь разделилась на четкое «до» и «после». Тогда внутри нее зародился страх. Такой сильный, такой всепоглощающий, что Блеймор вскакивала с кровати среди ночи в холодном поту, с едва затихшим собственным криком. — Прости… — едва слышно прошептала Шираюки, падая на колени. Ее рука все еще сжимала ящик комода, но из-за слез она его почти не видела. Пред внутренним взором в очередной раз появилось лицо Ирен — такое красивое, с легкими веснушками и веселой улыбкой, и будто наяву Блеймор видела, как пламя искажает его. Горящая машина преследовала ее, и хоть прошло уже несколько дней, воспоминания о ней не меркли. Было страшно понимать, что Миллер больше не появится на пороге ее дома, не фыркнет в привычной манере и не утащит навстречу приключениям. Осознание этого терзало душу Шираюки, но будто в противовес собственному прошлому она боялась будущего. Боялась, что люди, которыми она дорожит, погибнут. Только правда была в том, что смерть придет за всеми ними. За кем-то раньше, за кем-то — позже, но вечности и навсегда не будет точно. Блеймор утерла слезы рукавом кофты и встала, оставив несчастный ящик комода одиноко лежать на полу. Она подошла к вешалке, где была ее куртка, и достала из кармана смятую визитку туристического агенства. — Эр… — девушка обернулась и окинула взглядом весь тот бардак, что устроила, и это будто стало последней каплей. Она вернула визитку в карман, взяла телефон и накинула верхнюю одежду.«Пока ты цветок, Шираюки. И ты идешь против своего ветра, сворачивая совсем не туда.»
Блеймор качнула головой, отгоняя от себя слова Марии. Сейчас она была готова прыгнуть в этот омут с головой, хотя впереди была только призрачная надежда на то, что она чем-то сможет помочь. Но в одном Шираюки была уверенна точно: бездействовать, когда судьба подарила ей шанс защитить кого-то, было бы глупо. Жить в страхе, ожидая смерти… Не такого будущего она хотела.***
Для меня любовь это яд. Она отравляет твой разум, заставляет делать сумасбродные вещи, просто не позволяет мыслить рационально, ослепляя так, что ты не видишь ничего, кроме любимого человека. И я предпочел от яда отказаться. Мне не хотелось убивать себя — пусть медленно, пусть так сладко… Потому что в моей жизни был более глобальный план, который предполагал холодную расчетливость и трезвый взгляд на вещи. Мыслить иррационально не подходит человеку, который вынужден бороться за свою жизнь. И уж тем более тому, кто блуждает в потемках, где единственный источник света — кроваво-красная дорожка смерти. Оби Окамото
***
Отель в трущобах Нью-Йорка выглядел совсем обветшалым, будто вот-вот здание полностью завалится. Дорога здесь была непригодна для езды, и даже окружающие эти ровные ряды однотипных серых домов растения казались печальными. Пахло здесь мокрой шерстью, отходами и бензином, поэтому Шираюки постаралась не задерживаться на улице, буквально забегая в отель. «Лучше пусть меня что-то придавит, чем наслаждаться подобным букетом ароматов», — вздрогнув, подумала Блеймор. Она подошла к регистрационной «стойке» — в сущности, это был просто стол, — за которым сидел лысый мужчина лет пятидесяти. Он жевал спичку, разгадывая судоку. — Эм… Простите, — Шираюки обратилась к нему, но мужчина и ухом не повел. — Сэр! — Дядя Сандро глухой, ему не дано слышать твой голос, — из ближайшего номера выглянул уже знакомый юноша. — А ты все-таки пришла. Проходи, милая леди, — он вышел из номера и жестом указал на дверь. Блеймор колебалась несколько секунд, но, крепко сжав в руке карточку, которую дал ей этот странный тип, все же вошла. В номере было две простых кровати с темными клетчатыми покрывалами, между которыми висела картина с белыми маргаритками, обшарпанное кресло, небольшой телевизор родом из девяностых, и простой деревянный стол с выдвижными ящиками, за которым сидел темноволосый парень в темной толстовке. Он разбирал снайперскую винтовку, и Шираюки, наблюдая за этим, застыла в дверях. — Что за… — Это и есть та самая «милая леди», о которой ты говорил? — Оби хмыкнул, отложив в сторону оружие. — Что же, рад тебя видеть, мисс Блеймор. Спасибо, что тогда не бросила меня умирать. Реджи осторожно подтолкнул Шираюки вперед и закрыл за ними дверь. Он даже потянулся к плечам девушки, желая помочь снять куртку, но она отшатнулась, как от огня, чуть ли не вжимаясь в стену. — Вы… Собираетесь меня убить? — едва слышно спросила девушка, рассматривая