Холод

      В помещение проникает запах кислого одеколона, табака и мертвечины.       Скрипит дверь.       Стэн входит в комнату на негнущихся ногах и поправляет галстук. Внешне старый шарлатан — восковая фигура. Седые волосы обильно покрыты лаком и, кажется, водонепроницаемы, пуленепробиваемы и несостригаемы: машинка просто сломается, если не срезать шевелюру вместе со скальпом. С застывшего лица не сходит широкая белозубая улыбка. Небесно-голубой костюм не образует складом и блестит. Осанка неестественно-прямая.       Прадядюшка находит глазами Мэйбл. Та лежит на софе у окна, закинув ноги на спинку и свесив голову с подлокотника. Глаза прикрыты. Дыхание не слышится, и грудь не вздымается.       — Мэйбл! — кричит Стэн.       Для восковой фигуры у него слишком живой голос.       — Да?.. — лениво отзывается Глифул.       — Тебе плохо? В ближайшее время я не собираюсь терять ещё и племянницу!       — Нормально.       — Почему ты не пришла на обед?       — Я проспала.       — Обед? Ладно ещё завтрак, но...       — Ужин не пропущу, — раздражённо обрывает его Мэйбл.       — Надеюсь, — вздыхает Стэн и подходит к окну.       В солнечном свете блеск костюма только усиливается.       — Ты в последнее время мало ешь. Хорошо себя чувствуешь? Голодных обмороков нет?       — Что, деньги на похороны жалко? — вяло язвит Мэйбл.       — Мне бы племянника похоронить. Перетащить его из ванны в гроб. Надоело любоваться им, как чучелом мамонта в музее.       Глифул вздрагивает и поднимает голову. Стэн все еще улыбается:       — За племянником не уследил. Больно. Виноват. Каюсь. Так почему я должен повторять ошибку? У меня есть племянница, которая ещё жива. Не виться же вокруг покойника, как ворона?       — Старый хрен, что ты тут забыл? — рычит Мэйбл. — Опять захотел мне мозги выебать через глазницу? Выглядишь как придурок, кстати. Хочу вырезать себе глаза. Из жалости к ним.       Стэн все еще улыбается.       — Пасифика, — произносит он.       Мэйбл поднимает бровь.       — Та девочка, что на кассе.       — При чём тут эта простушка?       — Она спрашивает. Спрашивает, где... — Стэн кашляет в кулак. — Где Диппер.       Улыбается.       Как будто это смешно.       — У тебя что, паралич лица? — спрашивает Мэйбл.       — Что мне говорить ей? — спрашивает Стэн.       — Пошли её нахер.       Старик отрывисто и коротко смеётся.       — Как грубо. Леди не должна себя так вести. Не по-человечески это. Пасифика же беспокоится.       — Для Пасифики я не леди. И для тебя — тоже.       — Ах да, ты леди только для Диппера. Кстати, о Диппере. Пасифика о нём беспокоится.       Мэйбл рычит.       — Да кто она ему вообще?! — вскакивает с софы она, чуть не свалившись, и подходит, взъерошенная, к Стэну. — Родственница?!       — В какой-то степени Пасифика была для Диппера как сестра.       ...       — Юморист грёбаный.       — Так что мне ей говорить? Она не видела Диппера уже как две недели. Беспокоится. Или мне всё выкладывать как есть?       — Я ей всё сама совру.       — Ладно. Только сохраняй вежливость. И... ты точно придёшь на ужин?       Стэн осматривает Мэйбл. Та исхудала, кожа побледнела ещё сильнее, волосы и ногти стали ломкими и сухими. Даже стильная одежда бирюзовых тонов и макияж не могут скрыть эти изъяны.       — Приду! — кричит Мэйбл и уходит из своей комнаты.       Старик вздыхает. С широкой улыбкой и грустными глазами.