Теза

      Здесь было тише, чем там — это уж точно. Вот только раздражало жутко. Присматриваясь к широкому пирсу, Раф либо испытывал глюки, потому что видел, как там барахтались люди, словно мошки, либо слишком остро зациклился на летавшей вокруг пыли. Глаза щурились. А ведь там где-то могли застрять его братья, а братья сигнал не подавали. А как же у тех получилось бы это сделать?       Внизу что-то стучало в шустром темпе, нога затекала. Раф лишь сейчас понял, что топтался на месте. И палец беспрерывно бил по боку. Он наклонился вперёд, выглядывая из парапета вниз: сигнала не было.       И не помогало ни черта молчание Донни за спиной.       — Ну где они? — он обернулся к тому. Встретился с похожим беспокойством: уставившись на ступни, Дон мешкотно перебирал пальцы.       — Лео говорил, что мы должны были встретиться здесь, — сказав вслух, тот глубже нахмурился.       Проклятое раздражение. Выдыхая весь гам, которым Рафаэль хотел выругаться, он развернулся обратно к беде у берега:       — Если пройдёт ещё три минуты, и они не появятся, я пойду им навстречу.       Прошёлся шорох, донёсся стук — второй стук.       Раф опять обернулся.       — Извините за задержку, — Лео выпрямился и направился к ним, — появилась небольшая проблема, когда мы возвращались.       Майки, прежде чем пойти за лидером, развернулся к краю и понурился.       Какие должны были быть проблемы, чтобы первый пришёл без нагрудного ремня с ножнами в руках, а второй — вообще без ремня?       — Где Кейси? — как только старший брат оглянулся и уставился на младшего.       — Греется в фургоне, — Раф не только ответил за того, но и кивнул в сторону.       Бесшумный мастер меча проследил за движением и снова развернулся к главному собеседнику:       — Я получил сообщение о ниндзя Фут. Что он делал?       — Он убил людей, которые должны были присматривать за лидером, — Донни отвёл взгляд вправо, — а лидера отпустил.       Лео всё слушал, без каких-либо чувств глядя на землю.       — Потом лидер прыгнул в одну из яхт и уплыл.       — Интересно, — цокнув, слушатель через слово выдохнул; повернулся к пирсу. — Хорошо у них дела идут, раз уж сама Карай начала волноваться и принимать меры, — на секунду тон померещился наигранным, будто брат издевался над своим старым другом. Впрочем, так оно и могло быть. Внезапно Леонардо отвернул голову от всех. — Удивительно, как из такой маленькой шайки выросли такие монстры.       — Что прости?       Так.       Так-так-так. А вот это требовало подробного пояснения.       Майки двинул назад не только одной башкой, но и почти всем телом, и рот превратился в маленькую точку. Донни поднапряг плечи, а он всего лишь стал внимателен.       Лео перевёл на Донни пустой взгляд. Второму стало не по себе.       — Потому что я знаю их, — старший брат опустил голову под самый конец напряжения, — встречал их... давно.       — Как давно? — из-за открытия собеседник пищал слабее.       — После первой Битвы Нексус, — тот сказал тут же; может, он опять придумывал, но лидер очевидно вспоминал саватов далеко не пару раз. — Мне нужен был свежий воздух, поэтому я вышел на прогулку, помните? — тот уж чрезмерно исподлобья на них таращился; голос: ровный, задумчивый и чуждый. — Тогда я и наткнулся на них.       — И что они делали? — Микеланджело, теребя цепочку нунчаку, не шевелил ногами, но к брату наклонился.       — Кто знает, — допрос заметно давил на Леонардо, и тот вновь отстранился. — Наверное... скорее всего, они хотели ограбить какого-то прохожего.       Раф совсем не собирался что-либо говорить. Вот не дождутся. Нетушки.       — После этого случая я их больше не видел.       — Почему же ты не сказал нам об этом раньше?       Сжав что-то во рту, Лео долго моргал прежде чем обратиться к любопытному брату, которого тот, как и он полчаса назад, явно посчитал больно болтливым:       — Мне нужно было удостовериться, что это действительно они. Я просто, — вскинул подбородок, тот тщательно созерцал беззвёздное небо, — не верил, что настолько мелкая группа преступников могла разойтись до масштаба огромной организации. Судьба, — пауза; в зрачках сверкнуло что-то, — штука интересная.       Что-то блеснуло. И было достаточно — Леонардо отошёл от них, оставив их неуклюже пялиться на друг друга. Первым делом он взглянул на гения, и тот тоже на него смотрел: неловкость и торопливо устремившийся прочь взор.       Рафаэль ничего ощутил. Он раскрутился к мастеру меча.       Тот на миг устремился туда, откуда только что сбежал; мечи легли на поверхность, кончики пальцев еле дотрагивались до холодного и низкого ограждения крыши. Пошатнувшись чуточку ближе, тот отныне пялился на улицу под ними. Раф не знал, как именно тот смотрел в недра, и тишина становилась гуще.       Как только к краю подошёл он, подул ветер, грязь поднялась — раздался протяжный рёв.       И удалялся.       Дёрнув башкой в другую сторону, он заметил несколько чёрных машин, сваливших подальше от свалки.       Кисти коротко проехали по бетону:       — Идём.       Леонардо потерял всякий интерес следить дальше.       Рафаэль повернулся к тому, а тот телепортнулся к краю, который скрывал переулок. Ни секунды не прошло, а брата уже не было на крыше. И ножны на ограждении не валялись. Вторым поскакал Майки. Посмотрев на Донателло, он качнул подбородком на след от ребят и пошёл за ним.       То, что там пряталось внизу, ответило на многие вопросы. Точнее на один.       Приклеенный весом к земле и стенке, их встретил заложник из вечеринки, на которой они только что побывали. Легко было догадаться, что руки и глаза были завязаны бедными ремнями братьев, а вот что в пасть было запихнуто, он никогда не узнает. Преступник не очень-то живо шевелился, ребята отдубасили его сильно: потрёпанный и испачканный. Раф точно где-то с тем сталкивался, на какой-то из стадий.       — Мы подумали, что он сможет рассказать что-то интересное, — Лео подошёл к заложнику поближе. — Судя по всему, он доверенное лицо их лидера.       — Плюс он не очень-то и сопротивлялся, — хохотнув, Майки привстал с другой стороны.       И вот теперь заложник оживился: рыки затряслись.       — Вы уверены? — Донни прищурился.       — Он был первым, кто пошёл встречать лидера, когда он приехал, и последним, кто от него ушёл, — лидеру было занятно наблюдать за тщетными попытками освободиться. — Он должен что-то знать.       — Стой.       Он вскинул голову, прикинул и продолжил:       — У него случаем не было такого п-х-отивного ф-х-анцузсого акцента?       — Ага! — Майки подмигнул. — В точку!       А он взглянул на Дона, который тоже всё понял:       — Знаем мы его, — и потом к братьям. — Но вряд ли он захочет с нами разговаривать.       Не сильно впечатлённый его словами, Лео ещё раз уставился на заложника.       — Понимаешь, он чтец старых традиций, — и мастер бо поэтому дело продолжил. — Он явно очень долгое время был частью этой организации. Вряд ли он так просто их предаст.       Микеланджело разочаровался, а вот Леонардо ни черта не сдался: склонившись над преступником, он — отвратительно — вытащил слюнявый комок из пасти.       