***
— Мы до сих пор не можем быть уверены о состоянии их отношений. — А что там быть неуверенным? — он подпёр щёку. — У них вся семейка из-за этой морды расползлась по швам. Хрен ему, а не дружба и жвачка. — Но ведь это просто твои догадки, — Лео открыл холодильник, — а на самом деле произойти может что угодно, — достав коробку из-под яиц, тот закрыл дверцу и развернулся к нему. — Возможно, этот Антонио обратился за поддержкой к Виктору, потому что обращаться больше не к кому. История может развиться как угодно. Хмыкнув, Раф потупился и продолжил копаться в своей миске с хлопьями: — Ну ладно-ладно, — он промычал, — допустим, это ничего не доказывает... но как мы тогда узнаем, что между ними всё кончено? — Рано или поздно они дадут знак, — тот включил газ и поставил сковородку на плиту. — Знак? — он вскинул голову. — Какой такой ещё знак? — Речь же идёт о мафии: они люди интересные, — Лео выкинул скорлупу в мусорку, — творческие и экспрессивные. Они любят уходить красиво, — взялся за ручку сковородки и дёргал её. — Может, и Виктор у них чему-то научился. Раф долго жевал размокшие хлопья. На такие рассуждение он мог только сомнительно прищуриться: — Ну-ну.***
Но как раньше здесь говорилось — не всё бывало идеальным, и Рафаэль тоже не был идеален. Эти черти реально дали знак: на днях после штурма между оставшимися на свободе членами мафии и Виктором прошла не самая приятная и последняя встреча. Виктор не смог спокойно смириться с прощанием и в порыве страсти и чистой любви к своему делу он всадил тому бедному переводчику пулю в лоб. Что было после этого смертельного поцелуя в лобик — журналисты молчали, но фотография с валявшимся среди пуль и красных пятен труп опрятного и такого невинного с виду дядьки ещё надолго засядет в головах людей. — Ладно, ты оказался прав, — Раф протараторил. — Давно бы так, — брат усмехнулся. Собственно, и все халявщики тоже отвернулись от Виктора — ну потому что с ними тоже разобрались, и все бракованные оружия полицейские тоже нашли. Вот так вот и остался Виктор один одинёшенька: без людей, оружия, денег и крыши над головой. Он перевёл взгляд на Лео: — Ну что, доволен? — Да, вполне, — тот опустил газету. — Теперь Виктор из этой ямы не выберется. После этих слов он испустил вздох, скукожившись как воздушный шарик, и развалился на диване. Прекратив пялиться в пустоту, он шевельнулся к брату: — Так значит, — он на момент запнулся, — дело сделано? А Лео прикрыл глаза и сам вздохнул: — Да. Одно дело было осознавать новость самому — другое дело было слышать её от Лео: казалось, что тот знал намного больше, хотя по факту они оба знали одно и то же. Это придавало ему уверенность; приятнее этого чувство было только вот так лежать на диване. — Раф?.. — А? Брат не продолжил. Он посмотрел на того. Лео смотрел куда-то вниз; тот выглядел задумчивым — а может, тот был скорее отчуждён? Тот будто испытывал за что-то вину или был в чём-то неуверен. — Лео? — он приподнялся. — Раз уж всё это, наконец, закончилось, — тот обратился к нему, — мы можем тогда поговорить сегодня вечером?***
Каждый орех он раскалывал одним из клыков; надоедало правым — он делал левым. Это приносило какого-то рода кайф и помогало хоть как-то приукрасить это чертовски медленное время. «Поговорим сегодня вечером» — вот уж Раф не ожидал такого услышать от Лео... хотя он вроде как сам дал это условие, но всё же... неожиданно! Тем не менее он был совсем не против: это было определённо хорошим знаком, особенно если учесть, что он вообще никаких намёков не делал и тот сам проявил инициативу. Это был как сюрприз на день рождения — ожидаемо, но неожиданно. Особенно такие сюрпризы бодрили. Весь день — и ночь — Рафаэль не думал ни о чём, кроме как об этом разговоре, и при этом он вообще не думал о том, что скажет. Он просто думал о разговоре... как о событии, как о том, что оставит какой-то след в его жизни, и именно это его и бодрило. Это было так важно для него, и ещё важнее это было для Лео. Это было здорово. Раф потянул руку к миске, но коснулся холодного дна тарелки. Опять всё сожрал. Он отряхнул руки от соли и посмотрел вверх. Недавно — утром — он специально посмотрел, со скольких действительно начинался этот таинственный «вечер». Как назло, от этого время протекало ещё медленнее. Но оставалось совсем чуть-чуть. Оставался час. Всего лишь какой-то час. Раф скрестил руки, откинулся на спинку стула. Подумаешь, час. Он понурился. Он поёрзал по стулу, постучал пальцами по коже, крепче сжал руку... пошевелил закинутой на колено ногой. Опустил руки. Взглянул на часы — не прошло и минуты. Чёрт. Двинувшись вперёд, он сложил руки на столе и опустил подбородок на предплечье. Он низко осмотрелся вокруг. Его постоянное цепляли какие-то бессодержательные детали: тёплый цвет освещённой стены, тень от миски, тень на его запястье и чистый пол. Раф правда не мог отвлечься на что-то другое, и он уже не чувствовал, что пытался. Интересно, что сейчас делал Лео? Может, тот тоже находился в таком состоянии? Лео... Лео же тогда нервничал, да? Рафу не стоило спрашивать. Да, это было бы чертовски странно: типа если да, то что с того? Действительно — а что с того? Он, вообще-то, должен заботиться о другом: нужно было сделать всё, чтобы брату было комфортно говорить с ним о всяких тонкостях души, как в прошлый раз. Раф хихикнул. В прошлый раз было здорово: каждый раз, когда он вспоминал себя на кухне, его тянуло смеяться. Лео был просто чудо — да, точно. Чудо. Он встряхнулся и распахнул глаза. Пару раз моргнул. Приклеился взглядом к цифрам и стрелкам — прошло целых пятнадцать минут. Он выдохнул. Раф так предполагал, что ему тоже нужно будет что-то рассказать о себе, но он этого не боялся. Он отлично помнил всё, что чувствовал все эти дни, и он также осознавал ошибки — в этом он не сомневался. Что бы его ни спросили, он ответит на всё и не соврёт; нужды врать не было. Хотелось бы знать, что на это мог ответить Лео. Он поднял взор — прошло десять. Поднявшись с места, Раф коснулся кончиком ладони стола и так замер на пару секунд. На секунду померещилось, что он уже должен был куда-то идти, и его ноги тут же зазудели, торопя шевелиться. Но он остался. Развернувшись к стулу панцирем, он сел на его спинку. Низко сложив руки на груди, он выпрямил одно колено и крепко упёрся ступнёй в пол. Уставился на дальнюю стену. В голове почему-то всплывали воспоминания обо всех разговорах: он вспоминал вечер в доме у Эйприл, когда было темно, когда всё, что он видел благодаря яркому свету, как-то скрывалось от него и он едва улавливал сбивчивый голос. Он вспоминал, как крутился в доме у Кейси, слышал всё, что только было возможно, но не слышал того, что по-настоящему хотел. Он вспоминал, как ощущал холод не от вечера, а от болезненных слов, стоя посередине крыши какого-то дома тем же вечером. Он вспоминал одиночество и отчуждённость. «Но я...» Его охватило беспокойство. Раф обернулся. Оставалось пятнадцать. Он помнил лёгкий, но неясный взгляд и томно приспущенные веки. Он припоминал молчание, которое ненадолго прерывалось каждый раз, когда они дышали чуть громче обычного или разлепляли свои рты. Во всём этом было что-то серое, что-то далёкое, но такое запоминающиеся и глубокое... Это был Лео, которого он хорошо знал, но не понимал. Ещё десять. Тихий и погружённый в свои мысли, тот не делился ими, а просто предпочитал плыть по течению. И настолько тот отдавался силе потока, что уставал и будто бы терял к нему интерес. Но ещё заметнее тот отдалялся от всего живого. Но Раф хотел вернуть Лео обратно, чтобы тот не потерялся и остался с ними. Пять. Раф протяжно выдохнул и, взявшись за стул, медленно сел за стол. Однако напряжение не отпускало: он не убирал руки со стула и барабанил по нему пальцами — напротив, он сжал его крепче. Он был готов встать в любую секунду. Он очень этого хотел. Четыре. Он вскочил. Осмотрелся вокруг и надулся. Подперев бока, Раф начал гулять вокруг стола. Очень-очень хотел. Развернувшись обратно, Раф упёрся в спинку стула и вытаращился вверх. Три. Он низко опустил голову и, искривившись, подбородком упёрся в плечо. Его шея каким-то образом затекала. Чёрт, он же так с ума сойдёт. Две. Раф