***
Артему было сложно. Артему было крайне сложно разобраться в себе, потому что он не понимал, чувствует ли обычную привязанность к Игорю или же здесь замешаны какие-то другие чувства, о которых он предпочел бы не думать еще несколько лет. Влюбляться Артем не хотел, потому что не хотел остаться с разбитым сердцем, которое и без того уже несколько раз неприятно затрагивали, ковыряясь в нем, будто палкой в груде песка. К телесной боли Артем давным-давно привык, а вот к душевной — нет, и каждый раз был для него как новый, словно кто-то намеренно обнулял все прошлые ощущения, не позволяя их ничем заглушить, и выливал на него все и сразу, заставляя вариться в агонии собственных чувств. Артем боялся, что вновь влюбится, а затем однажды еще раз потеряет весь смысл своей жизни. Не трудно было отметить то, что все мысли Артема были направлены в сторону Игоря. После разговора с Федей абстрагироваться было сложно, иногда и вовсе нереально, потому что в голову упорно лезли слова «Игорь» и «любовь». Артем пытался отвлечься, пытался уехать, пытался занять себя какими-то делами, вот только все безрезультатно, потому что забыть об Акинфееве получалось лишь на пару минут, а затем все вновь шло по замкнутому кругу, у которого не было ни конца, ни начала. Артему Игорь действительно нравился. Здесь не было даже сомнительного «наверное», потому что Дзюба смог с первых минут признать, что парень способен притягивать к себе взгляды, даже того не осознавая. Тогда, на вечере, Артем пытался выловить Игоря из толпы, чтобы побыть немного рядом и, возможно, обсудить их недопонимание, но взгляд постоянно натыкался на чьи-то чужие спины и лица, а нужного человека найти он так и не сумел. Может быть, это и к лучшему: где-то на подкорке сознания Артем отметил, что не хотел бы, чтобы Игоря хоть кто-то из гостей увидел; и происходило это скорее от собственнического желания не показывать его никому. Артем на самом деле отчасти боялся, что Игорь после их последнего разговора куда-то уйдет, но он остался, и это не могло не греть душу. Дзюба решил действовать методом от противного: он представил, что действительно влюблен в Игоря (хотя все еще считал эту мысль абсурдной), и пытался понять, что же его в итоге зацепило. Вариантов было много, начиная от внешности и заканчивая умственными способностями, но это все равно было не то, потому что в Игоре нравилось практически все: и привычка жевать губы от волнения, и скромность, и легкие, редкие улыбки, которые больше походили на награду за хорошо проделанную работу. Глаза Игоря — это вообще отдельная песня, в них можно было влюбиться хоть тысячу раз, но это-то Артема и расстраивало, потому что именно по этой причине парень был связан с Кристиной. Эксперимент в этом плане считался нечистым, и Дзюба никак не мог прийти к однозначным выводам. Каждый раз Артем метался между «люблю» и «не люблю» и продолжал бы это делать дальше, если бы однажды не решился поговорить с Игорем.***
Акинфеев стоял перед зеркалом, рассматривая вновь появившиеся круги под глазами. Кошмары, которые не донимали его некоторое время, стали вновь возвращаться, и Игорю казалось, будто все то, что он пережил, было лишь затишьем перед бурей. Почему-то внутри он чувствовал постоянное напряжение, в голову лезли странного рода мысли, от которых не получалось избавиться, пару часов подряд он думал о своей смерти в разных вариациях, начиная с отравления успокоительными, которые ему прописал Черчесов, заканчивая остановившимся сердцем под колесами какой-то машины. Все это было, безусловно, жутко, Игорь умирать не собирался в ближайшие лет десять, поэтому трактовал все свои ощущения по-своему, понимая, что сознание и предчувствие посылают ему какие-то знаки, прося быть осторожным. Игорю не хотелось вновь жить в страхе, но раз появился тот, кто подбросил ему фотографию, значит, ожидать чего-то нехорошего точно следует. Акинфеев этого не желал. Он вновь перестал нормально спать: заснуть получалось часа на четыре, а потом приходилось просыпаться, чтобы немного отойти от кошмарных видений, которые он теперь вообще не помнил, словно видел сплошную черноту вокруг, перевести дух, выпив пару стаканов воды, и вновь лечь спать, пытаясь настроить себя на что-то хорошее. Ситуацию усугубляло еще и то, что Игорь, осознавший свою любовь к взрослому мужчине, постоянно думал о нем и о том, что ему делать дальше. Акинфеев никогда не влюблялся, поэтому не представлял, как себя ведут в таких случаях, но понял практически сразу, что