В городе N

Звонок с пары отдаётся куда-то в виски. Мужчина за кафедрой в кабинете кивает на прощание ученикам. Сегодня короткий день в честь Противостояния. И с одной стороны он рад этому, но с другой. С другой напротив кафедры сидит Слава. За первой партой, сложив прижатые к столу руки в замок. Давно сидит. С утра. И Денис бы рад его видеть, но внутри сжимает тисками. Сложно разомкнуть губы, поднять глаза с разодранного в кровь пальца. Чейни глубоко вдыхает через нос и, наконец, отрывается от стола, откидываясь на спинку стула. Сразу попадает под этот взгляд. С блеском, смешинкой, прищуром сквозь него. Непроизвольно сглатывает. — Как дела? — спрашивает он, но голос срывается, приходится повторять. — Я соскучился, — открыто и просто говорит Слава, игнорируя вопрос. Дениса пробивает. Через всё тело молнией. Хочется закрыться от парня, людей, залиться алкоголем и думать о тщетности бытия. Но он молчит. Сжимает в пальцах ручку и молчит. Мысли, как бы сказал кто-то умный, пачкают мозги. А его давно пропитаны чернилами. Чейни пытается сохранить хладнокровность. — Я думаю, тебе нужно идти, — замечает он. Слава носом утыкается в ладони на столе. Прячется в них, будто в домике. — Я и сам собирался, — тихо говорит Денис, вставая из-за стола. Карелин всё ещё молчит. Только своими огромными глазами следит за ним. Срывается с места и Чейни чувствует, как каменеет. Его холодных губ касаются Славины. Такой высокий он обхватывает лицо Дениса ладонями, весь сжимается, приподнимая плечи. В поцелуй вкладывает что-то давнее, болезненно тлеющее в нём. И губы у Чейни покалывает, и мурашки по коже от этой близости. Он сдается. Расслабляется. И Карелин чувствует это. Гладит ладонью затылок, вторую руку кладет на плечо, прижимаясь ближе. Денис обнимает, растворяясь в моменте. Его накрывает. Этот же кабинет. Слава несёт ахинею, возвышаясь над партой. — Это незачет, Карелин, — с удовольствием говорит Денис. — После пары останьтесь. — Мистер Чейни, — начинает Слава, стоя перед ним в пустой аудитории. — Вы должны принять меня вместе с другими не сдавшими, — он садится на стол, облизывает губы. — Во-первых, с каких это пор я Мистер, — подходит к нему Денис, улыбаясь. — Во-вторых, я никому ничего не должен. Он кладёт ладони на талию. Карелин растягивает губы в улыбке. Чейни целует его, нежно касаясь. Славе мало, Слава прижимается ближе, кусает чужую губу. И как-то всё грязно, сбито. Вот он уже лежит на кафедре с ремнем на шее и хрипит, закатывая глаза. Пару минут и Ден вытирает тыльной стороной ладони губы. Пока Карелин приходит в себя, застегивает на нем рубашку. — Ден, — шепчет парень и тянет к себе. Эти мягкие объятия Чейни помнит. Как помнит и разговор со Славой перед выпуском. Они курят на кухне, в потрескавшемся доме. В часе езды от центра, в противоположную сторону от Васко да Гама. И Карелин как-то особенно медленно закрывает форточку, когда Денис говорит: — А ведь это обидно, — тихо, с грустью в голосе. — Не то, что ты в этом деле сообразил быстрее меня, нет. В том, что мог пройти обучение как крейсер Марат, а прошёл говном, которое даже на работу не взяли, — он подливает себе в стакан пиво. — Распиздяй, блять. И Слава только молчит и улыбается. Так по-домашнему садится рядом и своим плечом касается его. И той же ночью они вдвоем лежат на диване. Скрипучем, неровном диване, прижимаясь друг к другу. Лучше спалось ему только в детстве. А с тех пор Денис вообще хуево спит, несмотря на новый матрас и на двуспальную кровать в спальне. Ему нигде не было так хорошо, как в этой однушке на окраине. — Я люблю тебя, Чейни, — сквозь время снова слышит он. Это уже здесь, в кабинете. И Денис не хочет рассеивать этот обман. Пока теплое дыхание Славы на его шее, пока он говорит, что любит. Чейни хочет врать самому себе, хочет думать — Карелин правда неравнодушен к нему. Хочет верить — это тот, его, Слава, богатый на прибеднения, нарушающий его личное пространство как нечего делать. Его. Но реальность окатывает, будто холодной волной. Быстрый стук. — Извините, — хриплый, грубый мужской голос, хлопок двери. Денис с закрытыми глазами чувствует, как усмехается Гнойный. Совсем не дружелюбно, задирая голову. Садится перед ним на корточки и длинными пальцами умело расстегивает ремень. Чейни заставляет себя открыть глаза, чтобы пелена спала до конца, чтобы видеть стриженную голову, чтобы понять — это снова ебучая извращённая игра. — Нет, Слав, — говорит он, но как об стенку горохом. Теплые губы касаются головки и из легких Дена уходит весь воздух. — Прекрати, — кричит он, отталкивая парня. И только Богу известно каких сил ему это стоило. Слава приземляется на пол, опираясь руками за спиной. Чейни пытается застегнуть ширинку, но пальцы предательски дрожат. Он чувствует загривком, как скалится Карелин. Совсем не его бойкий и ласковый. Какой-то чужой. И Денис не поднимает глаза даже когда Гнойный уходит. Нарочито медленно, хлопая дверью. Хлопок отдаётся болью где-то внутри Чейни. Он оседает на стул, так и не застегнув штаны. Его снова кроет. Впервые за последние несколько месяцев до дрожи в пальцах, до нехватки воздуха. До слез.