Сломанное солнце

В просторном полуподвальном помещении было довольно прохладно. Стены украшал серый кафель, на котором были видны следы прошлого присутствия, пол — также выстлан плиткой, но на этот раз мраморной, потому что разбить его было гораздо труднее и не появлялась необходимость каждый раз менять пол. Освещалось помещение при помощи большой яркой лампы, открывая взору вид на всего лишь один стальной с небольшими прорезями стол, ножки которого были прикручены к полу, два стула и цепи, привинченные к потолку у одной из стен. Создавалось впечатление обычной переговорной, слегка, правда, видоизмененной, но лишь немногие знали, что служит это помещение отнюдь не для разговоров. У каждого, кто хоть когда-то волей случая или специально переходил дорогу Зениту, оставались очень неприятные впечатления об этом месте. Немногие удостаивались чести побывать здесь, потому что обычно так далеко дело не заходило и люди просто лежали с простреленными головами где-то на окраине города или в безлюдном лесу, который уже несколько десятилетий служил негласным кладбищем для всяких отморозков. Зато если вдруг тебя привезут одной из глубоких ночей сюда с завязанными глазами, посадят на стул, даже не привязывая, а оставляя в одиночестве на несколько часов, — то страх неизвестности обязательно возьмет верх над разумом, посылая в голову картинки не самых приятных и счастливых развитий событий. Кокорин сверился с часами, насвистывая себе какую-то веселую мелодию под нос. Настроение у него было приподнятое, никто с самого утра его не раздражал, — даже Федя не вызывал каких-то негативных эмоций, — поэтому к вечеру он чувствовал себя отлично и с каким-то предвкушением ожидал прибытия «объектов». На улице погода стояла довольно холодная, в полуподвальном помещении — тоже, но Сашу это никогда не останавливало, поэтому он разулся и ступил босыми ногами по ледяному мрамору, который через некоторое время согреется как и от его стоп, так и от чужой крови. Кокорин уселся на один из стульев, что стоял спиной к выходу, закинул ноги на стол и закурил, выдыхая смоляной дым и продолжая напевать себе ту самую веселую мелодию. Черная тонированная машина приехала к нужному месту буквально через десять минут, поэтому Саша заскучать не успел. Он повернулся в сторону входной двери и улыбнулся, когда она открылась и один из его людей завел в помещение человека, у которого были связаны руки и рот заклеен скотчем. Мешок на голове тоже присутствовал, но Саша приказал его снять, чтобы жертва могла с первых секунд понять масштабы того дерьма, в которое вляпалась. — Добрый вечер, — нараспев произнес он и, махнув своему человеку рукой, приказал усадить парня на соседний стул, развязав руки. — Спрашивать, как настроение после поездки, я не буду, наверняка дорога была полна впечатлений. — Кокорин указал пальцами на область своей левой щеки, как бы показывая, о чем он говорит. У парня, которого ему привели, красовались два больших синяка в том месте. Саша скинул ноги со стола, потому что неприлично в такой позе разговаривать с человеком, сел на манер первоклассника, сложив руки, как в школе, и вновь улыбнулся, заглядывая парню в глаза, в которых читалось одно лишь непонимание и страх. Кокорина это позабавило, потому что все, кто оказывался в этой комнате, смотрели именно так, но виду он не подал, а только наклонил голову вбок, щурясь. — Ну, — протянул Саша, протягивая руку вперед и видя, как парень шарахается от этого жеста. Он только усмехнулся, показывая свою раскрытую пустую ладонь, и повторил свое действие, дотягиваясь до чужого лица и рывком сдергивая скотч, мешающий говорить. — Рассказывай. — Ч-что? — просипел парень, ежась на стуле и стараясь отодвинуться как можно дальше, чтобы избежать новых прикосновений. — Вы к-кто? — Кто? — удивленно переспросил Кокорин, хлопая глазами. — Ты серьезно не знаешь, кто я? Парень замотал головой, словно боялся произносить это вслух. Конечно, он знал, кто его подкараулил несколько часов назад возле дома, ударил в живот и закинул в багажник, привозя в это страшное место, но он все равно пытался отрицать, надеясь на лучшее и на то, что все закончится относительно хорошо. Саша хмыкнул, откидываясь