Техническое обслуживание и ремонт

      Когда следующим утром Джон спускается вниз, всё ещё помятый со сна, лишь наполовину проснувшийся, то почти не замечает фигуру Шерлока в кресле. Затем углы, кривые и изгибы сливаются в знакомые очертания Шерлока — с руками, скрещенными вокруг согнутых коленей, с подбородком, прижатым к складкам мятого пальто, глазами, открытыми и наблюдающими, всегда наблюдающими.       В этом случае они не моргая наблюдают за Джоном.       К своей чести, Джон не вздрагивает (явно) — но пульс подскакивает, сердце ударяется об имплант и стучит как барабан в груди. Джон ощущает, как удивление горячей рукой обхватывает затылок, пальцами смыкаясь вокруг горла.       — Шерлок, — начинает Джон, и у него перехватывает дыхание, и, о боже, он не принимал душ после вчерашней ночи, и уверен, что на коже наверняка есть какие-то признаки, некие приметы, которые покажут Шерлоку, что он испытал ночью, о чём думал, позволил себе исследовать — хотеть — в постели вчера ночью… — Ты вернулся. — Он морщится, прежде чем Шерлок изгибает бровь и говорит:       — Очевидно, — Шерлок поднимает голову и моргает, когда его глаза соскальзывают с лица Джона вниз —       Джон практически телепортируется в ванную, захлопывает дверь, закрывает на замок и подпирает спиной для верности. Он не уверен, но, кажется, слышал приглушённое «…Джон?» между своим сдавленными вдохами, и секунду спустя догадывается включить кран. Не может же Шерлок опять ворваться, прерывая то, что может показаться — чёрт, что на самом деле может быть — ещё одной панической атакой.       Джон с трудом дышит, пытается взять всё под контроль, он унижен, мысли приходят в полный беспорядок. Эйфория сталкивается с отвращением, потому что наконец-то Шерлок дома, и в глубине души Джон начинает беспокоиться о том, что никогда не произойдёт, но это также означает, что придётся предстать перед тем, что уже произошло, что он сделал, а что нет, что не сказал, не понял — а теперь Шерлок видел его, возможно, прочёл всё за один взгляд, и —       Стук в дверь — не требовательный, каким бы мог быть — а затем:       — Джон?       Джон задерживает дыхание.       — Джон, не оскорбляй мой разум. Можешь выключить кран, я прекрасно знаю, что ты там просто стоишь.       Джон продолжает затаивать дыхание.       — Ради всего святого, Джон, дыши.       Джон встряхивает голову. Это не происходит снова. У него нет панической атаки, и Шерлок не собирается о чём-либо говорить, к чему-либо прикасаться, или воздействовать на него каким-либо образом. Не собирается.       Дверная ручка поворачивается, и Джон слышит, как Шерлок вздыхает, тихо ругается себе под нос, а затем говорит:       — Джон, впусти меня.       — Мы уже говорили о том, что означает закрытая дверь, Шерлок, — хрипит Джон с болью в горле. Он наконец вдыхает, задерживает воздух, а затем медленно выдыхает, всё это время сжимая руки. Не так он собирался поговорить об — об этом. Двери, границы, та ночь — но, может быть, это единственная возможность, которая у них будет.       Джон открывает рот, чтобы сказать — что-нибудь. Некую смесь из того, что не сказал, слова, которые стоило озвучить раньше, но тишина за дверью внезапно изменяется.       Её обрамляет скрип половиц, когда Шерлок отклоняется, напряжение последующей паузы, а затем —       Шаги.       Шерлок ушёл.       Джон поспешно выдыхает, слова теряют форму и разлетаются с воздухом.       Такое чувство, что он зря нашёл начало разговора, только для того, чтобы теперь отступить в неожиданное (если не необходимое) пространство. Настойчивое желание выбежать и усилить противостояние, продолжить его гневный сценарий, — практически непреодолимо. Но из крана всё ещё бежит вода, и когда Джон поворачивается, чтобы выключить её, то мельком смотрится в зеркало.       