***
Естественно, в Люксембургском саду они оказались последними. Все стояли неподалеку от этой каруслели и слушали Курфейрака. — Извиняемся, немного опоздали из-за работы. — Он не уточнял время, мы не можем «опоздать», — Анжольрас всегда Анжольрас. — Я почти уверен, что-то, что вы приехали последними, доказывает, что вы опоздали, — Курфейрак тоже остается верен себе. Анжольрас по неизвестной причине готов придушить всех и каждого, кто находится сейчас здесь. — В любом случае, у меня новость, — улыбается Курф, — я вступил в ряды рабочих масс! — А кем ты работаешь? — спрашивает Жеан. Курф разворачивается к ним спиной, раскидывая руки: — Все, к чему прикасается солнечный свет, — мой королевство. Потом он разворачивается к Друзьям: — Хорошо, ладно, не буквально все, но все поблизости с каруселью, — он становится неимоверно гордым, — я карусельный человек. — Ты уверен, что это так называется? — спрашивают Друзья хором. — Какая разница? Звучит круто. — Правда, очень круто! — восклицает Козетта, мало кто в толпе может с ней согласиться. — Как тебя вообще взяли? — спрашивает Анжо. — Связи, мой друг, — загадочно произносит Курф, — ладно, это связи Эра, но кому какая разница? Черт, он как Мориарти Парижа, честно, разве что работает на благо народа, а не наоборот, — он хватает Грантера и небрежно целует его в лоб. — Я открыт для консультаций с понедельника по четверг, — сухо говорит художник, вытирая свой лоб. — Значит, мы можем кататься бесплатно? — наконец задает так давно мучивший его вопрос Боссюэ. — Конечно, нет, плут ты эдакий! Я честный человек. Но я готов заплатить за того, кто заставит Анжольраса залезать на карусель. В толпе послышался шум, высказывались разные предположения и идеи, пока Анжольрас пытался объяснить, насколько он не собирается туда лезть. Затем как-то сам собой организовался небольшой пикничок прямо тут в парке. — Считается, если мы накачаем его наркотиками? — не сдавался Баорель. — Он упадет с карусели, — заметил Жеан. — Там есть ремень безопасности, — говорит Курф, — но это не весело! Я хочу видеть, как потихоньку гаснет свет в его глазах, когда карусель идет на очередной круг. — Вы же в курсе, что эта штука вообще придумана для детей? Я имею в виду, что там важен вес, я уже слишком взрослый. Анжольрас считает это разумным аргументом, но, похоже, он один. Курф командует тем, как всем рассаживаться на этом «пикнике». Анжольрас замечает, что он сажает Грантера как можно дальше от него. Эр вообще сегодня какой-то тихий. За все это время он только перебросился парой слов с Эпониной. Анжольрас совсем не следит за ним, нет. Он разворачивается к Курфейраку: — Ты правда разрешаешь взрослым кататься на этом? Твоя карусель выглядит какой-то ветхой. — Это ты выглядишь ветхим, а моя карусель очень крутая, — его лицо становится более ехидным, — я так хочу увидеть тебя на ней, или в ход может пойти информация об этой ночи… — Ты не только карусельщик, но и шантажист? — Карусельный человек! — гордо поправил Курф, — Ну и шантажист немного, ты прав. А теперь расскажи мне все свои секреты. — Нет. — Пожалуйста? В любом случае я знаю, что вечером ты пошел к Эру, но что потом? — Я у него и был всю ночь. Курф очень громко засмеялся, чем привлек внимание друзей, все еще разрабатывающих план по посадке Анжольраса на карусель, а потом продолжил чуть тише: — Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой, но Эр провел прошлую ночь у Понин, врунишка. Анжольрас, твоя ложь становится проблемой. И все же? — You will never know, — напевает Анжольрас только ради того, чтобы увидеть выражение лица Курфа. Оно того стоило. Их неспешная трапеза прерывается, когда к ним подходит девочка лет 5, видимо, еще плохо разбирающаяся в словообразовании, потому что она говорит: — Кто из вас карусельный человек? Курфейрак просто засиял: — Чем я могу помочь? Никто не удивился, что Курф опоздал в первый же рабочий день. Его перерыв кончился около получаса