Первым делом тот откашлялся, потом он задержал дыхание и с открытой пастью пытался унюхать, наверное, кто же похитил того, беднягу. Ноги еле шевелились, но тот прям так и хотел выпрыгнуть и, слепым, рвануть куда чутьё глядело. Голова дрожала, губы тоже начинали:       — Д-х-ужок ваш дело гово-х-ит! — даже смелости набрал загоготать на секундочку; тот втянул башку в плечи. — Ничего от меня не дождётесь!       — Видишь? — Дон двинул на преступника кистью.       Лео осознавал всё, но с таким лицом от задачи не отказывались. Всё равно не сдавался. Только и делал, что таращился.       — Ну это ты так говоришь, Донни, — Майки хитро улыбнулся и показал на слушателя. — Но скажет ли так Лео?       А вот это старшему брату понравилось: тот посмотрел на младшего. Младший защерился ещё острее, потирая ладони:       — А? — надбровные дуги то поднимались, то отпускались. — Ты вылечил свою душу, да; но, — и через заложника, который напрягся и окаменел, пододвинулся к собеседнику и пел дальше, — избавился ли ты от своих садистских наклонностей, м-м-м? Разговорчиков наедине и всё тако-ое?       Лидер понял того сразу, Раф понял того быстро, и Дон не отстал. Пока наклонности и желание поболтать проявлялись не в самый лучший момент жизни, Лео не мог из-за этого оцепенеть, нет. В том проснулось нечто другое. Тот на них вообще не глядел.       Ему было интересно.       Никто не затыкал уши заложнику, и тот всё слышал, и вопрос, не оставивший их в покое, задел их жертву. Он слышал, как тихо дрожал голос, и он видел, как крепко тот поджал губы, надеясь, что Лео будет против идеи.       — Я пойду за верёвкой.       Тот развернулся и устремился к фургону — пока Микеланджело не протянул свои нунчаку. Леонардо покосился на них и при́нял.       Уход прошёл незаметно, заметнее мастер меча вернулся и схватил заложника за шкирку. Ничего им не сказав, тот потащил кричавшего «что вы собираетесь делать?!», «куда вы меня ведёте?!», «на помощь!» вглубь переулка и там же исчез.       Подождав, когда преступника утих, он заговорил с Майки:       — И зачем ты его подтолкнул?       — Потому что он сделает это уж точно лучше нас, — тот пожал плечами. — Да и... — и мотнулся к утихнувшему ненадолго краю, — он сам предложил мне взять его, и он первым на него набросился. Я тогда подумал, что это уже было какое-то его личное дело, по крайней мере он так к нему относился. Вот я и… помог ему остаться с ним наедине.       Ага. Умно.       А вот — он слышал душераздирающие крики. Они разносились на весь кварта́л, но никому до них не было дела.       — Да и он вас слушать не особо торопился, — Майки тоже дела не было, и тот всё говорил и говорил. — Он уже давно всё решил для себя, как по мне.       Садистские штучки для Лео было пустым местом, как и всё прошлое. Хороший был предлог.       Становилось как-то не по себе: на фоне мучений и страданий где-то сверху он находился в молчаливой компании братьев, которым было трудновато обмозговать развернувшийся исход. С необходимостью сложив руки на пластроне, он предпочёл поменять тему:       — И что вы там ещё интересного увидели?       Майки замер, моргнул. Цокнул:       — Ну мы увидели их лидера.       — Да-а? — он гнусаво протянул. — И как он на вид?       — Молодой, — брат щёлкнул пальцами. — Очень молодой. Как бы думаешь поначалу, что у большой организации должен быть старенький вожак, — шевельнулся к нему. — Ну вот Хану же где-то сорок? Не? — и выпрямился. — А тут — двадцать три? Двадцать пять? — кривил морду. — Двадцать четыре. Ухоженный, волосы не покрашены, что удивительно на самом деле. Кожа как у младенца, глаза го...       — По другим параметрам.       — По другим не знаю, — он пожал плечами. — У нас как бы времени не было: нашу диверсию засекли, нас уже искали, а этот главарь пропал куда-то. Так что оставаться там долго не могли. Хватило времени только того поймать.       Кстати о «том»: он больше не слышал музыку из воплей.       Повернувшись туда, куда он провожал заложника, Раф всё равно ничего не услышал. Из-за того, что под такую тишину находиться рядом сдруг другом стало ещё тяжелее, это заметили и остальные братья.       — Что-то как-то поутих наш пленный, — Дон пробубнил.       — Неужели приближённый так быстро сдался? — Раф не спрашивал, Раф просто поставил перед фактом... кого-то.       — Я же говорил, — а Майки собой погордился.       Тем не менее после их комментария движуха не появлялась. Было неловко.       — Чего ж они там застряли? — Майки стал как-то нервничать.       — Наверное, у Лео накопилось много вопросов, — Раф размял сложенные на груди лапы.       Они соизволили подождать ещё чуть-чуть. Не зная, чем заняться, младший брат принялся играть валявшимся подле ног камешком. Скакнёт к нему, поскачет дальше — Рафаэль всё наблюдал за плохо видной точкой. Упала в лужу... или в грязь.       Пронеслось шуршание — хрустело изощрённо и растягивалось. У края сверкнуло.       Это спускался к ним их любимый заложник, бережно перевязанный верёвкой. Выглядел не так уж и ужасно: макушка растрёпана ещё краше, да, лицо — бледнее, но Лео мог и лучше. Тот повис, кажись, без сознания, покручиваясь то влево, то вправо. Ничего особенного.       Опустился преступник жестковато. Лео приземлился громче, и тот в общем-то не был хуже своей жертвы в остальном; их дело было закончено, их ссора была закончена, заложник был успешно допрошен, и повод являться собранным теперь не пребывал в голове брата: тот был уставшим, рот был так низко опущен, что крючки бы не подняли его обратно, и то же самое можно было сказать и про веки, которые тот скупо держал приоткрытыми. Взор того двигался неторопливо.       Картина напоминала исход убийства, которое слишком долго затянулось. Настораживало всем, чем только можно было.       — Ты его убил? — Майки наклонился к преступнику.       — Отрубил, — и лидер тоже на того уставился; быстро, потом тот взирал на них. — Лучше ему нас не слышать.       — И чем он поделился с тобой? — несколько недоверчиво Дон следил за братом.       Другая часть верёвки, которую мастер меча намотал себе на руку, шустро рухнула на землю.       — Как оказалось, их лидер, и зовут его Виктор, действовал чересчур активно, что привлекло внимание властей, — тот скрестил руки и панцирем упёрся в стенку сзади. — На́чал подниматься шум, и это очень не нравилось мафий, на которую он работает: они боялись, что Виктор настолько далеко зайдёт, что они не смогут помочь ему. У них не самые лучшие отношения, судя по всему, — и вроде не закончил рассказать, но что-то зацепило бдительность, из-за чего тот на момент раскрутился к выходу из переулка, а после вернулся в беседку. — Мафия узнала о провале Виктора в пирсе, и поэтому они прямо сейчас позвали его на внеплановое собрание.       — Так значит, они реально работают на мафию, — не столько удивлённый, сколько разочарованный Майки протянул. — Нехорошо, ребята, нехорошо.       — Ясно, откуда они взяли такую большую поддержку, — Раф шмыгнул.       — Получается, что, возможно, и полиция на их стороне, — Донни понурился.       — Даже если и так, то точно не вся.       Звучав от лидера, оборот становился опаснее.       Без других слов поникнув, Леонардо давал понять, что их следующие действия находились в разработке или они вовсе были готовы. Действия-то с мафией — так далеко они давно не заходили.       — Ты предлагаешь нам сдать их? — у Донателло глаза на лоб лезли.       — Звучит заманчиво, но вряд ли это будет настолько эффективно, насколько мы этого хотим: у них есть связи с полицией, а у нас нет доказательств, — тот наблюдал за бездвижностью внизу. — Конечно, у нас есть один подчинённый в заложниках, вот только его раньше убьют, чем допросят… Это несомненно подпортит их отношения, но мне кажется, этого будет недостаточно.       — Вот если бы у нас был какой-нибудь компромат, — мастер нунчаку нахмурился.       — А ведь, — а гения осенило, — у них должна быть система безопасности, — с каждым разом тот удивлялся своим же словам... или несказанным мыслям старшего, — точнее камеры, записи которых они хранят на дисках или кассетах. Точно, для таких людей, как они, безопасность превыше всего.       — Именно, — старший кивнул. — Возможно, на их собрании они упоминали много интересных деталей, и, возможно, там присутствовали интересные люди.       Становилось веселее.       — И в результате получится, что все эти проблемы будут наваливаться на них из-за неосторожности Виктор, — тот обводил взором каждого из них, и даже не очухавшийся заложник стал предметом внимания; он бы сказал: очень трепетного внимания. — Чем больше мы создаём для них проблем, тем сильнее падает доверие мафии к Виктору и тем больше шанс, что они просто вышвырнут его из своего круга или же поставят ему такой ультиматум, с которым раздавить его будет намного легче. И раздавят его далеко не мы.       — О-о-о!       Все восхищались логикой Лео. Он тоже был впечатлён, но шумного участия в беседе он принимать не хотел. Он молчал, отдаляясь от ребят и разворачиваясь к фургону.       Чтобы его не слышали занятые обсуждением братья, чтобы не давить на свою голову, он потянул дверь на себя нерезко, и замок щёлкнул незаметно. Его обдало горячим воздухом, он даже заметил, как лёгкий пар вылетел из щели. Здесь было теплее, чем на улице, даже как-то слишком тепло — Рафаэль, оказывается, нехило заморозил пятки, которые сейчас будто всколыхнули.       Единственный свет горел в самом начале. На правом кресле он увидел груду полотенца и мокрые волосы, похожую на сосульки. Кейси вообще не двигался. Прикрывая дверь, Раф тихо по ней постучал:       — Тук-тук.       Шевелюра вздрогнула, тот развернул кресло вбок:       — Смотрите, кто пришёл!       Выглядел друг хреново: со слоями полотенец и пледов он превратился в расползавшуюся жижу, хотя цвет лица стал чуточку насыщеннее белого, и тот больше не запинался на словах.       — Как самочувствие? — он зашагал к тому, нацелившись на свободное место у руля.       — Намного лучше, — а собеседник ещё хуже шёл вкривь и вкось, — но я вряд ли так буду говорить завтра.       Он сел за кресло, не ощущая его мягкости, и развернулся к тому. Наклонился к ногам, опустил на них предплечья, пальцы сплёл в замок. И молчал.       Кейси взирал на него жалобно:       — Я уже чувствую, что меня ждёт кровать и что она меня уж точно не отпустит, — и улыбнулся кривовато. — Придётся прожить недельку без меня.       Ничего не сказав, он опустил взгляд. Кусок одного из пледов волочился по полу.       Ночь за стеклом сузила их мир.       — А ты что мне расскажешь?       — Что расскажу? — он двинул подбородком назад. — Наверное то, что мы узнали, что на самом деле происходит вокруг нас.       Объяснил, зачем Кейси пришлось обменяться проходными фразочками с Леонардо, когда тот на момент оставил их одних. Поведал о плане вшивой организации, поведал обих собственном.       Раскрыл истину. Сначала Кейси верил ему полностью, когда они страдали фигнёй на крыше, но его неожиданный спор с Донателло, конечно, неплохо подпортил убеждения — это было первым, что отразилось на лице друга: удивление, отрешённость.       — Значит, он и вправду недоговаривал тебе обо всей этой хлопотне, — тот усмехнулся, — а ты молодец, Раф.       — Ага, — он тоже попытался усмехнуться, но вышло это очень серо. — Молодец.       — И что ты будешь делать?       Одним ногтем вцепился в другой и дёргал палец назад. Тихонько скрежетал:       — Я думаю, — остановился.       — Ну вот пока ты ду-умае-ешь, — голос собеседника тянулся вверх и замедлялся, — подумай ещё и над другим дельцем.       Он всмотрелся другу в лицо. Не только из-за слабого тона, но и из-за блаженного лица и закрытых глаз Рафаэль бы подумал, что эти слова были последним, что он услышал от Кейси, заснувшего на ходу. Тем не менее тот вздыхал долго и громко, чтобы дрыхать без задних ног.       — Донни здорово тебя уделал.       Вот же друг, а. Он усмехнулся:       — Не то слово.       — И говорил он хорошо.       — Ага.       — К нему стоит прислушаться.       Не ответил.       Кейси приподнял веки и взирал на него так же легко, как и говорил:       — Если ты действительно хочешь избавиться от плохой части себя, — пожал вялыми суставами, — почему бы не нача́ть с этого?       — Я умею слушать других, — он прищурился.       — А ещё ты умеешь быть упрямым.       Ну тут друг был прав.       — И смотри, куда тебя это привело.       — Привело, — он потупился и кивнул, — да.       Между ними длилась тишина, спокойная и невымораживавшая, пока сзади не открыли дверь. Собеседник повернулся туда, Раф повернулся весь.       Майки с Донни шли первыми, а Лео сзади за поводочек тащил дремавшую из-за переизбытка веселья собачку. Один глаз, однако, был малость открыт, но кто знал, от какой болячки. Полуживая собачка. Какой же у них был весёлый вечер.       Только начинало вонять псиной. Его нос зачесался:       — Курс на ближайшую речку и побыстрее?       — Вообще-то, Рафи, у нас варианты поинтереснее, — Майки любезно поправил.       Нет, заложник действительно начинал просыпаться, только тот ни хрена не понимал, что происходило, и где происходило.       — Мы можем отдать его полиции, да, — тот принялся загибать пальцы, пока Лео как ни в чём не бывало завязывал преступнику морду, —… или у нас появится новый питомец! — два согнул и обернулся к старшему. — Звучит экзотичнее!       Задирая голову назад, раскрывая пасть побольнее, заложник вслушивался в их слова.       — Что за глупости, Майки, — Лео подпёр бока, — мы уже всё решили.       И тот бросил взгляд на преступника. Младший брат тому подражал, и теперь две тени скопились над жертвой, и ни за что ей не дадут просвета.       — Плохие люди должны отвечать за свои поступки по всей строгости закона, — под слова старшего заложник глотал слюну и натягивал морду почти в протяжный ритм, — по-другому никак не выйдет.       — А-а, я так надеялся, что ты передумаешь! — собеседник ныл с азартом.       Преступник, охлаждавший себе башку об пол, всеми частями тела готовился к своей судьбе. Долго задержавшись у мясорубки, они уехали отсюда побыстрее, чтобы не попасться подозрительным номерам.       

