(Не)истинность

День на третий Эндрю начал выходить из комнаты. Правда, общаться ни с кем он при этом не желал, а просто уходил из дома и бродил по окрестностям, не обращая внимания на нескольких слуг, которых отец Джейсона к нему приставил просто на всякий случай. Учитывая, что родителей Эндрю убили, хотя должны были задержать – он решил перестраховаться. Эндрю не возражал, а выглядел до жути безучастно, будто и не замечал, что за ним на почтительном расстоянии плетутся двое альф. Он вообще блуждал смутной тенью себя самого, и куда-то за эти короткие дни подевалась и безупречная осанка, и желание следить за собой, и манеры. Впрочем, никто его в этом не винил. Коди, попытавшийся по просьбе мужа с ним сблизиться, получил вежливый отпор и отступил, не решаясь влезать туда, куда не просят. В результате более-менее подпускал к себе Эндрю только старшего омегу. Джейсон наблюдал за Эндрю со стороны, но тоже не приближался, не желая его лишний раз нервировать. Одна его попытка уже довела Эндрю до очередного срыва, пусть и ненамеренно. Встретив однажды утром бесцельно бредущего по тропинке вокруг дома Эндрю, Джейсон вспомнил про лошадь, которая, получив надлежащий уход, снова становилась похожа на себя прежнюю, и решил в конце концов организовать их встречу. Учитывая, что последние дни Эндрю больше напоминал безучастный ко всему призрак, Джейсон решил его хоть немного расшевелить. – Эндрю, – окликнул он его. Эндрю остановился, повернулся на голос, но больше никак не отреагировал. Джейсону от этого его пустого взгляда стало совсем не по себе и, кое-как собравшись с духом, он решительно приблизился. – Пойдем, – он потянул Эндрю за локоть, с некоторым облегчением замечая на его лице недоумение и капельку любопытства. – Да идем, – Джейсон настойчивее увлек не сопротивляющегося Эндрю за собой в сторону конюшен. Догадавшийся, куда они идут, Эндрю враз помрачнел. Видимо, он решил, что ему попытаются вручить какую-нибудь лошадь для успокоения, но после случившегося больше всего на свете Эндрю не хотел видеть коней. Он вспоминал о своей явно проданной уже какому-нибудь негодяю любимице, которую он не смог уберечь так же, как родителей. Эта лошадь всегда была его, одного его, ответственностью, и теперь она неизвестно где; и неизвестно, жива ли она вообще. – Джейсон, – начал было Эндрю, пытаясь высвободить руку, но тот решительно развернул его в сторону одного из стойл. Джейсон, углядев в его глазах недоверчивую радость, мысленно успел уже возликовать, что все получилось, как нельзя лучше... И совсем не ожидал, что в следующую секунду Эндрю, распахнув негодующе скрипнувшую дверцу, с криком «Герда!» повиснет на шее у лошади и разрыдается. Джейсон не был противником чужих слез; напротив, он искренне считал, что любой человек – неважно, альфа он или омега – имеет право плакать, если в его жизни случилось что-то из ряда вон выходящее. Вот только Джейсон, как и многие альфы, совершенно терялся, если видел плачущих омег. Он ощущал себя рыбиной, которую то вытаскивают из воды, то впихивают обратно, выбивая из колеи. Поэтому поступил Джейсон как и любой альфа – отловил проходящего мимо конюшего, тащившего ведра с водой, и приказал немедленно привести сюда папу. Конюший – совсем еще мальчишка, – с любопытством глядя на плачущего в обнимку с лошадью господина, отставил ведра и резво умчался в дом за хозяином. Прибежавший на зов папа, обнаружив рядом с Эндрю виноватого сына, отвесил ему несильный подзатыльник и жестом указал на выход. – Он только начал успокаиваться! – прошипел папа тихо, но всхлипывавший Эндрю его все равно услышал и оторвался от шеи лошади, которая меланхолично пыталась сжевать его короткие светлые волосы в знак, видимо, дружелюбного расположения. – О-он не винова-а-т, – говорил Эндрю настолько невнятно, что Джейсон с папой озадаченно застыли, пытаясь понять эту мешанину