***
К вечеру начинается дождь, и Кокорина охватывает ещё большая паника: что делать и куда теперь идти? Сперва он обходит все ближайшие «Пятёрочки» своего района, чтобы тупо погреться и спрятаться от непогоды, затем ищет хотя бы один открытый подъезд, но — проклятье — везде требуются дурацкие коды. В конце концов от безысходности Саша тащится до торгового центра, отыскивает там свободную лавочку и устало выдыхает, едва не плача от того, в какой ситуации он оказался. Единственный вариант — переночевать у кого-нибудь, чьим родителям будет пофиг, но у Сашки не так много друзей, у которых старшим плевать на существование своих детей. Первая мысль — Артём. С ним у Кокорина сложились замечательные отношения, он действительно Саше друг, а не вынужденный знакомый, каких у него пруд пруди, но эта мысль сразу же испаряется: Дзюба весь такой правильный и родители у него, наверное, тоже такие же. Они точно не оставят в покое, пытаясь выпытать, почему семнадцатилетнему парню вдруг негде ночевать. Нет, конечно, можно придумать план «дружеской ночёвки», но, согласитесь, объявлять об этом в девять вечера поздно — слишком много вопросов. Артёму ещё потом влетит… Нет, отпадает. Вторым кандидатом на спасание сашкиной задницы становится Игорь. Не то чтобы Саша с ним очень сблизился, но почему-то хотел. Нелюдимый, всегда молчаливый Акинфеев всем своим видом показывал, что у него не всё в порядке, а люди, которые сталкиваются с жизненными трудностями, обычно способны понять тебя лучше, чем кто-либо другой. Проверено жизнью, так сказать. Наверное, именно поэтому Саша не сторонился его компании (вообще-то это также было связано с тем, что он остался буквально один, но стоит опустить этот момент), пытался как-то развеселить Игоря, поговорить с ним, потому что по себе знал, как порой необходима элементарная поддержка и внимание, когда вокруг полная неразбериха. Сидя вместе на уроках, они не часто говорили о чём-то личном, но однажды, когда Игорь выглядел мрачнее обычного, Кокорин просто поинтересовался, что случилось, а тот задумчиво ответил: «Мне кажется, я сам выбираю свои страдания». И почему-то эта фраза отчётливо засела в голове. «Я сам выбираю свои страдания». Саша не знал, что это означает для Акинфеева, но понимал, что означает для него самого, поэтому в тот день взглянул на Игоря с другой стороны. Жаль, что они не были знакомы ранее. Однако, вариант с ночёвкой у Игоря отпадал тоже. Нет, Кокорин не сомневался, что парень поймёт его ситуацию, но вот объяснить старшим членам семьи друга это будет сложно. Тем более, к Игорю Саша почему-то боялся напрашиваться, будто заранее знал, что что-то пойдёт не так. И без того маленький выбор сошёл на нет. В сложившейся ситуации Сашке на ум пришёл только один, более-менее возможный выход, который не радовал от слова «вообще». Нет, не возвращение домой, а просьба к старому другу. Кокорин выдохнул и достал из кармана телефон с последними пятнадцатью процентами заряда. Он разблокировал экран и зашёл во вкладку «звонки». Конечно, нужный контакт уже давно был удалён из списка, но дурацкий номер всё равно оставался в памяти, как бы Саша не пытался его забыть. Его ждало два исхода: либо он согласится, как было раньше, либо откажет, послав на все четыре стороны, потому что теперь их не связывает ничего. Саша поймёт, он к этому готов. Раздались гудки, и сердце Кокорина почему-то предательски замирало от страха с каждой секундой. Чёрт, да он даже не продумал, что сказать, если ему ответят. Идиот. Неужели всё настолько плохо, что он вынужден снова обращаться за помощью к нему? — Алло? — Привет. — Надо же. Саша. Не думал, что ты помнишь мой номер, — усмехнулся голос. — Не думал, что ты не забыл моё имя, — с таким же сарказмом ответил Саша, прикусывая губу. Всё-таки с того момента Федя никак не изменился. Хоть что-то в этом мире постоянно. Наступило тяжелое молчание. Сашка просто не знал, что сказать, как разговаривать с тем, кто, наверное, тебя больше даже и слышать не хочет? Ему было стыдно за свою беспомощность, унизительно просить о подобных вещах, но Федя опять был его единственной надеждой. Он ведь всегда выручал, верно? — Что хотел? — Я из дома ушёл. Мать, она… — Кокорин не смог договорить дальше, потому что в горле повис ком. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Смолов тяжело выдохнул в трубку, потому что он прекрасно знал, что это означает. Старый друг не спешил отвечать, но ничего, Саше не привыкать. Саша поймёт. — Ладно, прости, я не должен был и… — Приходи. Сейчас. Кокорин не успел сказать слова благодарности, потому что Федя повесил трубку быстрее, чем тот успел сообразить, что ему не отказали, что его не отвергли. Смолов всегда такой: не терпит излишней нежности, при людях всегда показывает себя недосягаемым, чёрствым, высокомерным, но лишь Саша знает, что это не так. И порой он готов спорить хоть со всем миром, чтобы доказать свою правоту.***
Они познакомились впервые, когда им обоим было по десять. Фёдор был новеньким в классе и, конечно, моментально стал объектом внимания как девчонок, так и мальчишек. Он был одет с иголочки, имел последнюю модель телефона, а ещё очень красивый дорогой рюкзак, в который помещалась куча всего! У Феди была дорогая школьная канцелярия, всегда идеально выглаженные вещи, аккуратные тетради с рисунками, а ещё он был единственным мальчиком в классе, носившим часы и умевшим определять время. В общем: сразу вызвал интерес. Каждый ученик четвёртого «А» стремился подружиться со Смоловым, предлагал сесть с ним на уроке или провести экскурсию по школе, делился шоколадками, а девчонки вообще постоянно шушукались между собой и смеялись. Компанию себе Федя нашёл сразу, но, правда, имена одноклассников запоминал долго, порой путав Илью с Ромой и наоборот. — А пошли мы тебе нашу столовку покажем! — весело сказал Ромка Зобнин, дружелюбный мальчишка, любивший уроки музыки больше, чем кто-либо другой, когда прозвенел звонок на двадцатиминутную перемену и настало время обеда. Все дети доставали свои контейнеры с едой, кто-то брал деньги, чтобы купить себе вкусности в буфете. Федя относился к последним. — Ну пошли. Смолов последовал за другом, стараясь запомнить дорогу до нужного места. Внизу их уже ждал Илья. Удивительно, но он умудрился спуститься вниз раньше них. — А я нам уже места занял, вы такие долгие, ребят, — деловито произнёс Кутепов, а Рома сразу полез обниматься. Особенность у него такая была: обниматься без повода. Феде это понравилось, а вот Илья, видимо, был не в восторге: всегда, краснея, пытался отлепить от себя Зобнина, ворчал, но в итоге сдавался. Одноклассники прошли до нужных мест. Ромка поставил свой контейнер на стол и, вытащив ароматные домашние печенья с изюмом, стал предлагать их сперва Феде, но тот отказался, а затем Илье. Кутепов тоже отнекивался. — Между прочим, я сам маме помогал их готовить, — обиженно произнёс Зобнин, заметно поникнув. — Ла-адно, давай сюда своё печенье, — проворчал Илья, и Роман тут же радостно протянул ему одно. Федя с улыбкой смотрел на друзей, но не решался что-либо говорить. Он стал осматривать столовую, чтобы чем-то себя занять: народу было очень много. Старшеклассники толпились в очереди за завтраком, младшие классы, то есть они, сидели в отдельной части зала. Везде пахло едой, везде слышались разговоры и смех, и Феде по-настоящему нравилась новая школа. Он вглядывался в лица людей: таких разных, не похожих друг на друга, имеющих свои скелеты в шкафу, и тут же забывал их лица, потому что, по сути, мы всегда забываем. И внезапно его взгляд остановился на мальчике, сидящем в углу самого дальнего столика в полном одиночестве. Мальчик ничего не ел, а лишь рисовал что-то в тетради простым карандашом и изредка поднимал глаза, осматриваясь по сторонам, словно боясь, что его потревожат. Федя пригляделся и узнал своего одноклассника. Да-да, это был он, молчаливый парнишка с последней парты. Кажется, это он два дня назад получил двойку по математике. — Почему он один? — вдруг спросил Смолов у друзей. — Кто? — не понял Рома. Фёдор кивнул в сторону