***
Он ожидал её. Предвкушал, как она войдёт в кабинет под стук собственных каблуков, как будет сиять её улыбка. Вот только даже намёка на последнее не было. Никакой улыбки, только немного растерянный взгляд и нерешительные жесты. Это огорчило. Ей не нужно произносить его имя. И так прекрасно понятно, о ком говорит девушка. Но почему её лицо такое, будто она волнуется за этого малолетнего подонка, будто ей не всё равно, что его исключили? Ей должно быть не просто плевать, она должна быть рада. Теперь не будет навязчивых приветствий и пустых надоедливых разговоров. Она избавлена от этого. Так почему же не радуется? Почему кажется, что она огорчена? — А если и так? Разве тебе не всё равно на него? Она хмурится, обдумывая тот или иной вопрос. Может, сразу оба. Он не замечает, что снова перешёл на «ты». — Дело не в этом. Если да, то это имеет отношение и ко мне, а я не хочу этого. Злость начинает подниматься в Голде. Не на Белль, а из-за воспоминаний. В памяти всплывает их разговор, её рассказ о вечеринке, как она сжимала его пальцы в поисках защиты, скорее всего, неосознанно. — Что значит не хочешь? Да, преподавательскому совету стало известно о том, как повёл себя этот… бывший ученик. Его поведение и раньше оставляло желать лучшего, но тогда он пересёк черту, и это уже не могло игнорироваться. Пусть остальные не знают имени ученицы, но это не может не иметь к тебе отношения, потому что это тебя он хотел… — Хватит! Её почти что крик раздаётся невероятно резко и громко в пустой аудитории, прервав его слова. Удивлённым взглядом профессор замечает, как покраснело девчачье лицо, грудь часто вздымается от быстрого поверхностного дыхания, а ладони крепко сжаты в кулаки. За своей речью он не заметил её реакции, а теперь было уже поздно. Слова назад не вернёшь. И пусть он не сказал ничего действительно плохого, но был совершенно бестактен, а если бы девушка его не прервала, то и вовсе закончил бы предложение. Хотя это, наверное, уже неважно, ведь прекрасно понятно, какое именно слово чуть не слетело с его языка. «Чёртов идиот. Посмотри, что ты сделал. Как она смотрит». Да, сейчас взгляд Белль был красноречивее любых слов. Смесь неверия и обиды. Он обидел её. Пусть и ненарочно, но это так. — Мисс Френч, я не хотел… — Хотели, профессор. Хотели. Голос непривычно холоден, ладони уже не сжаты. — Нет, я правда… — Мне нужно идти. Всего доброго. Она разворачивается, стремительно покидая помещение, а в голове мужчины бьётся мысль, что девушка только что впервые, назвав его «профессор», не сказала его фамилию. В один момент все бумаги, что лежат на столе, оказываются на полу, но никакого удовлетворения это не приносит. Опустившись в кресло, Голд закрыл глаза и потёр пальцами переносицу. Как же он устал. Устал всё портить в своей жизни.***
Эмоции застилают глаза, и девушка, сама того не замечая, оказывается в парке, в двух кварталах от дома. Садится на одну из скамеек и теребит в руках ручку рюкзака, смотря в одну точку. Слова об исключении Киллиана Джонса воспринялись двояко: с одной стороны был шок, а с другой - облегчение. Ей уж точно не хотелось ещё раз его видеть, слышать этот голос и обращение к себе, от которого зубы сводит. Вот только понимание, что это случилось из-за того, что Белль не смогла сдержаться и рассказала всё профессору Голду, невыносимо давило. Да, Джонс поступил гадко и отвратительно. И поступил бы ещё хуже, если бы не Руби. Но Френч всё равно не хотелось быть причиной его исключения. А разговор, если это можно так назвать, с профессором окончательно вывел её из себя. На этот раз в его голосе не было мягкости, тон был резок и непоколебим, словно он отчаянно втолковывал простую истину бестолковому ученику. Это подействовало на девушку настолько, что она потеряла самообладание, позволив себе перебить его. Дважды. Но стыда почему-то не было. Да и злость уже куда-то испарилась. Эмоции угасли в один момент, и Белль откинула голову назад, рассматривая небо над собой, - серое, с едва заметными плывущими по нему облаками. «Он сделал это ради меня». Закрыв глаза, она глубоко вздохнула и шумно выдохнула. И в какой момент её жизнь перевернулась с ног на голову и теперь неслась так стремительно?***
