Техническое обслуживание и ремонт

      Когда Джон наконец понимает, что проснулся, его глаза ненадолго открываются. Пробуждение ощущается с каждым медленным морганием, по тому, как неразмытый свет легко проскальзывает, не жалит и не колет только что отошедшие от сна глаза.       Возле двери скрипят половицы, и Джон наклоняет голову, чтобы увидеть, как Шерлок стоит в проёме. Нет, не стоит — колеблется.       Его тело — бледная линия между распахнутых пол голубого халата, и в наклоне бёдер и подрагивании рук заключены красота и неуверенность. Если обычно Джон находит неуверенного Шерлока забавным, или милым, или нуждающимся в защите, то при виде его в таком растрёпанном состоянии он хочет стереть эту предательскую морщинку между тёмных бровей.       Джону приходится прочистить горло прежде чем сказать «привет», а затем он садится, трёт глаза, пытаясь показать, что всё нормально, просто и всё в порядке.       Из-за положения сидя простыня съезжает и падает на колени, оставаясь на месте только там, где прилипла к коже из-за подсохшего пятна спермы и смазки. Джон кривится, а затем надеется, что Шерлок не станет неправильно толковать эту гримасу — но когда поднимает глаза, Шерлок ступает в комнату и прислоняется к косяку со скрещенными руками и полуулыбкой, выдающей самодовольство.       — Болван, — бормочет Джон, но чувствует ответную улыбку в уголках губ. Он стягивает простыню с кожи. — Фу.       Сырая мочалка шлёпает его в грудь, а затем шмякается на колени. Джон не знает, то ли запустить её обратно в Шерлока, то ли поблагодарить его, поэтому сосредотачивается на приведении себя в порядок. На это уходит совсем немного времени, но с каждым поворотом торса Джон чувствует доказательства картины, что они написали в слабой боли и наливающихся синяках.       Он проводит по тени от кончика пальца на правом бедре, затем прикладывает большой палец к ней, неуклюже крутит рукой и пытается приложить кисть точно на место к синякам от хватки. Затем Джон смотрит на своё левое бедро и чуть моргает от удивления — синяков нет. Конечно, синяков нет — нет и настоящей кожи, чтобы остались отметины, но всё же.       Джон встряхивает голову и смотрит на Шерлока, который теперь пялится на него в ответ с открытым весельем, в глазах пляшут чёртики.       — Я нужен, чтобы истолковать это для тебя?       Джон фыркает. Он швыряет грязной мочалкой в Шерлока, тот уворачивается и оставляет её там, где она шлёпнулась на пол. Он делает шаг вперёд, затем ещё один, и Джону почти больно от того, насколько тот обнажён, и насколько обеспокоенный Шерлок не подаёт вида.       Кровать не прогибается под весом Шерлока, потому что он на полпути к ней меняет направление и идёт к своему шкафу. Джон открывает рот, но затем не говорит ему вернуться в постель, — над словами берут верх нервы и неуверенность.       Джон вздыхает и пробегается руками по волосам, по лицу, и когда вдыхает, соблазнительный аромат постели Шерлока смешивается с таким домашним запахом сырой мочалки. За этими запахами всё ещё крепко держится густой дух секса, неуловимый и настойчивый одновременно.       Руки падают на колени, и когда Джон сдвигает бёдра, то замечает, как свободно болтается «кожа» — должно быть соскользнула с нескольких защёлок во время — во время —       К своему ужасу он вспыхивает.       Джон не уверен почему, то ли потому, что издал возглас, то ли потому, что Шерлок каким-то образом определяет смертельное унижение на слух, но Шерлок, оторвавшись от полок шкафа, выбирает именно эту секунду, чтобы посмотреть на Джона. Джон видит миг, когда глаза Шерлока начинают закрываться, но это не значит, что, когда падает на спину в кровать, то может остановить сдавленный самоуничижительный стон.       Тот вырывается, прямо сквозь пальцы, прикрывающие рот, а затем преображается в икающий смешок.       — Что? — глаза Шерлока сужаются, когда Джон умудряется посмотреть на него из-под неэффективного щита из ладоней.       