Техническое обслуживание и ремонт

      В клинике прохладно и безлико. Джону не было назначено, так что он регистрируется на стойке, получает лист ожидания (сорок пять минут) и занимает место в углу. За спиной стена, Джон проверяет входы (или выходы, шепчет часть мозга, которая до сих пор заполняет окружающую обстановку стрельбой, летящими обломками и стихающими криками), — ничего, не считая остальных (шестерых) ожидающих пациентов. Две из них — женщины, и Джон украдкой оглядывает одну — её бронзово-кофейная кожа прекрасна и плавно бледнеет, там, где начинается рубец. Как врач он видит, что у неё заменена большая часть спины, а то, как медленно и без заминок двигаются глаза, буквально кричит «апгрейд». Дорогая работа, а глаза, как минимум, добровольная замена.       Тем не менее, её милое, с мягкими чертами лицо, с миндалевидными глазами (любимая черта Джона), выглядит закрытым и настороженным. На самом деле каждое лицо здесь носит одинаковое скрытное настороженное выражение. Джон понимает, что, должно быть, он опять белая ворона, потому что больше никто не смотрит на других. Ни любопытства, ни болезненного интереса.       На мгновение Джон отмечает укол сожаления, что не взял Шерлока с собой — для прикрытия, правда (Шерлок привлекает внимание, как громоотвод молнии), но также и для возможности читать людей.       С той ночи (на самом деле раннего утра), китайского ресторанчика, ночи Выстрела, Джон посетил с Шерлоком множество ресторанов, кафе и закусочных. Детектив почти никогда не присоединяется к трапезе, но кажется, получает некий вид жизненной энергии от наблюдения за оживлённым залом, полным разнообразных историй в плену аппетита.       Тот же самый пристальный взгляд время от времени озаряет Джона, пока тот режет, жуёт, глотает… но поток лазерного взгляда не длится долго. Вокруг слишком много других людей, к которым у Шерлока нет постоянного доступа, и поэтому он тратит большую часть времени этих экскурсий, глазея по сторонам.       Как бы то ни было, он только разговаривает с Джоном, хотя вернее сказать «поверх». Он выстреливает, без пауз и заминок, неразборчивыми дедукциями, никогда не обращая внимания на первоначальное смущение Джона (смущение не задерживается надолго, хотя всё же вспыхивает, когда голос Шерлока звучит особенно чётко, прежде всего, когда обсуждение касается личных предпочтений, историй и особенностей).       А теперь, находясь в одиночестве в помещении, полном точно таких же людей как он, Джон хочет, чтобы с ним был Шерлок и разгадывал их истории. С первого взгляда он может заметить операции, сроки восстановления, работы, которые всё ещё нужно завершить, но часы неряшливого пожилого мужчины, подвески на связке ключей другой женщины (светленькой, кудрявой, её сгрызенное лицо заменила наука), и нервное постукивание пальцами парня с песочного цвета волосами… эти следы — тайна для него.       Сорок пять минут — долгое время, и Джон обнаруживает, что мельком посматривает на молодого парня с золотистыми волосами. Он напоминает знакомого с войны, даже не лицом, а просто стрижкой и наклоном головы, и Джон задаётся вопросом, может он тоже солдат, просто моложе и не такой проворный, как Джон в его годы, когда пришлось уворачиваться от пуль.       Боже, это так просто и предательски коварно. Только что он сидел, ждал, когда назовут его имя, а потом —       Он вспоминает, что такое терять людей, что такое продолжать идти, делать выбор, который спасает то, что (кого) можно спасти.       Он вспоминает, как легко его настигла пуля, какой далёкой она казалась, и как сильно он ненавидел себя за эти расстояние и лёгкость. Он ненавидел себя за это, потому, что ненависть была в человеческой природе. Он ненавидел себя за это, возможно, потому что, пуля могла бы освободить его от этих простых решений —       — «Уотсон»?       Джон моргает. По часам в телефоне прошла пятьдесят одна минута. Он кивает, встаёт, успокаивает дыхание и неудивительно, что первые несколько шагов жёсткие и напоминают хромоту.       