направился к выходу, но удержал себя на пороге — вцепился в проём. Обернулся. Одна. Он сорвался с места. Шёл почти по сплошному мраку — со всей этой спешкой было трудно разглядеть очертания дома. Ступил в короткий коридор — впереди увидел свет. Он замедлил шаг. Яркое озарение окутывало его. Раф сощурился. Как только он вошёл в гостиную, тут же повернулся влево. Лео сидел на диване — на том же месте, что и пару дней назад, когда Раф тайно травил того апельсиновыми яблоками. Тот скрестил ноги, опустил на них руки и, склонив голову вбок, смотрел куда-то с беглой задумчивостью. Положение было скованным, а сам тот выглядел растерянным: опущенные надбровные дуги, прищуренные глаза и иногда поджимавшийся рот. А потом тот почувствовал его присутствие. Моргнув, брат развернулся к нему с круглыми глазами. Он невольно шевельнулся назад. — Ох, Раф, — Лео таращился на него так, будто и вовсе не ожидал его прихода, — ты... — рассмотрел его и вдруг потемнел лицом, — ты в порядке? Выглядишь каким-то... дёрганным. Ещё бы ему не быть дёрганным. Раф не сдержался и нервно усмехнулся: — А ты разве нет? Лео отвёл взгляд, но не потому, что тот смутился, как он, а потому, что задумался: — Это моё состояние уже несколько дней, — тот пожал плечами и отмахнулся. — Не обращай внимания. Как бы тут не обращать? Раф немного усмирил свой пыл и скромно продолжил: — Я насчёт этого, ну, разговора... — потупился и почесал затылок, — пришёл, — обеими руками показал зачем-то на пол. — Сюда. — Да, я понимаю, — а брат ответил спокойно. — Я уже ждал тебя... — на мгновение запнулся, — довольно долго уже. Я думал, ты захочешь прийти как можно раньше, — тот понурил взгляд. — А я думал, ты хотел, чтобы я пришёл как можно позже, — он вылупился на собеседника. Они вот так молча выпучились друг на друга — пока Лео не рассмеялся. Наблюдая за братом и не спеша осознавая, почему тому стало весело, он тоже начал хихикать. Чем больше это продолжалось, тем громче раздавался их хохот. Лео спрятал лицо за ладонью, никак не унимаясь: — Ха-ха-а.... хор-хо-шее на... начало, — кисть съехала вниз по лицу, и тот еле обратился к нему. — Ты, хи-хи, так и будешь стоять там весь разговор, а? — Хе-хе, только с твоего позволения, — он поклонился. У брата уже сил говорить не было, и тот просто двинул головой. Когда он подсел к брату, тот уже почти утих. Опустив голову, тот сначала одной, а потом двумя руками тёр лицо, будто пытался окончательно проснуться... а, может, того смех до слёз довёл. Раф бы не удивился. Разомкнув глаза, тот недолго всматривался в пол и шмыгнул. Повернувшись к нему, тот уставился на него. И тот неожиданно прищурил глаза: — Что? — убрал руки. — Что? — и тут он понял, что всё это время пялился на того без остановки. — А... ох, — он быстро отвернулся. — Я просто... — уставился в потолок, — ну... знаешь... — Знаю. Раф услышал, как тот усмехнулся, и скособочился на брата. Тот широко улыбался. Теперь он понял, что брат просто игрался с ним. — Вот это всё, — он нарисовал круг указательным пальцем, — это тоже входит в эту твою дёрганность, да? — Может быть, — тот пожал плечами, — с тобой и не такое познаешь. Он мог только самодовольно фыркнуть. Однако после этого огонёк в глазах того начал угасать. Глядя куда-то вперёд, тот неторопливо опускал их, а потом и вовсе прикрыл. Между ними стало тихо. Раф не знал, стоило ли ему начинать разговор. На самом деле... он продумал каждое слово в своих объяснениях, но отнюдь не продумал, что стоило говорить перед ними. Судя по всему, с Лео была похожая история. Это немного смущало. — Странно это. Он посмотрел на брата. Открыв глаза, тот продолжил взирать вниз. Тем не менее рот до сих пор был приоткрыт. — Что странно? — он спросил. — Чтобы вот так говорить о своих чувствах, — собеседник отвернулся. Лео уже вобрал в себя воздух, чтобы говорить дальше, но что-то того остановило. Потом тот поднял голову и засмотрелся на потолок... наверное. Раф не видел взгляда собеседника — он мог бы наклониться вперёд, но вместо этого предпочёл дождаться, когда брат повернётся к нему сам. И тот повернулся: — Обычно все говорят о своих чувствах, когда на них эти чувства влияют, — Лео глядел на него как-то пронзительно, — а в нашем случае... — но после этих слов замялся, — возникает такое ощущение, что момент был как-то упущен... — тот немного отстранился от него, но казалось, что расстояние между ними стало намного больше, — что уже нет надобности об этом говорить. — Нет, ты не прав, — а он подался к брату. — Если с этими саватами покончено, это ещё не значит, что покончено с тем, что тебя грызёт. Лео оторопело таращился на него, а потом потупился: — Я знаю... — тот начал сбивчиво, — я просто, ну, — водил глазами из стороны в сторону, — я имею в виду, что там как с ними покончено, они больше... — и, судя по всему, это было от бессилия: Лео трудно удавалось описать, что тот ощущал, — я больше не чувствую себя плохо, понимаешь? — тот бросил на него взгляд. — Меня ничего теперь не... — запнулся на мгновение, — не раздражает. — Я понял тебя, — он кивнул. — Это нормально, — пожал плечами, — нехорошо, но нормально. Главное, что ты, ну, — Раф ненадолго задумался, — хочешь двигаться вперёд, — взглянул на собеседника, — да? — М-м, — тот кивнул, не поднимая глаз, — да. К слову, ещё он заметил в словах брата другую интересную подробность. Он решил начать с неё: — Так... они всё-таки что-то в тебе раздражали, так? — Да, — Лео даже не шевельнулся, — раздражали... Ответ однозначно был неполным, но Раф почувствовал по не до конца опустившемуся тону, что брат хотел сказать больше, но почему-то остановил себя. Тот вообще был какой-то скованный и мрачный: — Слушай, Раф... — тот медленного заговорил. Раф немного насторожился. — Ты не подумай: я обещал рассказать тебе всё, и я хочу рассказать тебе всё, но, — тот нахмурился несколько болезненно, — мне как-то сложно делать это, когда весь наш разговор такой однобокий. Он не хотел торопить Лео, поэтому промолчал. — Я не совсем понимаю, как мы дошли до такого, — тот низко всплеснул руками, — то есть я понимаю, что всё началось с того, как я соврал тебе тогда, но я... — потом сплёл пальцы в замок, — я до сих пор не понимаю, что именно тобой двигало. Вот — вопрос всё-таки вскочил... и вскочил в самом начале беседы. Но Раф был готов: — Ну да, — он горьковато усмехнулся, — без объяснений тут не обойдёшься. Однако он чувствовал, что его объяснения будут как поток сознания. Но Лео был умным — тот разберётся. — Началось всё это раньше, чем ты думаешь, — подняв руку, он тёр подбородок, — когда мы ещё, помнишь, настраивали каналы, а потом разбирали всякие вещи, которые нам подарил Профессор. Лео такое открытие достаточно удивило: тот не пытался что-то выговорить, но даже если бы захотел, не смог бы подобрать слов. — Когда вы с Доном приехали и мы посмотрели этот репортаж, а потом ты ушёл по своим делам, — теперь он тёр себе под носом, — у нас с Майки была небольшая беседа, — прочистил горло, задумался; продолжил, — о тебе, — сделал ещё одну паузу. — Хех, — прыснул и развёл руками. — Мы сплетничали о тебе. — Ух-ты, — Лео открыл глаза шире, но потом усмехнулся. — И часто вы так делаете? — Когда ты ведёшь себя странно, — он повернулся к тому, — и ты вёл себя странно, — кивнул, тем самым уверенно отвечая на немое изумление. — И ещё раньше ты вёл себя странно: ну когда мы на кухне говорили. Я не спорю, — он пожал плечами, — мне бы тоже было интересно знать, кто отдубасил моего брата, чтобы потом намылить им шею, но... знаешь, как-то по тебе не было видно, что ты думал о мести. Лео ничего не ответил. — И об этом я говорил с Майки: я не мог понять, почему ты вдруг так засуетился из-за каких-то там упырей, когда у нас и так было чем заняться дома, — почувствовав неприятный привкус во рту, он отвернулся. — Майки просто сказал, что ты бы никогда не скрывал от нас что-то важное, и париться не было смысла, — смотря на точку перед собой, он постукивал пальцем по ноге. — Но… сказал он это интереснее, чем я сейчас. Со стороны выглядело так, будто своим молчанием Раф тянул интригу, но на самом деле он думал, как бы обойтись без непоняток: — Он сказал, что