на спинку стула. Он стал медленно расстегивать верхние пуговицы своей черной рубашки и откинул ткань в сторону, оголяя кожу и показывая парню татуировку на груди. Она была немаленькой, хорошо заметной, с характерными обозначениями принадлежности к определенному клану и даже чертовой надписью «Зенит». Артем тогда не совсем одобрил этот поступок, потому что татуировки делались не такими большими, но Саша сказал, что почувствовал, что так надо, поэтому босс лишь вздохнул и кивнул. — Вот, читай, — он ткнул пальцем в слово на своей груди. — «Зе-нит». Сразу говорит о многом, не так ли? Парень судорожно вздохнул, сглатывая, и состроил кислую мину. Вся его тактика отрицания оказалась бесполезной, когда факты, которые он так избегал, стали видны, как на ладони. — Давай не будем бегать вокруг да около, — сказал Саша, облизывая губы. — Ты ведь сам прекрасно понимаешь, почему оказался здесь, и отпираться бесполезно. Как тебя зовут? — О-олег. — Так вот, Олег, — Саша достал из кармана пачку сигарет с зажигалкой и разместил их на столе. — Знаешь, как легко спалить человеку волосы всего одним-единственным щелчком зажигалки? Зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных. — Он достал одну сигарету, отломал ей фильтр и положил рядом. — Вот это — ты, зажигалка — люди, которых я представляю, а пачка… как думаешь, что это? Олег замотал головой, бубня что-то невпопад, и не мог высказать ни одной нормальной догадки, потому что мозг словно отключился, а чувства, напротив, обострились. — Хорошо. — Саша достал еще одну сигарету, но на этот раз не стал проделывать с ней никаких манипуляций. — Давай так. Видишь, как они отличаются друг от друга? Одна — новенькая, свежая, ничем не сломанная, с прекрасным фильтром и вкусным запахом. А вторая, — он вздохнул, рассматривая лежащую рядом сигарету, из которой слегка посыпался табак. — Страшная, токсичная, вся какая-то помятая и никому не нужная. — Саша на несколько секунд замолчал, а потом перевел свой взгляд на дрожащего перед ним парня. — Как я уже сказал, эта сигарета — ты, а та, что лежит рядом — человек, которого ты и твои дружки избили. Хочешь знать, что с ним стало? — Кокорин придвинулся чуть ближе. — Отказа я не принимаю. — Д-да, — тихо проговорил Олег, сглатывая, хотя и сам прекрасно понимал, что с тем парнем стало. — Громче! — повысил голос Саша, отчего его жертва вздрогнула. — Да! Кокорин резко опустил руку на нормальную сигарету, расплющивая ее и при этом неотрывно смотря парню прямо в глаза. От раздавшегося на все помещение громкого звука тот вздрогнул и всхлипнул, потому что его нервы, кажется, были совсем на пределе. — Смотри, — приказал он, убирая руку. Сигарета потеряла свой первоначальный образ и стала выглядеть еще хуже, чем лежащая рядом с ней по соседству. — Вот, что с ним стало после того, как ты и твои дружки развлеклись с человеком, имеющим к нам непосредственное отношение. И как ты уже, наверное, смог догадаться, пачка — это то, куда вам даже не стоило лезть, ребята. — Мы не… мы не знали. — Что? «Не знали?» Прости, я не ослышался? — Саша внимательно посмотрел в лицо Олега. — А кто вам вообще давал право избивать человека до полусмерти, а, господин-не-знали? — Н-никто, но нам… заплатила та женщина, она… — Женщина, — перебил Саша, отодвигая стул и приподнимаясь. — Женщина… — он замолчал, а затем резко смахнул со стола все, что на нем было, чем вызвал очередной неконтролируемый приступ дрожи у своей жертвы. — Так женщины тут нет, и за свои поступки ты будешь отвечать сам. — Кокорин скинул с себя пиджак, бросая его на стул, и подошел к парню со спины, опуская свои руки ему на плечи и начиная их разминать. — Знаешь, что бывает с теми, кто переходит дорогу Зениту? Думаю, нет, иначе ты бы сто раз подумал, прежде чем что-то делать. — Саша замолчал, посмотрел в сторону двери и продолжил: — Их ждет несколько действительно насыщенных и ярких часов. Есть идеи, что входит в развлекательную программу? — спросил Кокорин, наклонившись к самому уху Олега. — Пож-жалуйста, нет… — Ой, ты не угадал, такого у нас точно не бывает. — Саша цокнул языком. — Ладно, думаю, тебе не терпится узнать это, так что томить тебя я долго не буду. — Кокорин