звуков. – Я д-дума-ал, что н-никог-гда ее н-не ув-вижу-у, как р-родите-лей, – пояснил он, почему-то заикаясь, и снова разрыдался. Папа, хоть и убедившийся, что сын не нарочно довел его подопечного до срыва, все же повторил свой жест, намекающий на то, что Джейсону пора бы уже и честь знать. Джейсон, оказавшийся без вины виноватым, поспешно ретировался, оставив папу разгребать последствия его вообще-то попытки помочь Эндрю. Отчасти, впрочем, попытка сработала и себя оправдала – с того дня Эндрю стал постоянно возиться со своей возвращенной лошадью, отгоняя от нее конюших, и снова начал ездить верхом. На приставленную охрану он по-прежнему не обращал внимания и вел себя все так же нелюдимо. Конюшие периодически докладывали, что Эндрю постоянно разговаривает с лошадью так, будто она ему при этом еще и отвечает, и это тревожило всю собравшуюся под одной крышей семью Ридов. Плюс ко всему, Эндрю все чаще предпочитал одиночество, избегал людей и, наверное, произносил что-либо только в присутствии лошади – потому что его голоса уже давно никто не слышал. Утвердив, что мальчику нужна срочная социализация, папа настоял на исключительно совместных приемах пищи, и теперь несколько раз в день за столом собирались все жители дома, включая не сумевшего отказаться от этого мероприятия Эндрю, которого усадили рядом с Джейсоном. Правда, социализации это не слишком помогало – Эндрю отдалялся и отстранялся от них с таким упорством, будто ему за это платили. И если «альфья» часть семьи с примазавшимся к ней Коди была в принципе не удивлена и не ждала ничего иного, то папу Джейсону было жалко. Недовольство поведением Эндрю все скапливалось и скапливалось с течением дней, и в конце концов река терпения вышла из берегов. – Эндрю, это твое любимое, я попросил приготовить, – подталкивая к Эндрю блюдо с мясным пирогом, увещевал папа. Эндрю улыбался с отстраненной вежливостью и продолжал делать вид, что ест. Остальные домочадцы молчали, наблюдая краем глаза за происходящим. – А еще я заказал тебе одежду, лучше, если все будет новое, правда? – тактично не упоминая, что Эндрю лишился вообще всего, продолжал папа. Эндрю согласно кивал и снова утыкался взглядом в тарелку, даже не пытаясь делать вид, что ему хоть немного интересны люди вокруг. По лицу Джеймса и отца Джейсон понимал, как им не нравится поведение Эндрю – со стороны и вовсе казалось, что он воспринимает все происходящее как само собой разумеющееся. Будто все так и должно быть, и все ему должны вне зависимости от чьего-либо желания. Джейсон и сам медленно закипал, мысленно старался делать скидку на депрессию Эндрю, но желание разбить об его светловолосую голову тарелку за такое отношение к папе никуда не уходило. – А... может, тебе что-нибудь нужно? Ты скажи, я сразу... – совсем безнадежно проговорил папа. – Извините, – не дожидаясь какой-либо реакции, Эндрю поднялся на ноги и скрылся в коридоре. Джейсон посмотрел на приунывшего папу, с досадой отставившего почти нетронутую тарелку с едой, и разозлился окончательно. Папа, сообразив по его лицу, что дело нечисто, попытался было его остановить, но его заставил сесть обратно отец. – Прошу прощения, – Джейсон вышел следом за Эндрю, уточнил у оказавшегося рядом слуги, куда он направился и поднялся на третий этаж. В правом крыле третьего этажа располагались комнаты родителей, их рабочие кабинеты и прочие помещения, которые папа посчитал необходимыми для комфортного проживания. Левое крыло было отведено под комнаты для гостей, но чаще они простаивали за ненадобностью, потому что, несмотря на взаимовыгодную дружбу всех со всеми, родители не слишком любили оседающих в доме гостей. Исключение составляли Эвансы, но те жили от них достаточно близко и предпочитали возвращаться домой, а не оставаться ночевать под чужой крышей. Сейчас же в левом крыле обитал временно поселенный в одной из комнат