***
Два фонаря возвышались рядом с их целью, третий — у другого края дороги, прямо напротив. Там-то Раф и расположился, маленько высовывая макушку. Майки прятался за третьей машиной, справа от центрального входа, с огромным интересом пялившись куда-то вверх. Слева сидели Лео и Дон: старший наблюдал за младшим, а младший копался в мелком приборчике, показывая первому панцирь. На секунду лидер отвлёкся, зашевелив пальцами. Должно быть, елозил кожей по грубому осколку. Короткое и оторванное движение — опущенная голова. Непроизвольно Рафаэль за тем повторил; проводил вдоль острых концов, осязал границы и не царапал руку. Сжав гладкий кусок стекла, оставшегося от разбитой бутылки в подворотне неподалёку, он тоже зачем-то по́днял глаза кверху. Кроме скучных окон, там любоваться было нечем. Внизу мелькнула вспышка. Колыхнувшись обратно, встретил старшего брата, высоко поднявшего предплечье. Донни перестал сидеть крючком. Не меняя положения, тот целился в мишень. Ярче прежнего чувствуя дар бокового зрения, он отвернулся к своему фонарю. Вдохнул поглубже воздуха, прищурился. Слепило прям в рожу настолько едко, что уже виднелись очертания треклятой лампочки. Приподнял предплечье. Кто сегодня попадёт первым? Мелькнуло сбоку — разбилось озарение. Пронёсся противный звук: как высокий скрип. Моргнув, он больше не видел собственной ладони. Кажется, первым был всё-таки Лео. Двери раскрылись. Из убежища выбежал молоденький работник вестибюли. Свет падал только на спину, и испуганное лицо было сложно разглядеть. Ладонь сжимала передний карман штанов, точно там хранилось что-то важное, что-то огнестрельное. Из здания сквозь стекло прошёл узкий луч белого света — фонарик. Работничек, обескураженный, обернулся и увидел охранников. Кисть на пистолете тут же расслабилась. — Какого чёрта произошло? — спросил один, стоявший подле работника. — Я не знаю! — тот втянул башку в своё тело и развернулся к дороге. — Всё было хорошо, как вдруг фонари просто... — в полном мраке старался найти столбы, — разбились? — Разбились?.. — второй двинул свет на тот, что был рядом. — Разбились! Я слышал, что они разбились! Даю сюда, — преступник отобрал фонарик и подошёл ближе к разбитой лампочке. Но кроме кусков стекла ничего нельзя было отыскать. — А с другими всё нормально, — и работник смотрел вдаль. Дозорный же раскрутился к остальным: — Ты, ты — просканируйте улицу со мной; вы трое, — двинул пальцем на дальних, — наверх, — и бросил взгляд на вернувшегося к ним работника, — а ты... — Пишу отчёт и разбираюсь с заменой, — и вернул светильник. После указаний те быстро разошлись по делам.***
— Правее! Правее! — Нет, он с другой стороны идёт. Оба младших прицепились глазищами к экрану: мастер нунчаку постоянно тыкал куда-то в уголок экрана, а Дон следила за пальцем и вдавливал кнопки внутрь джойстика. Задание скорее походило на видео игру, чем на нечто серьёзное. Леонардо, сидевший почти в сторонке, ничего не возражал против восклицаний, кое-как созерцая отображение. Раф же относился к задумке недоверчиво: — Это точно сработает? — скрестил руки. — Конечно, — Дон даже не пошевелился, — мой новый черепашонок меньше, быстрее, и... — завис на секунду, — камера... лучше. — И джойстик! — а Микелнаджело всё-таки вылез за пределы тесного общения. — Это я ему посоветовал! — и отвлёкшись от разговора с Рафаэлем, вернулся к мастеру бо, — нет-нет, не туда, ты что! Мы же с тобой уже тренировались! — Стелс-игры — это не тренировка. Их мелкий спор продолжился такими же мелкими — буквально — словами. Со временем могло бы почудиться, что оба говорят на каком-то древнем языке. На языке двух игроков, которые не спали несколько дней. — Тих-тих-тих-ти-и-и! — Майки сжал плечо напарника, по́днял высоко палец. Все они, и даже он с Лео, которые вообще ничего думать не помышляли, молчали в тряпочку. Трое караульщиков, которые остались прочёсывать дорогу и переулки, собрались у входа. — Ничего? — главный пялился на всех по очереди. — Ничего, — другой вздрогнул суставами. — Не-а, — третий покачал башкой. Вожак цокнул так громко, что даже до их жучка донеслось раздражение. Главный из шайки поднёс к роже рацию: — Ну что? Нашли кого-то? — развернулся к их дорогому дому, гнув шею назад. — Или что-то? Раздалось противное шуршание. Поза главаря шайки не поменялась, за исключением ладони, которую тот резко опустил. — С нами, кажется, захотели поиграть. Майки жутко понравилась фраза: мордой упираясь младшему брату в висок, тот никак не прекращал колотить того локтем, издавая предсмертное кряхтение. Донатело же был настолько сосредоточен, что не двигался и, видимо, даже не почувствовал боль в суставах. — Надо камеры перемотать, — и самый болтливый зашагал в домик. — Идём. — Давай, Донни! — младший брат задушил кресло в объятьях; ноги того не держали. — Вперёд! Дави! Жми! — Жму