Волосы слежались в потных изломах, под глазами залегли тени. Ночная футболка выглядит потасканной, и хотя нет никаких явных следов, Джон уверен, что может учуять запах вчерашней ночи.       Джон подаётся вперёд на пальцах ног, чтобы прочувствовать этот электрический импульс.       С глубоким выдохом он отпускает запал. Ещё несколько глубоких вдохов и чувство, скрытое за порывом слабеет, лишь немного, но достаточно для того, чтобы догадаться включить душ и раздеться. Он залезает в ванну, пока вода ещё до ужаса холодная и прикладывает все усилия, чтобы принять быстрый, без — реальной — потребности — совершенно — не — подозрительный — душ.       Джон более-менее приходит в себя после мытья, а также он всё ещё взвинчен, с некоторой смесью сомнений, гнева и тревоги, бурлящей в животе и груди, но он определённо снова нормально дышит.       Джон вытирается и — пренебрегает чистой сменой одежды — натягивает свой махровый халат, наглухо запахиваясь.       В квартире, за пределами сырого убежища ванной, — тихо. Джон чувствует, как тишина прокрадывается в глотку, пока не слышит, как Шерлок выходит из своей комнаты. Он не успевает ничего предпринять со зрелищем, которое представляет собой: просто стоит на месте, осматривающийся и неуверенный.       Лицо Шерлока кажется притворно пустым, когда он бросает взгляд на Джона, а затем идёт в гостиную. На нём надет свежий пиджак.       Губы Джона мгновенно сжимаются в линию.       — Ты уходишь, — срывается у него, когда на самом деле он хотел сказать «Куда ты собрался?» или что-то в этом духе, нечто менее… поражённое.       — Лестрейд что-то хочет, собираюсь взглянуть что, — тон Шерлока кажется обманчиво нейтральным, и Джон задаётся вопросом, это ночь — та ночь — всё ещё воздействует на него, на них, или это последний эпизод с закрытой дверью ванной.       Чем бы оно ни было, результат тот же: утверждение, что Шерлок опять уходит. Он едва ли пробыл в доме час, насколько известно Джону, и уже снова уходит. Джону снова удалось прогнать его.       Верно, думает Джон.       — Верно, — говорит Джон, сжимая руку в кармане халата.       Шерлок прекращает свои целеустремлённые передвижения по гостиной (собирая телефон и бумажник с приставного столика) и удивлённо смотрит на Джона.       — Верно? — спрашивает он.       Джон пожимает плечами и качает головой. Он чувствует, что нет правильного способа продвинуться в сложившейся ситуации.       — Просто… — Джон сглатывает, но выжидательное молчание Шерлока вытягивает из него слова, — это имеет смысл, полагаю.       Шерлок, склонившийся над небольшой стопкой корреспонденции, которую Джон сложил на его часть стола, выпрямляется.       — Что имеет смысл?       Джон едва сдерживается от вздоха.       — Ничего, — говорит он, направляясь в кухню. Чай, решает он.       Шерлок, чемпион по ничегонеупусканию, продолжает и наблюдает за взвинченными передвижениями Джона по кухне:       — Ничего не имеет смысла? — спрашивает он, и почти комичное замешательство прямо за тщательно выверенной лёгкостью слов заставляет Джона покачать головой.       Он пытается сдержать изгиб кривой полу — улыбки — сейчас не время, чтобы находить это — что угодно — забавным. Шерлок не заслуживает этого, а Джон определённо не имеет на это права.       — Джон? — вопрошает Шерлок, и теперь сомнение в его голосе так далеко от забавного, насколько Джон может себе представить. В его голосе звучат мягкие, тревожные нотки, и когда Джон поднимает глаза от кружки, которую ставит на столешницу, то видит те же чувства в его глазах.       