***

      Свет въелся в мозг. Если он туда выйдет, мозг отключится. Никто из них больше не был в форме.       Не выключая фар, Дон рискнул заснуть на земле первым и выскочил из фургона. А они расселись по креслам, надруг друга не смотрели, не очень-то и думали, и ждали какого-нибудь звука.       Но вскоре Рафу надоело таращиться себе под нос, и он смутно попытался среди зелёного найти синее. И он нашёл — тот, кажется, заснул: глаза прикрыл, веки не жмурил, понурился, был спокоен.       А может, и не спал. А может, и не был спокоен. Он не был уж точно.       Он устал.       В гараже загорелись лампы. Рафаэль обратился к переднему окну, и он немного забылся в пустоте. Сзади открылся выход. Сначала вышел Майки, дорогу тихо проследил очнувшийся Лео и тоже поднялся; а он посидел чутка подольше. Немного.       — Сейчас нам всем стоит хорошенько отдохнуть, — Леонардо на́чал. — Так что по койкам.       — Я ещё хотел поработать немного, — разумеется Донателло влез.       Лидер смог только выдохнуть:       — Не заходи слишком далеко.       Раф направил взор на Донни, и получил отклик, в котором не имелось никаких слов. Тот быстро отвернулся.       Для них это являлось временем уйти.       — Тогда спокойной ночи.       — Спокойной-спокойной!       — Спокойной.       — И вам тоже.       Неловко было ждать, когда щель между дверью и карнизом смогла бы вместить хотя бы двоих, что ли.       Их встретили старые лампочки, белое озарение. Пыль? Они же только убрались.       — Боже, Лео! Ты выглядишь ужасно!       Когда, шедший впереди и не показывавший лица после выхода из гаража, обернулся к ним, Рафаэль молчаливо согласился. Отча́сти во всём был виноват чёртов свет, потому что из-за него Леонардо был тусклым, ещё проклятые хлопья добавили тому пару лет — а всё остальное брат принёс, как заразу, с их прогулки. Как заразу от псины: к безвозвратно опущенному рту и еле открытому взору прибавилась мелкая линия под глазами.       Но пока Микеланджело считал это измотанностью, для него это представилось подавленностью. Тот постарался улыбнуться, но от улыбки не пахло никакой томностью, её вообще словно не было:       — Спасибо.       Это развеселило Майки.       — Тогда мне стоит как можно быстрее... — на миллиметрик от них отвернувшись, зевнул, — идти спать.       — Правильно-правильно! — и младший принялся махать на старшего, отгонять. — Иди! Спокойной!       Пока Раф заметил недовольство в искривившихся губах, Лео не подтвердил его догадки словами:       — Спокойной.       Он ничего не пожелал. Пасть затвердела.       Когда тот разворачивался и собирался медленно рвануть от них прочь, их взгляды соединились. Здесь ничего не пребывало: тот в свои глаза никаких чувств не вложил, а он забыл о такой возможности. Однако миллисекунды ему хватило на весь короткий вечер. Отсутствие эмоций сейчас говорило громче, чем их наличие.       Моргнул один раз — старшего брата не было рядом.       Дрянной свет доходил до самого конца коридора, и тот, давно слабый, в нём окончательно растворился. Как призрак.       Рука обхватила его шею:       — Ну что? — мастер нунчаку ухмылялся. — Как насчёт телевизора? Ты и я?       Ну вот и началось.       — Давай.       

***

      Он потянул верёвочку под абажуром.       — Ну так что у тебя с Донни произошло? — Майки уселся на спинку кресла. — Я смотрел на вас, и самому хотелось сквозь землю провалиться, — ступнёй ковырялся в щелях дивана, искал, наверное, пульт. — Та-а ещё атмосфера, я тебе скажу.       — Ничего хорошего, — недолго балансируя себя на подлокотнике, он ногой уперся в матрас дивана.       Для второго раза он постарался не упустить подробности. Майки полностью вникал в подробности, пялившись в мало пожелтевший потолок. Чем дальше заходила речь о споре с Доном, тем некомфортнее тому было торчать сверху, и младший принимался ерзать по мебели, сплетая кисти и крепко сжимая пальцы, отворачиваясь от него в сторону, где вторая лампа не была включена.       Сегодня, видимо, перекрыли кабель.       Если сначала он ждал ответа, похожего на прошлую болтовню с Кейси, то сейчас предвкушалось нечто новое и, слава богу, освежающее.       — Да-а, Донни говорил очень складно.       Или нет.       — Складно, — он мотнул башкой к свету, — ага.       — И ещё ты оказался прав обо всей этой штуке с секретом, — тот продолжал точь-в-точь и наоборот.       — Ещё бы.       Более не говорил. А толку?       — Почему ты не спрашиваешь о моём разговоре с Лео? — младший будто торчал прям над его макушкой.       Он выдохнул:       — Потому что если он ничего не сказал мне, то он ничего не скажет и тебе.       — Ну-у... на самом деле он сказал. Кое-что.       Ну класс. Кажется, он что-то обнаружил в тусклой тени — а-а, это все лишь была его самооценка, скатывавшаяся всё ниже и ниже, с каждым, мать его, часом.       Гордость он тоже куда-то засунул, поэтому и повернулся к собеседнику.       — Он сказал мне, что ты просто сделал из мухи слона.       — О-о-о, — двинувшись обратно к торшеру, он повыл, — ну это мы все знаем.       От такой банальной вести ему должно было стать легче, но его это не кольнуло.       Тем не менее это куда-то колебнуло младшего брата: с таким-то самовлюблённым характером было трудно представить того шатким.       — Какой-то ты весь дёрганный? — он осторожно заметил. — Какая муха тебя укусила?       — Да вот, — тот согнул колени и упирался ими в спинку; впервые глядел на него ровно, — мне кажется, что во всём этом немного виноват я.       Рафа сидел с отключившимся насекунд две мозгом.       Это было неудачно.       — Ты не слишком много думаешь о себе?       — Нет, я не шучу! — вскрикнул, выпучился и чуть ли не улетел к нему: да, не преувеличивал. — Лучше вспомни, — выпрямив руки, мастер нунчаку их развёл широко и высоко, медленно понижая, — я и ты, эти выключенные телевизоры, — на ящики, — пульт, — на него, — и тетрадка, — и на себя.       Он сделал вид, что если смотреть куда-то вдаль, можно было соображать лучше:       — Ну.       — И мы с тобой заметили, что Лео был задумчивым.       — Да.       — И я сказал, что, может, он что-то скрывает.       — Сказал.       Переждал минутку.       Догнал.       — Конечно, я тоже сказанул классно, — тот в другой миг загордился собой, — но я ведь не говорил всё это всерьёз! Эта же была... как там её...       — Конспирология.       — Да-да! — тот защёлкал пальцами. — Точно! Это!       Он подождал.       — А ты всё это почему-то воспринял всерьёз,— опустив руки, младший брат пожал суставами — Да ещё и с Лео поругался, — подняв с земли взгляд, уставился на него. — Но разве это того стоило?       — Стоило? — он нахмурился.       — Смотри, — будто закатывая глаза, тот с таким вот привязанными к потолку глазами приступил монотонно тараторить, — Лео рассказал нам о том, что он скрывал, о встрече этой, и он рассказал нам о ней лично: ну мы его не заставляли, ты его не заставлял. Да и что оказалось-то? Что в этом не было что-то прям убийственного или из вон выходящего: да, он виделся с ними давным-давно, да, он знает... их форму? А дальше этой информации ничего не заходит, и реальность как бы от этого не меняется, жизни наши не перевернулись. И знаешь, всё было оправданно: Лео молчал, потому что он не верил, что это были те мелкие грабители — а кто бы поверил?.. — втянул голову в плечи, на секунду примолчав. — Я не поверил бы. И поэтому он был так заинтересован этим делом... ну и потому, что это задевало и наших близких.       — Может, он не хотел в это верить, — с бормотанием он отвёл взор.       — Ну... ну да, ха-ха. Да, может быть! — послышался хохот. — Но даже если ты прав, и даже если Лео думает, что он виноват в том, что происходило, он всё равно рассказал нам о своей встрече, и мы на этот раз не сидим дома, а помогаем ему с самого начала, оставляем его одного, когда надо. Мы даём ему — он даёт нам.       Майки всё говорил, да говорил, и говорил тот тоже хорошо, но под умной речью собеседник пропускал довольно важную деталь: не Лео им рассказал, что тот чувствует себя виноватым за то, что не остановил бесшабашных кретинов. Они могут гадать, они могут даже двигаться в нужном направлении, но разве это можно было считать правдой без подтверждения от старшего брата? Нет. И получалось, что они опять занимались той же конспирологией. Оставался один факт шаткой веры, да и только; а объяснение было шатким.       Слушать, думать — это были совершенно разные вещи, и никто вокруг него не понимал истины. Все вцепились зубами не в то место.       Рафаэль предпочёл ничего не говорить.       — Всё идёт к тому, что между вами произошло обычное недопонимание — потому что он... как бы сказать... Он отличается от нас с тобой! Вот.       «Отличается» — тот тараторил.       — Понимаешь, для нас он странный, потому что ему не нужно выставлять свои чувства напоказ, ему не нужно делиться каждой проблемой с остальными, потому что ему так просто... легче жить. Ему легче говорить наедине с кем-то, потому что так более, э-э, «лично», сечёшь? Да он и не всё он говорить хочет: не думаю, что Дон врал тебе, когда говорил, что Лео мало чего ему рассказывал. И пока мы считаем, что это чудное дело или, в твоём случае, плохое дело, для Лео это нормально.       Даже несмотря на то, что у «нормально» имелись большие недостатки?       У него завалялся один вопрос:       — По-твоему получается, что нам просто нужно смириться с этим?       Не поворачивался к брату, потому что в стороне того противно загорелись экраны.       — Ну да, — между словами собеседника прерывались то громкие вскрики, то скучное бормотание; мелькало озарение, — ведь Лео просто так устроен.       Для него это звучало знакомо.       — Но знаешь, что?       Ослепление застыло, шум — тоже. Он на того взглянул, и тот так же:       — Ты ведь забыл, что я ещё говорил тебе: Лео учится на своих ошибках, так что и тебе стоит доверь ему тоже.       Последнее, что осталось от интереса младшего брата участвовать в беседе после включения телевизоров, пропало, и тот от него отключился. Не то чтобы он собирался продолжать разговаривать... или находиться тут: яркость и беспрерывное треск раздражали, и голове было не легче. Ему нужно было уйти от всего, остаться в полном одиночестве и глуши.       Он поднялся с места, не желая оборачиваться к беспорядку:       — Хороших снов.       — Да-да... тебе тоже.       Но стоило всё-таки сделать брату комплимент: иногда, между умственными перерывами от телевизоров, еды, видеоигр и комиксов, тот хорошо соображал вне зависимости от времени.       Тем не менее… Раф во многом доверял Лео, но вот когда вопрос касался самого лидера, он сомневался.       