Джон опускает руки и пытается собраться, и очевидно, это правильно, потому что Шерлок обводит взглядом всё его тело, возвращаясь к лицу, после каждого броска, и настороженно шагает к кровати.       — Джон?       — Мы, ээ, — румянец усиливается, и Джон не может сдержать (нервное) хихиканье. — Мы…       — Не тяни, Джон! — Шерлок почти что в панике из-за незнания. Переполох написан у него на лице, но сейчас это хорошее выражение, а не его обычное высокомерное нетерпение.       Джон собирается продлить эффект, но слова просто вырываются:       — Мы растрахали мою ногу.       Глаза Шерлока расширяются, а лицо остаётся неподвижным. Он издаёт тихий возглас, как лёгкое удивлённое покашливание.       Это становится последней каплей, и Джон начинает задыхаться задолго до окончания приступа смеха. Шерлок прислоняется к стене возле шкафа и пока смеётся, его лицо расчерчено весельем, а глаза зажмурены. Каждый взрыв хохота, похоже, смывает слой напряжения.       — Серьёзно? — наконец выговаривает Шерлок.       Джон до хруста зевает, строго говоря, всё ещё не проснувшись.       — Не гнездо — только чулок.       — Ох, хорошо, — слабо говорит Шерлок, и Джон впервые слышит такой и смущённый, и одновременно полный облегчения ответ от него.       Джон садится, вздыхает и хватается за края «кожи» — теперь, когда он тянет её, то чувствует, как сильно та разболталась и съехала. Он всё ещё в хорошем настроении, но тихо ругается, пытаясь установить чулок на место, не снимая его полностью — безуспешно.       Джон выпрямляется с раздражённым вздохом и видит, что Шерлок смотрит на него. В его глазах снова читаются опасения, и Джон наконец понимает, что Шерлок не сомневается в своих решениях и действиях прошлой ночью. Он сомневается в его.       Чистейшая нежность, сопровождающая это понимание, поспешно накрывает Джона, расставляя всё по местам, и тот осознаёт, что может улыбнуться и сказать Шерлоку:       — Вот, дай мне руку?       На этот раз кровать прогибается, когда Шерлок устраивается рядом с Джоном, ещё не прикасаясь, глаза всё ещё обыскивают Джона на признак — чего? негодования? неприятия?       — Джон? Ты уверен?       — Конечно…       Шерлок поджимает губы.       — Ты хочешь, чтобы я —       — Знаешь, я недавно помогал с кибернетической процедурой… тройное устное согласие — это то, чем ты сейчас занимаешься?       Шерлок вспыхивает.       — Я…       — Потому, что ты должен знать, Шерлок, медицинская формальность — последняя вещь, которую я жду от тебя, — говорит Джон и накрывает руки Шерлока своими.       Шерлок держит лицо направленным вниз.       — Я не хотел вести себя самонадеянно — и единственный раз, когда ты позволил коснуться тебя, произошёл в медицинском контексте… что ж, до недавнего эпизода, — поправляется он, и его щёки краснеют ещё сильней. — Поэтому… я подумал, что это единственные приемлемые параметры. И, разумеется, ты не прикасался ко мне во время прошлого… контакта.       Джон фыркает.       — Ну, я говорю тебе сейчас, хорошо? Согласовывать со мной — замечательно, но согласие в трёх экземплярах уже перебор, ладно? И, кроме того, едва ли это моя вина, что ты не позволил мне прикоснуться к себе в ответ!       Шерлок всё ещё выглядит неуверенным, сомнения сворачиваются в пальцах и запястьях, и это опасение пронзает Джона до металлических костей.       — Вот, — шепчет Джон, взяв руки Шерлока и положив их на бедренный рубец. — Держи крепко, пока я пытаюсь… — но даже с помощью Джону не удаётся установить чулок на место. Он вздыхает и опускает руки.       — Снимаем? — предлагает Шерлок чуть дыша.       — Снимаем, — твёрдо отвечает Джон, чтобы восполнить дрожь, которая по ощущениям вот-вот накатит, и делает небольшой побуждающий жест, чтобы Шерлок начинал. Джон расщёлкивает последние несколько застёжек, затем Шерлок присоединяется к стряхивающим движениям, направляющим «кожу» вниз. В две пары рук дело идёт быстрее, и Джон смакует, как «кожа» сходит без гудящего, чрезмерного ощущения, которое у него плотно ассоциируется с любого рода техобслуживанием.       