Кожа цвета слоновой кости.

Кучер подал молодой девушки руку, чтобы та опёрлась на неё и села в карету. После он закрыл дверцу, стараясь не издавать громких и резких звуков старой дверцей повозки. Девушка с каменным лицом, устремив свой взгляд в небольшое окошко, уместилась на мягком сидении и начала вслушиваться в действия человека, который только залез в карету. Дыхание его было тяжелым, томным, немного нервным. Элизабет оно не нравилось и заставляло напрячься. Она знала — ее снова ждёт бессмысленный разговор с этим человеком. Парень начал нервно трясти головой, задевая платье блондинки, и то начало издавать характерный шорох. Это раздражало Эльзу ещё сильнее. Вечно он перед тем, как сказать что-то волнительное для него, начинал вести себя так, будто его подхватывала паническая атака. Элизабет медленно перевела взгляд на его трясущуюся ногу, но потом отвела обратно к окну. Ханс заговорил, как только карета тронулась, словно это было знаком, что никто не слышит и не видит. —И как это, позволишь, называть? —голос его не был нервным. Он собрал все своё спокойствие, хотел, чтобы Разенграфф не думала, что тот нестабилен. —Я Вас не понимаю. —холодно и все так же на «вы» произнесла девушка, не собираясь сегодня смотреть на парня. Хоть за окном было темно, ей было приятнее смотреть на отдаляющийся свет от тома Томасонов, чем на человека, который испортил ей остаток вечера. —Все ты понимаешь, Эльза, но ведёшь себя, словно маленькая. Не надоело играть? Ты, наверняка, думаешь, что детство ещё не кончилось, и родители ещё заступятся за тебя, но нет, пора забывать про эту вредную привычку. —он постоянно напоминал Эльзе о том, что она ребёнок, думая, что сам был куда взрослее. Думал, что воспитание его было куда жёстче и что знает он куда больше, чем милая Эльза, которая жила в доме мечты, не зная грёз и играя в свой розовый кукольный домик. Но на самом деле он сам был ещё тем капризным ребёнком, обиженным на своё детство. Хансу никогда не уделяли так много внимания, как Эльзе, ведь у мальчика было двенадцать братьев, и для каждого родители старались выложиться, порой забывая про юношу, доверяя его всецело наемной няне. —Да, Ханс, милый, Вы правы. Я—ребёнок, а Вы, как всегда, мудрый взрослый, но вот вопрос, —она медленно устремила свой усталый, отчасти грустный взгляд на него. —За какую же детскую шалость вы отчитываете меня на этот раз? —тон ее голоса стал строже и походил на голос его няни, которую он очень не любил. Ханс знал, зачем она делает это. Это было для того, чтобы тот очнулся, не возвышаясь над Элизабет, ведь они были на одном уровне. Она играла с ним. Возможно, это и было ее проблемой. Он рассердился: —Я буду краток. Ты ведь знаешь, что ходить вокруг да около я не люблю, —он лгал, —Поэтому позвольте я сразу скажу, что не устроило меня в данной ситуации сегодняшнего вечера. Я уверен, ты знаешь, что я, человек сдержанный, уважающий тебя всей душой, никогда не подумаю о тебе плохим словом и никогда не подумаю, что ты могла бы плохо со мной поступить, но вот в чем дело...—он сделал паузу. — Это началось, когда я не мог тебя найти дома у Томпсонов, и люди, заметь, не я, начали шептаться, мол, Разенграфф, красавица бала, невеста самого графа Фицберга, ведёт непристойный разговор с графом Фростом. Я им, конечно же, не поверил сперва, а потом своими глазами увидел это. —он лгал. Эльза понимала, что каждое слово его ложь. Его чувства и слова людей—полное враньё. Элизабет нахмурила лоб и захотела резко выйти из кареты, хоть та и шла на полном скаку. Она знала, что разобьётся, но была безумна счастлива тому, что больше никогда не услышит данную чушь от этого отвратительного человека. —Я хотел уточнить—это правда или мне лгут, милая Эльза? —Лжёте здесь только Вы сами себе. —тихо, но так жёсткого с ноткой ненависти ответила девушка. —Я спросил, —жёстче начал он, повышая голос. —Это правда или нет, милая Эльза? —Да. —резко выдала она, чтобы тот наконец отстал и оставил ее в покое до конца поездки. —Угу. —начал он, словно задумался, но потом, завысив тон ещё сильнее, продолжил, —Хочешь сказать, что моя любимая женщина, будущая жена, водится с другими мужчинами? Хорошо, хорошо. Попустим вы с ним вели разговор, в котором не было ничего необычного, правильно? —он задал вопрос сам себе. —То тогда почему люди вдруг начали шептаться и говорить обратное? Ответь мне, Элизабет! —последнее он выкрикнул, заставив девушку вздрогнуть и резко развернуться к нему лицом. —О каком браке может идти речь? Я живу, как маленький ребёнок? Посмотри на себя! Ты с пяти лет веришь, что мы поженимся! Ты болен Ханс своей мечтой, которой, к счастью, не суждено сбыться! —она кричала так же, как выкрикнул он. Элизабет всю жизнь была человеком эмоциональным, хотя всю жизнь знала, что должна держать свои эмоции при себе. —Ты можешь говорить все, что угодно. —он думал всей своей душой, что она говорит так, лишь от злости, поскольку обижена или расстроена, но никогда не верил, сколько бы она ему это не говорила, что это правда. Он и вправду был болен. Болен своей любовью, и верил, что она взаимна. Ханс вдруг успокоился. Ему казалось, что если девушка начинает общаться с другими мужчинами, то это все для предвечерняя внимания человека, которого она любит, то есть он думал, что Эльза просто хотела заставить Ханса ревновать. Все, о чем он думал, казались ему чистой правдой. Он никогда не сомневался в себе и в своих мыслях. Слишком уж он был эгоистичен. Тишина повисла в салоне. Ханс ждал, когда пыл ее возлюбленной утихнет, после чего он взял ее за руку и прижал к своей щеке. Эльза резко выхватила руку и снова принялась разглядывать пейзажи ночного Лондона. Единственное, о чем она хотела думать и думала — бал у Томпсонов и Джексон Фрост с его прекрасной белоснежной улыбкой и кожей цвета слоновой кости. —Усадьба Разенграфф. —крикнул кучер, и Элизабет выбежала из салона, не желая больше находится в обществе этого человека.