Эндрю, и именно к нему Джейсон и направился. Местонахождение нужной комнаты Джейсон выведал еще у слуги, поэтому двинулся прямо к двери, не утруждая себя предупредительным стуком. Эндрю сидел на стуле у окна, неестественно ровно держа спину, будто ему к ней доску приколотили. Джейсон машинально задался вопросом, насколько тяжело ему постоянно следить за осанкой, но в итоге пришел к выводу, что Эндрю вряд ли вообще осознает, как он в последнее время напряжен. Услышав негромкий хлопок двери, Эндрю повернул голову и равнодушно посмотрел на него. – Значит, так, – не давая Эндрю, если он вообще собирался это делать, что-либо сказать, начал Джейсон. – Я все понимаю, ты лишился родителей и тебе сейчас очень и очень плохо. Но не смей так относиться к человеку, благодаря которому ты сейчас жив и здоров, а не валяешься в каком-нибудь борделе! Если бы не папа, я бы вряд ли додумался вытаскивать тебя с суда, поэтому... – раздраженно выплевывая слова, начал Джейсон свою поучительную речь. Осекся он потому, что Эндрю, на мгновение прикрыв глаза, отвернулся к окну, сжимая пальцами тонкую переносицу. – Может, меня и не надо было спасать, – глухо отозвался он. – Домашние мальчики вроде меня долго в борделях не протягивают, а тебе не пришлось бы заключать брак, – со страшной, обреченной рассудительностью добавил Эндрю. Джейсон, мысленно поблагодарив небеса за то, что с его семьей все в порядке, вздохнул и присел на кровать, опираясь локтями на колени. Совсем не верилось, что с жизнерадостным и беззаботным «домашним», как метко выразился Эндрю, мальчиком могли произойти такие перемены за такой короткий срок. – Умереть никогда не поздно. Выбрать жизнь проблематичнее и сложнее, но... – пытаясь осторожно сформулировать свою мысль, начал Джейсон, сбавив тон. Глупо ругаться с человеком, в голове у которого творится черте что. Он, Джейсон, в конце концов пришел не просто затем, чтобы наорать на Эндрю за вымотавшегося уже папу, который, позабыв о собственных детях, пытался сделать для Эндрю все, что в его силах, но не знал, что именно делать, а потому старался сотворить все и сразу. Поведение Эндрю Джейсона действительно тревожило, и он уже успел пожалеть, что выкупил эту Герду. – Я не могу, понимаешь? Эти... эти влетели в наш дом и... Они перерезали папе горло, и он упал на меня. А я смотрел, как он умирает, и кровь... кровь лилась на меня, а рядом лежал отец и... я не мог ничего сделать. Ведь просто так, их просто так убили. Они умерли у меня на глазах, как я могу жить, по-твоему? – подрагивающим, срывающимся голосом проговорил Эндрю, не давая ему договорить, и болезненно зажмурился, но уже не плакал – слезы кончились уже давно. Джейсон, у которого от этого рассказа внутри все похолодело, сжал пальцы в кулаки. Какой-то малодушной частью своего сознания он даже жалел, что пошел за Эндрю – тот вывернул перед ним сейчас душу, и Джейсон невольно стал еще и тем, кто должен подобрать правильные слова и, в который раз, взять за него ответственность. – Мне правда жаль. Я не представляю, каково тебе сейчас, но... Ты ведь остался жив. Тебя не тронули, хотя могли, у тебя есть шанс прожить жизнь хотя бы за родителей, у которых этого выбора не было. И... у тебя есть право на скорбь, но не отталкивай людей, которые находятся в это время рядом с тобой и желают тебе добра. Потому что однажды ты можешь обернуться и понять, что остался совсем один, – с утешительными речами у него всегда было плохо, но Джейсон искренне надеялся, что не сделал хуже. И теперь, оказавшись в одной комнате с отчаявшимся, будто выгоревшим изнутри Эндрю, Джейсон почти впервые понял, что поступил правильно, явившись тогда на суд. Не смог бы он потом спокойно жить, зная, что мог помочь, но не стал из-за не вовремя проснувшейся эгоистичности, пусть он никогда не считал эгоизм настолько уж плохой чертой характера. Эндрю не