Царский сын

      А русала таки поймали: не иначе как Велимир мужиков подговорил. Велька клялся и божился, что не причëм, только кафтан на нём новенький появился — алый, рытого бархата; кушак вышитый и сапоги восточной работы — мыски загнуты, шпоры серебряные. Сказал, что отец подарил. Лучезар криво ухмыльнулся. У Велькиного отца — ближнего царёва боярина, снега зимой не выпросишь, не то что кафтан с сапогами. Обеих Велькиных старших сестёр в монастыре запер, чтобы на приданное не раскошеливаться. Все прежние Велькины обновы — Лучезаровы подарки. Стало быть по его приказу раненого русала выловили, а царь-батюшка, падкий до диковинок, ему золотишком заплатил. Государь диковины любил, а Велька — обновы, вот и не удержался, тут же купил, облачился и под Лучезаровы очи явился.       Лучезар ходил на пленника смотреть. В нижней палате бадью огромную поставили. Меж досок махонькие окошки зеленоватого заморского стекла. А стекло-то дорогущее! За одну стекляшечку кошель золотых предлагали. В самом царском тереме стëкла только в верхних палатах ставили, а в нижних бычьим пузырём затягивали.       Не скупился царь Иван на новое чудо своё, раз стекла не пожалел. Воду ему через день меняли — на возах возили. Народ смотрел — головами качал. Ради рыбины какой-то! В то, что в бадье настоящий русал сидит, мало кто верил, однако же посмотреть всем хотелось. Слухи так и гуляли. Бояре, изволения упросив, к окошкам прикладывались, на диво морское поглядеть.       Лучезар седьмицу крепился. Стоило только представить, что задержись Велька хоть немного… Перегрыз бы русал ему горло и на дно утянул. Сам бы сожрал, а потом рыбы то, что осталось, доклевали бы. И не ходил бы сейчас Лучезар под ясным солнышком, не улыбался и не дышал. Да что там… И могилы бы у него не было. Но как глаза прикрывал, так и видел бледное лицо неземной красоты и очи нечеловеческие. Такой он был, что царевич просыпался со стоном и до утра в потолок глядел.       Царскому пленнику теперь тоже солнцем не полюбоваться, за сиренами подводными, подружками своими, не поплавать и на волнах не покачаться. Сколько он в этой бадье проживёт? Морские диковинные петухи, что отцу в подарок купцы привозили, недолго жили, вскоре брюхом кверху плавать начали.       И морской царевич погибнет. И вроде негодяй он, и жалеть его незачем, а Лучезар жалел.       Он запутался совсем, по горнице метался. Не выдержал семи дëн и пошёл на пленника глянуть, как он там. В нижней палате у дверей стража, но царского сына пропустили молча. Внутри, сквозь маленькие оконца, тускло солнце светило, в середине бадья гигантская и на потолке отсветы от воды. В бадье махонькие стекляшечки вставлены, а сбоку лесенка, чтобы подняться и сверху на русала посмотреть.       Лучезар сначала в окошки смотрел. Сквозь толщу воды видно было широкий плавник, который теперь на дне бадьи покоился, и смутно волосы, что слабо шевелились, как морская трава. Царевич поднялся по лесенке и глянул в толщу воды:       — Кормят его? — спросил он у прислужника и тот с подвывом зевнул.       — Ко-о-ормят. Рыбу жрёт, нечисть окаянная!       — Ну ты, за языком-то следи! — прикрикнул царевич и прислужник вытянулся и бочком в дверь протиснулся.       Лучезар долго ждал, но морское создание так и не появилось — поверхность воды неподвижна.