они не пара. Факторы, которые мешали им быть вместе, не были лишь банальными полом, возрастом и статусом — главным было то, что любит лишь один Игорь, а Артему это и подавно не нужно, потому что он отлично находится в компании девушек, и парень в этом наглядно убедился. Ту даму вспоминать совершенно не хотелось, как и то утро, которое было окончательно испорчено всего за какие-то несколько минут. Если Игорь начал ревновать уже сейчас, то продолжит это делать и дальше, а пребывать в постоянном состоянии напряжения и раздражения — это не то, чему он хотел посвятить остаток своей жизни. Оставалось лишь тактично расспрашивать Сашу о нюансах взаимоотношений между людьми и стараться отыскать выход из сложившейся ситуации, возможно, попытавшись разлюбить Артема, потому что ему совершенно не хотелось доставлять каких-то проблем. Игорь не знал, как мужчина относится к нетрадиционным отношениям, но почему-то был уверен, что ничего хорошего он в этом не видит. Отвлекался Игорь в основном на то, что в последнее время он стал теснее общаться с Федей: они переписывались не постоянно, но по нескольку раз за день. Парень даже не помнил, с чего все началось, просто однажды завязался разговор и не застопорился на месте от неловкости или неумения поддержать беседу. Игорь старался не беспокоить Федю, потому что понимал, что он занятой человек, но и писать не прекращал, ибо видел, что это не односторонний диалог. Говорили они обычно ни о чем и обо всем сразу и иногда показывали друг другу какие-то фотографии. Акинфеев не смог сдержаться и показал Смолову фото плюшевых игрушек, когда наткнулся на них вместе с Сашей в магазине. Это был действительно глупый, детский поступок, но Игорь чувствовал, что так будет правильно. В последнее время он хватался за приятные воспоминания и хорошие события из жизни, как за соломинку, словно хотел накопить больше положительных моментов, пока время еще на его стороне. Умирать Игорю не хотелось, но кто сказал, что смерть возможна только в физическом плане.***
— Можно? — спросил Артем, предварительно постучавшись, но уже заглянув в комнату. Игорь стоял у окна, вглядываясь в потемневшее вечернее небо, и думал о том, что ночью, скорее всего, пойдет дождь. Он повернулся на чужой голос, который теперь узнает почти всегда, и кивнул. — Не помешал тебе? — Нет, — донесся запоздалый ответ. Игорь закрыл окно, задернул шторы и уперся спиной в подоконник, внимательно смотря на Артема, который стоял у порога и держал руки в карманах. — Случилось что-то? — Не совсем. — Дзюба чуть сощурился и попытался прочесть хоть одну эмоцию на чужом лице. Игорь стоял спокойно, выглядел, как обычно, но его словно что-то беспокоило, и это было заметно не в мимике, а в окружающей обстановке и чуть скованных движениях. — Вы садитесь, — предложил парень, кивком головы указав в сторону стула. — Может, хотите чего-нибудь? Недавно я испек печенье, утащил парочку в свою комнату… — Игорь, — мягко прервал Артем. — Я пришел поговорить с тобой. Акинфеев на миг замер, а потом кивнул. Он, кажется, и без того догадывался, о чем пойдет речь. Зла на Артема он не держал, понял все еще тогда, когда Федя заикнулся про рак легких. Вряд ли бы Смолов стал врать по этому поводу, выгораживая своего босса и пытаясь обелить его, да и сам Игорь в последние месяцы, проведенные дома, стал замечать, что дядя слишком часто кашляет, а иногда выбрасывает окровавленные салфетки в мусорную корзину. Ему действительно оставалось не так уж и долго пребывать в этом мире. — Послушай, Игорь, я не меняю своего мнения, не меняю своего отношения к сложившейся между нами ситуации. Я не считаю себя виноватым в том, что отправил твоего дядю на тот свет, — Артем увидел, как Игорь начинает жевать нижнюю губу. — Но я считаю, что виноват перед тобой, потому что не сказал об этом с самого начала. Я не представлял, как преподнести тебе эту информацию, не мог предугадать твою реакцию и оценить последствия, поэтому и молчал. Акинфеев кивнул. Он не может залезть в голову Артема, не может досконально знать всех нюансов, но зато способен попытаться поставить себя на его место и поразмышлять над тем, как бы он поступил в этой ситуации. Возможно, Игорь бы тоже пошел на преступление, если бы на другой чаше весов стояло что-то, что было бы в разы тяжелее и важнее жизни его дяди. — Я вас понимаю, — ответил он, — но и вы меня тоже поймите. Я потерял последнего родного мне по крови человека и остался один. — Ты действительно считаешь, что одинок теперь? Разве