назад. Друзья начинают потихоньку расходиться и договариваются встретиться позже. Анжольрас сразу сказал Комбеферу, что они никуда не пойдут, раз уж в кои-то веке выбрались из дома. Грантер тоже остался. Все они смотрели, как Курф помогал детям забираться на этих деревянных лошадок, как о чем-то мило беседовал с их родителями, как заботливо пристегивал ремни безопасности. — Может, и мне найти работу, — Анжольрас не понял, что произнес это вслух. — Что? — безучастно ответил Ферр, продолжая смотреть на карусель. Анжо так хочется знать, что происходит с его другом, откуда вся эта рассеянность, но он понимает, что не в праве требовать от Ферра ответа, поэтому тихонько шепчет «ничего» и поворачивается к Грантеру: — Может, и мне найти работу? — Серьезно? Тебе тоже нужна толпа детей как у Курфа? — Как насчет учителя начальных классов? — Скорее координатор в буфете. — Или тот человек, который делает собачек из шариков. — Ты переоцениваешь свои навыки. — Эй! — Я серьезно, ты думаешь, так легко делать этих тупых собачек? А потом подходит к тебе ребенок и заявляет, что хочет не собачку, а жирафа. Что ты будешь делать? — Сделаю собаку с длинной шеей? — Вот поэтому-то тебе и не подойдет эта работа. — А если мне продавать что-нибудь? — Что, например? — Да какая разница? — О, разница велика. Одно дело — торговать игрушками, другое — торговать телом. — Это и есть весь спектр? — И ты не сможешь, там нельзя кричать на людей. — Ну у Жеана же как-то получается. — У этого парня железные нервы. Он каждый день видит сотни людей, спрашивающих где найти «50 оттенков серого», и продолжает им улыбаться. — Я начинаю видеть привлекательность торговли телом, — бормочет Анжольрас, а Грантер искренне смеется. Анжольрасу серьезно нужна работа. Он думает об этом с момента их с Грантером ссоры. — Я серьезно, есть идеи? — Тебе нужно мое мнение, — это звучит как-то полувопросительно. Так же работает дружба, разве нет? Часть его, адекватно оценивающая Грантера, кричит о том, что Анжольрасу совсем не нужно его мнению, но лидер, естественно, прислушивается к другой части. — Я думал, ты открыт для консультаций. — Ты мог бы переводить статьи для каких-нибудь интернет-изданий, — Анжольрас и не подозревал, что Грантер знает о том, что блондин говорит на нескольких языках, — или быть рерайтером. Некоторые издатели пользуются услугами фрилансеров, а кто-то даже нанимает в штаб. Вместо резюме можешь принести им свои статьи, — Грантер знает о том, что у него есть блог? — у тебя получилось бы лучше чем у всех тех, кто занимается этим сейчас. Или, если у тебя совсем напряг со временем, есть ночные смены в отелях или типа того, тебя с твоим английским без проблем примут. По-английски они, кстати, называются graveyard shifts*, а это беспроигрышный аргумент. Это, конечно, не сделает тебя богатым… — Graveyard shifts, это правда круто, спасибо. — Всегда пожалуйста, — тихо отвечает Эр. Молчание затягивается. Грантер смотрит на Анжольраса в нерешительности, Анжольрас на Грантера с улыбкой. Каждый думает о своем, но сказать им в данный момент нечего. — Как думаешь, нам стоит прервать их гляделки? — интересуется у Ферра вновь освободившийся Курф. — На самом деле мне уже пора. — Увидимся вечером? — спрашивает карусельный человек. — Да, почему бы и нет. — Молодец, сгладил разногласия, — подает голос Грантер. — Если бы мне не нужно было прокатить миллион детей на этих тупых лошадках, я бы и тебя сгладил, — предполагалось, что это будет звучать зловеще. — Вот и лошадки моментально стали «тупыми», — шепотом сказал Грантеру Анжо, — а сегодня он чуть ли не грозился убить меня за их оскорбление. Они оба рассмеялись. — Слушай, а ты знаешь какие-нибудь места, куда нанимают на эти кладбищенские смены? — Прекрати так говорить, пожалуйста. — На ночные смены. — Тебе серьезно понравился этот вариант? — он замолчал ненадолго, — Я знаю все места, куда могут нанять в этом городе, — Эр привстал, — я даже бесплатно составлю тебе список. Только не говори Курфейраку. Анжольрас благодарно кивнул, но Эр этого, вероятно, уже не видел.***
