***
Руки Жеана на его шее. Грантеру всегда нужно слишком много алкоголя, чтобы напиться, но он все равно позволяет делать все, что угодно: даже успел поцеловаться с парочкой незнакомцев. — Неет, — скулит Жеан, обращаясь к кому-то, кто стоит позади Грантера, — зачем ты крадешь его у меня? Я скучаю по своему Эру. — Мы идем домой, — Грантер слышит голос Фейи, — Жан, Жан, отпусти. Он не хочет идти домой, ему весело. Тут классная музыка, много людей, много привлекательных людей. Ночь только началась, черт возьми! Он пытается объяснить это Фейи, но в глазах резко темнеет… Дальше все было похоже на галлюцинации, потому что, серьезно? Комбефер возле бара? Кажется, к нему еще лез обниматься Курфейрак. Но Грантер думает о другом. Какой смысл вот так вот упиваться, если его мысли все еще вертятся лишь вокруг одного единственного человека? Нет, нет, он в порядке. И клуб правда классный. Надо бы сказать Эпонине, что Монпарнас сделал хоть что-то правильно. Он скажет, когда проснется утром. — Давай, пойдем, — невероятно сильные руки Фейи буквально тянут Грантера к выходу. А Эр буквально вытягивает шею, чтобы взглянуть на балкон, и очень просит Фейи не напоминать ему об этом утром.***
— Тебе что-нибудь нужно? — Фейи реально вжился в роль заботливой мамочки. Он любит Фейи. Фейи лучший. Он учится. И работает. И все равно именно Фейи покупает еду на них обоих. И заботится о пьяном Грантере. — Все хорошо? — Да, — лжет Грантер и засыпает.***
Тем временем в ванной комнате злополучного клуба дверь закрылась на замок. — Я ненавижу тебя. — Спокойно, Анжо, каждый в молодости должен пройти через это, — успокаивающе, как ему кажется, говорит Комбефер. Когда, черт возьми, все пошло не так. Он вообще не любит пить. Он еще и за рулем. Как он оказался здесь в обнимку с унитазом? Насколько бы плохо Анжольрасу не было, он все равно поворачивает голову к Курфейраку, который по «счастливой случайности» тоже здесь: — Не смей говорить Грантеру. — Ты серьезно хочешь лишить его этого? Не будь так жесток! — Никто никому ничего не говорит, — Анжольрас готов поклясться, что не любил Комбефера больше, чем в момент произнесения этой фразы, — заканчивайте тут, пойду искать его машину, — он вышел. — Тебе повезло, что все были заняты ужасными вещами и не заметили, что ты нажрался, — Курф присаживается на корточки рядом, — Баорель подрался с каким-то сомнительным парнем, а буквально через четверть часа с ним же дрался Жеан. Наш Жеан, представляешь? Дрался. Напомни мне спросить у них об этом попозже. Анжольрас скептически кивает. Конечно, много он напомнит в таком состоянии. — И все-таки у тебя слишком веселый голос, учитывая, что в этом замешан Жеан, — говорит он. — А, да, — бормочет Курф, — просто я тоже немного перебрал. Мне все весело. — А ведь я даже и не заметил, что ты влюблен в него. — Неудивительно, — фыркает парень, — ты не замечаешь, даже когда люди влюблены в тебя, — он поспешно заткнулся. Анжольрас моргнул пару раз: — Что? — Я пошутил, — смешок, — просто пошутил, конечно, — он потрепал Анжо по волосам, — это не оговорка по Фрейду, если ты об этом. — В девяноста процентах случаев я понятия не имею о том, что ты говоришь. — Я загадочный. В это время вернулся Комбефер, и больше Анжольрас ничего не помнил.***
Выходной — как раз то, что нужно Грантеру. Какой бы сплоченной и тошнотворно дружной командой они ни были, у каждого их Друзей своя жизнь. Они видятся в кафе в течение недели, но выходные обычно проводят самостоятельно. Так что никто не посчитает это странным, если Эр вдруг исчезнет с лица земли на пару дней. У него тоже могут быть планы. Планы по захвату каждого захудалого бара в радиусе. В радиусе всего района, если хотите. Планы, которые могут закончиться только порочным кругом ненависти к себе. Он потягивается. Белые занавески пропускают приятный свет, но Грантер предпочел бы, чтобы шел дождь. У него сохранились пара воспоминаний о Фейи и его заботе прошлой ночью, все остальное напрочь стерлось. Кроме воспоминаний об Анжольрасе, конечно. У подобных воспоминаний иммунитет к алкоголю. Он не собирался вставать до полудня, но, кажется, немного переборщил. Да и желудок в срочном порядке оповещает, что нужно выпить. Или хотя бы поесть. — Доброе утро, солнышко. Грантер морщится от