одноклассника, заставив друзей синхронно повернуться туда. — А-а, это Сашка Кокорин, — пояснил Илья, запивая печенье соком. — Он всегда один. Странный какой-то. Лучше не общайся с ним. — Почему? — удивлённо приподнял брови Федя. — Не знаю. Никто не общается, — пожал плечами Кутепов. — Но я не никто. Смолов встал из-за стола, оставляя друзей в полнейшем недоумении, и направился прямо к однокласснику. Тот сперва не заметил приближающегося к нему человека, а затем, видимо, случайно, поднял взгляд и увидел идущего к нему Фёдора. Парень запаниковал, начал оглядываться по сторонам, думая, что ошибся и он идёт к кому-то другому, но рядом никого не было, а затем Смолов отодвинул стул и вовсе сел напротив, окончательно поставив все точки над i. — Привет, я Федя. — Я знаю, — опустил взгляд Саша. От смущения он почему-то не мог смотреть на своего одноклассника. Ему было неуютно и стыдно, что такой красивый и ухоженный мальчик сел рядом с ним, отбросом класса в рваной старой одежде с прошлого года. Наверное, кто-то из ребят просто решил подшутить над ним, как и всегда. — А ты Саша, — Кокорин даже вздрогнул. Его редко кто называл по имени. Лишь обидные прозвища от других мальчишек, а учителя не считаются. — Будем друзьями? Саша глупо похлопал ресницами, а на глазах появились слёзы. Почему все так любят прикалываться над ним? Разве он сделал что-то плохое этому миру, чтобы заслужить такое отношение? Он же приличный мальчик: старается учиться, чтобы не расстраивать мамочку, по дому ей помогает, когда та чувствует себя плохо. Почему? — Хватит, пожалуйста, — шепотом сказал парень, опустив голову и хлюпая носом. Федя опешил от такой реакции. — Эй, ты чего? В чём дело? — засуетился Смолов. — Я тебя обидел? — Хватит издеваться надо мной! Я знаю, что это шутка! — вдруг вскрикнул Сашка, что на них даже повернулись девчонки, сидящие через несколько мест от них. Кокорину тут же стало стыдно. Он вскочил со стула, случайно уронив тетрадь и карандаш, затем быстро нагнулся за принадлежностями и, вставая, ударился головой об стол. Ребята рядом засмеялись, а Саша окончательно расплакался. Всё-таки прозвище «нытик» ему очень подходило. — Саша, — Федя сел на корточки рядом с ним и протянул тетрадь. В его голосе не было и намёка на веселье. Мальчик поднял на него взгляд голубых, но заплаканных глаз. Смолов был серьёзен, но смотрел на него мягко, без злости. — Пока я рядом, никто не обидит тебя, ладно? Саша хлюпнул носом, нахмурился, но почему-то очень захотел поверить словам Феди. И поверил. Сразу. Потому что ему именно этого в жизни и не хватало — веры во что-то доброе и настоящее. — Обещаешь? — Обещаю. И Федя не соврал. С того дня они стали дружны. Смолов сменил компанию Ромы и Ильи на одного-единственного друга, но с ребятами общаться не прекращал. Они разговаривали, но редко, хотя те, кажется, были не против. Все вокруг не понимали, почему новенький стал общаться с тем, кого все презирали, но Феде было всё равно. Он заметил, что Саша никогда не ел в школе, но голодными глазами смотрел на буфет, поэтому стал приносить с собой еду и отдавать другу. Конечно, Кокорин отказывался, смущался, но Смолов убеждал его, что у него дома ещё «куча шоколадок», и он специально приносит две, потому что не любит их. Федя даже подарил Сашке набор карандашей и альбом. «Просто так», — отмахивался парень, когда друг благодарил его так искренне и тепло, обнимая. Федя чувствовал себя счастливым. Когда Смолов стал просить карманные деньги слишком часто, мать забеспокоилась, думала, что его кто-то шантажирует. Но затем мальчик рассказал ей о новом друге и о том, что тот живёт в небогатой семье и, конечно, женщина поняла ситуацию. Хвалила сына за благородный поступок и предложила пригласить Сашу к ним домой, чтобы ребята могли поиграть в видеоигры и провести время вместе. Маленький Саша улыбался тогда ярче любого солнца. Шли годы, и их дружба становилась крепче. Вместе с Федей Саша переживал самые тяжелые моменты своей жизни: арест отца, постоянные нападки со стороны матери, взросление. Парню