я! Жму! — очень сильно. Какие страсти бушевали в их скромненько фургоне. — Будешь так визжать, они точно нас найдут, — Раф не мог не присоединиться к ним. Интересно всё-таки было, что из себя представляли эти добренькие мафиози с их папашами. Вестибюль был красивеньким: весь такой золотой, и растения по краям помещения вроде как освежали воздух. Это было всё, что они увидели, кроме обуви охранников. — Чуть-чуть правее, — мастер нунчаку туда же кистью помахал, — да, вот так. — Так что? — говорил тот работник вестибюли, только на изображении тот не появился. — Вы не нашли ничего? — Сто-оп! Дон чуть не уронил джойстик — их цели остановились на поболтать. — И остальные тоже, — говорил тот же. — И чего, — собеседник был как-то растерян, — это на нас, получается, ниндзя напали, что ли? —... Не исключено. — Тьфу! Если бы не эта мелюзга, у нас бы сейчас не было столько проблем! — Посмотрим, что ему на этот раз скажут. — Ха-ха! Да-да, я обязательно приду! Ну вот, прекрасно: их любимый Виктор имел хреновую репутацию. Ещё чуточку поглумившись, те разошлись без новых слов. — Ну да, теперь иди, — Майки затряс лапой. И они пошли дальше. Возле спуска пришлось опять остановиться, потому что первой группе по дороге попалась вторая. Пришедшие покачали головами, пожали плечами, и дозорные всей компанией устремились вниз, по лестнице. — Нехорошо дело, — Дон бормотал себе под нос, — отстанем. — Главное отстать так, чтобы нас не спалили, — и Микеланджело тараторил угрюмо, отчего те словно и не разговаривали друг с другом. В общем-то, у них получилось: единственный тяжёлый момент произошёл на пороге, когда он был закрыт и когда от распахнутой двери они чуть не кокнулись вдребезги. Ботинок на миг перекрыл всю видимость, очередной оболтус пялился куда-то вперёд, а не, благо, вниз, и они спокойно потопали в недры. Ну как «спокойно»... когда на стульях сидели такие внимательные и сосредото́ченные ястребы и когда их было много, становилось как-то не по себе. — На крыше ничего не было зафиксировано, — в глубине кабинета раздался голос. — На верхних этажах тоже, — и позже протянулся второй ленивый вой. — А у переднего входа было. Те отвлеклись, высунулись из своих просторов и обернулись к столу сбоку. Тот, кто там сидел, сутулился, как они сейчас: — В тенях что-то двигалось, — стучал по клавишам, — идите, посмотрите. Все подошли, скопились у маленького пространства и выпучили глаза. Замолчали. Они тоже были в смятении. — Э-э-э, — мастер нунчаку нервничал, — сколько их тут?.. — Один, два, три... — низким шёпотом мастер бо принялся тех считать. — Там ещё один, — он кивнул. — Ты пропустил. — Не нужно. В голос Лео они вникли, но отворачиваться от монитора никто — и он тоже — не решился. — Для начала отыщите место, где можно спрятаться и где нас не найдут. — Да-да, точно, — Микеланджело постучал себе по лбу. — Глянь, Донни, — тыкнула на левую часть экрана, — там шкаф какой-то. — Значит, там есть и трещина, — а тот закончил. Они оказались правы — там и застрянут на какое-то время. — Ни черта не видно, кто это, — кто-то промямлил. — Так что... — ещё один возник, — реально ниндзя, получается? Охранники молчали недолго. — Надо сообщить начальству, — зазвучал топот, — не спускайте глаз с камер. С тех камер, на которых было хоть что-то видно. Они отвернулись от яркой картины к более тёмной, где располагался лидер: — Что теперь? — Было бы хорошо отключить всё электричество в здании, — косившись вбок, тот почёсывал подбородок. — В этом не должно быть ничего сложного, — Донни был тут как здесь, — нужно просто перекрыть счётчик электричества. — И где можно найти этот счётчик, умник? — и он тоже. Тот на секунду задумался: — На крыше, скорее всего. — На крыше, на которой установлены камеры, — Майки двинул на картинку, чтобы осветить тому повод. — Не в первый раз, — а тот спокойно пожал плечами; поднялся, — и точно не последний. Направившись к другой части фургона, тот открыл небольшой шкафчик: — У меня ведь ещё осталось это, — тот с гордым видом вытащил свой старый фотоаппарат. — И игрушечный голубь тоже?! — младший брат был чрезмерно обрадован. — Ещё спрашиваешь, — собеседник сказал торжественно. И оттуда же вылезли пёрышки. — Я пойду с тобой! Тебе же нужен ловкий напарник, — и мастер нунчаку за разрешением повернулся не к гению, а лидеру, — да? Но лидер будто и не разобрал просьбу того, уставившись вниз, на пол. На протяжении всего вечера пребывал весь такой безмолвный, зацикленный исключительно на задаче, исключительно… на себе, отстраняясь от всех и подавая голос при самой крайней необходимости — тот вёл себя ненормально с самого начала. Никто ничего не спросил, потому что никто ничего не заметил: братья отодвинулись от причуд Лео, придумав собственные пояснения, которые были похожи на правду; вот так вот один торопился пролезть с аппаратом, второй