***

      Батюшка всё понуждал невесту выбрать. Брови сдвигал, грозил, что сам девку ему в жёны найдет и право выбора не оставит. Лучезар тоже хмурился. Да разве хоть одна красавица сравнится с морским царевичем? Он и раньше боярышень еле замечал, а теперь они и вовсе глупыми куклами казались. Велька Лучезара тоже не понимал.       — Рыба же! — недоумевал Велимир. — Только что с руками. И чего тебе в нём… Хвост блестящий и волос, как у девки… Вот батюшка узнает, что ты с ним миловался…       — Ну беги, расскажи, — буркнул царевич.       Велька рядом сел.       — Да не собирался я, — обнял он друга за плечи. — Бывает… Грех, конечно, но бывает… Он тебя околдовал просто, понимаешь. Их подводная волшба какая-то. Глаза отвёл… Да он всех тут зачаровал! А может на самом деле он и не красавец вовсе, а страшный, как жаба поганая, а мы глядим да не видим.       — Веля… Не понимаешь ты. Он — другой! Он — чудо! А мы его в бочку!       — Это чудо тебя сожрать хотел!       — Хотел, — вздохнул Лучезар. — А мы что ли лучше поступили?       Велька не понимал, а Лучезару тоскливо делалось. Горница его будто душить начала. В перинах жарко, в окна мухи бились, гудели назойливо, а попробуй открыть — мамки с няньками набегут: как же! — деточку продует. Разве что ночью открыть, сверчков послушать. Вот женит его отец, так няньки и в постель к молодым полезут, вдруг деточке неудобно, аль молочка с пряником печатным захочет?       Лучезар стал к пленнику с подарками приходить. Прислужника выгонял, чтобы не маячил и сидел у края воды часами. Говорил что-то, просил выглянуть, и однажды, не выдержав и уже не боясь, что его в воду утянут, ударил ладонями по воде:       — Ну что молчишь, не показываешься! Ведь узнал поди меня, лиходей! Ты здесь за злодеяния свои. Сам признался, что я у тебя не первый. Сколько народу погубил?       Вода рябью пошла и голова вынырнула. То ли похудел он, то ли полумрак так сыграл, но будто ещё похорошел и глаза его больше казаться стали.       — А чего ты хочешь, царевич? — тихо спросил он. — Позлорадствовать пришёл, так давай. Наслаждайся.       — Зато я не убийца!       — Это как посмотреть… Люди не травой питаются. От тебя даже сейчас мясом пахнет.       — Обедал, — недоумëнно сказал Лучезар. — Оленина да рябчик.       Глаза морского создания замерцали, как изумруды.       — Я не знаю, что такое рябчик, но знаю, что он одним воздухом с тобой дышал. А теперь он в твоём животе. Чем ты лучше меня, царевич?       Лучезар онемел враз, а русал криво усмехнулся и опустился на дно. А ведь прав он, думал царевич, возвращаясь в свои покои. Волки зайцев да кабанов ловят, лисы кур таскают. Природа ведь… У подводных созданий своя природа. Он, поди, не считает это убийством.       А ещё Лучезар вспоминал, как ему сладко было. Кожа у русала гладкая, прохладная, губы нежные. А смотрел как!       Лучезар сам и не понял, как покой и сон потерял. Перемену все в нём заметили. Первыми мамки подхватились. Пряники в рот совали, певчих с гуслями в палаты таскали. Царевич не глядел — отворачивался. Есть плохо стал. Там клюнет, да здесь… Грушевого взвару любимого выпьет и пойдёт к себе. Батюшка прослышал, встревожился. А вскоре узнал, что царевич постоянно к подводному диву спускался и… запретил его пускать.       — И так вечно в облаках витаешь, теперь на этого хвостатого часами глядеть готов, — сурово сказал он, но глядя на опущенную голову сына, смягчился и по затылку погладил. — Делами займись, сынок, книги, вон, почитай. А коль совсем невмоготу — на охоту съезди, голову проветришь.       Лучезар согласился, но охота не помогла. К пленнику теперь тайком спускался. Стражникам по золотому — слыханное ли дело! — и ужом в комнату. Пленник не выныривал, общаться не желал. Лучезар кидал в воду яблоки и клубнику, и первое же яблоко вылетело обратно, едва царевичу в лоб не попав. Следом и морской принц вынырнул:       — Что ходишь, что смотришь? Пялитесь на меня… От взглядов не спрятаться, не скрыться… так и сверлят. Убили бы уже и дело с концом, — и приблизившись, злобно прошипел: — Я бы смиловался и убил.       — А я тебе книгу принёс, — растеряно сказал Лучезар. — Думал, прельстишься. Она древняя, книга-то. И про вас тут написано.       Русал нахмурился, но в книгу заглянул. А там девы морские нарисованы. Груди у всех нагие, а хвосты, вроде и рыбьи, а кольцами свёрнуты, как змеиные. А ещё драконы в той книге были нарисованы и крылатые симарглы и чудища заморские, многорукие. Русал руками за края бадьи ухватился, приподнялся и смотрел. На закорючки блестящим коготком показал:       — Что это?       — Буквы. По ним читать и узнавать, что в старину творилось.       — Ну читай, коль принёс.       Лучезар и рад. Легенды старинные читал, что непонятно объяснял. Русал слушал, наклонив голову, порой, с интересом, а что-то равнодушно. А однажды расхохотался и хвостом по воде ударил так, что Лучезара замочил.       — Наша земная твердь на трёх зверях стоит? А звери на черепахе? А черепаха на чём стоит? А она что ест?       — Она не ест, — пожал плечами Лучезар. — Она же волшебная.       — Была бы волшебная, скинула бы тяжесть и уплыла.       Лучезар губы надул обиженно:       — Много ты понимаешь… Сам-то что под водой видел?       — О-о, я много видел… Я был на юге, где огненные горы стоят, а двуногие, как и ты, но кожа у них чёрная. Плавал на север, где вода в лёд превращается. Там живут чудища с клыками, а небо ночью горит и меняет цвет. Знаешь, как самоцветные камни горят? Я видел в затонувших кораблях. Ни один самоцвет с северным небом не сравнится. А теперь я сдохну в бочке с тухлой водой, — неожиданно закончил он. — И ничего больше не увижу.       Лучезар рот разинул, заслушавшись, но опомнился:       — Её меняют, воду-то.       — Она пресная. От пресной воды всё гниёт внутри…       Взгляд его потух, Русал тяжко вздохнул и опустился на дно. Лучезар испугался. Медлить больше было нельзя, и он бросился к отцу.