Он побеспокоится об этом позже.       Нога Джона мягко поблёскивает на бледных простынях, изгибы конструкции и мышц имитируют мягкость плоти даже несмотря на то, что сминают складки хлопка под собой. Там, где нога прилегает к телу, замысловатые шрамы Джона перьями отходят от стыка, смягчая резкую линию перехода органического к неорганическому.       Джон наблюдает, как Шерлок упивается зрелищем, позабыв об опустевшей «коже» в руках.       — Джон?       — Действуй.       Джона прошивает мелкая дрожь, сопровождаемая, но не перекрываемая ознобом, когда ладони Шерлока осторожно ложатся на кибернетику. Спустя секунду они скользят вдоль сенсорной поверхности, и глаза Шерлока на мгновение закрываются.       Со своей стороны, Джон наконец вспоминает как дышать, и из-за вырвавшегося рваного вдоха Шерлок поднимает и отводит ладони в сторону.       — Я… — начинает он, но Джон перебивает Шерлока, взяв за руки и положив их обратно на ногу, глаза Джона закрыты, он дышит, справляясь с контактом. Спустя секунду он отпускает Шерлока и ложится в кровать, прижав ладони к постели.       — Джон?       — Всё в порядке, — он обдумывает. — Я в порядке.       Джон чувствует момент, когда Шерлок расслабляется и погружается в своё тактильное любопытство. Пальцы проводят вверх и вниз, очерчивая линии конструкции и проводки, и Джон понимает, что это должно быть щекотка, ещё до того, как это понимает его тело, и ему почти удаётся не дёрнуться.       Шерлок пронзительно смотрит на него, а затем повторяет эксперимент. На этот раз вся нога Джона дёргается, что совершенно безумно, ведь если ощущение не транслируется как боль, такого рода рефлексивное чувство должно быть зеркальной реакцией. Шерлок трогает неправильную ногу, чтобы всё сработало.       — Ах, — отзывается Джон. Он встаёт обратно и пытается не дать ситуации выйти из-под контроля. — Так быть не должно.       — Кто сказал? — спрашивает Шерлок, проводя большим пальцем по месту, где должен находиться седалищный нерв. Нога снова дёргается. Джон чувствует это, чувствует, как мозг заполняет пробелы, словно новая реальность закрашивает прошлый «соедини точки»-доклад об ощущениях.       — Оперативное руководство.       — Что ж, оно ошибается.       Эти слова звучат словно сквозь вату, хотя отдаются мощным потрясением, как пинок в живот, лишь с гулким эхом в ответ.       Джон задаётся вопросом, сколько из его восстановления и корректировки строилось вокруг плохо информированного лечения сквозь призму безнадёжности. Он задумывается, сколько его собственных взаимодействий было искажено «знанием», что состояние никогда не улучшится, что восстановление будет в лучшем случае терпимо стабильным.       Он подозревает, что ответ — «много», если не «большая часть». Если не «все».       Джон не хочет думать о том, сколько других людей столкнулось с такими же прогнозами, предписанными методами, неразумно преследующими их. Упражнения, которые едва тормошат поверхность соединения. Назначения, которые одинаково и вредят, и помогают, в меньшей степени лечат, в большей — снимают симптомы. Конечные сроки, которые крадут радость каждого дня, пока обратный отсчёт не становится прямой линией.       Он не понимает, что дыхание изменилось, застряв в горле, пока руки Шерлока не замирают на его не-плоти. Джон сглатывает, борясь с жаром в груди, комом в горле и жжением в глазах. Частое моргание немного помогает.       Когда он наконец смотрит на Шерлока, тот держит руки на коленях, бледные пальцы прижаты друг к другу, и выражение его лица устранить намного легче, чем то выражение, которое Джон пытается удержать на своём.       — Я, — начинает он, а затем останавливается, потому что не знает, как высказать хоть что-то из буйства эмоций, закручивающихся внутри, начиная со скорби, гнева и негодования, заканчивая мучительной надеждой, болезненной благодарностью и парализующим облегчением. Джон не знает, как объяснить Шерлоку, что это не его вина, что он ушёл и небрежно доказал, что каждый постулат аугментационного существования Джона ошибочен, и в своём обычном шерлостиле сделал это так просто и небрежно, что последствия оставили Джона задыхаться от гневной, испуганной, душераздирающей мысли «а что если бы он этого не сделал?»       