торопился повеселиться с игрушкой. Так было всегда? Они всегда вели себя так легкомысленно? Он… тоже раньше вёл себя легкомысленно. Если бы только Раф потерял память о прошлых двух неделях, чтобы крикнуть остальным, что те кое-что упускали перед своими клювами. Но теперь он поступить так не имел благоразумия — он знал исход подхода слишком хорошо. Никого это волновать не будет, если прозвучит предъявление от него. А победителем будет Лео. И сколько бы деталей и черт он ни подмечал, неподвижная пауза продлилась всего лишь несколько каких-то жалких секунд. И ничего больше не останется видным. Тот кивнул. А ему всё въелось в память. И Лео победил. — Пошли-пошли! Мало времени! Оба младших быстро набили сумку и поскакали в обход. Ни разу не обернулись, ни разу не осмотрели оставленную теми обстановку. А оставили те очень неудобную обстановку: тихую, но не спокойную. Она сковывала немного, не разрешала даже зрачкам двигаться; они приелись к единственной точке. Единственное, как он мог поступить без всяких жёстких подозрений и глупых выводов, это с опущенной башкой слышать что-то, ощущать порыв чего-то. И он слышал. Слышал, как кресло негромко затрещало, потому что тот стал во весь рост. Слышал, как тот с шершавым эхом устремился в его сторону. Ощутил едва холодный порыв: то ли от взгляда, то ли от осени за фургоном. Леонардо уселся на трон Донателло. Ничего не сказав о том, зачем сделал, и хотя бы не прокомментировав идиотство оболтусов, тот продолжил слепо наблюдать за экраном, время от времени опуская взор на бедный джойстик. Притворялся, что не знал о его присутствии за панцирем, что его дыхание того не касалось даже самую капельку. Это раздражало? Это чертовски раздражало. Какой же всё-таки старший брат был упрямый. Как осёл. Вот что тот оставлял ему? Как Рафаэль должен был действовать? А никак не получалось действовать, потому что он поставил себе конкретное условие: тот не заговорит, он молчит в тряпку. И это злило ещё хуже, потому что это и его ослом делало. И он непроизвольно, без желания отмщения так же делал вид, что не замечал мастера меча и предпочёл таращиться на скучное отображение. И, ясень пень, там ничего не происходило: жучок пялился в щель, трудяги... трудились. Дверь, судя по ударам и тряске, иногда открывалась. Закрывалась. У них приглушённо гудели компьютеры. — Э-э, — кто-то за вдруг монитором промямлил. — Что? Что такое? — другой загремел. Они напряглись. — А нет. Неважно. Просто голубь. И выдохнули про себя. — Тьфу ты. Прекрати фигнёй страдать! Это было всё, чем они занимались. Всё, на что они были способны. К чему только жизнь не приводила. Донеслось постукивание. Не за стеклом. Не из динамиков. Медленный, слабый темп. Опустив взгляд, он увидел, что дубасил по столу Лео: указательным пальцем; может, не отдавая себе отчёта, может, специально, обращая на себя внимание. Но всё равно — нервничал. Взор заострился. Он не был удивлён. Но Раф не проронил ни слова. С внезапно нахлынувшим энтузиазмом он возобновил созерцать монитор. И ритм принялся нарастать. Хотя нынче тот выглядел настолько беспомощным, что ему опять стало не по себе. Не сдержав любопытства, он ещё раз посмотрел на того. — Что? — Что? — он двинул головой назад. Прозвучало резко. Леонардо коротко повернулся к нему. Да, это было какое-то продвижение… которое закончилось после одного слова. Не пойдёт. Тот мог бы и придумать что-то получше; он тому поблажку не даст. Он поэтому указал вверх: — Я на экран смотрю. Ничего дальше тот не сказал — не выходило, потому что особо не врал. Но чувство некого заговора его полусобеседник при себе имел: не зря же, отвернувшись обратно, прищуренно наблюдал за ним. И в конечном счёте, чем бы тот ни занимался и как бы он ни притворялся, они просто продолжали прикусывать языки до глубоких ран. И воздух вокруг стал настолько тяжёлым, что, наверное, его можно было бы ощутить как щёлк, соскальзывавший с пальцев. Таким дышать было сложно. Неужели они обойдутся только этим? — Всё готово! Лео быстро встал. Он оглох на одно ухо. Потёр зачесавшиеся костяшки. — Нам нужно поторопиться. На законное место сразу приземлился Донни. — Мы ничего не пропустили? — мастер нунчаку тем временем прилип в старшему. — Нет, — а старший того невидимо оттолкнул, — ничего не произошло. — Ну кроме как вашего голубя, — он добавил. Младший прыснул ядовитым смехом. — Так, всё готово, — в завершение Дон отдубасил по клавише с триумфом. Вылетев из кресла, заново полез в шкаф, что-то там перебирая, пока к нему подошёл лидер. — Возможно, там будет много дисков на это число. На одних руках это не унесёшь, — отдал тому сумку поменьше, почти квадратную, — на, вам это пригодится. Х-м, — тот почесал подбородок, — надо бы ещё очки ночного виденья достать. — Спасибо. — Вам с Рафом поторопиться нужно! — мастер нунчаку за спиной