было страшно находиться дома, потому что он боялся что-то сделать не так, разозлив мать, боялся, что она вновь поднимет на него руку, что ему будет больно. Но ничего, он понимал, что ей просто тяжело. Она ведь любит его, значит обязательно прекратит, да? Но она не прекращала, а Саша перестал верить в сказку. Характер изменился с годами что у Саши, что и у Феди. Мальчики выросли, судьбы больше не были такими радостными, но привязанность друг к другу осталась, поэтому они даже менялись вместе. Один стал прятать недостаток внимания от вечно занятых родителей, разъезжающих по командировкам, за холодной маской высокомерия, выставляя себя «золотым мальчиком», а второй, что терпел слишком много ударов от судьбы, просто стал вести себя так, чтобы не жалеть ни о чём. Начать курить? Без проблем. Врезать раздражающему парню? Легко. Саша больше не был тем ребёнком, который плакал, когда его обижали, а Федя больше не являлся благородным рыцарем для всех желающих. Только вот друг без друга они никак не могли. Привычка.***
Кокорин подошёл к подъезду многоэтажки и остановился, не решаясь набрать знакомый номер квартиры по домофону. Он не мог понять, что его сдерживает. Вроде бы он бывал здесь уже десятки раз, но теперь всё казалось каким-то чужим, непривычным. Почему Федя не отказал ему, если они перестали общаться? Почему Федя в который раз оказался единственной надеждой на спасение? Почему именно Федя? Почему? Саша выдохнул и набрал номер. Ему тут же, совершенно без слов, открыли. Парень поднялся на седьмой этаж. Едя в лифте, он чувствовал, как сердце предательски сжимается, предвкушая встречу. Как они теперь будут разговаривать друг с другом после всего, что было? Как смогут смотреть в глаза? Дверь квартиры была открыта, поэтому Кокорин сразу вошёл, перед этим тщательно вытирая подошву кроссовок о коврик. Федя стоял в коридоре, облокотившись о дверной косяк, и молча наблюдал за вошедшим другом. Их взгляды неловко пересеклись, и мир вокруг рухнул, накрыв волной ностальгии. Сколько раз такая ситуация повторялась? Сколько раз Саша ночевал у Феди, когда ругался с матерью и уходил из дома? Сколько ночей они провели вместе, рассказывая друг другу самые сокровенные тайны, позволяя дать слабину и расплакаться, словно девчонки, а на утро молчали об этом? Наверное, сотни. Смолов был в домашней одежде, с растрёпанными волосами и замученным видом. Только при Саше он мог позволить себе так выглядеть. Только при нём. — Спасибо, что не отказал. Мне некуда идти, — виновато произнёс Кокорин, сняв обувь. Федя кивнул и жестом пригласил его на кухню. — Будешь есть? У меня тут пицца осталась, если хочешь. — Я с утра ничего не жрал. Без разницы вообще, — Саша сел на дорогой стул и, прислонившись к стене, закрыл глаза и громко выдохнул. Смолов достал из холодильника коробку с едой, переложил куски на тарелку и поставил в микроволновку, чтоб не холодные были. Сашка ведь, наверное, замёрз. Трудно сказать, что творилось у Фёдора на душе, но он почему-то сжимал кулаки от злости, впиваясь короткими ногтями в кожу. Саша не заслужил такого. С самого детства Федя всегда задумывался о том, почему именно Саша переносит на себе такие беды. Неужели судьба так работает? Порой ему было совестно, что он живёт в собственной квартире, ни в чём себе не отказывая, а его бывший лучший друг едва сводит концы с концами и вечно терпит крики пьяной в хлам матери. Несправедливо получается. Они перестали общаться после случившегося, но Федя всё равно чувствовал ответственность за то, что происходит с Кокориным, украдкой смотрел на него на уроках и совершенно не злился, когда видел Сашу в компании Игоря и Артёма. Нет, Феде было плевать. Напротив, Смолов смеялся громче, потому что с близнецами ему было интереснее, да? Антон и Лёша — другие. Они, пускай и близнецы, но характерами отличались, и Федю притягивал каждый из них. Они жизнерадостные, дерзкие, пошлые, бегают за ним, словно преданные щенки, готовые на всё ради своего хозяина. Они — не Саша с его вечными проблемами, грустными