Помогать Анжольрасу с чем угодно — это достаточно острые ощущения, чтобы Грантер мог продолжать. На самом деле это первый раз, когда он ему помогает, поэтому Эр старается сделать все на высшем уровне. Пишет паре знакомых, сам забегает в несколько мест, звонит людям, имен которых даже не помнит, и тем, чьи номера неизвестно как оказались в его телефоне, мониторит объявления в сети. Наконец, он отправляет Анжольрасу миллиард раз отредактированный вариант своего списка и с замиранием сердца ждет. Уже через минуту он читает: Enjolras [5:18:45]: Быстро же ты! Спасибо. Увидимся вечером. Он читает это снова и снова, вслух произнося слова, пока они не начинают звенеть в ушах, прыгает с кровати, раза два обегает всю квартиру целиком, летит в кресло, смеясь по неизвестной ему причине, а потом просто идет обратно в свою комнату, ложится на кровать и начинает листать их с Анжольрасом переписку с самого начала, хотя и так знает ее наизусть. Он думает о том, что может «проснуться» в любой момент. Рано или поздно все это должно закончиться. Он очень часто обращался к такого рода мыслям, но сейчас накатившее вдруг счастье подмяло под себя их все, даже легкая болезненность, расходившаяся по его телу в эти моменты, сейчас пропала. Конечно, ему сию минуту не нужен Анжольрас, чтобы нарисовать своего белокурого бога. Эр тянется за блокнотом, который Анжо так недавно листал, и начинает рисовать. Он выводит золотые кудри, чуть трепавшиеся на ветру, спокойный взгляд таких голубых глаз, когда парень смеялся над шуткой Грантера. Художник думает о том, что это был первый раз, когда Анжольрас так, просто из-за собственного желания завел с ним разговор, не вынужденный извиняться за что-то или типа того. И это делало Эру очень приятно. Он продолжал рисовать, остановившись лишь в тот момент, когда понял, что его тошнит. Грантер определенно не собирается пить сегодня в кафе, так что лучше он сделает это дома. Все нормально. Они это обсуждали. Надо все делать постепенно. Он положил скетчбук в ящик стола. На всякий случай. И перспектива Анжольраса, который снова может так внезапно нагрянуть, тут совсем ни при чем. Взяв куртку, Эр выходит из квартиры, уже пора встречать Эпонину с работы, они договаривались пойти сегодня в Мюзен вместе. Грантер только пару раз бывал в компании, в которой работает Понин, да и то всегда ждал снаружи. Сегодня уже она ждет его, распуская дурацкий пучок, к которому обязывает дресс-код. — Чего это ты так улыбаешься? Тебе не до улыбок должно быть. Ты наврал всем вокруг. — Да никому я не наврал, — обиженно говорит Эр, пока они переходят дорогу. И он говорит чистую правду. Прошлой ночью он так и написал Понин: скажи Фейи, что я у тебя. Закрылся в комнате и не могу выйти, потому что неудобно. — То есть, ты рассказал мне всю правду? — она прищурила глаза, — Ага, так я и поверила. Видишь, я знаю тебя лучше всех, и по-моему ты счастлив. — Что прости? — он пытался. — В смысле, я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Но я же понимаю, что любое изменение в твоем настроении связано с сам-знаешь-с-кем, и если он каким-то образом вовлечен во все это, у нас тут высокая вероятность катастрофы. И все же она несправедлива. Подумаешь, Эр всего лишь раз прорыдал всю ночь, всего лишь пару раз отключался пьяным прямо на полу ее квартиры… И это, естественно, не считая тех случаев, о которых Эпонина и не подозревала. Ей и не надо этого знать. В общем, всю эту ситуацию вряд ли можно назвать катастрофой. — Хорошо, — он делает вид, что сдается, чтобы прекратить дальнейшие распросы, — мы недавно начали типа разговаривать. — Разговаривать? В каком смысле? О чем? — Да ни о чем. Все началось с ссоры. Понин фыркнула. Грантер не знает, почему не говорит ей о Лувре, о вечерах, проведенных в его квартире (особенно о прошлой ночи), о том, что Анжольрас