Джон поворачивается и опирается о столешницу, внезапно устав, и вздыхает.       — Не ничего… просто —       — Или это — ничего, или это — что-то, — отрезает Шерлок, и в его тоне читается лёгкая раздражительность, но также нетерпение и досада.       Джон с негодованием смотрит на Шерлока, его собственный гнев вскипает.       — Ты уже уходишь — не буду тебя задерживать. — Шерлок издаёт разочарованный возглас и пропускает волосы сквозь пальцы, и этот внезапный звук, неожиданный всплеск движений срывает чеку, и Джон не может удержаться от того, чтобы не съязвить и спросить: — К чему всё это?       — Это — ты — просто скажи, вокруг чего ходишь на цыпочках, Джон, а затем я смогу —       — Сможешь что?       Шерлок вздыхает, и в кухне и между ними воцаряется тишина.       И в этом молчании, в пространстве между их дыханиями, Джон наконец говорит одну из тех вещей, которые ощущаются внутри, словно падающий стакан:       — Прости меня.       Он не уверен, что ожидал в ответ на свои слова — возможно, согласный кивок, может, сухую усмешку — но определённо не практически оскорблённую недоумённость, с которой Шерлок морщит нос и лоб.       — Что? — спрашивает он, слегка качнув головой, от чего трепещут его кудри.       Джон моргает.       — Я сказал — прости меня…?       — За что это? — спрашивает Шерлок, и, кажется, искренне недоумевает. Джон задумывается.       — За… ту ночь? До того, как ты… ты уехал? — Джон сглатывает. — Я не должен был — я не — не намеревался —       — Джон, о чём ты вообще сейчас говоришь?       Джон ощущает приступ паники, как бегущие по стеклу трещины. О боже — возможно ли — он всё неправильно понял? Это его разум сфабриковал события той ночи? Он начал деградировать? Но затем Шерлок добавляет:       — Почему за ту ночь должен извиняться ты?       За спиной Джона щёлкает чайник, вода закипает и успокаивается.       — Потому что… — Джон хмурится, — потому что, очевидно, то, что произошло, причиняет тебе достаточно неудобств. Чтобы уйти.       Шерлок удивлённо смотрит на него.       — Джон, — начинает он, но Джон уже говорит:       — Не надо… тебе не нужно улаживать произошедшее. Или что-то в этом роде, — Джон вздыхает. — Я просто… хотел сказать, что прошу прощения, и у меня не было возможности, а теперь есть, и я говорю. Это, — Джон сглатывает.       Шерлок ждёт, пока Джон не закрывает рот, а затем говорит:       — Поездка в Токио планировалась несколько недель, Джон. Она не была… — Шерлок хмурится, — почему она должна была стать реакцией на…?       Джон изумлённо смотрит на Шерлока.       — Тогда почему ты уехал так внезапно? — вспыхивает замешательство — и нечто почти похожее на надежду — вьющееся в голове Джона, когда он спрашивает.       — Появилась финальная договорённость, и мой последующий отъезд был внезапным, — отмечает Шерлок осторожным тоном, — Я признаю это. Но это не было прямым результатом того, что мы — того, что случилось.       — О, — говорит Джон и моргает.       Шерлок наклоняет голову набок.       — Разумеется, на следующее утро — утро, когда я уехал, имелись некоторые признаки, что возможно, выбор времени был удачным, как могло показаться… требовалось расстояние. Было предпочтительным, — Шерлок прочищает горло.       — …Что, — бесцветно говорит Джон.       — Я думал, так будет лучше — если я не — если меня не будет здесь, — Шерлок продолжает, и, похоже, избегает смотреть Джону в глаза, — ты очевидно расстроился из-за меня, и я всего лишь думал дать тебе уединение, которое ты так часто ищешь.       