Ответ на вопрос нашёлся довольно быстро, стоило только по приходу домой открыть рюкзак и достать тетрадь по философии. Всё изменилось, когда в жизни девушки появился он. Именно профессор Голд стал этим толчком к изменениям. С началом его лекций у Белль стало меняться мышление, взгляды на различные вещи. Когда-то она и вообразить не могла, что сможет влюбиться - да, она призналась себе в этом - в собственного преподавателя. Подобные мысли показались бы той Белль ужасными, даже отвратительными. А потом, в какой-то из дней, она вдруг поняла, что читает расписание в надежде увидеть там именно его предмет. И плевать на разницу в возрасте, и что она ему в дочери годится. Плевать на их статусы. Это всё стало неважным для Френч с того времени, как та начала заслушиваться его голосом, неотрывно ловить голубыми глазами каждый жест и запоминать каждый взгляд, направленный на неё. Френч обдумывала всё это вечером и на следующий день тоже. В четверг, сидя в своей комнате, она листала книгу, но не могла сосредоточиться, от чего смысл напечатанного совсем не доходил до неё. Все мысли были о профессоре. Девушка вспомнила, как прошла их прошлая консультация, во вторник. А потом, как прошла та, что была ещё на прошлой неделе. Щёки тут же порозовели. Сама мысль о поцелуе вызывала сразу три эмоции: неверие, смущение и тихую радость. Она ведь сама поцеловала его, первая приникла к губам, несмотря на все опасения. Решилась, потому что прекрасно понимала, что такой возможности может просто не представиться больше, и потом она будет жалеть, что смелости не хватило. Как оказалось, хватило. Да ещё как. И пусть они не зашли дальше, - были лишь поцелуи - но зато какие и с кем. Профессор прижимал её к себе за талию, и от одного ощущения его горячих ладоней Белль плавилась, хватаясь за его плечи. Она понятия не имеет, сколько они целовались, но точно знает, что это было долго. Так долго, что по окончанию Френч никак не могла прийти в себя: взгляд был затуманен, а тело не слушалось, не желая отстраняться от мужчины. И к ещё одной радости девушка заметила, что он тоже не спешит отходить, разрывать прикосновения, а напротив - продлевает это. Вот одна его рука гладит её щеку, потом волосы и зарывается в них, а глаза Голда удовлетворённо закрываются, словно он долго желал этого, а теперь мечта, наконец, исполнена. Они стояли так невозможно близко друг к другу ещё какое-то время, и всё, о чём могла думать девушка, - хоть бы это никогда не заканчивалось. Из-за происшествия она не думала об этом, мысли были заняты другим, но теперь приятные воспоминания заставляли погружаться в них снова и снова, позабыв обо всём остальном. Белль то и дело кусала губы, вспоминая поцелуи своего профессора, и закрывала глаза, вспоминая его взгляд, такой же затуманенный и оттого ещё более потемневший.***
Картошка вышла пересоленной, а чай наоборот - недостаточно сладким. Голд выругался и отставил кружку, недовольно поджимая губы. Хотелось что-нибудь разбить. И желательно всю посуду в доме, хотя вряд ли даже это бы помогло. Потому всё, что ему оставалось, это просто злиться. На самого себя. Он взрослый мужчина, а даже поесть нормально не может приготовить лишь из-за мыслей о своей ученице. О той, которая поцеловала его почти неделю назад, а потом ещё долго стояла в его объятиях. Сама льнула, обнимая за шею. Она сделала то, на что он не мог решиться так долго и, вполне возможно, не решился бы никогда. Сама пересекла эту черту «преподаватель-ученица», давая ему право на выбор: остаться или последовать за ней. И он выбрал второе, ни разу об этом не пожалев, ощущая шелковистость её волос и запах меда и корицы. Ему не давали даже нормально спать мысли о той, кто ещё вчера сверкала молниями из обычно таких спокойных глаз в его кабинете и хмурилась так, что он был уверен, - ещё немного и закричит. Но нет, не закричала, однако перебила его