этого великолепного приветствия Фейи, но встает и садится рядом с ним. На то самое место, где недавно сидел Анжольрас. Фейи смотрит телевизор и обедает, как нормальный человек. Грантер же молча завтракает. Фейи кусает свой огромный бутерброд, и Грантер точно знает, что парень сам купил каждый ингредиент в нем. Эр вообще не помнит, когда в последний раз покупал что-то из еды. Хотя, с другой стороны, он не дает их запасу выпивки иссякнуть. — Есть планы на сегодня? — Сегодня уже почти прошло, — жуя, отвечает сосед, — но да. — Подожди, у тебя что, свидание? — Только если свидание может быть с Баорелем. — О, ясно, не свидание. И куда вы? — Показ мод, — хитро улыбается парень. Грантер поперхнулся: — Повтори-ка еще раз. — Он просто встречается с одной из моделей. — Как долго я спал? — Ну, может, и не встречается, но вчера он приходил вместе с ней. Она типа знакомая Козетты по колледжу, и как-то раз ее впечатлил жилет Баореля, она сказала, что у него замечательное чувство вкуса, и понеслось, — фыркнул Фейи. — Кстати, не хочешь пойти с нами? — Планирую в полной мере насладиться похмельем. А ты, случаем, не встречаешься с моделью? — Надеюсь, к вечеру буду, держи за меня кулачки. Грантер смеется: — Это так нелепо, главное — не говорите Анжольрасу, — он запнулся при упоминании его имени. — Эр? — Все в порядке, да, — нагло лжет он, — расскажи мне о вчерашней ночи. — Ну, звездой вечера был Жеан, — Грантер был неимоверно благодарен другу за такую возможность отвлечься от собственных мыслей. Вскоре Фейи ушел, Грантер остался один. У него не было желания ни читать, ни писать, ни рисовать. Не было желания даже послушать музыку. Он снова рухнул на кровать и убедил себя в том, что перестанет думать о ссоре с Анжольрасом. Браво, он не думал о ней целую минуту! Но потом снова вспомнил все в мельчайших подробностях, с каким-то мазохистским удовольствием прокручивал тон Анжольраса в голове снова и снова, открывая для себя в его словах все больше и больше презрения. Устав от подобных мозгокопаний, Грантер встает и направляется к холодильнику, чтобы достать оттуда что-то, что определенно не еда. Анжольрас старался, думает Эр. Не его вина, что художник просто не может смотреть на него трезвым. Что он буквально не может раскрыть рот в его присутствии без капли алкоголя в крови. Поэтому он думает, что испортить все еще больше уже невозможно. И посылает сообщение.***
— Это же суббота, Анжольрас. Мы сделали все, что могли. Никто не станет говорить с нами о митингах в выходные. Он хмурится, но понимает, что Комбефер решительно прав. Это он, Анжольрас, не прав, раз только встав, набросал планы еще трех встреч помимо той, что носит имя Мабефа. Курфейрак уже пару раз сказал, что блондина даже повесить за все это мало. На самом деле ему было очень плохо. Распитие алкогольных напитков не входит в его привычное расписание, так что за сегодня он сумел съесть только пару тостов и очень мягкий суп. Еще Анжо не перестает напоминать Курфейраку о разных способах пыток, которые опробует на нем, если тот хоть кому-то проболтается о событиях прошлой ночи. Еще он умело воспользовался тем, что оба его приятеля рядом. Эта суббота превратилась в небывалый мозговой штурм, и Анжольрас снова чувствовал себя собой. И все же, какой абсурд. Именно он был единственным, кто упился до полусмерти на той вечеринке. — Пора выбираться отсюда, — Курф скрестил ноги, сидя на столе, — работа в субботу может плохо сказаться на здоровье. Научно доказано. — Это правда, — говорит Ферр. — На собственном опыте доказано, тогда уж, — у Анжольраса снова болел живот. — Мы можем купить хот-доги, знаешь того парня, который делает их с луком, солеными огурцами и майонезом… ты в порядке, Анжо? В ответ тот лишь простонал. — Ну, видимо, без тебя, — Курф просиял, — ты и я, Ферр, что скажешь? Я научу тебя кататься на велосипеде! — Я умею кататься на велосипеде, — спокойно говорит Комбефер и улыбается Анжо, — точно не хочешь пойти? — Все хорошо, вот и повод поработать чуть подольше. Вы мне мешаете. Курф смеется: — Если бы у меня были деньги, я бы поставил их все на то, что ты умрешь до тридцати. Комбефер положил руку блондину на плечо и серьезно, глядя прямо в глаза, сказал: — Отдохни. Посмотри фильм или типа того. Это же