мы должны относиться к этому проще — как обычно это делаю я. И он был прав: я всегда видел только то, что находилось на поверхности, и за меня всегда думали вы. — Но это неправда, — тот вдруг перебил его. — Ты сейчас думаешь о каких-то единичных случаях, Лео, — он тыкнул брата в плечо, — а я тебе описываю картинку в целом. Это разные вещи. — Разве? Раф от этого немного оторопел: — Какая-то странная у тебя реакция. — Думаешь, мне приятно слушать, как ты принижаешь себя? — тем не менее тот сам смотрел на него как на дурака. — Я не принижаю себя, а говорю как есть, — он скрестил руки. — Нет, ты принижаешь, — тот покачал головой. Они молча спорили друг с другом, пока Лео это не надоело: — И что было дальше? — Ну а что было дальше? Я захотел измениться, — он сгорбился. — Я должен был уметь понимать вас, как вы меня, чтобы между нами не было никаких тёрок и всё такое. Лео, может, о чём-то думал или тому просто было нечего сказать. А он понял, что не сказал всего, что хотел: — Как ты, — его аж к брату от этого дёрнуло. Брат недоумённо уставился на него: — Что? — Я хотел понимать вас, как ты понимаешь меня, — он объяснил. Но Лео почему-то объяснение не понравилось: — А как же остальные? — тот как-то холодновато улыбнулся. — Хочешь сказать, они тебя не понимают так, как я тебя? — Да нет, наверное, понимают, — он потёр нос, — но в отличие от них, ты самым первым идёшь делать что-то... со мной. Потому что ты понимаешь, что мне это нужно. Кажется, это усмирило собеседника. — Это ведь правда: ты всегда помогал мне разобраться в самом себе, — он слабо пнул того локтем, обращая взор на себя, — вспомни наш разговор, когда мы разбирали хлам Профессора, к примеру, — он пробило на короткий смех. — Ха-ха, мне даже как-то кажется, ты знаешь меня лучше, чем я себя. Лео тоже стало смешно, но вряд ли это было от всего сердца. — Поэтому когда я понял, что тебя что-то беспокоит... — Когда ты?.. Тот перебил его. Взглянув на Лео, увидел растерянность: — Прости, — брат неуклюже пробормотал и отвёл отрешённый взор. — Я так понимаю, ты заметил, что я странно вёл себя в тот день, и соединил это с саватами, но... — тот сложил пальцы в замок и не переставал двигать одним указательным, — когда ты понял, что я думал о другом? — В тот же день, — он ответил. Ладони Лео замерли. Он услышал вздох: — М-м, — тот промычал, — ясно. Рафу показалось, что тот хотел спросить что-то ещё. — Прости ещё раз, — но тот лишь извинился и медленно прикоснулся к своей щеке; кончики пальцев задевали рот, — продолжай, пожалуйста. Вспоминая, на чём он остановился, Раф с трудом перестал пялиться на неопределённые черты лица брата: — Поэтому я хотел помочь тебе: я хотел стать лучше, я хотел, — он потирал голову, — выразить тебе свою благодарность. Да и вообще, — скрестив руки, он отвернулся, — разве ты не заслуживаешь поддержку? Из всех нас ты заслуживаешь её большего всего, — он скособочился на собеседника. Лео же — будто находился в далёком и холодном углу комнаты — был мрачен. Он без особой поддержки продолжил: — Но оказалось, что ты не очень любил говорить о своих проблемах. Брат поник. — И типа да, ты можешь сказать, что Дон такой же, но у него есть ты, — и показал на того. Тот уставился на его палец. — Как только у него что-то случается, ты сразу летишь ему на помощь, потому что ты его понимаешь. Разве я неправ? Не подавая голоса, Лео чувствовал себя некомфортно. — А кто есть у тебя? Лео пришёл в изумление и сразу развернулся к нему — однако как бы тот ни старался, у брата не получалось долго смотреть на него, и тот постоянно опускал глаза. В итоге тот понурился: — У меня есть вы. Это же очевидно. — Мы-то есть, — он провёл жест того взглядом, — но никто к нам не обращается. — Я просто не хотел, я, — тот запинался, — я не думал, что мне нужна была помощь. — И при этом ты летишь помогать нам по первому зову? — Раф ухмыльнулся. — Если ты ничем не отличаешься от нас, почему ты думаешь, что с тобой нужно обращаться как-то по-другому? Все эти вопросы, видимо, очень давили на нервы — Лео, отвернувшись в сторону, без слов признал поражение. Рафу было жаль, что тот осознал это в такой вот обстановке, после такой неприятной истории. Наблюдая за чертами, которых не особо было видно, он осторожно добавил: — Я хотел стать таким человеком для тебя. Неестественно сглотнув, будто у того вдруг остро заболело горло, Лео обратился к нему, но ничего не сказал — тот что-то прикусил во рту. Его слова излишне задели брата, хотя он ещё не сказал главного. От этого он задумался над своими прошлыми поступками, мыслями и понял, что порой они оба могли быть чрезмерно сентиментальными. — Но ты отказался от моей помощи, — он стал говорить медленнее. — Я не хотел тебя обидеть, — откинувшись на диван, Лео прикрыл лицо рукой и съехал вниз. — Не хотел, — он ничего не видел кроме губы, которую тот на секунду прикусил. — Я правда не... — Я знаю, — он перебил брата, — знаю я, но это ничего не меняет. Лео только оставалось поджать рот. Раф облизнулся: — Я ведь тогда старался «исправить в себе то, что меня не устраивает», и ты знал об этом. Ладонь брата медленно опустилась, и перед ним предстали полуоткрытые глаза, их тусклый цвет и разбитый вид. — И ты всё равно... — Раф на момент потерялся и, проведя языком по нёбу, еле смог продолжить, — и ты всё равно отказался делиться со мной своими проблемами, — он потупился. — Я начал думать, что все мои старания были напрасны, потому что ты всё равно не хотел довериться мне — получается, я был абсолютно бесполезен для тебя. И чем дальше он говорил, тем ниже опускались веки Лео. — Но зато Донни не был бесполезен. Сдвинув надбровные дуги настолько резко, что морщины чуть ли не окрасились в чёрный, Лео кисло покосился на него. — Ну я так думал тогда! — он втянул голову в плечи. — Меня злили все эти ваши шушуканья и секретики! Я думал, что у нас, — он показал сначала на себя, а потом на брата, — будет такое, но нет. — Шушуканья? — тот повторял его слова шёпотом. — Секретики? — Когда ты сидел у него и говорил с ним перед тем, как я позвонил ему, — он облизнулся, — и ещё он что-то знал о тебе, что могло быть на самом деле важным, но он отказался рассказывать мне из своих принципов. Лео окончательно опустил руку. Вглядываясь вперёд, тот превратился в живой труп: — Так ты и вправду тогда приревновал меня к Дону, — брат вяло заговорил. Раф оторопел. Не мог ничем пошевелить. Кожа на его лице дёргалась. Не мог вдохнуть, потому что в горле что-то застряло. Его щёки загорелись: — Ну. Я, — он не знал, как надо было ответить; в его голову ничего не лезло. — Н-м, — он и слова выговорить не мог. Повернувшись к нему, Лео удивлённо посмотрел. У Рафа внутри что-то лопнуло: — Да, приревновал! Брат дёрнулся. — Так получилось! — он сложил руки на груди. — И... — прикусив щеку, он смущённо потупился, — и что теперь ты скажешь? — Что я не издеваюсь над тобой. Он взглянул на брата: — А? — Это... просто были мысли вслух, — собеседник коснулся своего затылка. — Я и не думал как-то обесценить твои чувства только потому, что ты приревновал меня к Дону — более того, с учётом всего того, что произошло, в этом нет ничего удивительного, ведь это напрямую связано с твоей неуверенностью в себе, — тот грустно смотрел в пол. — Я догадывался, но… я не думал, что у тебя будут такие причины. Разжав рот, Раф неуклюже прыснул смешок: — Когда ты так говоришь, я начинаю комплексовать ещё больше. — Не надо, — Лео помотал головой, — ты не должен стыдиться того, что осознаёшь свои комплексы, — тот на мгновение замолчал; слегка приоткрытые губы подрагивали. — Это мне должно быть стыдно. — Нет, подожди. Нет, — он сразу вмешался, — не только ты виноват. Чёрт, — он отворотился, — я тоже был идиотом, Лео! — он не знал, куда стоило деть руки, и дёргал ими как какой-то аэромен. — Я когда позвонил тебе, практически набросился на тебя, я в какой-то момент думал тупо пойти против твоих указаний — потому что я обиделся на тебя! — он развернулся к брату и вылупился на него. — По-твоему, это нормально? — Ты... — Лео хлопал глазами, — ты хотел пойти против моих указаний? — Да, хотел! Но... ну, я как бы этого не сделал. Но я думал! А-ай, да какая