голубыми глазами и запахом дешёвых сигарет. Такого как Саша вряд ли ждёт что-то хорошее в будущем. «Пойдёт по стопам родителей», — говорили все. Так почему же каждую ночь Федя продолжает вспоминать его с болью в сердце? Смолов поставил перед ним тарелку. Саша вздрогнул и открыл глаза. Он был таким уставшим, что уже засыпал на ходу. Феде хотелось просто прижать его к себе и не отпускать в этот жестокий мир. — Чай будешь? — Неужели? Ты нальёшь? Я думал, что ты меня даже на порог не пустишь, а ты, оказывается, в рыцари заделался, — ядовито сказал Кокорин, ухмыльнувшись. — Я же, как ты там тогда меня назвал? Ничто- — Прекрати, — прервал его Смолов, нахмурившись. — Ты знаешь, что я не хотел. Я просто был зол… Сорвалось. — Обычно люди говорят то, что думают, когда пьяны или злы, — грустно улыбнулся Саша, вспомнив не самые приятные моменты жизни. Кусок не лез в горло. — Хватит. Ты знаешь, что я никогда не считал тебя ничтожеством, — Федя поставил на стол кружку чая, сел напротив и серьёзно посмотрел на друга, который не находил силы поднять взгляд и думал о чём-то своём. Не верит. — Саш, — тихо позвал он, и Кокорин посмотрел на него своим замученным взглядом слишком чистых, небесных глаз. — Я налажал, знаю. Мне правда жаль, что я разрушил нашу дружбу. Саша слегка улыбнулся уголками губ, но эта улыбка была столь грустной и так быстро сползла с его лица, что Федя почувствовал себя первым мудаком на планете. — Всё нормально. Но Смолов знал, что ненормально, однако, сделать ничего не мог. К дурацкому прошлому, как бы не хотелось, путь навсегда закрыт. Ничего не исправишь. Ничего не вернёшь. Остаётся только жалеть о легкомысленных ошибках и упиваться в слезах воспоминаний. Федя направился в комнату, чтобы достать подушку (на самом деле ему просто было совестно смотреть Кокорину в глаза, но признавать это он отказывался), а Саша так и остался сидеть за столом, гипнотизируя чашку остывающего чая. Мысли не шли, в горле першило — простыл, наверное, из-за такого ветра — а от холода трясло. Самое интересное, что в квартире Феди было тепло. Холод исходил изнутри, и никакой чай не мог согреть. Дежавю. Саша никогда не думал, что будет испытывать это чувство, но вновь смотря по сторонам, он вспоминал, как десятки раз приходил в эту квартиру, как Федя заботливо бегал вокруг него, злился, говорил, что его чокнутую мать уже давно пора лишить родительских прав, и предлагал остаться с ним жить навсегда. Но Сашка, конечно, отказывался, а теперь сидел и думал, изменилось бы что-то, если он тогда согласился? Или судьба всегда всё сводит к одному? — Саш, я там всё приготовил. Как всегда. Кокорин вздрогнул, повернув голову в сторону Смолова. Чёрт, каким же он, наверное, оборванцем сейчас выглядит: скитается, ищет, где переночевать, не имея ни гроша в кармане. Позор. — Я должен уйти. Извини, что доставил неудобства, — быстро говорит Саша, встаёт с места, мечтая провалиться сквозь землю, но Федя не пропускает его в дверях. — Ты совсем ебнулся? Думаешь, я тебя пущу? — Но тогда же пустил. Даже дверь сам открыл, помнишь? — Идиот ты, — и, не говоря ничего, заключает в объятия. Просто прижимает к себе, как бывало раньше, и не даёт сдвинуться с места. И Кокорин сдаётся, обнимая в ответ. — Ты знаешь, что нужен мне больше, чем кто-либо другой. Тоска по близкому, единственному, если быть точнее, другу, что терзала душу последние несколько месяцев, накрывает своей огромной волной. Только теперь Саша понимает, как же ему не хватало Феди, не хватало его вечных шуток, подколов и предложений прогулять последнюю физ-ру, а ещё как же он ревновал, когда видел Смолова в компании этих двух из ларца. Провалились бы они пропадом. Однояйцевые. Из-за них ведь всё. — А как же твои близнецы? — Пусть катятся к чёрту, Сань. Я так скучал по тебе. Не представляешь, — и целует нежно-нежно в макушку, обещая защитить от всего мира. Взаимность — самое прекрасное, что может быть в этой жизни, но порой она стоит дорого.***