пару раз и голос всё же повысила. Голос, который теперь мерещится ему в каждом чёртовом уголке дома. То спокойный и мягкий, каким он привык его слушать, то эмоциональный, который звучал, когда они обсуждали какую-то интересную статью о философии, то звеняще-холодный, от которого становится не по себе. Голд отгоняет наваждение, выливая чай в раковину. Задаётся вопросом, придёт ли Белль завтра на консультацию, которая - будем честны хоть немного - ей, на самом деле, ни к чему. Уж точно не для того, чтобы подтянуть уровень знаний по какой-то там теме. Потом решает, какую книгу почитать, потому что ответ, который кажется наиболее вероятным, совершенно не устраивает его, а напротив - заставляет чувствовать что-то такое очень неприятное где-то в области груди. Если не придёт, то конец этим дополнительным занятиям. Конец приятным беседам за чашкой чая, спорам, из-за которых у девушки в глазах появляется блеск, лёгкому общению. И значит, - он знает, что думать сейчас об этом это идиотизм, но всё же - тот поцелуй был последним. Отложив книгу, потому что в ней сейчас смысла ноль, взгляд только бездумно скользит по буквам, мужчина смотрит на огонь в камине и размышляет, хватит ли ему духу уволиться, если она завтра не придёт.***
Она почти слышит стук собственного сердца, который, кажется, отражается эхом на весь коридор. Девушка перебирает в уме сотню мыслей, и одна из них заставляет неожиданно замереть. «А что, если он не хочет, чтобы я приходила?» Это ведь вполне вероятно, учитывая их последний разговор. Может, он занят и не ждёт её. Или вообще уже ушёл, а она, как дура последняя, идёт в эту аудиторию и даже не знает, что скажет ему. Извиняться вроде бы не за что, но какое-то неприятное чувство внутри гложет. Белль думает, что зря не подумала об этом заранее. А стоило бы, очень стоило. Но теперь деваться некуда. Пересилив себя, она возобновляет шаг. Подходит к дверям и теперь кажется, что сердце звучит настолько громко, что профессор уже давно должен был это услышать. Сделав глубокий вдох, Белль стучит трижды и, услышав «Входите», несмело открывает дверь. Входит внутрь и замирает.***
Пришла. Хотя была и не обязана. Но вот, пришла, стоит, закусив губу, видимо, нервничает. И сейчас он снова видит ту Белль, что и прежде. Мягкую, немного нерешительную и до умопомрачения красивую. — Добрый день, мисс Френч. — Здравствуйте, профессор Голд. У нас консультация, — и голос такой тихий, что ещё немного и вовсе не будет слышно. Неужели думает, что он забыл? Будто он мог бы. — Да, разумеется. Чаю? Это слово действует подобно какому-то магическому заклинанию, рассеивая напряжение в большой аудитории. Френч поднимает глаза, легко улыбаясь. — С удовольствием.***
Профессор сам предлагает обменяться номерами, добавляя, что она может звонить ему когда угодно, ничуть не стесняясь. И Белль, сама не зная почему, соглашается и диктует свой. Они проводят эту консультацию не спеша, за кружкой чая, будто навёрстывая упущенное время. Девушка изо всех сил старается отогнать мысли о том, что успела соскучиться по этому - по спокойным беседам на разные темы. По профессору Голду. Старается, старается, а потом случайно переводит взгляд чуть ниже, на его губы, и все связные мысли покидают её голову до тех пор, пока мужчина не обращается к ней достаточно громко. Она очень надеется, что он не заметил этого, но шансы чертовски малы. В этот раз не было ничего, кроме разговоров и чая, и хотя настроение Белль заметно улучшилось, а улыбалась она почти постоянно, но осталось какое-то чувство, что-то вроде назойливого покалывания на кончиках пальцев. В любом случае, девушка изо всех сил убеждала себя, что это ничего не значит. И что вообще стоит выкинуть подобные мысли из головы, потому что, скорее всего, повторения поцелуя не будет. А потом, в субботу Белль получает сообщение о приглашении на прогулку в парк. И Френч, предавая собственные убеждения, думает, что может, не всё потеряно, сдерживает себя от слишком - это же просто прогулка в парке - бурной радости и начинает собираться.