вообще разница?! — он хлопнул себе по ногам. — Дело не в этом даже! Я тогда... — пыхтя и выдыхая пар, он охладился и расслабил плечи, — думал только о себе — неудивительно, что ты мне так резко ответил... и Дон тоже. Плюс я неправильно выразился и никогда не объяснил, чего я вообще от тебя хотел. Я... вообще не думал, для чего я всё это делал, — он пялился в потолок. — Хотел что-то доказать, а что я хотел делать с этим дальше?.. — прикусив губу, он выругался. — Мне хочется врезать самому себе. Это так тупо. Окончательно успокоившись, чувствуя себя уставшим, он обратился к Лео: — Я надумал всякого бреда про тебя, про Дона и обломал себе зубы. Прости меня за это. Лео долго не спускал с него глаз. Черты лица были нежными, но в то же время пронзительными. Во взгляде отчуждённо читалась грусть; наверное, она осталась после его жалких объясний. Раф несомненно чувствовал вес внимания брата — он чувствовал скованность и смятение того. Шевельнувшись назад, тот понурил взор, кажется, сомкнув глаза: — Я рад знать, что ты понял, что ты был не во всём прав, и признал свои ошибки, — уперевшись в диван, Лео сел прямо, — Более того, ты признал их передо мной, — тот ровно обратился к нему, — я думаю, такие вещи достойны похвалы. Сначала я не знал, как я отреагирую на твои объяснения и что я решу в итоге, — тот на мгновение отвёл взгляд в сторону, — но в твоих словах я твёрдо почувствовал искренность. Я верю, что ты извлёк из этого всего урок. Раф лишь сейчас осознал, как он нервничал, не хватая воздух и щипая внутреннюю сторону ладони. — Несмотря на то что исполнение твоих намерений вышло... очень корявым, — брат на секунду позволил себе слабый смех, — я прощаю тебя. Он не мог не выдохнуть с облегчением: — Что ж, это хорошо, — он отрывисто чесал шею. — Спасибо, — он взглянул на того. — Нет, правда. Спасибо. Лео попытался улыбнуться ему, но только смог неловко дёрнуть одним уголком рта. Потупившись, тот неожиданно добавил: — И ещё... х-м... Раф повернулся к тому. Как только он это сделал, собеседник продолжил: — Насчёт Дона... — Лео, не надо, — он остановил брата, — ты не обязан. — Нет, я хочу, — тот настоял твёрдо, а продолжил мягко. — На самом деле… когда ты уходил куда-то, я часто заходил в гараж, и мы с Доном начинали говорить о тебе и так далее. Но тогда после событий в магазине я пришёл к Дону, и так получилось, что я рассказал ему, что соврал тебе. Раф не сказал, что давно знал об этом. — Я понял, что мне нужен был совет, — Лео склонил голову вбок, сплетая пальцы, — но я не знал, к кому обратиться. Я ненавижу врать вам, — тот наморщил нос, — пусть это и была маленькая ложь, я не мог избавиться от дискомфорта. Может быть, ты заметил — мне было сложно смотреть тебе в глаза. — Да, я помню, — Раф кивнул. — Но как же учитель? Почему ты к нему не обратился? Брата рассмешили его слова: — Учитель... — взгляд того медленно падал, как и улыбка, — у него был бы слишком простой ответ — я сам его знал. Я хотел другого ответа. И с каждой секундой Лео всё больше отдалялся от него, пока не прикрыл глаза: — Я хотел такой ответ, который помог бы мне избежать продолжения того, на чём мы с тобой остановились. Повернувшись к нему, тот посмотрел прямо на него, но надолго брата не хватило: — Потому что я не хотел это обсуждать. Отвернувшись, тот замолчал. Склонив голову, прикрыл рот ладонью и глядел в никуда. Может, Лео о чём-то думал — может, тот всего лишь переваривал всё, что сказал; однако Раф чувствовал, что у того болела голова. Очень скоро Лео опустил ладонь и выпрямился: — Я не знаю, сколько раз я уже извинился, — тот согнул локти и держал поднятые руки ближе к себе, — извинялся ли я вообще; и даже если это уже режет слух — тот на момент повернулся к нему, — прости меня. Как ни посмотри на эту ситуацию, здесь мы виноваты поровну, — неохотно улыбнувшийся брат поднёс некрепкий кулак к лицу и большим пальцем упёрся себе в верхнюю губу. — Это даже как-то забавно: ты думал только о себе, и я, получается, думал только о себе, — но внезапно помрачнев, Лео поник. — С моей стороны это особенно... Он прищурился. Лео вздрогнул. Взглянув на него, тот сделал виноватый вид: — Прости, я больше не буду так говорить… или думать, — брат качнул головой. — Честно. Ничего не ответив, Раф расслабился. На первый раз простит. — Зато я узнал о себе что-то относительно новое, — подняв глаза к потолку, Лео пожал одним плечом, — я не люблю говорить о себе. Сейчас они дошли до самой сложной части разговора: ему было необходимо вникать и отвечать, а Лео — разобраться в себе и стать лучше. Ясное дело, что это будет трудно, но именно поэтому Раф сидел рядом с ним. И Раф будет подталкивать брата на разговор, и он будет внимательно слушать того, и спокойно сидеть в тишине, и помогать, утешать, спрашивать, соглашаться и спорить — потому что он был так устроен теперь. Он в который раз — но намного медленнее — наклонился вперёд, поймав взгляд собеседника, и растянул простой вопрос на несколько слов: — Ты можешь это объяснить? Вглядываясь в его лицо, брат наклонялся всё ниже, пока не отвёл глаза. Сначала тот упёрся руками в свои колени, а потом вяло сложил их на груди и периодически то сжимал, то разжимал внутренние стороны локтей. Тот очень хотел прикрыть глаза и забыться, но после каждой попытки Лео снова их открывал и постоянно, но так тягуче менял предмет интереса. — Объяснить?.. — неожиданно слетело с полуоткрытых губ. Раф на секунду показалось, что голос брата был его глюком — тот нисколько не поменялся в лице. Слышался протяжный выдох: — «Объяснить» — тот повторил, звуча более отчуждённо, — да, хороший вопрос, — тот кивнул и фыркнул, потупившись. — Хотя ответ, наверное, прост. Лео прикоснулся к своим губами и метался взглядом по полу: — Я, м-м, — тот прищурился, — мне... — сомкнув глаза, опять фыркнул, — мне просто это не нравится. Моргнув, тот убрал руку и повернулся к нему: — Хах, — брат усмехнулся с неудобством, — ты, наверное, ожидал совсем другое. — Нет, всё нормально, — Раф отмахнулся, — просто продолжай. Наверное, тот ожидал чего-то другого, потому что вслед его просьбе брат неуклюже нахмурился: — Хорошо, — тот сказал решительно и принялся усердно ломать себе голову, — х-м... — Можешь не торопиться, — он добавил. — Д-да. Может, тот ожидал похожего смешка в ответ, но он подумал, что Лео было бы приятнее знать, что к любой мысли того Раф будет относиться серьёзно. Развязав руки, тот начал потирать своё плечо. Голос был тихим: — Конечно я не могу сказать, когда это началось и при каких условиях это началось — вскоре рука замерла, и тот лишь время от времени несильно давил на кожу большим пальцем, — я могу говорить только о том, как я вижу это сейчас. Когда я думал о том, что меня тревожило, — Лео вскинул голову, — я начинал испытывать все эти отвратительные чувства: сожаление, тоска, омерзение, злость. На короткое время тот задержал дыхание, не говоря ни слова, будто увидел что-то наверху: — Я ненавидел это — кому бы это нравилось?.. — слегка вытянув уголки рта вверх, тот точно готовился усмехнуться, но смех так и не раздался; вместо этого, брат приуныл. — Но я это не игнорировал: я знал, что эти чувства есть, знал, откуда они исходят — следовательно, я знал, как с ними справится, — с каждым словом темп речи замедлялся, пока и вовсе не остановился; склонив голову набок, тот пожал плечами, — ну, так я себе говорил, — Лео выпрямил шею, но, отвернувшись, не хотел смотреть ему в глаза. — И поэтому я никогда не обращался к вам за помощью. Рука того, ослабив хватку, съехала на запястье, и тот сам съехал вниз по дивану — и больше Лео не шевелился; только грудь едва вздымалась. Стало так глухо, что он слышал какой-то низкий гам снаружи комнаты. — А на самом деле я уже несколько раз был неправ. Его прервал такой же низкий голос. Брат взялся за своё лицо, прикрывая рот, и сглотнул с резким выдохом, как будто того тошнило: — После того как на меня напала армия Шреддера, я был готов всё бросить и больше никогда не возвращаться в Нью-Йорк, — Лео всё чаще глотал воздух; пальцы сжались сильнее, сгибы стали острее, — после того, как мы чуть не погибли на корабле, я заставил себя отказался от