выгонял их. — Время-то идёт! — И не забудьте про микрофоны, — мастер бо передал тому устройства. На момент Леонардо ничего не смог выговорить. Лица того он не видел, но представлял, чем оно сейчас окрасилось: недоумением и неприязнью. — Я с Рафом? — Но ведь я не смогу пойти, — Донателло, пожав плечами, колыхнул кистью на отображение, — мне нужно управлять жучком. — А мне нужно смотреть за тем, как он управляет жучком, — Микеланджело показал на гения. — Без обид, но без меня ему и минуты не прожить. Гений угрюмо сверлил того взором. А Лео тем временем был не рад такому ограничению: в его сторону блеснуло созерцание. Оно было хуже того, что они разделили между собой минуту назад. Однако Лео вскоре переключился на Дона: — Но мне всё ещё нужен Майки. Дон потратил пару длинных секунд, чтобы посмотреть на младшего: — Да, конечно, — и как не в чём ни бывало, раскрутился к себе. — Только не забудь потом вернуть его мне. — Эй! Я не какой-то там предмет!***
Ему не на шутку становилось интересно, сколько вещей вмещал в себя этот маленький шкафчик. — Ты понял, что тебе делать? — Лео отвлёкся от слежки за светлым лобби, чтобы окончательно добить мастера нунчаку. — Да-да-а, — тот поправлял пальто, «последний писк свалки», как тот выразился. — После этого сразу возвращайся к Дону. — Ага... Майки вылез из укрытия. Лидер отвернулся ко входу, поправляя свой микрофон. Удерживаясь за очки ночного видения, Рафаэль вновь повторил за Леонардо. Немного выпрямил колени, чтобы посмотреть сквозь окна машин на работягу в лобби. Тот кричал размытые вопли в трубку, натягивая веки на лоб, дёргая предплечьями в судороге. Хранил у себя патрон. В противоположном углу зрения под тяжёлый топот и походку встал Майки: прямо напротив выхода. Из-под длинной шляпы таращился прямо на сотрудника. Преступник застыл. Ссора прервалась. Тот медленно отрывал трубку от уха. Плавно пошатнулся, однозначно куда-то протягивая лапу. Смотрел на брата, туловищем наклоняясь всё ниже и ниже. Мастер нунчаку напрягся. Тот сжимал кулаки по несколько раз. Встряхивал рукова. Он натянул прибор на рожу и понурился. Привыкал к едкому зелёному; вдавливал кисть в машину. Нашёл обломки от лампочек. — Прыгай! Вырубился свет. Разбилось стекло Работник рванул на улицу с оружием. Осматривался. Скрипел осколками. Пронёсся грузный удар. Короткий рёв. Он выскочил с Лео из укрытия, встретился с Майки, рухнувшего на преступника: — Удачи! И без того вбежали внутрь. По холодному стеклу, в дальний угол — скрылись в декоре растений. Приземлились низко, горбились, листья натягивали на себя, прятали лицо; глубоко не дышали. Сразу же из подвала выбрались охранники. Всё озарение фонариков направилось на выход. Вся ошарашенность — на вырубившегося работника. Несколько торчали в середине помещения, дёргая светом туда-сюда. — Они уже здесь! — Чёрт! Но кусты были изрядно густыми, а кожа была изрядно зелёной — их не палили. — Наверх! Ты, останься здесь! И бросились наверх. Из подвала выбежало ещё несколько человек. Шум зашуршал в ушах. Рафаж скукожился. Это его микрофон трещал? Повернувшись к брату, обнаружил, что тот после визга двинулся внутрь. Постоянно оборачивался к сторожу снаружи. Значит, это реально был его микрофон. Тот двинул взглядом на него и насупился — он уловил и пополз следом. А какого чёрта с ним произошло? Неужели когда Рафаэль чуть не сломал проводок у пирса, он его как-то повредил?.. Он ведь не почувствовал никакого треска… или он был больно занят, чтобы его заметить. Вот же натворил делов. И что теперь нужно было делать? Сказать Лео? А тот ничего сделать не сможет. И настроение хуже станет. Ну. На окружение тоже обращать внимание надо было, да? Он согласился с собой. Встряхнув мозг, схватился за сай, отлепил его от пластрона. Панцирем тёрся о стену. Передвигался с напарником неспешно, готовившись метнуть острие в преступника. Оказались напротив того, пялились на дрожавшую спину — кинулись вниз. В подвале было много дверей; даже любопытно было: что такого особенного могло тут находиться, кроме чёртовой охранной будки? Но его любопытство оборвалось, как только лидер рванул вперёд: из само́й дали показался их знакомый жучок, устремив свой глаз на них. И что-то снова прошипело в наушнике. Они подбежали к черепашонку, и Леонардо подобрал его на руки: — Дон, стойте на страже, — и направился к лестнице. Рафаэль же того не дождался и дёрнул за ручку. Куча мебели, куча компьютеров, несколько высоких шкафов — и нигде не лежал диск на видном месте. Старший зашёл за ним: — Проверь всё слева, — пролетел мимо. И тот быстро спрятался за распахнувшейся дверцей. Там зашуршало и заскрипело. Раф, подглядывая за тем до самого конца, пристроился к шкафу напротив и открыл его. На каждой полке умещалось по две коробки, забитые чехлами из-под дисков: была подпись места, числа, времени. Вот