***

      Комната: пустое, чёрное пространство. Раф стукнул по щелчку — выскочил гамак и всякий прочий, не волновавший его хлам.       И ничего — никого — более не вылезало из озарения. Находился один. Спустя весь день, спустя все события, которые длились точно не один день, в это было трудновато поверить. Всё равно мерещилось, что сзади кто-то дышал ему в панцирь. Наверное, его гоняли все незаконченные дела, которые умоляли его выйти отсюда и со всем разобраться.       Да: как бы привлекательно ни смотрелось его дряхлое, склеенное из тряпок ложе, он не мог в него залезть, не мог в нём уснуть. Он не мечтал заснуть. Сначала требовалось со всем разобраться.       Он обернулся к двери: она была закрыта. Он уставился на ручку: она была нетронута. Кости правой ладони непроизвольно зашевелились.       Скрестил руки.       Отошёл от стены.       Двинулся влево и остановился. Потоптался, послушал, как звук к нему возвращался, и пошёл вправо. Рассматривал там стенку. Противный кирпич. Развернулся к гамаку — молчал.       Понурился. Он шатался по собственной комнате как потерянный... он и чувствовал себя потерянным.       — Чёрт.       Схватился за голову. Внутри ещё ничего не пульсировало, но Рафаэль знал, что скоро его настигнет мука. Здесь был Донни, здесь был Майки; Лео, в конце концов, здесь был, и все набросились на него, как звери, и он тоже полез, дурак.       Нога упёрлась в лежак. Одноцветный пол. Он выдохнул и опустил лапы.       В итоге Раф остался совсем один; его это никаким боком не злило, так даже было здорово: никто лишний раз не будет пять раз расспрашивать его об одном и том же.       Однако другое дело было, как он остался один. Если не брать в счёт Кейси, который проиграл бой с холодным проливом, его братья повели себя несколько странно, особенно Дон. Лео он ни в чём обвинять не стремился, ведь того просто врасплох заставили, и нужно было как-то выкрутиться... но все разговоры о праве, о личном — откуда это взялось? Почему этот бред не поднимался несколько месяцев назад?       Окружение начинало въедаться. Бесило.       Оттолкнувшись от пыльного тренажёра, Рафаэль прошёл мимо лампочки, свисавшей с потолка. Прикоснулся к нагретому стеклу и толкнул. Потирал пальцы. Грязные тени росли и угасали как от Солнца.       И откуда взялись эти лица? Это странное поведение: все словно прятались от него, что ли; словно те ждали какого-то взрыва истерики от него. Неужели Раф выглядел настолько свирепым, что в глаза пялиться пугало? Он себя свирепым и не чувствовал, раздражённым — да, но разве это было новостью для кого-либо?       У всего имелась своя причина; да, вот именно. С ним пребывала догадка, что всё было как-то красиво связано.       Стоя чуть ли не у стены, он грелся в тусклом свете. Верёвочка качнётся в его сторону, а разница не покажется. Она уже и шевелилась слабо, пока он собирал все отрывки памяти в кучку: все свои слова и ничьи больше, и ни одной негласной мысли из башки.       От плавного движения света осталась вибрация — вибрация, которая распространилась на его черепе и всём, что находилось внутри него. Нечто похожее на болезнь, вызванную собой же. Дальше мигрени, больше обычной грусти: злая досада вперемежку с осознанием. Даже рассмеяться как-то над собой появилась охота, глухо, чтобы только одно сознание слышало, и долго, чтобы туда же вбить.       Каким же всё-таки эгоистом он оказался.       

