Глава десятая. Нахуй все эти чувства.
Я так устал проёбываться перед Киоском. Проёбываться перед собой.
Да, наконец-то мне известна причина воровства
нашей любви моей песни, но этого мало… Я надеялся, что он окажется злодеем, однако в итоге ахуенно облажался сам.
На какую-то долю секунды позавчера мне показалось, что выиграл. Никита жалеет о случившимся. Еще возможно восстановить хоть что-то.
Под вечер всё же пришлось вернуться домой — пахло от меня не очень свежим одеколоном и ёбаным разочарованием. На все вопросы Коли о том, где я был, что случилось, почему так поздно, ответ один:
потом.
Зайдя в ванную комнату, я, скинув со своего тела тот самый образ «победы», взглянул в длинное зеркало, стоящее возле кабинки. Ничего примечательного: обычная чёлка на бок, обычные вытянутые и худощавые руки, обычные ноги, что не перестают гудеть даже после хорошего отдыха. Но глаза… Да, на свету переливаются тем же цветом фиников, тем не менее взгляд стал более жестким, необузданным и таким чужим. Нет, это не я.
Ладонь словно не подчиняется мне, ибо в следующую секунду я провожу ею по зеркалу, как будто хочу взять за шкурку своё отражение и выбросить к чёртовой матери. Хочу стать тем 18-летним Владом, который только что приехал на проект, не подозревая о существовании Никиты Киоссе. Естественно, я не жалею, что прошел невъебенно сложный путь с Пиндюрой, Цоем и Киоском, однако, вернись бы я в прошлое, многое бы исправил. Особенно с Ником.
Чёрт, как я докатился до такого состояния?
Залезая в душевую, я только и думаю, что делать дальше. Никита теперь точно уверен в моих чувствах, а я? Могу ли с точным убеждением сказать, что он всё еще
меня любит что-то испытывает ко мне? Прошлый день может быть лишь порывом — глупым, абсурдным, безрассудным и чокнутым.
***
— Я заказал нам ужин, если ты не против поесть, — пробормотал Колян, завидев меня на пороге гостиной.
Мельком кинув на него взор, я заметил, что у друга круги под глазами и вообще какой-то помятый вид, потому, дабы не быть еще большим идиотом, попросил его лечь, блять, в кровать и нормально поспать.
— Ты точно справишься? — осведомился Коля, устало смотря в одну точку на полу.
— За меня не переживай, — да, не умею я одним словом убедить. — Не из такого еще дерьма вылезал.
Тот кивнул и медленно побрёл в спальню, остановившись возле меня.
— Мне очень жаль, — искренне произнёс приятель, аккуратно положив руку на моё плечо.
— Я знаю. Спасибо.
После моих слов Коля-таки успокоился и заснул. Одно утешает — есть хотя бы один человек, который не будет спать из-за меня ночи, беспокоясь о том, как я и что со мной.
***
Кажется, я зарекался, что больше никогда не окажусь перед порогом квартиры Ника. Нахуй, никогда не говори «никогда».
Стук. Пауза. Стук-стук. Пауза. Когда я, подняв кулак для того, чтобы вновь постучать, лицезрел открывающуюся дверь, замер. Внутри снова что-то замерло, и дышать стало труднее, невыносимо больно пропускать сквозь предательские лёгкие кислород. Мне страшно. Волнительно. Я, блять, готов хоть сейчас коньки отбросить.
— Влад, — с ухмылкой заметил шатен, — какая неожиданность.
— Не язви, язва, — процедил я, — и не обольщайся, мне необходимо расставить долбаные точки над «i».
Потому что за прошедшую неделю, что я провёл дома, мысли буквально съедали моё подсознание. Алкоголь хуйня, не помогает. Антидепрессанты тоже не лучше. На улице сразу видно, как счастливые пары гуляют за ручку, у некоторых ребёнок, одинокие, но радостные люди получают кайф от жизни. И лучшая, на мой взгляд, панацея от этого — ответы на мои многочисленные вопросы.