только не та дата была написана. Взявшись за коробки на другой полке, он увидел совсем другое число. Поднялся к третьей — опять какое-то левое. Проверил наверху — похожая муть. Не было последовательности. Был личный порядок. Закрыв шкаф, двинулся к другому. В его башке ящиков стало ещё больше, а времени — меньше. Вытащив первую попавшуюся, вытянул один и вчитывался секунд пять. Нашёл: нужное число. Выдернул вторую коробку — другая часть архива. Уложил всё на землю. Сгорбившись и щурившись, просунул между пластиком пальцы и перебирал каждую надпись: улица, лобби, коридоры разных этажей, кабинеты, залы совещаний... залы совещаний ему подходили. И оказалось, что их было несколько. Он упёрся костяшками в пластмассу Но у брата же была сумка? Раф возьмёт всё. Для первой комнаты было уделено три диска, а для второго почему-то имелось только два. Потянувшись ко другому ящику, он отыскал там три диска для третьего. Он вскинул голову. На ум пришёл разговор между преступниками в лобби: куколка для красивого вестибюля должна была зайти к шнырям, чтобы посмеяться с того, как Виктора должны были в очередной раз отчитывать. Те надеялись. Обернулся: — Диск может быть на каком-то из столов. — Понял. А дисков там было дофига. Упакованы в пластик. Валялись стопками. Хватался за стопки, щупал и чувствовал, что чего-то не хватало. Не хватало беспорядка. Всё было не то. Кроме той пластинки, которая лежала на компьютерном блоке в углу кабинета. Рафаэль подобрал её и развернул. Была ужасно заляпана. Точно использовали не первый раз. Обратив внимание на поверхность, снёс с него всю бумагу. И стало чисто — и он обнаружил пустой, открытый футляр и нужные отметки. Бинго! Сегодня он был в ударе. Хоть где-то. Лео что-то сказал? — Раф! Раздался удар — дверца распахнулась. Чёрт. В зрение треснула вспышка. Уронил диск; схватился за кинжал. — Какого?! Швырнул сай в сторону вскрика — прозвучал другой. Он рухнул на землю. Отбросил очки, пополз под стол. Шустро тёр рожу. Послышался свист, и преступник рявкнул. Озарение пропало. Раздался хруст — лидер тому явно что-то разбил. Землетрясение отразилось в пятках. Второй удар был короче. Ещё незрячий, он шевельнул свободным ухом к выходу. После наступила тишина: хоть оглохни. Это был словно низкий гул. И исходил он от старшего брата: тот молчал громче всех и вся. К этому времени разноцветные круги перед глазами пропали. Надев обратно очки, Раф вылез из-под мебели, поднялся и направился к мастеру меча, спокойно торчавшему у порога. Он остановился напротив, через тело, и разглядывал бездвижную тушу. Сложно было говорить о деталях, но кое-что было точно: пока он тому кинжалом попал в ногу, Лео звездой разбил фонарик, а кулаком — челюсть. И пистолет валялся вдалеке. Он выдернул из того острие: — Неплохой манёвр, бесстрашный, — он протянул к тому руку, чтобы похлопать по плечу. Но лидер отпрянул. Зарядил в него сумкой. Лязгнула. Железякой по зубам. Вибрация. По нерву — в мозг. Он взялся за рот. Она рухнула у ног, пискляво зазвенев. — М-х, — щемил язык; его дёсны зудели, в ушах застрял гам, морщины натягивались. Висок лопнул. Раф отдёрнул руку от рожи: — Что за чёрт, Лео?! — Это я должен тебя спрашивать! И тот закричал громче: эхо дошло до конца кабинета. И вернулось. — Ты с ума сошёл?! — тот впервые за долгое время позволил себе тыкать ему пальцем в пластрон. — Ты хоть вообще соображаешь, что вокруг тебя происходит?! Два раза слышал одно и то же. В два раза становилось неприятнее. Становилось очень неловко. Он отворотился от того, ногтями вцепившись в шею. Слышал, тот дышал прям на него и никак не унимался. Вытянул рот: — Я микрофон свой сломал. Эти секунды были хуже. Тот задохнулся, кажется. — Ты что?! Ухо снова заложило шуршанием. Леонардо остановил себя, рассредоточил взор, более на него не таращившись. Понурился: — Да, я понимаю, — и отвернулся. Рафаэль остался один. Проходя мимо караульщика, тот коротко выглянул из помещения. Взявшись за рамку двери, обернулся к нему: — Забирай их. Неподвижные, стеклянные и мрачные глаза. Тот вышел из кабинета. Опускавшись к полу, к гадкой сумке. Провёл по холодной коже. Полетел за диском... и дисками. Топтался по бумагам, наступил на ручку. Собрал все три комнаты. Может, запихнул внутрь ещё чего лишнего. Закрыл плотно, хлопнул по ней. Вдавливал её в стол. Не открывал рта. Потёр челюсть. Не хило старший прорвало, конечно. Наверное, поделом ему. Сзади донёсся щелчок. Не глядя в сторону того, он проскользнул через мебель к вентиляционному отверстию. Кинжалом выдернул гвозди, нацепил на себя сумку. Сбоку уже возвышался лидер на кисти которого сидел их маленький приборчик. Вдалеке они услышали шаги и крики. Набиралась громкость. Когда дверь выбили, до них долетали несколько едва доходивших отголосков. Творилась полная неразбериха. Миссия была выполнена.***