***

      Где-то за комнатой, где-то очень-очень далеко что-то бесшумно зашумело. Оттаскивало и выдёргивало его из сна. Разодранное кемаром горло трещало.       Это были не лучшее пробуждение и нелучший день для пробуждения: душой проснулся наполовину, веки слиплись — надо будет так ходить весь день. Вообще получалось, что он когда-то заснуть успел. И пусть, и ладно. Было хорошо.       Дотянулся до одеяла, потянул на себя и спрятал холодные предплечья в тепле. Сложил их на груди. Мурашки проснулись.       Так бы и задрыхал, уже забылся, вместо дум всплывали одни слоги.       Но нет.       Открыв глаза, ничего перед собой не увидел; мелко заколебался.       Теперь он должен был продолжать свой путь, приостановившийся где-то в три часа утра, если его не обманывало паршивое состояние. Было жаль, что жизнь не могла вот просто намертво притормозить, чтобы дать ему время — ну секунду минимум — отдышаться. Но к сожалению, такая функция не входила в список особенностей тонкого, маленького одеяльца, которое будто набили тонной тёплого пуха.       Гамак застыл. Раф что-то заметил во мраке.       А что вообще он должен был делать? Над дальнейшими поступками разрядившиеся извилины поработали коротко.       Вся ситуация, плохой сон и его размышления напоминают ему то, что произошло недели две назад, и тут было всё правдиво. По идее, если он пойдёт искать старшего брата и поговорит с ним, тот будет спокойно слушать его, несмотря на то, что тот вчера подумал о нём. Звучала хорошая догадка громко и легко.       Но рвался ли за этим Рафаэль? Он отвернулся, щекой вжимался в холодный кусок подушки. Не-а.       Сейчас было неспокойно: оба были обижены надруг друга, у обоих остался противный привкус после ссоры и, как младший подметил, огромного недопонимания, и если добавить к мелкому списку стресс от французов, то можно было сыграть в ящик. И они оба были довольно-таки эмоциональными. Им нужен был отдых. Никаких избеганий конечно, а то хуже станет. Вдруг раз всё обсудят в расслабленной обстановке. Быть может, Леонардо даже поймёт, что он не помышлял сделать ничего плохого.       И, быть может, они всё-таки обсудят порок того; чуть-чуть. А пока ему нужно было достать стакан воды.       Истратив все появившиеся после решения силы, он всё же вышел из комнаты и даже ни обо что не споткнулся, только его встретил бедный дом.       Было как-то пусто, точнее вообще никого не было. Не хватало ещё тумана низкого, как тот, что опускался к земле утром; по крайней мере эту работу выполнял блёклый свет. Сырости ещё недоставало.       Наверное, проспал чего? Или проспал целый день? Пару лет?       Спускаясь вниз, к эпицентру их жизни, Раф не чуял никакой активности: ни звуков, ни бесед, одни пятки шуршали по бетону. Даже Майки, так и не заснувший в своей комнате, не храпел на диване перед выключенными телевизорами. Да, от вчерашнего всем досталось. Ну и пусть отдыхают, пока ещё возможность имелась. Ему же нужно было вспомнить, где он последний раз видел стаканы.       Перешёл порог — вспомнил дальний шкафчик. Да, точно; надо было там посмотреть для начала.       Там они и лежали едва уцелевшими. Он подобрал самый близкий, самый блестящий и переливавшийся; провёл по кругу и не порезался. Сойдёт.       Послышался шелест. Сзади. Секундный.       Утренний Майки не мог пробраться на кухню как мышка, и все знали, где тусил Донни. Он ещё находился внутри своего тела. Классно день начинался, лучше дежавю судьба ничего дать не могла. Что, весь мир реально был настроен против него?       Или всё-таки нет...       Ничего не раздавалось, и в этот счёт входил всякий голос. Он обернулся к Лео:       — Доброе... утро.       У него плечи тянулись к башке. Как бы ни старался с приветствием — и он сказал не просто «утра», — слушатель в собеседника не превратился, и всё действительно предстало плачевным. Тот даже не повернулся к нему и неизменно сидел к нему спиной.       Как бы то ни было, он не горел желанием в своих фантазиях бросаться на брата с обвинениями, которые он потом будет мотать в своей голове и думать: «ну какой же я урод, вот правда». И тем более Рафаэль не собирался начинать с тем разговор по душам, если дух не был светлым; не в пределах нормы, конечно же. Кстати.       Не особо поворачиваясь к Леонардо, когда это вообще-то было нужно, чтобы не казаться ещё большим чудаком, кем он в итоге оказался, он прошёл к раковине и включил кран. Чистая вода охладила дно стекла. Пока струя ещё была слишком тонкой, как бы ты ни крутил бедный рычаг, он, как истинный стратег, принялся наблюдать за тем: совсем чуть-чуть, незаметно, малость повернув голову вбок и быстро отвернувшись обратно. И так сделал пару раз.       По чайнику, с которого не скатывались горячие капли, и от которого дерево сверху не запотело, и по кружке Лео, которая стояла одиноко на столешнице, а не на столе, он давно сделал вывод, что тот пришёл сюда не для того, чтобы пить любимый отвар из всяких кустов. Коротко тем налюбовавшись, он таким образом понял, что тот ничего не читал: никаких белых листков, ничего. Ни тарелки, ни... миски?       Старший брат просто... сидел. Без причины. В очередной раз доказывал, что им перерыв был необходим. Железно.       И взгляд того — в размытых чертах — был никаким, даже если от ночной подавленности и измотанности оставалась доля расстроенности.       Однако всё-таки чего-то Леонардо ожидал. Он знал, чего. Держался за кран.       Рука замёрзла.       Но ему нужно было идти. И он ушёл.       Было неприятного оставлять старшего брата одного, Раф-то и не сильно этого жаждал, и с другой стороны это могло выглядеть некрасиво, но он всё равно продолжал верить, что так будет лучше для них обоих.       Отныне нужно было использовать то, чем любил заниматься Лео: погружение в работу. Остановив шаг у двери, перекрыв на миг дыхание, прислушивался к балагану за ней: было тиховато — он вошёл без стука.       Дон обернулся к нему, со своими полумёртвыми глазами и горбатой формой:       — Ох, — из-за шока очевидно проглотил язык и на секунду забыл, что его проглотил. — Раф?       — Да, Раф. Доброе утро.       Теперь тот на секунду забыл, что он тоже находился в гараже. Отвратил взгляд, наверное, на монитор, посидел так немного и соизволил всё-таки ответить:       — И тебе... — глупо улыбнулся, — доброе.       Чем ближе он надвигался к тому, тем по каким-то причинам Донни начинал уменьшаться, выпучивавшись на него, как на вершину Башни Свободы. И тот, разумеется, чего-то от Рафаэля ожидал.       Но он пришёл сюда не для этого. Припарковавшись рядом с тем, сзади сплющенного кресла, он скучно рассматривал всякие каракули в мониторе; пригляделся к столу и заметил изрисованную тетрадку, пару вырванных листков со складками и сломанный грифель. Здесь происходило волшебство: такое обворожительное, что Дон был похож на наркомана. Он протянул тому стакан:       — На. Мозги хоть освежи.       Гений пялился на стекло, и, судя по голой ошарашенности, тот не сильно догонял, почему он давал ему стакан с одним воздухом. Пока не вспомнил, что вода ещё и могла быть прозрачной:       — Спасибо, — промямлил и потупился.       — Ты что, ночевал здесь? — дальше Раф осматривался просто так.       — М... м, — тот отрицательно промычал и еле отлип от стакана, — я проснулся полчаса назад.       — Объясняет твой внешний вид, — он стучал по спинке мебели. — Так который час?       —... Должно быть одиннадцать.       Он моргнул:       — Одиннадцать?       — Ты проснулся только сейчас? — тот повернулся к нему.       — Типа того, — он пожал плечами.       Сложно было сказать, отчего так сильно удивился Дон.       Но тот всё равно продолжил; даже со смешком:       — Такое событие нужно отметить в календаре, — и отвернулся к себе, демонстрируя, как он копался в своих записях, — «День когда Раф проспал всё утро».       — Если у нас вообще есть календарь.       — Насчёт этого...       Они чуточку поторчали на своих местах молча.       — Так... ты зачем-то пришёл сюда? — Дон заговорил первым и повернул к нему голову.       — Да, — он на секунду раскрутился к заднему виду, — я хотел нача́ть разбираться со своим байком. Ну знаешь, с той грудой угля, от которого у тебя был инфаркт.       — А-а, — собеседник отозвался как-то... разочарованно, почти неслышно.       У него сложилось впечатление, что тот забыл о его бедном коне.       — И это всё?       — Ну как бы да, — он почесал затылок; или Донни думал о чём-то другом, но Раф отпустит. — Ты ведь ещё не начинал с ним возиться?       Секунда себе была короткой, но тот умудрился молчанием сделать её длиннее в пять раз:       — Я успел отобрать пару вроде как целых частей, — тот отвернулся, пялившись куда-то вдаль, — но я ещё не успел их проверить, — на мгновение замолчал. — Ты можешь сам проверить, если хочешь, — и снова обращался к нему.       — Не вопрос, — пожал суставами.       — Потом можешь составить список запчастей, которые нам будут нужны, и мы поедем за ними к Профессору. Думаю, у него ещё должны были остаться парочка поломанных байков, — по́днял указательный палец. — Вот там отобранные детали.       Рафаэль их тоже видел:       — Спасибо, Донни, — похлопал тому по плечу.       — Конечно.       И милый разговорчик закончился, и они, можно было считать, разошлись.       Он пришёл к выводу: Дон до сих пор ожидал от него какой-нибудь номер, и пока по Лео нельзя было сказать, чего тот представлял, с младшим братом было всё понятно: злорадство. Скорее всего, именно это... и продолжения беседы в придачу.       Однако Рафаэль ничего не хотел, но какое бы желание он ни хранил в своём закрытом за скелетом сердце, действия всегда говорили громче слов, и вчера он кричал до потери голоса, о нём сложилось плохое впечатление, и никто, кроме него, не был в этом виноват. Да, рассуждать о жизни становилось легче только после того, как ты сделал что-то плохое. Глаза зачесались — он вцепился в лицо и сдирал с него сон.       —... Раф?       — А? — он обернулся.       Донателло глядел на него настороженно:       — Ты в порядке? — и отныне рассматривал его всего. — Ты просто... выглядишь... не в форме.       Он понурился: сидел вокруг механических деталей и не прикоснулся ни к одной. После замечания брата он ощутил всю эту «не в форме»:       — Я не выспался, — но быстро отмахнулся.       И отныне каким-то образом ему было необходимо двигаться дальше. Стоило использовать всю эту правду с действием и намерением верно. Раф непременно всё исправит. Кинул взор на все маленькие винтики, на все цепочки и трубочки. Взбодриться тоже не помешало бы.       — Эй, Донни..       — Да? — раскрутился к нему.       — Я тут... всё никак не могу проснуться, — отвёл взгляд. — До тренировки ещё далеко, а мне нужна взбучка сейчас, так что-о, — и скособочился обратно. — Есть какая-нибудь тяжёлая работёнка?       Брат находился в состояние похуже его, но после предложения наконец вдохнул в себя побольше воздуха и вспыхнул:       — Ты знаешь, я всё тестирую систему охраны, но проверить её не могу.       Он предвкушал:       — Ну давай, — он всплеснул рукой.       — Прекрасно! Иди сюда, — тот приступил свирепо калечить бедную клавиатуру. — Сначала нам нужно проверить систему главного входа. Я сделал парочку изменений, добавил лазеры и ещё...       Пока он одним ухом впитывал в себя список оружия, против которого он будет в будущем уворачиваться или разрешать себя калечить, вторым он услышал гудок и ощутил дрожь в поясе. Вытянув башку выше и чуть ближе к экрану, он вытащил оттуда телефон и до боли где-то за глазами понурил зрачки, почти слепо нажав пару кнопочек.       За его невидные старания Раф получил целых два — а не одно — предложения: «Эйприл отчитала меня, и теперь я глотаю чёртов бульон. А у тебя как утро проходит»?       Лучше и не скажешь.       