приходил извиняться. Он не знает, почему говорит Эпонине, что они с Анжо всего лишь обменялись сообщениями пару дней назад. — И что же такое дружелюбный Анжольрас? — наконец спрашивает она. Совершенство, думает Грантер, но Анжольрас идеален даже когда взбешен, когда холоден, когда равнодушен, всегда. Он серьезно задумывается над вопросом. Этот новый Анжольрас спокойнее. Мягче. Он все чаще и чаще улыбается, хотя Грантер уже начинает думать, что это невозможно. Но он все такой же пылкий, так же любит говорить и спорить. А еще узнавать что-то новое, когда Эр, неверящий в реальность происходящего, начинает ему что-то объяснять. — Ты ответишь мне или просто продолжишь улыбаться как идиот? — Заткнись, — шепчет Эр, а Эпонина смеется, — он… — Да-да, как солнце, — издевается девушка, — уже жалею, что спросила. Перед дверьми Мюзена Эп шепчет что-то про то, что если Анжо посмеет обидеть Эра, она убьет блондина, не задумываясь, Грантер смеется, и они заходят внутрь. Видимо, игра в покер началась довольно давно, и, судя по звукам, Фейи, Баорель и Боссюэ позорно проигрывают Козетте, которая мило улыбается, когда Эр и Эп входят в кафе. За столиком рядом о чем-то шепчутся Жеан и Курфейрак. В самом же углу комнаты Комбеферр пытается что-то втолковать Жоли, пока Анжольрас листает новости на ноутбуке. Блондин поднимает глаза на вошедших и, улыбаясь, произносит простое «привет», пока Эру кажется, что земля под ним вот-вот разверзнется. — Ты жульничал! — кричит Боссюэ, пока Мюзикетта на его коленях смеется. — Теперь, милый, я могу вернуться к работе. Козетта буквально вытерла тобой пол, — говорит она, направляясь к прилавку. — Эр! — зовет Баорель, — Хочешь с нами? — Нет, спасибо, я не хочу проиграть Козетте, — смеется парень. — Никто не хочет, — тихо отвечает Козетт, — но все проигрывают. Грантер и Понин садятся рядом и просто смотрят игру. Фейи кричит что-то о том, что они просто позволяют Козетте выиграть, однако на ее предложение прекратить, он не находит, что ответить. Грантеру физически тяжело сидеть спиной к Анжольрасу. Подтягиваются Комбефер и Жоли, из-за них игра становится еще громче. Курфейрак просит всех заткнуться, потому что он, видите ли, пытается нормально поговорить с человеком, но его никто не слышит. Через какое-то время к Грантеру подходит Жеан: — Как ты? Эр пытается улыбнуться, но на него неизвестно из-за чего наваливается усталость. Он просто качает головой. Из-за стола слышны крики вступившего в игру Курфа: — Черт побери, женщина! Где Мариус? Мне сейчас же нужен Мариус! — Мариус тебе не поможет, он заканчивает какой-то проект. — Ты же живешь с ним, ты должен знать, — смеется Жоли. — Я никогда не знаю, работает ли он на самом деле или просто листает фотографии Козетты. Повисла неловкая пауза. — Ого, — говорит Баорель. — Избыток информации, — констатирует Боссюэ. — О, черт, я не это имел в виду. Вы же знаете Мариуса, он наверняка мечтает о ваших прогулках в парке или типа того, хотя я уверен, что у него есть парочка твоих откровенных снимков… Козетта, густо покраснев, бьет горе-оратора по руке и продолжает выигрывать в покер у всех подряд. — Это было довольно… неловко, — шепчет Комбефер. — Ой, да ладно, забыли, — отвечает Курф, — Анжо, у нас собрание или как? Мариус, похоже, не придет. — Без проблем, перенесем собрание на завтра, — не отрывая взгляд от экрана, говорит блондин. Где-то на минуту вся комната затихает. — Вопрос был риторическим, но, Боже мой, Анжо, ты умираешь? — театрально восклицает Курф. — Какой смысл что-то проводить, если кого-то нет, — закатывает глаза Анжольрас, — И вообще, ты не думаешь, что я вообще-то понимаю, что у каждого здесь своя жизнь? Несколько голосов звучат одновременно: — Нет? — Разумеется, нет. — Ты точно в порядке? — И неужели ты не собираешься прямо сейчас притащить Мариуса в кафе силой? О нет. Ты уже попытался, но все пошло не так, и ты убил его. А сейчас ты ищешь способ спрятать тело. Вот почему ты