Мысли Джона бешено вращаются, прежде чем он останавливается на:       — Уехав в Токио?       Шерлок пожимает плечами, изображая легкомысленность, но напряжение в его шее и плечах разрушает притворство.       — Мне нужно было кое-что сделать, а в качестве бонуса — дать тебе пространство, в котором ты нуждался.       Джон выдыхает, колени внезапно слабеют.       — Господи.       — Что? — спрашивает Шерлок, его руки возятся с перчатками.       — Я просто… это было… В смысле, я ценю, ценю намерение — но вероятно это был худший выбор —       — Я не понимаю, — говорит Шерлок, и его голос звучит почти сварливо. — Ты всегда «сбегаешь», всякий раз, когда расстроен, и я просто пытаюсь примириться с твоей необходимостью взять перерыв от —       Джон поднимает руки в успокаивающем жесте.       — Я знаю, — говорит он, потому что это правда, а теперь он понимает, как она выглядит со стороны. — Я знаю.       — Я просто подумал — что устраню источник, уеду, и это — всё успокоится, и я не читаю мысли, Джон, — Шерлок встаёт и неуклюже расхаживает туда-сюда по кухне, воздевая руки, словно требуя ответов прямо из воздуха. — Я могу лишь заключить, что это нетипичное, отстранённое и расстроенное поведение является результатом нашего… — и здесь слова покидают его на мгновение, — этого — этого нехарактерного взаимодействия после того — того дела.       Так и есть — у них даже не было времени обсудить то, что произошло раньше, из-за Моны в тех тёмных, заброшенных тоннелях, или из-за Майкрофта, явившегося сразу после, а теперь —       Джон чувствует, будто слова вращаются вокруг головы, вокруг этого момента, и хочет рассортировать их, расправить каждую причину и следствие, понять их, но —       — В то время, — продолжает Шерлок, его лицо искажает гримаса, — я заключил, что опыт был успешным, основываясь на твоей незамедлительной реакции. И даже в эти, сколько там, возможно, пятнадцать минут в общей сложности, которые я провёл в твоей компании впоследствии, я обнаружил заметные улучшения в твоих подсознательных взаимодействиях с кибернетической ногой. Я подумал, как минимум — ты, вероятно… — он останавливается и просто смотрит на Джона несколько секунд. В его глазах читается вопрос, который придаёт всему лицу мягкое, беззащитное выражение, и он говорит так, словно расстроен — но кем? На мгновение кажется, что огорчение обращено внутрь — но Шерлок никогда не был человеком, который разочаровывается в себе — а значит остаётся только Джон.       Джон опускает руки, чувствуя себя одураченным — не сильно, но досады хватает на то, чтобы сказать:       — И какого чёрта я должен был делать? Радоваться?       Шерлок вздрагивает.       Джон мог бы укорить себя, но не может сдержаться и говорит:       — Ты — ты сделал это, прикоснулся — разобрал меня на части, а потом просто… ушёл, и — какого хрена я должен был думать и чувствовать?       — Что ж, — говорит Шерлок, глядя в сторону, его губы печально застывают — и это не должно так сильно ранить Джона, но именно так и происходит. — Полагаю, я могу понять, насколько твой гнев был оправдан.       Настаёт очередь Джона издавать негодующий звук и воздевать руки.       — Нет, Шерлок, я не испытывал гнев, я был напуган — был в ужасе, — выдавливает Джон. Его горло сжимается, когда он проглатывает пульсирующий комок. — Я думал, ты не — думал, что я —       Понимание озаряет черты Шерлока, и мягкое «о» на его губах смыкается с удивлённым тихим звуком. Выражение незамедлительно сменяется смущением и свойственной Шерлоку поднятой бровью, что означает, до чего же он не в своей тарелке, когда дело доходит до сантиментов.       — Я не — это не то, что — я… — Шерлок сглатывает и умолкает, наблюдая, как прерывисто дышит Джон. — Джон?       Джон стонет, проводя трясущейся рукой по лицу.       — Ты говоришь, что не злишься, но очевидно рассержен.       — Нет, я просто… господи, Шерлок. Это такое охренительное облегчение, что я не знаю, куда себя деть, — слова вырываются в спешке, и если Джон не станет копать слишком глубоко, насколько они откровенны, то сможет сфокусироваться на том, как приятно произносить их, иметь возможность произнести их. — Я был… чёрт. Что за херня.       Джон идёт и садится за стол, и спустя секунду Шерлок обходит его, чтобы включить чайник, но тот, должно быть, до сих пор достаточно горячий, потому что раздаётся звук льющейся воды.       — Джон, — говорит Шерлок, а затем берёт достаточно долгую паузу, и Джон думает, что, возможно, тот пере... думал говорить, но затем произносит, — Прости. Прости меня. Тоже, — ещё одна пауза. — Я пытался предусмотреть твои потребности, — он слегка кривится при звуках собственных слов.       Джону кажется, что может рассмеяться или заплакать, или и то и то вместе, поэтому выдавливает улыбку и качает головой, плечи трясутся, пока он тяжёло дышит, пытаясь справиться с любым вариантом, которое выберет тело.       — Просто… спроси меня в следующий раз, хорошо? — хрипло говорит он голосом, сдавленным от всего, что с ним происходит.       — Разумеется, — твёрдо отвечает Шерлок, и его слова звучат так, как он обычно говорит, будучи застигнутым врасплох человечностью и эмоциями. — …Чай? — предлагает он, осторожно как никогда, и Джон лишь может прикрыть глаза на секунду и выдохнуть через нос.       — Да. Пожалуйста. Спасибо, — отзывается он, это глупые формальности, не то, о чём они обычно беспокоятся, но Джон обнаруживает, что его переполняют чувства от произошедшего, как, должно быть, и Шерлока. За спиной Джона звенят кружки, а затем раздаётся «тонк» полной чашки о деревянную столешницу перед ним.       Он открывает глаза, видит свой чай, приготовленный, как он любит — капля молока, чтобы забелить напиток — и поднимает глаза на Шерлока, который делает вид, что его не беспокоит, одобрит ли Джон чёртову чашку чая.       — Спасибо, — говорит Джон вновь, и Шерлок кивает, и его руки начинают натягивать перчатки, словно джоново одобрение освободило их от бесполезной возни. Джон делает глоток, пока Шерлок проверяет карманы прямо в перчатках, и чай действительно кстати, но Джон не может сдержаться и не спросить:       — Итак… Лестрейд, да?       — Да, — отвечает Шерлок рассеянно, а затем, похоже, собирается с мыслями. — Ты, конечно, должен был видеть все сообщения, которые он прислал?       — Ага, — Джон делает ещё один глоток. — Он звонил. Сказал ему, что ты был — заграницей, — Джон поднимает бровь. — Он не обрадовался.       Шерлок усмехается.       — Что ж, учитывая, что он не увенчал свои мольбы о помощи хвастливым злорадством, как он всё решил без меня, я собираюсь пойти и взглянуть.       — Очень любезно с твоей стороны, — Джон поднимает уголок губ и наблюдает, как Шерлок отвечает тем же. Они оба на секунду отводят глаза — Шерлок смотрит в свой телефон, а Джон в свой чай. Он прочищает горло.       — Так…       — Ты бы…       Они оба начинают и прерываются одновременно.       — Если ты не имеешь ничего против…? — говорит Шерлок, как раз когда Джон спрашивает:       — Ты не возражаешь?       Шерлок ухмыляется, а Джон отпивает чай, чтобы сдержаться и не сказать что-нибудь ещё жутко очевидное.       — Через сколько ты будешь готов? — спрашивает Шерлок, и Джон встаёт из-за стола.       Семь минут спустя они выходят за дверь, и почти полная чашка чая Джона остаётся остывать на столе.