***

      И день проходил довольно-таки неплохо... потому что он проснулся, и потому что он целый день торчал у Дона; по крайней мере, до тренировки так было, но и она прошла мирно: Майки не лез, потому что для того дело закончилось ещё вчера ночью, мысли Донни были заняты благодарностью, а Лео просто не лез. Лео был совершенно спокоен.       Во всяком случае всё прошло настолько хорошо, что учитель ничего не заподозрил — тому было интереснее заставлять ленивого брата повторить последнее упражнение, пока они расходились по своим делам.       — Но учитель Сплинтер!       В ответ получил три стука по полу, и дальше просьбы не ушли. Брат сгорбился и, поставив ноги вместе, поклонился.       — Выпрямись, Микеланджело, — ещё один стук.       Давно он не наслаждался нелепой вознёй мастера нунчаку. Мастер; двухкратный чемпион Нексус, конечно.       Сбоку маты потянулись прочь, и тянулись неспешно, нет, мучительно медленно.       Это Лео их тащил: тот несколько запыхался, и это было вполне объяснимо, потому что и он после таких испытаний ног не чувствовал. Тот не поднимал взгляда, таращившись на грязную кожу. Дон давно спрятался в гараже.       Может, уже можно было хоть что-то делать. Если две головы были лучше, то и о двух дряхлых сил можно было сказать то же самое.       — Дай помогу.       Он взялся за второй конец и по́днял голову, чтобы обнаружить на себе другой взор. И он обнаружил, и тот был внимателен и мало удивлён. Продлился перерыв недолго, потому что Лео тут же потупился обратно:       — Спасибо.       Ну, это было что-то. Что-то хорошее, однозначно. Ситуация стала лучше. Рафаэль подумывал, что, наверное, отдых пора было закончиться.       Только нужно было отойти от остальных.       Вместе они без всяких «раз, два, три» — из-за чего стопка вздымалась в воздух криво — подняли матрасы, и Лео давал заднюю, пока он туда смотрел. Они шли медленно, его напарник по грязной работе, если бы не отравленный дух, сказал бы, что двигались они «слишком медленно».       Без сосредоточенности лицо брата было сложно разглядеть, но он приметил, что голова была опущена не так низко, как раньше, и глаза были так же хорошо открыты. И наверное, тому давно надоели маты. Леонардо пялился на него — и вновь тот выбрал не путь ожидания, а путь проницательности: он испытывал эффект на собственной роже, на плечах, хотя они вроде как зудели и до этого; и в затылке ломило чего-то. Однако во второй раз одна и та же тактика брата была мощнее предыдущей — не слишком ли? Раф начинал подозревать нечто занимательное: в плохом смысле.       Прошёл через проём — всё прошло. Они опустили стопку на пол убранной комнатки, и он принялся хлопать, оттряхивая от себя всю прилипшуюся пыль:       — Ну, — и поднял глаза на лидера, — ещё с чем-нибудь помочь?       Между ними сверху горел маленький свет — под ним тени напротив коротко переменились.       — Нет.       А-а, вот как всё было. Ничего лишнего.       — Ну тогда, — он направился к выходу, — хорошего вечера.       Тот не ответил, и тот не пошёл вслед за ним. Стало любопытно, с каким удивлением таращился ему вслед.       Прогуливаясь по дому, не торопившись парковаться в гараже, он прокручивал одну картинку: когда он начал всю эту поддержку с «ещё с чем-нибудь помочь?», Лео в то мгновение резко напрягся… и тем не менее, тот на деле ничего не сказал.       Всё отныне отлично объяснялось: всё ожидание, всё внимание и напряжение — тот хотел, нет, тот считал, что он обязан был начать разговор первым. Ненавязчиво он вспомнил: «твоя безопасность волнует меня больше, чем эти нелюди». Да, было мило, он даже был готов сделать так, как тот хотел.       Но не на этот раз: не у Рафаэля были проблемы, а у старшего брата. Вот тому и представился шанс сделать первый шаг, и он тем временем покажет, на что было способно его терпение.       Хотя, походу, тот такой необходимости не видел. Совсем.       