всего, чтобы защищать вас. И сейчас я, — и вдруг они разжались, и голос стал бессильным. — Всё это время я был настолько потерян... — и теперь Лео не мог говорить ровно: надламывался почти на каждом слоге, делал паузы; так и не показав своих глаз, тот спрятал их за ладонью, — я даже не представлял. — Лео... Раф хотел что-то сказать, но все слова застряли у него в горле, и голос вскоре пропал. Разбитый — нет, разбитый горем... Смотреть на такого Лео было трудно. Раф хотел что-то сделать: дотронуться, может, положить руку на плечо, — но тот мерещился слишком хрупким; его ладонь дёргалась каждый раз, когда он пытался. Он мог лишь беспомощно наблюдать за тем, как брат слабо тёр глаза, и надеяться, что это была просто соринка. — И тем не менее я никогда не соединял это с тем, что ни с кем не говорил об этом, — убрав руку с лица, тот не опустил её, а держал перед лицом; глаза были опущены, — а я должен был. Может, всё было бы по-другому сейчас. Может быть, ничего из этого не произошло бы. Глаза немного покраснели. Внимательно вглядываясь куда-то вниз, Лео закрыл их и всеми пальцами сжал переносицу: — А вместо этого я продолжал наступать на одни и те же грабли. Зажмурившись и несдержанно шмыгнув, тот начал тереть своё лицо. Как только пальцы задевали лоб, брат вдавливался в него, словно хотел проткнуть. Раф, тем не менее, больше волновался за повязку, которая, наверное, уже раз сто натёрла тому кожу. Неожиданно тот весь замер. Совсем не дышал. Но вскоре воздух сам невольно вырвался из лёгких: — Господи. Тот промолвил несчастно, почти прошептав. На секунду ему показалось, что тот опустил кисть, чтобы обратиться к нему, но Лео не просто не повернулся в его сторону — тот вообще отвернулся: — Это ничего, — ладонью тот всего лишь отмахнулся, а дальше прикрывался её тыльной стороной, — я просто, ну… знаешь, это осознание, — брат всё сбивался; Раф не был уверен, понимал ли тот сам, о чём говорил, — оно... произошло слишком поздно, и я, — костяшками тот давил себе на веко, — и все эти воспоминания... — но после этого Лео сдался. — Я разочарован в себе. И после этого рука медленно сползала вниз. Перед ним появилось неприкрытое лицо: тусклые, потрёпанные черты, нездоровый цвет кожи и еле открытые глаза, которые смотрели вверх: — Как я этого не замечал? — едва слышно слетело с сухих губ. Этим безжизненным взглядом, этими тягостными словами пропитался весь воздух вокруг. Раф не мог думать ни о чём другом, кроме как того, что говорил брат. Он повторял всё, что услышал, по несколько раз в своей голове — он сам всем этим пропитался; у него самого глаза начала гореть. И он не знал, что сказать. Всё это не было «слишком», это не перевернуло его жизнь, но он не мог не перебирать в памяти все воспоминания, которые перечислил Лео: он был там, рядом с братом. Он мог подойти к тому — они могли поговорить. Но этого не произошло. Этого не было. И это никак нельзя было исправить. — А как я этого не замечал? — Н-нет, Раф. Из собственных мыслей его вытащил взбудораженный голос. Выпрямившись, Лео прислонил тыльную сторону кисти сначала к правому глазу, а потом — к левому; охлаждал покрасневшую кожу. В следующее мгновение тот всё же повернулся к нему: — Не говори так, — глаза тот открыл шире; тот склонил голову. — Я не хочу, чтобы ты или кто-либо другой испытывали угрызение совести из-за этого, — тот отвернулся вперёд, глядя куда-то прямо. — И даже если это правда — даже если вы действительно виноваты, я знаю, что вы волновались за меня. И больше мне ничего не нужно, — тот прикрыл глаза. — Что бы ты ни сказал мне, я не смогу злиться. Двинув туловищем вперёд, тот упёрся локтями в колени и сплёл пальцы: — Я просто хочу ценить то, что у меня есть, — с едва открытыми глазами тот скромно глядел вниз. — Ты помог мне, когда мы были на ферме, и для меня это многое значит. — Но этого было недостаточно, — он подметил. А Лео это рассмешило: — Какой же ты упрямый! — тот качал головой. Это напомнило ему: — Знаешь, — он шевельнулся назад, от Лео, — я вот много думал о кое чём. Лео заинтриговали и его слова, и жесты, и тот коротко обернулся: — О чём? — при этом тот оглядывался через плечо. — Когда мы были на том пирсе, у меня с Доном маленько завязался спор. — Да, я знаю, — тот кивнул. — Он рассказал? — Я заставил. Он усмехнулся и продолжил: — Короче: и он мне тогда вот что выдал, — растопырив пальцы на правой руке, он поднял её повыше и начал медленно чертить линию по воздуху, — я не мог помочь тебе, потому что я якобы нарушал твоё личное пространство. Проследив за его движением, брат задумчиво понурился. Прошло пара секунд, и тот снова кивнул: — М-м, — и далее тот посмотрел на него. — И? На самом деле, он очень давно ждал этого момента, правда: — К чёрту это пространство. И тот просто вытаращился на него — нет, Лео выпрямился и почти всем телом — кроме ног — развернулся к нему. Наверное, тот ожидал что-то совсем другое. Забыл, наверное, что говорил не с кем иным, как с Рафом. — К... чёрту? — у того было плохо с обработкой информации. — Да, прямиком туда, — он шустро рубанул воздух ладонь; как только он отвёл взгляд от руки и увидел озадаченного брата, он продолжил. — Ты не подумай: если человек хочет, чтобы перед входом в его комнату стучались, я постучусь, — он пожал плечами, — если человек не хочет говорить о своём прошлом — так и быть, — опять дёрнув плечами, он поднял глаза к потолку и положил на сердце руку, — я промолчу. Но ему очень быстро надоело кривляться: — Но если мой упрямый братец мучит себя и не хочет этого признавать, к чёрту всё, — и таращился Лео в глаза так внимательно, что мог отследить, как они, ещё слегка красные, переливались при тусклом свете. Вот после этих слов, Раф снова стал Рафом. Он снова был собой. Он, наконец, показал брату свои настоящие мотивы, своё честное стремление и непреклонность — всё то, что Лео должен был увидеть с самого начала. И Раф был рад, и он ужасно хотел реакции Лео. Но Лео как-то слишком подолгу молчал, то разглядывая его рожу, то зачем-то опуская взгляд. И Рафу становилось как-то неловко: —... Да, — и он, сначала споткнувшись на собственном дыхании, нелепо заговорил дальше, высоко поднимая подбородок, — такой вот я. На большее его не хватило. А того пробило на смех. Чёрт, теперь ему стало как-то стыдно... Сомкнув глаза, тот никак не мог успокоиться... хотя был совершенно спокоен. Плечи будто не могли удержать голову, и брат, отвернувшись, низко склонил её и продолжал надрываться. Но почему-то именно сейчас Раф заметил, каким усталым был Лео: это уже не было простой томностью — это были лёгкие движения, вялая скорость, слабый голос. Тот измотал себя. Убрав руку, Лео, почти не поднимая головы, скособочился и посмотрел на него сквозь едва поднятые веки: — Ты такой добрый, Раф. Но при этом внутри Лео что-то томилось. Какая-то энергия — какой-то огонь. И тот горел сильнее него или кого-либо другого. Фыркнув, он с обидой скрестил руки: — Я, вообще-то, серьёзно. — Да, — тот согласился, — я тоже. Да, такому явлению нельзя было дать название — такой вот был Лео. Он сел ровно, а Лео, немного угаснув, отвёл глаза. Они оба всё прекрасно понимали. Проведя языком по губам, брат с лёгким цоканьем задрал голову и выдохнул совсем чуть-чуть. У того глаза дёрнулись — тот на мгновение прищурился. Потом тот и вовсе прикрыл глаза; потом опять облизнулся — потом прикусил губу. И дальше всё застыло. — Как-то раз я заметил кое-что, — Лео начал, — что-то, что началось очень давно. Тот медленно выпрямился. Взгляд был поднят кверху. Несколько минут назад, когда брат старался найти объяснение своей вредной привычке, тот пережил грусть, сожалению, разочарование, тоску. Однако сейчас, когда тема была не менее щекотливой, тот вёл себя чересчур спокойно — безразлично даже. Взгляд у того был стеклянным. — И каждый раз когда это происходит, я подолгу думаю об этом, раздражаясь, — с монотонным голосом тот не спеша осматривал комнату, не цепляясь вниманием за что-то конкретное, — и в конечном счёте не прихожу ни к какому выводу. Но внимание того зацепила какой-то мысль, и Лео отвернулся. Сплетённые пальцы не шевелились. — Ты когда-нибудь задумывался, почему что-то происходит