так серьезен, — естественно, эта реплика принадлежит Курфейраку. — Я в порядке, — медленно произносит Анжольрас, — перенесем собрание на завтра, а сейчас я немного занят. — Чем же? — не отстает Курф. — Тем, чтобы продуть в покер всем в этой комнате. О, подожди, нет, это твоя роль. Все смеются, а Курф примирительно поднимает руки, лишь бы больше не слышать шуток Анжольраса. Все постепенно снова втягиваются в игру, а Грантер не замечает, как оказывается за столиком возле Анжо. Художник так внимательно наблюдает за картами, что сначала не слышит адресованную ему реплику. — Прости, что ты сказал? — Я получил работу, — повторяет Анжольрас. Из-за шума Грантер фактически читает по губам, поэтому он вынужден видеть как они расплываются в улыбке, и ему почему-то становится сложно дышать. Эпонина не понимает, чего это Эр так вцепился в ее руку под столом. Как он вообще мог подумать, что справится? Буквально каждому нерву его тела сейчас хотелось выпить. Но он обещал себе и, главное, Анжольрасу. А руки уже начала пробивать знакомая дрожь, Грантер знает, как это работает. Ему бы следовало просто довольствоваться тем, что есть, но нет, он желал большего. Теперь Анжо находится в полной уверенности, что Эр сдержит слово. Эр же теперь как никогда уверен, что облажается даже в этом. У него неприятное чувство в животе, ладошки потеют, сердце бьется все быстрее, и кровь приливает к голове. Активируется режим «все или ничего», и это давит, давит, давит на него. Грантер понимает, что это паническая атака, но от этого осознания легче не становится. Он ничего не может поделать с этим леденящим ужасом, постепенно подчиняющим себе все его тело. Начинают всплывать совершенно случайные воспоминания. Он пытается, пытается отогнать их подальше от себя. Начинается все с рассказа Жоли, он тогда работал интерном в какой-то больнице и часто делился происшествиями с работы. В ту ночь к ним привезли бездомного, еле-живого от количества выпитого алкоголя. «Он пьет, чтобы жить было легче, а вместо этого жить остается меньше. Смотрите, он даже не может помочь самому себе», — Грантер не знает, кто сказал это тогда, но он помнит эти слова до сих пор. Всего пара предложений, но они до сих пор заставляют его чувствовать холод, удушье, а что в них, собственно, такого? Ничего. Подсознание Грантера просто самовольно выбрало именно эту чертову фразу, чтобы приводить хозяина в тонус. Сколько раз он пытался стереть это глупое воспоминание, осаждать свои мысли, чтобы не видеть себя самого разбитым, отравленным, мертвым, мертвым, мертвым. Он заставлял себя думать, что все становится только лучше, но становилось хуже. И память продолжает играть с ним эту злую шутку. Грантер чувствует, что теряет контроль. Теряет его с чудовищной скоростью. Но он не может позволить своим нервам и непонятным переживаниям испортить всем вечер, прямо перед ним сидит Анжольрас, нет, он не может позволить себе… — Что случилось? — шепчет ему на ухо Эпонина, — Хочешь уйти? — Просто забери меня отсюда, — так же тихо отвечает, глядя в пол, Эр, — я в порядке, — говорит он недоумевающему Анжольрасу, — нам просто уже пора. Выходя, Грантер опирается на Эпонину, благо, она сильная девушка. Он знает, куда они идут. Прямо за углом есть дешевый бар. Бросать пить надо постепенно, и, к счастью, Эпонина это понимает. Грантер все еще повторяет слова извинений, когда Эп ставит перед ним кружку пива и резко разворачивается: — Это из-за него? Что он тебе сказал? — Нет-нет, это не его вина. — Если ты вздумал и тут его защищать… — Это не его вина, черт возьми, — огрызается Грантер, мгновенно сожалея, — я просто думал, что смогу выдержать сегодняшний вечер без выпивки, думал… а, в прочем, это все нервы. Прости за этот выпад. — И это не имеет никакого отношения к тому, что он сказал тебе в воскресенье? Или еще когда-нибудь? — Это связано со всеми чертовыми словами, которые он когда-либо говорил мне. Будто ты не знаешь, что я