ответил, и Джейсон, осторожно сжав на прощание его плечо, вышел из комнаты, аккуратно затворив за собой дверь. Спустившись вниз, он увидел, что вся семья по-прежнему в сборе за столом несмотря на то, что остатки еды давно унесли, и стол сейчас сиял своей безукоризненной пустотой. – Надеюсь, ты не наговорил ему гадостей, Джейсон Рид, иначе... – с угрозой начал папа, не обращая внимания на дипломатичное отцовское сжимание его плеча. – Что это вообще такое?! Джейсон, прикидывая, были ли в его репликах к Эндрю гадости, пожал плечами. – Я тебя защищаю, папа, – отозвался он, вины никакой за собой, впрочем, не чувствуя. Папа, который из кожи вон лез, пытаясь понять, как сделать так, чтобы Эндрю было лучше, заслуживал хотя бы хорошего к себе отношения со стороны этого самого Эндрю. Несправедливости Джейсон терпеть не мог, а уж члены семьи были первыми в списках людей, которых бы он всеми силами оберегал и защищал. – Я сам вполне в состоянии о себе позаботиться! – отрезал папа. Пока Джейсон пытался придумать, что сказать, в разговор влез Джеймс, героически принимая часть родительского негодования на себя. – Мы знаем, папа, но долгое время ты был единственным омегой в семье, так что, – он развел руками, показывая, что они совершенно не виноваты в том, что их стремление защитить родителя никуда не девается с возрастом. Папа развернулся к отцу, но не увидел на его лице и признака недовольства. Глава семейства, кажется, вполне одобрял поведение сыновей, и осознание этого факта почти привело папу к новому взрыву возмущения. Почти – потому что со стороны дверей раздался короткий кашель. Отвлечь всех от назревающего конфликта этот звук вполне себе сумел, и в следующее мгновение все семейство Ридов уже удивленно разглядывало снова спустившегося в столовую Эндрю. – Тебе что-нибудь нужно? – ласково обратился к нему папа, игнорируя одинаково скривившиеся физиономии сыновей, которые, по всей видимости, такого ласкового тона давно уже не слышали. Эндрю покачал головой. – Я хотел извиниться и... Спасибо вам за помощь. Я очень ее ценю, правда, просто мне сейчас немного... не до того, и я, наверное, отвратительно себя веду, но я не специально, – на одном дыхании выпалил он и, коротко кивнув, снова вышел из комнаты. Конфликт между оставшимися в столовой Ридами был таким образом исчерпан. Джейсон проводил взглядом осунувшегося Эндрю и в который раз страдальчески подумал, что на свадьбе он будет выглядеть как насильник и садист на фоне своего далеко не цветущего вида супруга. – Ты уж постарайся, чтобы на свадьбе он выглядел... – обратился было к папе Джейсон и замолчал, не зная, как выразить свою мысль. Терзания прервал бестактный Джеймс. – Не как жертва насилия, – закончил он и, не дожидаясь, пока возмущенно вскинувшийся папа доберется до него, чтобы надрать уши, бодро слинял из столовой, прихватив с собой смущенно поклонившегося на прощание Коди. Правда, учитывая, что самого Коди в это время уже, ухватив за руку, утаскивал прочь супруг, поклон вышел несколько... неудачным. Папа возмущенно фыркнул вслед сыну, как разозлившийся бычок, и повернулся к Джейсону. – Конечно. Все-таки свадьба младшего сына, – ехидно отозвался он, мстительно радуясь мучительно скривившемуся лицу Джейсона, который до сих пор никак не мог осознать в полной мере, что вступает в брак с не слишком-то любимым человеком. Не дожидаясь ответа, папа степенно выплыл из столовой, что-то насвистывая себе под нос. Кажется, собой он был доволен до безобразия. – Нет, ты это слышал? – обратился Джейсон к оставшемуся с ним отцу. – Сначала сам надумал этот брак, а теперь еще издевается! – возмутился он. Отец, пряча ухмылку, поднялся на ноги и сочувственно похлопал его по спине, проходя мимо к выходу. Джейсон же остался в гордом одиночестве и теперь пытался понять, во что за последние дни превратилась его спокойная и размеренная жизнь.