так, а не иначе? К кому обращался Лео: к нему или же тот просто говорил в пустоту? Понять было сложно, поэтому он сдержался от ответа. Тот вновь развернулся вперёд, когда-то успев сомкнуть глаза: — Меня постоянно мучит этот вопрос — тот лишь приоткрыл их, уставившись вниз, — несмотря на то, что я давно знаю на него ответ. Лео поднял голову: — Когда я впервые встретил саватов, они показались мне обычными воришками — поэтому я их не убил, когда был шанс. Воры не заслуживают казни, — тот покачал головой, — срок — да, но не казнь. Не поворачиваясь прямо к нему, тот лишь слегка шевельнулся: — Я не убил их из-за своих личных взглядов. И взор того всё так же был притуплён, и брат просто смотрел на его колени. Лео что-то волновало: тот сдержанно перевёл дух чуть ли не сквозь зубы, расслабляя напряжённые плечи. Тот сглотнул: — Взаимоотношения, — тот заговорил, но сразу же остановился, совсем не понизив тона; задумавшись о чём-то на мгновение, тот продолжил, — которые я сам держу близко к сердцу, меняют моё восприятие, и я теряюсь, — наконец вымолвив, тот повернулся к нему. — Понимаешь, Раф? Лео глядел на него выжидающе. Лео глядел пронзительно. И Раф смотрел на него таким же образом. В конце концов сдался Лео: — Всё, совершенно всё, что происходит с нами, — тот понурился, — происходит из-за нас самих. И тот снова охладел. И взгляд того начинал отдаляться от него всё больше. — Но у меня никогда не было злых умыслов, Раф, — взирая на верхний угол гостиной, на долю секунды тот зазвучал виновато. — Даже когда я был не в себе, я совсем не поменялся. Тот улыбнулся. Сейчас у старшего не было никаких причин чему-то радоваться или смеяться, но тем не менее улыбка нисколько не показалась фальшивой или наигранной. Всё это сильно выделялось. — Но по большей части все мои поступки и взгляды возвращаются ко мне не самым лучшим образом, — а после этого тот ещё и рассмеялся, словно забыв на мгновение, о чём они говорили. — Жизнь явно не на моей стороне, — тот склонил голову набок. — Если я проявил к кому-то милосердие, меня, скорее всего, захотят убить. Раф понурился, услышав что-то внизу, и заметил выгнутые пальцы, которыми Лео, не совсем отдавая себе отчёта, хрустел: — Если... Лео замолк. Прекратил ломать себе ладонь. Тот о чём-то задумался. Рот то сжимался, то разжимался — потом тот один раз шевельнул губами, при этом ничего не сказав. Сглотнув, брат выпрямился: — Если я слишком много думаю о ком-то, это служит мне уроком. Голос был ровный, выражение лица было нормальным, и больше не раздавались никакие хрусты — точно ничего не было. — Начинаешь задумываться: а может, ты сам ничем не лучше? — тот скособочился на него и как только поймал его взгляд, отвёл свой. — Может, у меня неправильное суждение? — тот нахмурился. — Я глупый? — расстроился. — Слишком доверчивый? — прищурился. — Эмоциональный? — засомневался. — Сам не знаю, — Лео пожал плечами. Брат понурился: — Но я не поменяюсь, — тот мотал головой. — Я не хочу меняться, — тот обратился к нему, — потому что это может навредить тем, кто мне дорог. Лео говорил о хорошем, но это не отражалась в глазах: — Ты просто должен смириться с этим и жить дальше, — тот вскинул голову. — И вот именно здесь ты попадаешь в тупик, — тот с глубоким кивком шевельнул указательным пальцем. И тот закрыл глаза: — Никакого решения нет. И сложив руки на колени, опустив плечи, тот остыл и душой, и телом. Видимо, больше Раф ничего от брата не услышит, пока не скажет что-то сам. Он подозревал, что того беспокоило нечто подобное — нечто... высокое, что ли. Но несмотря на то что в таких штуках Раф был весьма «низок», он мог понять Лео. Чем больше он задумывался об этом, тем лучше понимал, что проблема на самом деле была ужасно простой, поэтому ответ непременно должен был быть таким же. Проблема лишь заключалась в его поиске. Рафу нужно было думать, но Рафу и нужно было говорить. Взглянув на стылого брата, он решил начать с лёгкого: — Так вот, что тебя мучило всё это время. Но Лео почему-то напрягся: — Я ведь говорил тебе: ничего серьёзного, — тот втянул голову в плечи. — Если тебя это тревожит — это серьёзно, — он ответил. Ошарашенный Лео выпучился на него, подолгу хлопая глазами. Почему тот так удивился его словам? На мгновение смягчив свой взор, брат опустил голову и прикрыл лицо рукой: — Что ты такое говоришь?.. — тот звучал измученно. Но Раф решил зря время не терять: — Ты просто добрый, а доброта — это не порок, Лео. Тот убрал руку с лица и взглянул на него. — Плюс, она не раз спасала наши задницы. — М-м, — тот протянул с заинтересованным тоном, но на лице было чётко написано что-то вроде безразличного «без тебя знаю». Это немного сбивало с пути. — И ты, — ему пришлось заново с задержкой собрать все мысли в кучу, — не виноват в том, что тебя окружают идиоты, которые ей пользуются. Лео отвёл от него взгляд и откинулся назад, затылком упёршись в спинку дивана: — Скорее всего, так и есть, — тот бормотал себе под нос. — Красиво бывает только в сказках. И всё равно брат не был впечатлён его словами — конечно же, тот так часто думал об этом, что не нуждался в каких-либо разъяснениях. Но невзирая на это, Раф всё равно хотел продолжить; он скажет всё, что он искренне думал, как это делал сам Лео: — Поэтому что бы ни произошло, — ощущая, как лоб зудел от напряжения, он облизнулся, — ты не будешь плохим человеком. В этот момент Лео продолжал смотреть вверх с едва открытыми глазами, и как только Раф произнёс эти слова, они ни распахнулись, ни дёрнулись, ни зашевелились, но в них загорелся какой-то блеск. Это было настолько ярко, что он на секунду потерял дар речи. Взгляд ни капли недвигавшегося брата упал на него: полный любопытства, очень пристальный и почему-то удивлённый. Тот не спеша выпрямил шею и, одной рукой упёршись в матрас сзади, повернулся к нему: — Ты правда так думаешь? — тот спросил еле слышно. — Да, — он кивнул. Раф не хотел портить момент, поэтому ничего не добавил. Смотря ему в глаза ещё секунду, Лео сгорбился с лёгким выдохом: — Ясно, — тот сказал под конец. Тот понурился, прикрыл глаза, точно потерял все силы, и отвернулся. Это было облегчение. Лео. Он протянул к тому руку, хотел коснуться опущенного плеча. — Спасибо. Раф дёрнулся. Сначала он даже не понял, что это было адресовано ему. Брат повернулся к нему: томный взгляд, улыбка, которую можно было заметить лишь приглянувшись. — А? — он только и смог что гаркнуть. — На самом деле всё, что ты сейчас сказал мне, я сам прекрасно знал, но, — тот отвёл немного сощурившийся взгляд, коснувшись своего подбородка и кончиками пальцев задевая рот, — оказалось, что мне нужно было услышать это от кого-то ещё, — тот смотрел куда-то вниз. — Меня это успокоило. Он вылупился на старшего: — Правда? — Правда. Вот тебе на! — То есть ты доволен? — Раф пододвинулся к брату. — Доволен? — Лео поднял на него недоуменный взор. — Да... можно и так сказать. — И тебя больше не волнует эта проблема? — Ну... — тот призадумался, — она больше не будет так сильно раздражать меня. — Значит, тебе помог разговор? — он наклонился ближе. — Д-да, — тот дёрнулся назад. — Значит, говорить о своих проблемах с кем-то — это хорошо, да? — он пододвинулся ещё. Лео просто кивнул. — Фух, шикарно! — он сам после этого выдохнул с облегчением. — Вот видишь, Лео, — он хлопнул того по панцирю, отчего тот пошатнулся, — это рост! — он всё дёргал и дёргал брата за руку. — «Исправь в себе то, что тебе не нравится» — так ты говорил? При всём этот Лео не спускал с него взгляд, который был несколько изучающим, что ли. Потом тот ярче улыбнулся. После этого ему как-то... захотелось того отпустить. Мысленно встряхнувшись, Раф продолжил: — И у тебя есть, на чьих ошибках учиться! — он показал большим пальцем на себя. — Неужели? — Лео спросил. — А ты ещё сомневаешься? — он задрал нос. — Вот когда я хотел «исправиться», я вообще хотел себя перепрограммировать. — Правда? — тот удивился. — Но почему? — Скажем так: я довольно сильно себя не уважал. Старший фыркнул: — Так нельзя, Раф, — тот качал головой. — Тебя можно уважать за многое. От этого он немного замялся: — Я сам знаю, — потупившись, он пробубнил. — Ну, теперь я