***

      Вообще, Лео мог полагать, что первым во всяком случаем обязан был заводить общение он, потому что ему было за что извиниться, но и у брата-то имелась похожая ноша, и даже если тот признал её существование, она всё равно никуда не пропала. Один против одного — получалось, что не в этом был конфликт. Конфликт был в другом. Ведь лидер прекрасно осознавал, что следовало за «прости — и ты меня», и тому не было комфортно начинать решающее действие. В этом не представлялось ничего смешного, потому что маленькая проблема пребывала паразитом для его хранителя, и Раф по этой причине вечером передумал, а ночью вернулся к здравому смыслу.       И каким-то необычным образом спокойно помещаясь со своим благоразумием на одном стуле, он проводил ужин с остальными членами семьи.       — Ну Кланк! Ну что ты делаешь!       Их любопытный и жадный кот лез к старшему брату, когтями цепляясь за поверхность стола. Жертву попрошайничества это настолько развеселило, что тот забыл про свою зелень:       — Вот что происходит, когда ты подкармливаешь его, — и повернулся к младшему.       — Знаешь, я ещё готов поспорить, кто из нас больше его подкармливает, — младший тоже повернулся к тому, и оба таращились надруг друга, как два соперника.       — Да чем там подкармливать?       Их телепатический спор оборвался, когда он заговорил, отрезая небольшой кусок от свинины:       — Не давись ты этим салатом, — и почти залез под стол, чем привлёк их сожителя, — вот: нормальная еда.       Учуяв великолепный аромат, Кланк навсегда отцепился от братьев, а он получил взамен новую ответственность.       — Зачем там много? — Майки в такие моменты правда напоминал мамочку. — Потолстеет же!       — Я же не тебя подкармливал, — он к этому времени выпрямился.       Все вспомнили о том, сколько порций красивой горкой помещались на одной тарелочки, и тихонько хохотнули.       И позже между ними завелась очередная тема.       — Я вот думал, — наконец, вытащив вилку из пасти, Майки тыкал ей во всех, — так как мы неплохо прижились к этому дому, как насчёт того, чтобы устроить на днях вечер кино?       — А-а, вечер кино, — из всех них по традиции больше всех соскучился учитель, подхвативший разговор воодушевлённо. — В последнее время я чувствовал, что нам сильно не хватало более развлекательного отдыха.       — Только чур ты не выбираешь, какой фильм мы будем смотреть, — Дон показал на младшего брата.       — Да, опять, небось, своих супергероев включишь, — и он поддержал.       Слушатель на секунду надулся и вдруг придумал:       — Ну раз уж учитель Сплинтер первым отозвался, — повернулся к тому, о ком болтал, и аж двумя лапами указал на того, — почему бы вам не выбрать?       — Да, у меня был на примете один интересный, художественный фильм, — отец отрешённо перебирал бороду. — Он называется «Летний дождь».       — «Летний дождь»? — тоже задумавшись, мастер нунчаку чесал лицо тупым концом вилки. — Звучит знакомо.       — Потому что фильм основан на японском фольклоре, Микеланджело. На сказке.       — О, сказки! — брат внезапно обрадовался. — Я так скучал по вашим рассказам, правда! — отбросил вилку в сторону, подпёр свои щёки и мило строил глазки. — Рассказывайте.       Никто не возражал, все только улыбались, и это оживило их стол.       — Тогда слушайте внимательно...       Вокруг них вихрем поднималась противная суматоха, и тем не менее она их всех нисколько не затрагивала; их словно защищал свет, который не уходил за пределы их небольшого круга. Рафаэль грезил — и братья с отцом тоже, — что они сидели в старом доме. И вправду прижились.       Чтобы продлить удовольствие, все стали есть медленно, и он стал несколько чувствителен к шуму, и он отныне ощущал нечто новое. Раф догадывался.       И кому же стукнуло в голову посадить их напротив друг друга? Он перевёл взгляд с учителя на старшего и встретил второй: направленный на него, внимательнее прошлого, тяжёлый. Он был тяжёлый, хмурый — и всё было направлено на него: опушенные, надбровные дуги, опущенный рот, за которой он прям знал, что зубы были малость стиснуты, и просто острый взор, по-другому его назвать было невозможно. Лео... не очень был впечатлён им.       Ну а что он мог поделать? Ничего.       

***

      И так прошло несколько дней. Стоило похвалить выдержку лидера.       — Ура! Наконец-то!       Он обернулся и увидел, как его брат, до ужаса счастливый, откатился от замусоренного стола со взмытыми руками:       — Теперь система охраны полностью исправна, — опасно тянулся назад, даже досюда раздался скрип, — и она уже работает! Э-эх, как же я горжусь собой...       — Прекрасно, — с хмыканьем он раскрутился к своей горе запчастей. — Только со стулом своим неразлучным не свались на пол, умник, — и вернулся грызть кончик карандаша.       Тот сразу его послушал, и вперемежку с твёрдым хрустом его карандаша Дон возвратился к ровной земле. Дальше, как и ожидалось, Раф затылком ощутил начало разговора.       — А как у тебя дела продвигаются?       Вытащив палку изо рта, дёргал ей между пальцами:       — Ну список я давно составил, — и грифелем упёрся в измазанный блокнот, — я вот о чём думаю: может, обновить ещё и вид?       Пока тыкал по своему корявому рисунку, слушатель стоял сзади, любопытный.       Рафаэль развернулся и всунул тому в лицо его каракули:       — На.       — М-м, — вначале прозвучало удивлённо, а потом было что-то вроде скучного «я догадывался», — старомодненько, — и уронил взор на него, — но тебе ещё как подойдёт.       Усмехнулся:       — Мне нужно сказать «спасибо» или треснуть тебе карандашом по золотой голове?       — Думаю, у Профессора было что-то похожее, — тот притворился, что пропустил всё мимо ушей. — Так как я закончил с безопасностью, можем полностью сосредоточиться на твоём мотоцикле, пока у нас есть время.       — Ты не поверишь, как долго я хотел услышать эти слова от тебя, — он взял блокнот обратно и не мог не смотреть на своё будущее творение. — Жаль, что сегодня не начнём.       На момент он ничего не услышал от брата.       — Да, — тот мыслями находясь далеко от их дома, — жаль.       Они стояли бы так ещё долго, пока не открылась дверь, и пока они не встретили остальных братьев по ту сторону гаража. Лео одними своими чертами на лице выражал целеустремленность.       Настало время выезда.