Выбрались они быстро, жучка по дороге не потеряли. Залезши на соседнюю крышу, среди черни, у входа в штаб-квартиру, заметили лучи двух фар. Невидимого водителя. Будущий скандал. Сзади лидер неспешно отстранялся от картины. Рафаэль развернулся к тому; выпрямился, убрав ногу с края парапета. Разворачиваясь прочь, тот очень долго задерживал на нём бессодержательный взор. Терялся в слабой тени. Потерял интерес. И они сбежали: как можно было дальше, перепрыгивая с крыши на крышу. Крохотно оборачиваясь, он перестал различать дома от паразита. Но в какой-то момент они взяли перерыв: без слов, без игры в гляделки, ничего. Застряли на одной из крыш. Стояли они у разных краёв. Ещё бы им нужен был перерыв — чёрта с два. Они пахали на утренних тренировках больше, чем на коротенькой полосе из пробежечки по двум этажам и неожиданному поворотику. Не нужен им был перерыв для того, чтобы отдышаться: никто из них особо тяжко и не дышал. И куда он дел все эти возражения? Обратно себе в глотку: и когда он видел, как старший брат замедлялся, и когда они остановились. И когда сейчас молчали в трубочку. Микрофон зашипел. Рафаэль сорвал с себя трещавшую побрякушку, а Леонардо в сообщение вник. Но не ответил. Мигалка вырубилась; тот его отключил. Ничего теперь не шевелилось здесь. Между ними без помех пролетал ветер, и они никак не шли против него. Ничего не говорили. Не нужен был этот перерыв, чтобы отдышаться. Нужен был для иного, но у Рафа не имелось подходящих слов. Старший ещё не успокоился, стоя к нему спиной. Побочный эффект срыва — это он удерживал их, это он не разрешал поднимать голос, оставляя удивляться тому, что между ними так неожиданно взорвалось. Так резко и бессвязно. Вдохнув, Рафаэль по́днял глаза к туманности: нигде не было куска неба, свободного от облаков, и нигде им не было места. Не казалось ему, что с подобным настроем они могли как ни в чём не бывало вернуться к братьям и сделать вид, что ничего не произошло. На этот раз трюк не выйдет. Из ниоткуда он слышал выхлопы, пожарную сирену; очень ярко. Ему было сложно определить, как поменялось его мнение на его же тактику. — Почему ты ничего не говорил? Взор перевёл на Лео: тот обернулся ни полностью, ни боком — никак. Только понурился низко, стискивая кулаки покрепче, поднимая плечи. Голос был напряжённым. Неужели до сих пор злился из-за бедного микрофона? — Да поздно я это понял, — тоже опустив голову, он принялся драить шею, — да и что ты мог сделать с этим, отдать мне свой? — Я не об этом спрашиваю! Рука застыла. Раф моргнул. Поднял на того взор. — Почему ты молчал всё это время?! — и теперь тот обернулся к нему. Заострённые черты, громкий голос, тугие жесты. К такому развитию он был ещё как готов. Не шевельнув ни одной конечностью, он долго взирал на собеседника, наблюдая, как тот постепенно отходил от возмущения и как дыхание теряло учащённый темп. И вскоре Лео расслабил малость дрожавшие пальцы. — А ты хотел поговорить со мной? — только потом он ответил вопросом. — Конечно я хотел! — но старший брат заново приступал горячиться. Ещё раз он дал тому несколько секунд прийти в себя. После второй паузы мастер меча начинал заметнее уставать. — Так если ты так сильно хотел поговорить со мной, почему ты этого не сделал? — Ты... В третий раз голос Леонардо загремел — но прервался сразу же. Глаза округлились. Выдыхая воздух, которым запасся на приостановившуюся речь, тот выпучился на него, огромными зрачищами пожирая всё, что заставал. Губы поджались, и собеседник потупился, пытаясь быстро найти ответ на земле. — Потому что ты это на́чал, — заговорил с громкостью, которая до него едва доходила, — из-за тебя мы поругались. — И это лишает тебя права заговорить первым? Тот растерялся: приня́в такое смущённое, даже испуганное, выражение лица, тот сбивчиво метал взгляд куда попало. Рафаэль не делал резких движений, не думал ещё подходить, а лишь осторожно глядел на того, облизнувшись перед концом проклятой темы. Ему становилось от неё дурно: — Разве тебя такое реально могло остановить? Не задавал лишних вопросов: в подобные обострённые моменты такой фигней можно было страдать дольше, чем сутью разговора. А до старшего брата суть дошла. Ему показалось, что дошла. Лео резко поник всем лицом и немного телом: окончательно опустил плечи и не потому, что от паузы невольно успокоился, а потому, что сдался; выпрямил пальцы, потому что больше злость некуда было деть, и жестами уже пользоваться было невозможно. Сильно расстроился. Спрятался от него, укрывшись рукой. Он ничего не видел, кроме подрагивавшего рта. Тот повернул голову в сторону — и отныне всё прикрывалось запястьем. Глубоко переводил дух. Раф испугался и двинулся к тому: — Лео... — Не... не смотри на меня. Приказал тот... ну совсем очень вялым голосом. Он пытался зайти сбоку, пытался разобрать. — Стой, где