за все это время в Петербурге ты не получил больше, чем за всю жизнь в Москве? — Артем Сергеевич, — Игорь облизал губы, — я не могу жаловаться и не делаю этого, потому что повода нет. Я просто озвучиваю факты. Даже несмотря на то, что я ненавидел своего дядю, это не отменяет того факта, что мне грустно из-за осознания того, что его больше нет. Это не ваша вина, просто дайте мне немного времени. Дзюба подошел чуть ближе, не решаясь вытащить руки из карманов. Он ощутил внезапное желание обнять Игоря и совершенно не представлял, как его побороть. Стоило ли ему спросить разрешения? Предложить? Просто подойти и сделать то, что хочется? Артем не знал, и даже несмотря на то, что в груди поселился какой-то совсем нетипичный для него страх, Дзюба старался от него отмахнуться и вести себя естественно, не показывая того, что даже ему может быть неловко. — Не хочешь обняться? — это сорвалось с его губ прежде, чем он сумел осознать. Голос, которым он это произнес, был тихим, больше приближенным к шепоту, но Артем точно знал, что Игорь его услышал. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием двух человек. Сердце Игоря перестало биться, а затем сорвалось на бешеный темп. Артем предложил ему совершенно невинную вещь, но в голове она интерпретировалась как нечто интимное, сокровенное, то, что пробуждало внутри непривычные чувства и заставляло испытывать легкий трепет предвкушения. Игорь был готов сократить расстояние, что было между ними, подойти ближе и оказаться в чужих объятьях, чувствуя себя защищенным и сохраняя в памяти воспоминания об этом моменте, стараясь запомнить буквально каждую мелкую деталь, обстановку, температуру чужого тела, запах, сильные руки и прикосновения, которые могли обжечь даже сквозь одежду. Он не представлял, зачем Артем предложил это, может, действовал по наитию, таким образом принося извинения и выражая свою поддержку. Игорь был совершенно не против этого, но в последний момент его вдруг что-то остановило, и он сник, прекрасно понимая, что лишь потешит свои чувства и заставит глупую влюбленность набирать обороты, а потом останется ни с чем, потому что Артем, в конце концов, уйдет, оставив его одного. Парень как-то весь сразу сжался, почти прокусил внутреннюю сторону губы от волнения и только опустил взгляд вниз, как боясь ответить: «Нет», так и боясь того, что мужчина сейчас уйдет. Артем на секунду перестал дышать. Он не ожидал получить отказ, это было словно ударом под дых, и во рту образовалась неприятная горечь, которую хотелось сплюнуть. Игорь отказал ему, и почему-то этот факт очень неприятно полоснул по сердцу и вызывал тупую боль, которая готова вот-вот засесть внутри и не покидать своего места еще очень долгое время. Руки сами тянулись к Игорю, что-то внутри подсказывало, что именно так надо — подойти, обнять и прижать к себе, но чужой взгляд был красноречивее всяких слов, и Артем отступил, сделав тяжелый и такой неправильный шаг назад. Игорь вздрогнул, услышав внезапный писк телефона. Он лежал на комоде, как раз там, где сейчас стоял Артем, и парень не решился подходить ближе и проверять его, потому что боялся быть затянутым в чужую ауру, боялся попасть в чужие сети и сделать что-то очень и очень глупое. Артем против воли перевел взгляд на мобильный и скрипнул зубами, стоило ему только прочесть всего одно-единственное слово. На дисплее телефона, который подсветился из-за пришедшего уведомления, горело имя контакта «Федечка», и Артем бы смог проглотить этот факт, если бы не смайлик с поцелуйчиком рядом. Внутри поселилось совершенно неприятное ощущение, мужчина ощутил себя так, словно его предали (хотя, конечно, мозги еще не отказали, и он прекрасно понимал, что это неправильные умозаключения). Артем подавил в себе желание спросить глупое: «Почему он?», притупил в себе приступ ревности и произнес напускным спокойным голосом, боясь сорваться: — Мир? Игорь сглотнул, посмотрев на мужчину, и не смог ему ничего ответить, потому что все слова застряли в горле. Хватило парня на то, чтобы кивнуть, и этот жест послужил для Артема сигналом к отступлению: он бросил какое-то скомканное прощание, пожелав спокойной ночи, и, не дождавшись ответа, вышел, прикрыв за собой дверь. Игорь остался стоять посреди комнаты совершенно один, всеми силами заставляя сердце не биться так часто, отдаваясь набатом в ушах; Артем держал курс в сторону улицы, желая проветриться и отвлечься, чтобы не чувствовать тупую боль, которая сковала его грудь и мешала нормально вдохнуть.