чувствую, когда он так… Черт, снова прости. Я просто… Не знаю, что так выбило меня из колеи. Теперь мне лучше. Честно. — Ага, выглядишь замечательно, — сухо отзывается Понин, — ты едешь домой со мной. — Нет, — он пытается придать голосу хоть какую-то твердость, — думаю, мне просто надо побыть одному. — Я предупрежу Фейи. — Правда, это лишнее, я всего лишь хочу выспаться. — Ты имеешь в виду уснуть с мыслями об Анжольрасе и о том, почему он никогда не ответит тебе взаимностью? — Что-то не помню, чтобы мы играли в правду или действие, — щурится Грантер, Эпонина смягчается. — Ты точно так же можешь заниматься этим сумасшествием и у меня дома, ну же, пошли. Грантер в замешательстве. Будь он хоть чуточку умней, он бы, конечно, пошел с ней, позволил бы разобраться с его мыслями, нашел бы в Понин непревзойденного слушателя. Но он далеко не умен. Он просто качает головой, когда они с Эп расходятся, и думает, почему, черт возьми, он продолжает делать с собой это все.***
Он шагает взад-вперед, отстукивая непонятный ритм по кирпичу и чувствуя себя очень глупо, стоя ночью возле чужого дома. Но вот из-за угла появляется Грантер, на его черные кудри падает мягкий свет фонарей, и Анжольрас инстинктивно делает шаг вперед. Его сердце бьется в бешеном ритме, почему-то не хватает воздуха. Грантер видит его и замирает. Он выглядит таким несчастным в этот момент. — С тобой все в порядке? — голос блондина звучит резко, хотя он совсем не зол, скорее, сам напуган. — Ага. — И все-таки что случилось? Вы с Эпониной так быстро ушли, я просто боялся, что сказал что-нибудь, черт, опять все свожу к самому себе, извини, — Анжольрасу хотелось, чтобы Эр накричал на него, сказал не лезть не в свое дело, сделал хоть что-нибудь. Но, естественно, ничего не произошло, — твоя… ситуация становится хуже? — Почему вы все вдруг стали так волноваться? Да, это нелегко, но я справлюсь… Как ты понял, что я вернусь домой? — Я не понял, — слегка улыбается Анжольрас, — просто подумал, если ты вдруг не останешься у Эпонины, то ты, конечно, окажешься здесь, но я не был уверен. — Еще раз напомни, что ты тут делаешь? — Я же обещал тебе быть рядом. Он пообещал Грантеру, что тот не будет один, и уже терпит неудачу. Художник никогда не искал его дружбы, Анжо его совсем не знает, может, поэтому ему так трудно подбирать слова. Будь это спор или речь… но это Грантер. Сам-то он хорошо ладит с людьми — Анжольрас видел, как он успокаивал Жоли всего парой фраз, подбадривал шутками Мариуса. Грантер всегда знает, что сказать. А Анжольрас просто сидел в Мюзене, полном людей, его друзей, прямо перед ним с Эром творилось что-то явно нехорошее, и он растерялся. Но он так хочет быть хорошим другом. — Мне очень жаль. — Что тебе жаль? — не понимает Эр. — Сейчас тебе лучше? — Анжольрас не знает, с чего начать. — Намного, — отзывается Грантер, похожий на привидение. Он смотрит на него. Такого уставшего. И что в такие моменты обычно говорят люди? Анжольрас не представляет. — Фейи сказал, что не придет сегодня, у него свидание. Реплика висит в воздухе. Браво, Анжольрас. — Тебе не нужно этого делать. — Не нужно делать что? — Просто не думай, что ты мне что-то должен, — Грантер смотрит себе под ноги, — не важно, все будет хорошо. Это довольно ясное заявление. Но Грантер совершенно не выглядит как тот, кто будет в порядке. Анжольрас буквально молится про себя, чтобы Эр просто сказал, уйти ему или остаться. Он так и не научился понимать этого странного парня. — Я и не чувствую, что что-то должен, — аккуратно начинает он, — честно, я и сам не представляю, чем могу быть тебе полезен, но я все равно собирался когда-нибудь поговорить с тобой о том проекте, ну, то есть, если ты не против, я бы… — и он ждет. Просто ждет. — Боже, — говорит Грантер, поднимая взгляд, — ты хоть понимаешь, насколько раздражаешь меня временами? Пошли, — он берет Анжо за рукав. И вот оно, снова облегчение, смешанное с чем-то еще. И Анжольрас идет за Эром.