знаю. — Да? — Лео вроде как спрашивал, но тон у того был какой-то... не такой: слишком лёгкий? Воздушный, может? Тот повернулся вперёд и сомкнул глаза, слегка жмурившись от улыбки: — Это хорошо, — тот только и сказал. И Лео совсем не врал: тот выглядел... таким счастливым. Конечно, тот мог быть счастливым по нескольким причинам, но одна из них — это сам Раф: старший радовался за его успехи, гордился им. Осознание не отпускало его, а лишь сильнее охватывало разум. Так было, пока он не заметил, как Лео угас и совсем приоткрыл затуманенные глаза. — Лео? — он позвал того. — М? — вяло отозвавшись, тот посмотрел на него и тут же отмахнулся. — Ничего. Я просто устал. Сказав это, брат коснулся своего лица и, не щупая, пытался что-то найти на нём. Смутно улыбнувшись, тот внезапно обратился к нему: — Я выгляжу ужасно, да? Глаза уже давно не были красными, но теперь они потемнели, как и все остальные черты лица. Вдобавок у Лео не было сил подолгу растягивать улыбку, и вскоре тот снова, как и ожидалось, потух. Об осанке и речи не шло. Старшего будто разбудили посреди ночи. Однако за всем этим мрачным видом скрывалось глубокое умиротворение, которое особенно ощущалось в истомленном голосе. Тот отвёл взгляд куда-то вверх и принялся мечтать: — Когда я в последний раз так плакал?.. Раф задумался: —... Когда Майки купил ту корейскую лапшу. — У-ух, она была отвратительной, — сразу побледневшего Лео аж передёрнуло. — Но да, ты выглядишь ужасно. Секунду изумлённо моргая, Лео затем усмехнулся: — Хорошо мы друг другу нервы помотали. Эти слова развеселили его: — Это точно, — он фыркнул. — Зато теперь всё это в прошлом. Всё так же улыбаясь, Лео потупил взгляд: — Да, — тот кивнул, — правильно, — задерживая в себе дыхание, брат вскинул голову и снова двинул ей, — всё это в прошлом. И затем тот склонил голову вбок; погрузился в задумчивость, но при этом в едва прищуренных глазах огонёк блестел ярко... они метались; губы были приоткрыты, а потом Лео то сжимал, то прикусывал их. Кажется, тот опять, как тогда на крыше, с чем-то боролся. — Раф, — тот внезапно позвал его. — Чего? — Ты... — Лео, ничем больше не шевеля, перевёл на него глаза; невзирая на то, что тот запнулся, брат был трезв и очень серьёзен. — Не двигайся. Дежа вю какое-то. — Хах, а то что? — он попытался пошутить. Атмосфера как-то резко поменялась. Но Лео не ответил. Какого хрена? Наклонившись в его сторону, тот сюда же тянул одну руку — так медленно тянул, что он в любую секунду мог её перехватить и... сделать что-то? Но Раф не знал, что именно, поэтому так же медленно наблюдал за ней. Она легла ему на плечо. Вторая тоже. А потом они его сжали, и Раф начал двигаться вперёд, к Лео. Он и слова не мог вымолвить. Лицо старшего было близко: такое же сосредоточенное, но в чертах он заметил мягкость, которая была настолько яркой, что она казалась лёгкой грустью. Брат ни разу не посмотрел ему в глаза, как бы ни менялось время. Раф не мог спустить с того глаз. Но он настолько зациклился на Лео, что упустил момент, когда тот пропал из виду. Руки проводили вдоль плеч, заходя за них, и сжимались на его панцире, обвивая его — а его руки свисали, на мгновение задев чужой бок. В его плечо упёрся чужой подбородок — а он на чужом плече весел. Единственное, что Раф мог уловить взглядом, это концы синей повязки, покоящиеся на панцире старшего. Раф... ничего не понял: — Лео, — он попытался пошевелиться, но тот, оказалось, сжал его очень крепко, — ты чего? Лео фыркнул, и он почувствовал вздымание груди того на собственной коже. — Я обнимаю тебя, — тот сказал это слишком просто. — Я это понимаю, — он пробубнил. — Но зачем? — Я проявляю братскую ласку, — тот ответил с таким же настроением. — Ага, но обычно ты не лезешь для этого обниматься, — он заметил. Лео не отозвался. Безмолвие перерастало в напряжение. Кажись, Раф сказал немного лишнего. Плечо под ним зашевелилось, и ему стало немного легче дышать. — Да, ты прав, — Лео заговорил: медленно, с явным неудобством, — это как-то глупо. Тот отпустил его панцирь и, дотронувшись до плеча, нажал на них, чтобы оттолкнуть его от себя. — Нет, — он схватился за него. Так. Он сделал это, не подумав. Теперь они сидели в какой-то странной позе. А этот Лео молчал в трубочку — нет, чтобы как-то поддержать! Надо было как-то выкручиваться самому. Раф разжал пальцы, всё-таки не решился взять брата за запястья, упиравшиеся в его грудь, а просто притянул к себе: — Это не значит, что мне это не нравится или типа того. Я не против, — тем не менее он не чувствовал, что старший успокоился, и поэтому повторил. — Не против я. Серьёзно. Вот после этого Лео расслабился и даже усмехнулся: — Странно слышать это от тебя. — Почему это? — Мне всегда казалось, ты был не из тех, кому такое нравилось. — Хех, — он тоже усмехнулся, — тогда зачем ты полез с самого начала? Тот опять ничего не сказал. Пусть только попробует опять его отталкивать. — Понял, да? Так вот поэтому я и не против, — он хотел пожать плечами, но не мог. — Если тебя это успокоит, кто я такой, чтобы отказываться? И потом они молчали вместе. Чем дольше они так сидели — хотя на самом деле он как-то потерял счёт времени, — тем сильнее он ощущал, как в их комнате на самом деле было прохладно. Где-то далеко в подсознании была мысль, что всё это было чересчур необычно, но Раф уже отдался этому чувству и познал нечто новое: такое взаимодействие было чертовски личным, тайными; они будто ещё шире открылись друг другу. Из-за этих мыслей Раф уже не очень хотел того отпускать, а продолжать говорить: — Хотя знаешь... я сам думал, ты не из тех, кто любит обниматься, — он обратился к брату. — М-м, я думаю, в этом плане мы с тобой разделяем взгляды, — тот пробормотал. — О-о? — он наигранно удивился. — Тогда я тебя совсем не понимаю. — Просто... сейчас меня столько всего переполняет, и я не знаю, как по-другому с этим справиться, — тот закончил полушёпотом. В этот момент Раф ощутил сухость во рту. Брат не сжал его крепче, а навалился, всё больше расслабляясь в его руках. Он осязал чужое мелкое дыхание на своей коже. — После того разговора, когда мы с тобой поругались, всё было так странно, — Лео бормотал словно себе под нос. — Мне постоянно казалось, что всё это было каким-то плохим сном, что всё это не было реальностью. Я словно потерялся во времени и не знал, как выбраться, — он чувствовал, как тот, краем рта задев его плечо, упёрся в него носом и дальше звучал приглушённо. — Будто я и не жил все эти дни вовсе... У тебя, наверное, тоже было такое ощущение, да? У него тоже такое было? Было ли? Вроде было: когда он думал только о Лео, забыв обо всём другом; развлечения, хобби, игры, прочее — всё это постепенно выветривалось из его головы. Да, было дело. Но он не мог это сказать. Единственное, что он мог выдавить из себя, было низкое мычание. Он был слишком сосредоточен на словах, которые едва доносились до его слуха; он слишком перегружался ими и иначе не мог. В комнате было светло, но весь свет падал только на них, и всё, что слабо блестело от него, в ответ издавало давящее молчание. И сейчас его лёгкие стали меньше оттого, что старший стиснул его грудь: — Я так рад, что это, наконец, закончилось, — тот практически пропел это с шумным вздохом, — так рад. А Раф вообще не дышал. От этих слов ему стало чертовски неудобно. Раф уже извинился за свои глупые поступки, и Лео не только простил его, но и понял его... но несмотря на это, когда он слышал эти слова и чувствовал, как его сжимали, он в очередной раз усвоил, что перегнул палку. Он думал, что это было необходимо, но мера была радикальной, и ответственность за последствия — перенапряжение старшего — он должен был брать на себя. Но если сейчас Рафу было паршиво слушать Лео, действительно ли он справился со своей задачей? — Теперь всё, наконец, на своих местах, — разве он справился, когда от этих слов он невольно сердился? Он должен был исправить это: — Нет, — он отпустил того, — пока не всё. Раф резко отдёрнулся от себя брата. Тот, смущённый и смятенный, без слов выпучился на него, а он, не желая тянуть эту глупую паузу, закрыл глаза. Молчание. — Давай, — он подтолкнул. Всё ещё молчание. Ему уже хотелось открыть