Два дня спустя Саша появляется на пороге квартиры Артёма с разбитым носом, в запачканной в крови джинсовке, и лицом, больше похожим на поле битвы: ссадины, фингал под глазом — как полагается человеку, ввязавшемуся в неравную драку. Парень едва не падает на руки Дзюбе, когда тот открывает входную дверь, но находит в себе силы держаться. — Игорь, у меня в шкафу аптечка. Там, увидишь. Тащи быстрее, — командует Артём и, закинув руку Кокорина к себе на плечо, тащит «раненого» в ванную. Саша смутно понимает, кто такой Игорь и почему он в доме Артёма. Или не Артёма? Он вообще где? Парень смотрит на одноклассника размытым взглядом, зажимая рукой нос, и борется с желанием отключиться: «Держись, держись, держись!». Голова трещит. Костяшки пальцев сбиты в кровь. Хочется завыть от боли и от того, какой же он, блин, неудачник. Кому расскажешь — не поверят. — Держи, — о, а вот и Игорь. — Акинфейка! — смеётся Саша, улыбнувшись, но тут же дёрнувшись от боли. Игорь перекидывается с Артёмом непонимающим взглядом, а тот лишь машет рукой, смачивая ватку в перекиси. — Дебил ты, Саня, — выдыхает Дзюба, прикладывая вату. Парень шипит. — Терпи. А ты чего хотел? Сам виноват. Кокорин едва заметно кивает, усмехаясь самому себе. А ведь правда: сам виноват, ответил на агрессию агрессией. Надо было бы просто промолчать, кто ж его просил первым махать кулаками? Хотя, лицо Миранчука, чьё имя рифмуется с забавным словом, которое так и вертится на языке, само напрашивалось на неприятности. Мерзкий тип, высокомерный. Братец его, конечно, поумнее будет, но зато трусливый: мог бы убрать свою ненормальную копию или хотя бы не мешаться под ногами. Вообще-то вмазать Антону ему хотелось давно, да вот только повода подходящего не находилось, а тут всё разрешилось само. Миранчук ведь первый с оскорблениями полез. Вернее, сказал-то он одно-единственное слово, но какое. До сих пор зубы скрипят от злости. — Он первый начал, — оправдывается Кокорин. — Да? И что он сделал? Оскорбил тебя? — усмехается Артём, даже не подозревая, что чертовски прав. Саша молчит, потому что понимает, что со стороны это выглядит ужасно глупо. Дзюба никогда не поймёт каково это, когда тебя втаптывают в грязь всю жизнь, а малейшее слово может уничтожить остатки достоинства. Артём возится с ним добрых минут двадцать, а Игорь всё это время терпеливо бегает кругами, приносит то одно, то другое, выкидывает использованную вату. Конечно, Кокорин мог бы пойти к другому человеку, но показываться у него в таком виде, а потом ещё и рассказывать, что послужило причиной драки, желания нет. Ничего, Саша уверен, что Антон ему первее нажалуется. Ох, Федя-Федя. — Спасибо, ребят, правда. Не знаю, что б я без вас делал, — смазанно благодарит Санька, когда Дзюба заканчивает показывать свои блестящие навыки оказания первой медицинской помощи, а Акинфеев навыки отличной медсестры. Артём предлагает Кокорину ещё задержаться, но тот отнекивается, потому что итак доставил слишком много неприятностей. — Мне домой пора. Мама волнуется. Просто не хотел появляться перед ней в таком виде, чтоб не переживала зря. Мне ещё ей многое надо наплести, — врёт Саша, улыбаясь, хотя прекрасно знает, что его матери нет никакого дела до того, где он и с кем. — Спасибо ещё раз. Только никому, ладно? Кокорин исчезает так же странно и быстро, как появился, словно мираж в загадочной пустыне. Накидывает на голову капюшон, сжимает кулаки от пульсирующей боли, но, улыбнувшись, уходит, делая вид, что всё нормально. Он идёт по пустынному переулку Москвы, на которую уже опустился вечер, и смотрит куда-то вверх, где бескрайний небосвод стремительно темнеет, обнажая молочные звёзды. Пачка сигарет и зажигалка в кармане всё-таки оказываются как раз кстати. Саша мысленно благодарит Далера, которого вряд ли когда-нибудь снова встретит, выпуская в холодный воздух никотиновый дым. Саша улыбается. Да, судьба всегда поворачивалась к нему пятой точкой, но со временем Кокорин нашёл способ показать ей, что она, чертовка, над ним не властна — поворачиваться задницой в ответ и идти в противоположном направлении. Он возвращается домой.