каникулы. Анжольрас кивнул, хотя все трое знали, что он просто включит новости по телевизору и не последует ни одному из их советов. Друзья ушли, и блондин хотел уже насладиться тишиной, но ему помешало только что пришедшее сообщение: R [3:24:46]: прости Он пристально всматривается. Прости. Просто прости. Никаких разъяснений не последовало. Что на это можно ответить? Анжольрас сердится на сообщение. Просто прости. Единственный его вариант ответа — ты мешаешь мне сосредоточиться, отвали — явно не казался хорошей идеей. И все же есть какое-то чувство вины. Грантер же пытался быть милым с ним в четверг. Может, он злился на то, что Анжо заставил его показать свои эскизы? Может, он просто был не в духе? Ясно одно: Анжольрасу не следовало говорить про выпивку. Он мог бы сказать именно это в ответном сообщении. Но вместо этого он пару раз обошел комнату по периметру, затем взял легкое пальто и вышел на улицу, чтобы прогуливаясь по набережной до бульвара Сен-Жермен, без причины завернуть на узкую улочку, которая ведет к улочке еще более узкой, на которой стоит трехэтажный дом, расписанный всевозможными граффити. И вот он возле подъезда Грантера, стоит и не может заставить себя позвонить в домофон. Он все время ходит к друзьям, в этом нет ничего необычного. Это просто смешно. У него есть веская причина быть здесь: Анжольрас хочет извиниться лично. Он просто пытается что-то исправить, как взрослый, которым он и является. Вот, что он скажет, когда увидит Грантера. Только позвонив, ему в голову приходит, что Грантер ведь может быть и не дома, тогда вся эта прогулка не имеет вообще никакого смысла… — Да? — сонный и хриплый голос. — Это я, Анжольрас, можно мне подняться? Около восьмисот лет проходит между его вопросом и тихим «да». Но дверь все же открывается. Грантер ждет его наверху, у порога своей квартиры. Выглядит он, мягко говоря, не очень. И, кстати, одет в ту же самую рубашку и какие-то сомнительные домашние штаны. Его кудри закрывают глаза, видимо, он только что встал. — Я получил твое сообщение. — И тебя подменили после этого? — Я просто был в этом районе. Можно ли было придумать более вопиющую ложь? Вряд ли. Он живет даже не в пятнадцати минутах езды. И он вообще никогда не бывает в этом районе. А в квартире Грантера с прошлого четверга побывал больше раз, чем за все три года их знакомства. Грантер не сомневается в его словах, но все равно выглядит чуть более счастливым: — Ты действительно… Я имею в виду… Разочарование растет внутри него. Он разочарован в самом себе, в отсутствии нормальной речи в такие моменты. А Анжольрас говорит: — Слушай, я правда не должен был ничего такого говорить. Все только начало налаживаться, поэтому мне жаль, что так вышло. Просто, мы можем ссориться на собраниях, но не на обычных встречах, ладно? — У меня сейчас дикое похмелье, — это изречение Грантера ну совсем не являлось ответом на речь Анжольраса. «У меня тоже», — думает блондин. Но ладно. Это была дурацкая идея — прийти к Грантеру. Он все понял. — Ладно, тогда увидимся, наверное. Он развернулся и пошел по коридору, когда раздался крик Грантера, который на все сто слышали все жильцы дома: — КОФЕ! Он останавливается. Грантеру правда нужно перестать так делать. — Кофе? — У меня есть кофе! — парень даже сам выбежал в коридор, — ну, я собирался его сделать. Может, ты захочешь остаться. Фейи нет дома. И я почти уверен, что в холодильнике есть какая-то еда. — Вафли есть? — всерьез спрашивает Анжольрас. — Нет, но еще полно карамели, я могу добавить ее в твой кофе, будет похоже на ту хрень, что продают в Старбаксе или, — он быстро исправляется, активно жестикулируя, — в семейной антикапиталистической кофейне. Управляемой феминистками. Анжольрас не может сдержать улыбки. Грантер выглядит безумным, но это очень мило. И все говорят ему расслабиться, так почему бы не выпить по чашке кофе с Грантером? — В таком случае… — Ух ты. Правда? — Грантер пытается пригладить волосы, — Проходи. Парень очень красочно описывает то, куда пропал Фейи, пока не замечает застывшего Анжольраса, смотрящего в открытую дверь в гостиную. — Черт, — выдыхает Грантер. Холст большой, может быть, три фута на четыре, и Анжольрас понимает, что Грантер спрятал это от него в прошлый раз. А теперь он стоит на мольберте