один глаз. — Что?.. Он открыл два. Лео нисколько не поменялся в лице, хотя нет — тот ещё больше округлил глаза. Жизнь цирк, а они — клоуны. — Сделай мне щелбан, — пододвинувшись к старшему, он показал на себя. — Щелбан? — а тот, насупившись, отодвинулся. — Зачем мне это? — Потому что я перед тобой провинился, — и подсел ближе. — Но я же тебя уже простил, — тот потянулся назад. — А мне этого мало! — он к тому прыгнул. — Да с чего ты вдруг... — А Дона и Майки можно, значит? Я, вообще-то, натворил больше, чем они! — Ну... — тот отвёл взгляд, — да, наверное. — Ну так делай! Давай, прямо суда! — он тыкнул себе посередине лба. Старший ещё момент сидел весь оробевший, но потом всё же нерешительно кивнул: — Х… хорошо. Как только тот сказал это, Раф тут же закрыл глаза обратно. Так, он должен был собраться, взять себя в руки и быть готовым. У Лео была мощная рука, ведь не просто так крики братьев долетели аж до кухни. Представив, какого масштаба должна была быть боль, он ещё и начал жмуриться. Но Лео точно был каким-то садистом: он не знал, сколько времени успело пройти, но он уже задолбался сидеть в нервном ожидании. Затем перед носом мелькнула тень, но она совсем не двигалась. А Раф почти не двигался. Он сжал пальцы в кулак. Рот дёргался от раздражения. Давай же, просто сделай это, блин. И что-то тыкнуло его в лоб. Что-то маленькое, лёгкое и едва ощутимое тыкнуло его в лоб. Раф распахнул глаза, и перед ними предстали чужие пальцы. Это Лео такой щелбан сделал? Он наклонился вбок, чтобы увидеть растерянное лицо брата: — И что это было? — Э... ну... — тот мямлил, опустив руку, — щелбан. — Это не щелбан, а щелбанчочик какой-то! — Вообще-то, ты ни с того, ни с сего заставляешь меня ударить тебя — как ещё я должен себя вести? — Страстно! Вложи в него все свои чувства, чёрт возьми, всё, что ты пережил, и сделай! Мне! Щелбан! И раздался треск — это треснул его череп. Раф дёрнулся назад и вцепился руками в свой лоб. Там будто дыра образовалась. — Ч-чёрт, — он шипел, — тебя... Он и среагировать не успел. — Слишком? — неуверенный голос Лео зазвенел в ушах. — Нет, — он резко ответил, мотнув головой, — нет, что ты — в самый раз. Постепенно он чувствовал, что боль рассосалась по его лбу, и вскоре единственное, что оставалось ощутимым, было отголоском касания. Убрав руку и пару разу моргнув, Раф поднял голову и обратился к старшему: — У меня всё на месте? Лео мгновение смотрел на него ровно, а потом улыбнулся: — Всё, кроме твоего угрюмого вида, — но потом, когда Раф ответил ему только хмыканьем, тот продолжил. — Эй, а что насчёт меня? — А что насчёт тебя? — он спросил безучастно. — Разве мне не положен щелбан? Раф внимательно разглядел лицо ожидающего Лео, сделал вид, что долго и тяжело думал, усердно хмурив надбровные дуги, и ответил: — С тебя и так хватит. — Но это же нечестно, — тот скрестил руки. — Вполне себе честно, — он пожал плечами и тыкнул в брата, ухмыльнувшись. — Если ты так сильно хочешь получить от меня щелбан, проиграй мне его в покере в следующий раз. — В покере? — и тот тоже ухмыльнулся. — Раф, тебе монополии было мало? — Эй, я тогда, вообще-то, не проиграл. — Ты не проиграл, потому что мы не закончили игру. — Это что, вызов? — Для тебя всё вызов. Смотря друг другу в глаза так самодовольно и высоко, они засмеялись: протяжно, небрежно и странно — словно они это делали вместо того, чтобы дышать. Это было что-то необходимое, но такое незаметное, простое и естественное; рот сам растягивался, плечи сами дёргались, воздух сам свистел — всё было само собой. Раф отчего-то вспомнил время перед разговором, когда он сидел на кухне и никак не мог отлепить взгляда от часов, когда его посещали все мысли и воспоминания на свете. Всё это было так важно, чёрт подери, так важно. Стремление исправиться, благодарность, желание помочь — всё это должно было привести к одному-единственному моменту: когда они вот так просто сидели вместе и ни о чём не думали, когда они ничего не боялись. Раф ничего не боялся. Раф чувствовал, будто его путь пришёл к концу, что он больше ничего не хотел от этой жизнь. И Лео... какое бы новое искусство тот ни захотел изучить в будущем, чем бы новым тот ни захотел заняться, тому это удастся без труда, тому ничего не будет мешать, у того всё пройдёт гладко. Это была свобода? Тот самый дзен? А какая вообще была разница? Лео когда-нибудь объяснит. И когда он поднимал взгляд на Лео, его встречали сонливые глаза и ласковая улыбка. Тот беззаботно закрыл глаза и откинулся на диван, задирая голову. И тем не менее тот не отдалялся, а был очень даже близко; был тёплым, открытым. — Может, пора закругляться? — М? — он моргнул. Старший медленно открыл глаза, на секунду засмотревшись на потолок, и повернул к нему голову: — У меня уже окончательно нет сил, — тот зевнул, — спать хочу. — Спать? Уже? — он только сейчас врубился, о чём шла речь. — Так ещё девяти, наверное, нет. Чего ты вдруг? Долго и будто бы бездумно любуясь его лицом, брат опять закрыл глаза: — Я плохо спал прошлой ночью. — Почему? — он насупился. Неожиданно Лео рассмеялся. — Чего смешного? — он возмутился. — Из-за тебя, Раф, — тот посмотрел на него, улыбнувшись шире. — Я не мог заснуть из-за тебя. У него настолько округлились глаза, что они заболели. Он не представлял, как стоило отвечать на такое. Лео сказал это как-то... неправильно: как-то нелепо тот подал мысль, и пока того это не смущало, Рафа это, наоборот, смутило: — Оу, — он только и смог что угрюмо вякнуть, отвернувшись. Но его распирало: он так скоро взорвётся от стыда, недоумения и неуклюжести. Поэтому он должен был сказать что-то ещё: — Я тоже, кстати говоря, — он начал, но мысли как-то перепутались, — и вообще весь этот день. Раф повернулся к брату. Сияние того нисколько не изменилось: — Правда?.. Х-м, — тот посмотрел на него снизу вверх, — что-то не похоже. — В смысле?! — Если так полон энергии, можешь потратить её на что-нибудь более полезное, — тот всё же поднялся с места и посмотрел на него через плечо, — например, продумать свою будущую стратегию, — развернувшись к нему, Лео подпёр бока. — Тебя она пригодится, раз уж ты хочешь сыграть со мной в покер. — Ну да, а как же, — он усмехнулся, закинув руку на спинку дивана. — Я мастер блефовать, — он показал на себя. Лео, не впечатлявшись, усмехнулся: — Это уже мне решать, — и плавно отвернувшись, тот зашагал к выходу. — Да-да, конечно, — он прищурился, глядя тому вслед. Когда Лео уже хотел скрыться за стеной коридора, тот прикоснулся к проёму и, облокотившись на него, повернулся к нему. Как несколько минут назад, тот тепло улыбнулся: — Доброй ночи, Раф. — М... Да, — словно он молчал вечность, Раф не узнал собственного голоса и поэтому ответил скомкано и едва слышно, — и тебе. Но Лео ничего не сказал и с улыбкой, шире прошлой, слабо качнул головой и ушёл. Раф залюбовался пальцами на проёме: они сначала согнулись, а когда Лео исчез из виду, они пропали вслед за тем. И тогда, прислушиваясь к посторонним звукам, но ничего не улавливая, Раф остался один и как-то протяжно выдохнул, будто всё это время находился в напряжении... но это было совсем не так. И тем не менее... Может, на самом деле его тоже всего переполняло, как Лео. Чем-то. Ему нужно было перевести дух ещё раз. Он закинул одну ногу на колено, как это любил делать Лео, и откинулся на угол дивана. Сил хватало только на то, чтобы время от времени покачивать поднятой в воздухе ступнёй. Со скукой приглядываясь к размытым теням вдалеке, он небрежно обводил глазами комнату и очень быстро потерял интерес. Он опустил веки и задрал голову. И всё же они оба пережили этот кризис практически одинаково. Это было настолько забавно, что его пробило на короткий смех. Тут не один из них был чудом — тут чудом было всё. Он разлепил глаза, вглядываясь куда-то в пустоту. Всё ещё улыбался, но тускло и рассеянно, а уголки рта слегка зудели. Весь этот разговор, все эти обрывки фраз, черты лица, жесты и голос; все мысли и чувства; всё грустное, весёлое и тёплое — каждый раз когда Раф думал об этом, он вспоминал что-то новое и проваливался глубже, теряя ощущения. Где-то на дне сознания он мимоходом понял, что именно это его и переполняло.