Техник вежлив, спокоен и профессионально отстранён — всё, что нужно Джону сейчас, и всё, что он всегда ненавидел.       — Просто наклонитесь назад?       Джон наклоняется.       — Просто покажите линию сращения?       Джон показывает.       — Если не хотите смотреть…       Возникает внезапное ощущение простора, когда его «кожу» отсоединяют, чулок свободно отходит с креплений и соскальзывает. Вторая кожа, изготовленная из сложной многослойной конструкции сенсорных ретрансляторов и нано-пены, медленно отходит под руками техника.       Джон отворачивается.       В самом начале он не стал, он смотрел и смотрел не в силах оторвать взгляд, но теперь, когда первый шок и неверие прошли, и когда реальность напоминает, что теперь он такой, Джон находит, куда ещё посмотреть. В основном на потолок.       Джон, знаток потолков, смотрит наверх.       Техник отступает и кладёт чулок в бокс с ультрафиолетовым излучением. На секунду сиреневый свет заполняет палату, а затем снова исчезает. Подбор инструментов сопровождается металлическими звуками.       — Хммм, — произносит техник, и Джон стискивает челюсти.       Джон задаётся вопросом, сколько раз к настоящему времени он проделывал это, просто мезальянс мяса и машины, требующий корректировки и компромисса в равной степени, требующий постоянной ребалансировки. Он перестал считать после тридцатой перенастройки, а это было давно.       Секунду спустя постучалась более мрачная мысль: сколько ещё раз ему придётся совершать это паломничество к равнодушному богу?       «Когда ты возьмёшь всё в свои руки?», — нашёптывает тёмная сторона разума. Джон берёт паузу, чтобы подавить мысль, поместить её туда, где он держит вещи, которые обычно имеет смысл рассказать своему аналитику (чего он почти никогда не делает).       Но вместо этого он берёт эту мысль, разглаживает складки, разворачивает и на самом деле изучает. Что останавливает его от того, чтобы взять всё в свои руки? Буквально?       Джон — доктор (был раньше). Очень хороший, к тому же — и он настаивает на этой оценке, спасибо большое. Более того, Джон — военный доктор (был им), а эта порода никогда не носит только одну шляпу (шлем). Джон был слишком любопытным, слишком заинтересованным и слишком харизматичным, чтобы избегать новых знаний. Улыбка и готовность слушать завоевали ему немало друзей (большинство мертвы сейчас) и немало умений (большинство бесполезны сейчас).       — Проклятье, — бормочет техник, и быстро извиняется (чтобы найти инструмент?), но Джон занят, вспоминая, как Макконнал и Дешоу втянули его в комитет-«починить нашу единственную чёртову тачку».       — Ты док, Док. Помоги заштопать её.       А выдался невыносимо жаркий денёк, но с вражеской стороны стреляли мало, и все до пояса носили камуфляж, а выше оголились, солнце до пота прожаривало плечи, а Джон смеялся с остальными, когда сделал только хуже (каким-то образом), а потом лучше, и после этого ему пришлось отправиться в автопарк или мастерскую, чтобы захватить инструменты и ассистировать в операции, где лилась кровь чёрного цвета, а ценой неудачи служила медленная, голодная смерть.       Когда-то тогда Джон стал дополнительными руками, спасательным набором хватких пальцев, и его руки хирурга копались в забитом механизмом нутре пациентки, где не могли достать более крупные и грубые руки.       Вне патрулирования внезапно Джон стал своим человеком, чтобы разобраться со сломанной рацией или для быстрой диагностики «Нет, твой коллектор треснул, но продержится, пока не вернёшься в часть».       Джон вспоминает, как менял кровь на топливо или топливо на кровь в чёрные дни, вспоминает, как они сколотили приспособление, чтобы поднять Дэвиса, вспоминает —       Техник отступает с победным видом, держа в руке штуку, похожую на футуристическую зубную щётку.       — Прошу прощения за задержку, теперь мы можем начать, если вы не возражаете?       Джон нисколько не возражает, он глубоко вдыхает и водружает тело выше на стол. Джон собирается наблюдать, Джон собирает слушать, Джон собирается улыбаться, потому что даже если это убьёт его, Джон собирается учиться.