набрал побольше воздуха в легкие и медленно выдохнул. — Сначала я вывихну тебе плечо. — Он поморщился, когда услышал характерный хруст. Парень дернулся на месте, чувствуя резкую боль в плече, но приподняться со стула ему не позволили, крепко удерживая в одном положении. — Потом я оторву мочку твоего прекрасного уха. — В полупустом помещении чужой крик эхом отскочил от стен в момент, когда Саша выплюнул чужую плоть, сплевывая кровь в сторону. — Ты не подумай, что я жестокий, совсем нет: пытки не приносят мне большого удовольствия, просто так уж вышло, что у меня достаточно хорошая фантазия на то, что делать с такими людьми, как ты. — Он выпрямился, отпустил парня, позволяя тому схватиться рукой за больное плечо, и подошел к двери, пару раз по ней стуча. В помещение заглянул мужчина, который привел Олега сюда, и передал Саше черный кейс. Он что-то шепнул ему на ухо, отдавая приказ, а затем развернулся к своей жертве и покачал головой, наблюдая за его безуспешными попытками вправить себе плечо. — Не советовал бы, а то хуже будет. — Прошу, я… я раскаиваюсь, — всхлипывая, произнес Олег, с необузданным страхом в глазах наблюдая за тем, как зенитовец тихой поступью направляется к столу и опускает на него свой кейс. — К чему мне твои раскаяния? — вздохнул Саша и открыл полученный предмет. Он достал оттуда два кожаных ремня и посмотрел на парня перед собой. — Где были твои мозги, когда вы избивали человека? Он разве просил вас остановиться? Проявлял как-то свою слабость, плакал? Очень в этом сомневаюсь. Умей платить за свои ошибки самостоятельно, а не каждый раз вымаливать прощение и наступать на одни и те же грабли. — Я больше так не буду!.. Кокорин расхохотался, потому что эта фраза его действительно позабавила. Он вытер из уголков глаз выступившие слезы и покачал головой, усмехаясь. Парень реально был недалеким, а не придуривался, и это в какой-то степени даже расстраивало, хотя Саша отметил, что список глупых фраз его жертв пополнился. — «Я больше так не буду» — это нужно где-то обязательно записать. В помещение зашли два человека, один из которых держал в руках цепь. Они направились прямиком в сторону парня, подорвавшегося с места, но рывком усадили его обратно. Саша внимательно проследил за тем, как Олега привязывают к стулу, и попросил засунуть ему в рот кляп, потому что оглохнуть он не хотел. Руки были привязаны к столу теми самими ремнями, и теперь его жертва точно никуда не денется. Саша посмотрел в глаза Олега, которые наполнились слезами, и поджал губы, качая головой. У него можно было вызвать чувство жалости, но только не в таких ситуациях, когда он наказывал парней за то, что они натворили. — Тебя спасает только то, что ты не главный зачинщик всего, что вы натворили. Конечно, ты больше не выйдешь из этой комнаты, но хотя бы смерть твоя будет не такой болезненной. — Саша достал из кейса щипцы с молотком и обошел стол, вставая по левую сторону от парня, который был готов вот-вот упасть в обморок. Он ударил его ладонью наотмашь и покрутил в руках молоток, проводя пальцами по стальной рукояти. — Я не буду сдирать с тебя кожу, так что вот тебе мой подарок, и, пожалуйста, не нужно смотреть на меня такими глазами, лучше прими с достоинством то, что тебе уготовано. — Кокорин задумчиво посмотрел на свои босые ноги, прикидывая, что бы такого ему сделать с парнем. Он действительно не собирался пытать его слишком долго: ему больше нравилось вызывать страх в людях, вселять в них это чувство безысходности и отчаяния, лишая надежд на то, что произойдет что-то хорошее. — Я раздроблю тебе все пальцы, вырву ногти — буду делать это очень медленно, чтобы ты мог насладиться процессом, — сломаю тебе руку, причем сделаю это так, чтобы кость торчала наружу, оставлю парочку глубоких порезов на твоей шее, а потом застрелю, чтобы ты не мучился. — Саша вздохнул, слушая чужие вопли сквозь кляп и смотря на то, как Олег вырывается, а затем, похлопав парня по плечу, хорошенько замахнулся молотком, ударяя им по одному из пальцев правой руки и даже по хрусту чувствуя, как тот расплющился. Это действительно можно было называть милосердием, и Саша не завидовал тому парню, которого приберегли для Артема.