стоишь! — лидер встряхнулся. — Ты плачешь? — Чт... Врубился, что зря спросил. — Я не плачу! — тот развернулся к нему и нашёл его за секунду. А он нашёл красные щёки. — Мне стыдно! Таращились они друг на друга в таком смехотворном образе недолго: старший брат, отвернувшись от него, шустро окунулся в своё узкое пространство и усердно старался оттереть от щёк румянец, не имея шанса утаить прищуренность и хмурость. Рафаэлю же было незачем шевелить лапами, но он несомненно мог шевелить языком: — Да ладно тебе, — и шевелить ногами тоже мог, — не всё же так ужасно. — Я же сказал: не подходи ко мне, — тот вдруг бросил, зыркнув на него. Порой тот был изрядно наивным. — Заставь. И лидер ничем не ответил. Разумеется это было бесполезно, и Раф был уверен, что Лео успел раз сто проклясть его в своих мыслях, пока тот ещё дальше разворачивался от него, уставившись на кусок крыши за панцирем. При новом колыхании головы он приметил, как тень на лице изменилась. — Я опять это сделал. — Что? — он в недоумении чаще заморгал. — Ты о чём? Собеседник опять не спешил ему ответить, медленно поворачивая голову в его сторону — на него не взирая. Не было никакого яркого смущения, и тот из-за его проявления не злился. Растерянность давно растворилась в осознании. От прошедшего момента осталось одно огорчение, которое выразилось в поникшем взгляде и еле-еле прикрытых губах. Согнув колени, Леонардо потянулся вниз; уселся на землю, упираясь в маленький парапет. Не задрожал от холода, не искривился от сырости. Тот ушёл в себя: — Я... — но тот при этом заговорил, — я опять не хотел начинать разговор первым, — ладонь двигалась выше, ненадолго остановившись на переносице, и поднялось до макушки, — я хотел, чтобы кто-то начал его за меня, — за пальцами тот снова прикрывал грустный вид. Старший брат... действительно не осознавал, что делал? Наверное, Рафаэль слегка погорячился. Ещё не стоя слишком близко к тому, он старался вытащить того из плохих дум: — Но ведь сейчас ты же заговорил первым: не сразу, не совсем спокойно, конечно, но всё-таки заговорил. Ты же сам говорил мне: «никогда не поздно что-то начать». — Дело не в этом, — кистью тот провёл до щеки, обнажая себя, — я просто хотел, чтобы ты высказался, я тебя простил, и потом мы бы дружно обо всём этом забыли, — сильнее вжимался в собственное лицо, — я бы продолжил заниматься тем же, чем занимался всё это время. И ничего бы не изменилось. И тут он оказался прав, но никакой радости от очевидного открытия он не получил. И не должен был. Это была противная ситуация. Он сел рядом с тем: немедленно и не быстро, стараясь как можно больше не шуметь. Леонардо в ответ приопустил ладонь, чтобы их ничего не разделяло кроме воздуха. Однако тот уже не принимал попытку дальше объясняться — всё и так было сказано. Должен был говорить он. А что он должен был сказать? Нет — что бы он желал услышать в такое время? До холода в глазах засмотревшись на ночь, он заморгал и выпучился на другой край крыши. Что бы тот ему сказал? — Ты умный. В боку зрения он почувствовал, как слушатель зашевелился; как повернулся к нему. — Ты не видел свою проблему, да, но когда тебе её показали, ты дальше сам всё понял. Без меня, — локти уложил на колени, — как по мне, это самое главное... ну, знаешь, что ты не отрицаешь свою проскок. Лео вздохнул один раз: громковато и резко. — Не всегда можно самому понять, что ты где-то просчитался или что ты ведёшь себя как последний дурень, и ещё не всегда получается сразу избавиться от своих привычек, даже если ты о них прекрасно знаешь, — откинулся на парапет, как на стул, — но для таких вещей у нас и есть семья. — Х-м-м, — тот гладко усмехнулся, почти протягивая ровный гул, — почему это мне что-то напоминает? Обратившись к тому, столкнулся с братом, который опустил левую щёку на руки, обхватившие колени, и глядел на него с приопущенными веками, расслабленными чертами. Между ними не ощущался холод: ни от погоды, ни от речей. Тем не менее лицо быстро искривилось: сначала улыбнувшись, тот вновь поник куда-то в серую задумчивость. Отлепившись от собственного предплечья, тот отвернулся от разговора, уложив на лапы уже подбородок. Пальцы того бесшумно елозили по колену, всегда не до конца сгибаясь. Несколько незавершённое зрелище — и он не совсем облегчи́лся; он потупился. Они оба ожидали чего-то друг от друга, от себя. Вряд ли кто-то из них готовился разбирать весь накопившийся беспорядок между ними, но почему-то оба явно ожидали, что второй за это возьмётся первым, вот прямо здесь. И они ждали и ждали. А ничего не было. Оба хотели, ясно хотели. Но оба не были в форме. Но что-то должно было произойти, что-то должно было успокоить, и на этот раз Раф начнёт с сухим горлом, сделает их жизнь легче: — Тебя ведь... беспокоило совсем другое, да? Плечи Леонардо поджались: — Да. Тот приподнял