сангре.

Чон Хосок сходил с ума, и, кажется, это безвозвратно. Только к вечеру в голову ударило осознание всей ситуации: не так это все должно было быть, не так, и то, что сейчас происходит с его карьерой и имиджем — исключительно его вина. Телефон, лежащий на столе на кухне, вибрировал и звенел от нескончаемых уведомлений так часто и громко, что слышно было даже из спальни, где парень сейчас лежал лицом в подушку. Он забыл выключить звук, а вернуться за мобильником уже не мог: слишком замотался. Ноги едва держали его, и если бы он сейчас увидел хоть одно напоминание о том, что сейчас происходит в новостях, где его имя сейчас появляется чаще, чем за весь предыдущий год карьеры, Хоуп бы упал замертво. На часах уже за полночь, он только что приехал с фотосессии, которая вся была ничем иным, как воплощением понятия «бардак» в действии. Джин все время косился на Хосока; то ли осуждающе, то ли с сочувствием. Юнги вел себя довольно хаотично, но, тем не менее, по-хозяйски. Обвивал талию Хоупа рукой уверенно, и, даже несмотря на небольшую разницу в росте, все равно казалось, что он… Сверху, если так можно сказать… И это Чон даже не делает отсылок к прошлой ночи. Хосок не мог представить реакции публики на этот откровенный пиздеж: он даже спустя столько времени в индустрии не мог привыкнуть к тому, что приходится людям врать, и что люди оказываются так слепы к очевидному. Больше всего ему было боязно, что как-нибудь, любым немыслимым способом кто-нибудь узнает о том, что между ними с Юнги было. Хоупа, конечно, много шипперят с Чонгуком, но он не был уверен в готовности своей фанбазы к подобной выходке, (будь это подставные фото с несуществующей фотосессии или настоящие подтверждения того, что произошло сегодняшней ночью). И, к слову, о Чонгуке… Ему ведь придется узнать об этом, да? Если он уже об этом не знает. Стоило Хосоку только подумать о Гуке, как телефон в очередной раз зазвонил, и он решил, что раз так совпало, то ему, наверное, стоит все же пойти посмотреть, кто там. Ах, если бы это только был Гук…

***

Юнги позвонил вчера ночью. Немного пьяным, медовым голосом предложил Хосоку приехать, если тому хочется, но, если нет, он «приедет сам, ты только скажи». …и через двадцать минут Мин уже был в квартире Чона. Хосоку он казался вполне отдающим себе отчет о своих действиях, что, наверное, плохо. Юнги скинул ботинки в коридоре у двери, сунул Чону в руки бутылку розового шампанского Cuvée Rosé, расстегнул пару пуговиц на черной оверсайз рубашке, открывая ключицы, и весьма уверенно пошел в его гостиную. Слишком твердой для пьяного походной. Видимо, тот хорошо себя контролирует, думает Хоуп. Ну, разумеется, пока дело не доходит до постели. Юнги целовал Хосока слишком нежно, слишком чувственно для разового секса (или, может быть, уже постоянного?). Он обнимал его так крепко, что синяки на теле младшего были даже не от шлепков или любой из подобных излишек, а от того, как крепко он держал его. Юнги держал его за запястья, переплетал пальцы их рук, пока был сверху, целовал в затылок, даже покусывал кожу — но совсем не сильно. Юнги по-кошачьи выгибался, пока был снизу, стонал этим его сладким голосом, не стесняясь, кричал хосоково имя, и, кажется, наслаждался этой ночью как никакой другой в его жизни. Это был, наверное, самый нежный и размеренный секс в жизни младшего. Тоже самое мог бы сказать и Мин, но он, конечно же, не станет этого делать. Агуст, казалось, слишком расслабился вчера, что было непозволительной роскошью раньше. Еще ни с кем прежде он такого не чувствовал, и теперь он почти уверенно мог назвать это связью. Ничего особо эстетичного и романтичного за этим не последует — просто Мин, наконец, нашел себе идеального партнера для секса. И то, что между ними, слишком сильно хочется превратить в привычку. А кому бы не захотелось? Хосок не мог поверить, что с ним происходит что-то такое: может, он влюбился, а, может, просто совсем, окончательно и бесповоротно запутался в том, что чувствует. Но, все же, Чон уверенно может сказать, что он сейчас готов забыть обо всем, что говорят медиа о них, если Юнги просто дальше будет лежать рядом в его постели. — Давай только это утро не будет, как вчерашнее? — слышит Хосок сонный голос, только встав с кровати. Чон ни с того, ни с сего подскочил в девять. Да, спать хотелось ужасно, но он уже полчаса лежал, пялясь в потолок: телефон в руки брать не хотелось (особенно зная, что сейчас, должно быть, происходит в социальных сетях), а уснуть назад он уже не мог. У Юнги, что ли, настолько чувствительный сон? Или он все это время не спал? — Оно и не собиралось быть таким. — Правильно. Не оставишь же ты меня в своей квартире? Если бы Хосок только мог оставить его здесь, он бы, несомненно, это сделал.