***

Викторию поймать не сумели, потому что описание внешности мало что дало. Нужно было терпеливо ждать того момента, когда Игорь очнется, ибо, судя по словам Кати, они разговаривали так, будто были очень хорошо знакомы. Парней, что приняли участие в расправе над Акинфеевым, выловили по отдельности, но привели всех вместе, правда, в разных машинах. Олег — «охранник» — достался Кокорину, которому не терпелось хоть на ком-то отыграться и выместить свою злость. Конечно, он не стал представлять на месте парня Федю, его вообще подобные мысли никогда не посещали, но Саша не упустил возможности пошутить на эту тему. Смолов только показал ему нецензурный жест рукой и пообещал пристрелить при первой же возможности. Максимом звался тот парень, который практически не принимал участие в избиении, а только держал Катю, чтобы та не убежала. Даже этот факт не отменял того, что он являлся соучастником, поэтому наказания ему не удалось избежать, но оно было не таким болезненным, как у двух других парней. Максима никаким образом пытать не стали, а просто свернули шею тогда, когда он ничего не подозревал, выходя из здания якобы домой и трясясь от страха. В живых оставлять никого не хотелось, потому что Артема бесила лишь одна мысль, что обидчики Игоря будут спокойно разгуливать на свободе, поэтому в своем решении он был непреклонен. Максим поведал немного полезной информации, рассказал о том, как все было, и добавил пару деталей в описание внешности Виктории: на этом вся польза оставлять его в живых себя исчерпала. Оставался только один человек — «тот самый парень из бара», который с детства был вспыльчивым, как спичка, и всегда лез кулаками на тех, кто ему перечил или просто начинал раздражать. О стычке с Игорем ему забыть не удалось, потому что на тот момент, когда его выкинули из бара, он был подвыпивший и жаждал какой-то мести и расправы. Звали его Михаилом, и однажды он удачно пересекся с Викторией, которая кратко изложила свой план и пообещала хорошенько заплатить. Таких денег Миша действительно никогда в руках не держал, поэтому он сразу же согласился, гонимый и жаждой заполучить их, и расправиться с Игорем. Если бы он знал, чем все закончится, то сидел бы послушно всю жизнь в своей крохотной квартирке и никуда бы не рыпался. Артем не собирался никого жалеть, потому что ему хотелось отыграться буквально за все, что посмели сделать с его Игорем. Он отлично отдавал себе отчет в том, что делает, как делает и сколько силы вкладывает в свои удары, превращая чужое лицо в кровавое месиво. Он даже и слушать чужие истерики не хотел, поэтому каждый раз, когда Миша начинал ныть, вымаливать прощение и просить отпустить его, Артем что-то ему ломал или доламывал, показывая, что ни на какие торги он не согласен. Если Саша использовал в своем деле целый чемоданчик с различными принадлежностями, при помощи которых он мог сделать с человеком все, что угодно, то у Артема в арсенале были только собственные руки и кулаки, кои не жалко было стесывать о чужое лицо или тело. Дзюба вымещал всю свою злость, но на удивление выглядел спокойным, как удав. Голос его не срывался, говорил он практически безэмоционально, и Мишу это пугало вдвойне, потому что он совершенно не знал: злится ли человек напротив или ему все равно. Он постоянно чувствовал страх, прогибался под чужой аурой напускного безразличия, и ломался тогда, когда ловил на себе тяжелые взгляды, не предвещающие ничего хорошего. Артем не стал пытать его с самого начала, а сперва выяснил все, что