голову, взирая опять не на него, и он того взора не видел ни капли. Пустое лицо. — Но я... И бесспорное старание. Тот старался что-то выговорить, хоть и не особо получалось, но Рафаэлю было плевать на то, что он не услышал — всё его сознание было сосредоточено на том, что перед ним предстало, и больше ему ничего не нужно было. По крайней мере пока что. Никто никогда бы этого не понял по его дряхлому виду, но он был рад тому, что застал перед собой. И появились силы ухмыльнуться: — Забудь, тютя, — вяло отмахнувшись, он съехал вниз, почти разваливался на земле, растягивая затёкшие ноги, — это всё, что мне надо знать сейчас, — и остановил себя, когда край панциря упёрся в угол парапета. — А всё остальное ты расскажешь потом. В таком положении было легче заметить, как лидер развернулся к нему и пристально всматривался в его рот. — Когда мы закончим с этими придурками, — хлопнув по сумке, внутри которой друг об друга стучали пластмассовые чехлы, он тоже к тому обратился, — мы поговорим: дома, только ты и я, — и чтобы насовсем разбудить, положил руку тому на плечо. — Идёт? Когда брат дослушал его, тот насторожился, словно сзади него кто-то грозно стоял, и чуточку колыхнулся назад. Раф понял, что за ним действительно что-то стояло, и стояло не в одиночестве: отныне собеседник напряжённо боролся с доводами, с тараканами, которые до этого не позволили начать объяснение, когда они перестали болтать, и мешали тому говорить связно, когда они возобновили дело; которые до сих пор рвались спасти того от согласия: то, к чему собеседник лишь отныне начал идти навстречу. И вправду: что бы ты ни желал, как бы сильно ты ни желал, какая-то мелкая часть тебя всегда шла против тебя и тащила за собой всё остальное, из чего ты существовал. Он мог это понять, поэтому не торопил, не лез трясти нараставший клубок нервов. Более того он убрал руку. И Лео перестал ощущать явную скованность, расслабив суставы. Отходил от него думами и соображал глубоко, прикусывая губу. В итоге тот кивнул. — Ну вот и прекрасно, — и он потянулся к еле согнутым ногам, хлопнул по коленям, и продолжил переносить вес на ступни, — а пока давай ребят найдём, — шустро поднявшись, отряхнул сумку от грязи и себя от всего неприятного, что могло остаться между ним и братом; с новой чистотой он глазел на всё так же прикованного к земле брата. — Пока они сами нас не нашли. Лео глядел на него непрерывно, так тягуче, но не отвечал ничего, словно прослушал его. Ничем не шевелил, и даже ветру понравилась игра, судя по тому, что и ткань в воздухе не барахталась. Или он сморозил что-то неправильно? — Да, ты прав, — но возможность спросить у него пропала, как только тот согласился и принялся повторять его подъем. Но делал это медленнее, вдумчивее, что ли, — и Рафаэль подал тому руку. Помощь тот заметил не сразу: уж чересчур долго старший брат пялился на голень, пока не вскинул резко голову. Спросить что-то захотел? Что бы тот ни придумал, всё равно забыл, несколько оторопело уставившись на его кривые пальцы. Что-то в тёмных зрачках напротив засветилось: ненадолго, но уж очень ярко, чтобы не запомнить. Однозначно. И тот двинул своей ладонью и сжал его. Ничего не промолвив друг другу, они вместе встали во весь рост. И кровь, которая раньше, видимо, никуда не переливалась и стояла на месте, как затвердевший воск, вдруг просто хлынула ему в ноги, разбудила их от онемения, и Рафаэль уже ощущал, как при первом же слове брата он не то что побежит, а полетит, едва осязая под собой опору. Невозможно было поверить, что всё почти закончилось — точнее, что скоро они поставят все точки над i. У Рафа накопилось столько вопросов, думал столько всего рассказать, извиниться, что он рвался как можно быстрее разобраться с компроматами, отоспаться, освежиться и усесться в скромное местечко со страшим, младшим пригрозив кулаком. Как можно быстрее он рвался добраться до фургона. Предвкушал взлёт и горел совершить его ещё сильнее. Готовился к низкому старту: — Ну что, идём, а? — готовился к внезапной игре, которую мастер меча должен был провалить. Но спустя секунд пять его рвение потерялось, и он опустил руки. Раф не чувствовал никакой энергии рядом. Лидер не шаркал по земле, и тем более вряд ли уловил намёка на игру, не усмехнувшись, как обычно это делал. Тем не менее тот никуда и не направлял бдительность и, что было действительно странно, — никак не мог избавить себя от озадаченности, низко хмурясь и подпирая бока. Будто что-то забыл. — Лео? Вдруг глаза у того распахнулись. Ещё молчал. Пугал. — Эй, ты чего? — он потряс того за плечо. На него уставилось бледное лицо: — Я... они же... ну... слышали нас всё это время, да? Тот обернулся к парапету, он последовал за тем, и оба смотрели на их черепашонка, их маленького и безобидного жучка. Камера на миг задрожала. Очень маленький и беззащитный жучок.