винтовку. Окамото проследил за ее взглядом и хмыкнул. — О, нет-нет, что ты. Это… Подготовка к небольшому представлению, — он приподнял уголки губ в легкой улыбке, и от этого по спине Шираюки побежали мурашки — настолько зловещее было зрелище. — Позволишь? — парень, которого Оби назвал Реджи, вновь протянул свои руки к ее плечам, и Блеймор кивнула, с его помощью снимая куртку. — Присаживайся. Хочешь чаю? На улице довольно прохладно. — Нет, я… Пришла сюда не за этим, — Шираюки отрицательно качнула головой, глядя Реджи прямо в глаза. Она почувствовала себя менее скованной. — Ты говорил, что поможешь мне, если возникнут проблемы. — Разумеется. Даже больше скажу, в одном дельце мы можем помочь друг другу, — юноша улыбнулся во все тридцать два зуба, присаживаясь на ближайшую кровать. Шираюки не оставалось ничего иного, кроме как сесть в кресло напротив. — Что это значит? — Ты ведь пришла сюда из-за Вистериа? «Большая гонка» уже на носу, и конечно же, ты хочешь помочь, — будто читая ее мысли сказал Реджи. — Как ты… — Не спрашивай, господин Шенезард осведомлен обо всем, — Оби фыркнул, наблюдая за этим спектаклем. — Сильные мира сего обладают информацией, а не грубой силой, — подчеркнуто вежливо сказал Реджи. — Шенезард? Ты сын Кристиана? — Шираюки удивленно вздернула брови, когда юноша напротив нее кивнул. — Это он рассказал тебе про Ra-2? — она перевела взгляд на Оби. — Ах, какая внимательная леди! — с детским восторгом прошептал Реджи. — Ты права, моих рук дельце. Жаль, конечно, что та встреча обернулась именно так… Лицо Блеймор тут же омрачилось. Она закусила нижнюю губу, отворачиваясь. — Ты говорил, что мы можем помочь друг другу, — после секундного замешательства сказала девушка, переводя тему. — Я слушаю. — Тогда к сути дела, милая леди. Видишь ли, мой папа очень заинтересован в этом чипе. Забрать его… Будет очень не просто, — Реджи посмотрел на потолок, упираясь руками в кровать. — Изана очень наивен, если правда думает, что его младший братик сможет выиграть гонку и просто получить любой автомобиль из гаража Бэйкера. В день «Большой гонки» Джерард перевезет машину в Канаду, а там-то ее и след простынет, пока папа не получит нужную информацию. — И как остановить Джерарда? — Шираюки окинула Реджи внимательным взглядом. Тот казался задумчивым, будто его сознание находилось вовсе не здесь. — Отвлечь, — вместо него ответил Оби. — Поэтому ты хочешь, чтобы я убил главаря «Сокола». — Мне чертовски нравится работать с такими проницательными людьми! — довольно сказал Шенезард, растягивая слова. — Именно так, внимание папы нужно сосредоточить на другом. Твоя помощь, милая леди, нужна не мне, — он сел ровно и встретился взглядом с зелеными глазами Блеймор, тихо добавив: — ты пойдешь с Оби. — Что? — хором выкрикнули молодые люди. — А что? Простите меня на слове, но вы оба — пока что неполноценны. Оби едва передвигается после той стычки в Уоткинс-Глен, а ты, милая леди… — Реджи смущенно улыбнулся, не желая обижать девушку, — сможешь чему-то поучиться. Работая вместе образуете нечто цельное. — Это как минимум неразумно! — запротестовал Окамото. — Я справлюсь и один. Подвергать ее опасности после того, что она пережила… — Еще как разумно для всех нас, — спокойно перебил его Реджи, махнув рукой так, будто отгонял надоедливую муху. — Ты уничтожишь лидера «Сокола», она тебя прикроет. Бегает всяко быстрее, чем мумия, — Шенезард игриво вздернул бровь, в ответ на что Оби обреченно простонал. — Матушка Гаррак в это время организует облаву с помощью Департамента полиции Нью-Йорка и накроет портовую банду в Бруклине. Ну, а я… Сцеплю пару важных шишек между собой. Случится разлад, и папа будет отвлечен стычками среди своих же людей. При всем желании, он не сможет уследить за бездарным племянником, что будет на руку Зену, — Реджи добродушно улыбнулся. — Ну так что, милая леди? — он ловко поднялся с кровати и встал перед Блеймор на одно колено, одарив проникновенным взглядом карих глаз, — ты готова пойти на это, чтобы помочь ему получить чип? Шираюки ошарашено смотрела на лицо юноши, и лишь спустя несколько мгновений почувствовала раскрытую ладонь на своей коленке. Она колебалась несколько мгновений, и внутренний голос ее приказывал бежать от Реджи как можно дальше. — Я… — Блеймор подняла свою руку и вложила ее в ладонь Реджи для рукопожатия, отмахиваясь от надоедливого предчувствия, — сделаю все, что в моих силах.