ему нужно, попросив быть предельно честным, ведь от этого зависело то, выйдет Миша из этой комнаты или нет. Конечно, он не знал, что давным-давно подписал себе смертный приговор, но все равно где-то внутри лелеял надежду на то, что его отпустят. Артем сломал ему все, что только можно, оставив нетронутой лишь шею, которую очень хотелось свернуть. Костяшки собственных пальцев были безнадежно стесаны, на белой рубашке с подвернутыми рукавами красовались яркие красные пятна, а руки по кисть были испачканы в чужой крови. Артем спокойно выкуривал третью сигарету, слушая чужой скулеж и иногда бросая взгляд на окровавленные зубы, лежащие на полу. Мише, который был подвешен за кожу на два крюка, он не давал отключиться, а постоянно вырывал из бессознательного состояния при помощи сильных ударов в живот. Федя, иногда заглядывающий в помещение и наблюдающий со стороны, понимал, что останавливать Артема нет смысла, пока тот сам не пожелает этого сделать: ярость, скрывающаяся под спокойствием и безразличием, была еще опаснее, чем простой гнев, который время от времени его посещал. Скажи Смолов боссу «Нет», так он сам получит кулаком в челюсть, и Артем даже глазом после этого не моргнет. На крюках Миша провисел целую ночь, под утро у него не осталось сил даже плакать, потому что тело ломило везде. Он удивлялся тому, как до сих пор остался жив, хотя прекрасно чувствовал, что внутри у него с органами не все в порядке. Парень понял, что его конец близок, тогда, когда его ноги по колени опустили в бочку с цементом и оставили так на несколько долгих часов. Миша видел собственную кровь, перемешивающуюся с раствором, и просто молился, надеясь, что скоро все закончится. Артем не оставлял свою жертву ни на минуту, следил за ней, угнетая и ломая своей аурой, и курил-курил-курил, наполняя комнату никотиновым дымом. Он позволил Мише затянуться всего один раз — как небольшой подарок перед смертью, а затем затушил сигарету о его щеку, хотя парень боли не почувствовал, потому что она стала настолько привычной за какие-то несколько часов, что просто приелась. Утром его отвезли к реке и сбросили с моста — еще живого, даже не облегчая его жизнь в последние минуты существования. Артем не издевался, Артем не называл это местью — это была расплата за то, что причинили боль не ему, а тому, кого он любит. Дзюба не умел прощать такие выходки, всегда реагировал на них остро, но это был первый и, он надеялся, единственный раз, когда он действует таким способом и сам жестоко расправляется с обидчиками, отправляя их разлагаться на дно реки и захлебываться из-за недостатка воздуха под толщей воды. Может, кто-то из зенитовцев его осудит, может, Федя подумает, что это было слишком жестоко, может, Саша скажет, что лучше бы он поручил все ему и избавил себя от дальнейших мук совести, но Артем совершенно ни о чем не жалел. Он ведь босс мафии, а те и не на такое способны. Можно сказать, что совершенное Артемом лишь цветочки. О произошедшем знали всего несколько человек, и Дзюба приказал молчать о том, что они видели или слышали. Он решил не говорить Игорю всей правды, чтобы не волновать, потому что теперь боялся как-то упасть в его глазах и предстать перед ним в каком-то уж слишком плохом свете. Артем расправился с обидчиками, каждую секунду проклиная себя за то, что не приставил к парню охрану раньше, и пообещал себе, что такое больше никогда не повторится. Оставалось лишь найти Викторию, которая все это придумала, и дождаться момента, когда Игорь, наконец, очнется.