***

      Царь Иван бояр принимал. Царевичу пришлось долго ждать и он извëлся весь, пока к отцу не допустили. Царскую залу голубой свет из хрустальных окон заливал. Ноги в коврах тонули, а стены дивно птицами и зверями расписаны. Царевич равнодушно взглядом пробежался и вдруг как споткнулся. И тут — под ж ты! — тоже русалка оказалась. Лучезар и раньше её видал, да внимания не обращал. Морская дева прямо на него глядела, волосы чудно прорисованы и чешуя на хвосте, а в руке цветок лазоревый.       Царь кашлянул. Он ещё на троне сидел, в полном облачении. Царское платье тяжëлое, золотом расшито, а на пальцах рубиновые перстни горели. Трон его тоже золотом и дивной резьбой отделан. Подлокотники на золотых львах лежали, а на спинке развернула хвост заморская птица, и в каждом перышке яхонты сияли. Глаза царя Ивана из-под мохнатых бровей грозно смотрели.       — Вот и сынок присутствием своим порадовал. Всё прячешься последнее время. С лица спал совсем. Кто по бабам сохнет, кто по золоту, а ты, говорят, по рыбине, что у нас внизу сидит?       Лучезар бросился отцу в ноги:       — Батюшка! Я волю вашу выполню и женюсь на ком укажете! Только отпустите его!       — Совсем сдурел, сыночек, — царь ногой оттолкнул его. — Из-за чёрта морского голову потерял? Собственного сына околдовал. Но я этот вопрос быстро решу. Твари хвостатой на земле не место. Умертвить его!       И ударил посохом в пол.