посреди комнаты. Вот теперь Анжо понимает, почему Грантер называл свои эскизы «неполными». — Это было для сессии, — слабо говорит Эр. — В прошлый раз ты мне об этом не рассказывал. — Это для истории искусств. Нам реально пришлось заново изобрести картину. Анжольрас мало понимает в искусстве, никогда особо в нем не разбирался, но он узнает эти цвета и стиль, сводящий с ума: — Тебе нужно было работать в технике Ван Гога, да? — Грантер кивает, — И как ты ее назвал? — Звездная ночь над Сеной, очень оригинально, я знаю. Но в конце концов я сдал другую работу, она была лучше, а эту тоже надо было бы закончить… Пожалуйста, перестань так смотреть. Но Анжольрас не мог перестать так смотреть. Это участок Парижа рядом с Пон-Нефом, он сам любил там бывать. Это потрясающе. — Но почему ты выбрал другую работу? — Слишком претенциозно, — бормочет Эр, — в смысле, Ван Гог, серьезно? — Боюсь представить, что ты сдал вместо нее. — Кое-что еще более претенциозное, — смеется парень. — Пойдем. На кухне Анжольрас прислонился к дверному косяку и все-таки продолжил: — Итак, Ван Гог. — И что с ним не так? — Это твой любимый художник? — Может быть, — не сразу отвечает Грантер, — но это как пытаться выбрать любимую книгу. Ты просто не можешь. — Вообще-то могу. Манифест коммунистической партии. Грантер замирает с туркой в руке: — Это была… шутка, — наконец догадывается он. Анжольрас закатывает глаза: — Конечно. — Тебе лучше забыть о чувстве юмора, — смеется Грантер. — Но ты же смеешься. — Только потому, что ты ужасно шутишь, — он продолжает смеяться. — Я люблю Ван Гога, но у меня нет выбора. Одни только 1800-е сведут тебя с ума. Романтизм, импрессионизм, реализм. У каждого движения есть свои гении, понимаешь? И не заставляй меня начинать с древнего искусства. — Серьезно? — он на самом деле удивлен, — Ты сейчас говоришь как Жеан. Я думал, ты поклонник чего-то современного. Типа кубизма, — он неуверенно добавляет, — Дюшан, например. Грантер в упор смотрит на него: — Пожалуйста, не ставь «кубизм» и «Дюшан» в одно предложение. — Ты знаешь, я в этом несилен, — он поднимает руки, — я даже в Лувре ни разу не был. — О мой бог, — шепчет Грантер, — как можно жить в Париже и не побывать в Лувре? В смысле, тебя даже в школе не водили туда? — Ну, когда я был маленький, меня все же отвели туда один раз. Но все, что я запомнил, — толпы. Мне больше не хотелось туда идти. Какой в этом смысл? Можно ведь просто посмотреть репродукции. Грантер тихо скулит. — Серьезно, в чем разница? Просто в очереди или в ее отсутствии. — Ты же стоишь в очереди за эспрессо, Анжольрас, почему ты не можешь постоять в очереди, чтобы увидеть величайшие шедевры в истории человечества? Почему ты смеешься? — Потому что ты так злишься. Теперь я понимаю, ради чего ты достаешь меня на собраниях. — Никогда не был в Лувре, — бормочет Грантер, доставая кружки, — ты издеваешься? Я бы раз и навсегда изменил твое мнение о репродукциях, просто взяв… — он запнулся. — Сколько раз ты там был? — Около шести. — Разве это не скучно? — Конечно, нет! Столько всего можно увидеть. Ты не сможешь осилить все за один раз. В порыве гнева на Анжольраса Грантер даже не заметил то катастрофическое количество карамели, добавленное в его кофе. — Хорошо, — говорит блондин. — М? — Я дам тебе шанс доказать мою неправоту. Если хочешь. — Серьезно? — Если ты уверен в своих силах, — улыбается Анжольрас. — На все сто, — Грантер протягивает ему кружку. — Отлично. И когда мы… боже мой, это так вкусно, вот это — настоящее произведение искусства. — Я бариста, — усмехается Эр, — когда ты свободен? — Как насчет завтра? — Подожди, мне ведь еще нужно достать билеты. Я знаю парня, который тоже знает парня. — Ты так говоришь, будто есть какой-то черный рынок музейных билетов. — Я бы рассказал тебе, но тогда мне придется тебя убить, — серьезно отвечает Грантер. — Может, нам обоим стоит бросить попытки классно шутить, — смеется Анжольрас. Он остается до вечера. И Анжольрас определенно точно не знает, почему наполовину пробегает свой путь домой, перескакивает две ступеньки за раз и довольно долго не может уснуть. Но, когда он наконец засыпает, он видит перед глазами ловко переплетающиеся яркие и темные мазки, складывающиеся в удивительный узор, оплетающий его мысли.