Джон так много времени смотрел смерти в глаза, решая «не сегодня» — и насколько это было необходимо?       Лицо Шерлока не является непроницаемым, каким тот, очевидно, пытается его сделать, пока говорит:       — Джон, я… если я сделал или сказал что-то… Прости меня, — боль в этих словах зажигает пламя в душе Джона, обрывает сердце, и его ответ пробивается хриплым рыком:       — Ради бога, не извиняйся, — и Джон сминает их рты вместе, обхватывает Шерлока руками, грубо притягивая этот набор бледных конечностей и тёмных кудрей на себя.       Удивлённый возглас, который издаёт Шерлок, быстро сменяется стоном удовольствия. Он отстраняется, и Джон решает, что пьяный от поцелуев — лучшее выражение Шерлока. Плюс смущённый для верности.       — Джон?       — Я не расстроен из-за тебя, Шерлок — я расстроен только из-за всех остальных.       Польщённая уверенность разворачивается в чертах Шерлока, становясь хищной так быстро, что у Джона перехватывает дыхание.       — Они все идиоты, — говорит Шерлок с таким пылом, что мрачнеет голос. Взгляд мрачнеет тоже, а затем Шерлок снова целует Джона беспощадно, требовательно и ни капли не нежно. Удивление вновь срывается с его губ, когда Джон выворачивается, а затем перехватывает инициативу. Левая рука Джона опять поселяется в этих кудрях на загривке Шерлока, правая — находит сосок, а затем губы перемещаются, целуя по пути нижнюю челюсть, добираются до уха, втягивают, сжимают и соскальзывают ниже, чтобы насладиться шеей. Там виднеется отметина уже (всё ещё) красная с прошлого раза.       Шерлок вскрикивает, когда Джон кусает, сжимая мышцу в изгибе шеи, и возглас отзывается потрясённым блаженством. Восклицание звучит беспомощным, невольным, инстинктивным и насквозь пронизывает Джона желанием.       Джон убирает рот, и Шерлок говорит «о боже», а затем Джон накрывает ртом его сосок и втягивает, и Шерлок всем телом бьётся в конвульсиях.       — Ангх, — выдавливает Шерлок, и, похоже, ему пришлось приложить много усилий для этого.       На данном этапе халат становится проблемой, и Джон распахивает его и опускает вниз. Халат немного ограничивает руки Шерлока, что удобно, потому что Джон знает, насколько эти руки могут быть отвлекающими, а сейчас он хочет сосредоточиться на теле под собой, на Шерлоке, на том чтобы трогать и трогать. У него появляется внезапное, всепоглощающее желание быть таким — телом, вызывающим удовольствие у другого тела, использовать это тело для достижения цели.       Джон не чувствовал себя так со времен До — и никогда так сильно. Он никогда не чувствовал, чтобы возбуждение нарастало и нарастало, как вспышка молнии, которая должна ударить. Джону кажется, что он весь гудит изнутри, словно готов переполниться.       Он тянется вниз, и кончики пальцев врезаются во вновь возбуждённый член Шерлока — и Шерлок хнычет. Джон сдвигает руку вниз и обхватывает пальцами ствол, удобно, так, как ему нравится, потому что это его единственный опыт, и это пугает.       — Джон, — выдыхает Шерлок, и Джон чувствует лёгкий прилив триумфа и безымянную невесомую боль от того, что Шерлок звучит так благоговейно и удивлённо от этого дарующего прикосновения. — Тебе не нужно — если ты не хочешь —       — А если я хочу?       На лице Шерлока написано изумлённое неверие, и всё в таком роде. Джон сдвигается вниз и опускает рот на член Шерлока. Следующий звук, который вырывается у Шерлока, прокатывается рыком и становится сдавленным заиканием:       — Я… я…       Шерлок тёплый, чистый и солоноватый. Всё это дело неряшливое, влажное и ему не хватает опыта, но Джон добросовестно продвигается пока не заглатывает половину члена, а затем, вспоминая, что для него делал Шерлок и о тех разах до войны, когда удовольствие было в изобилии, проводит языком по головке. Через мгновение он всасывает и тут же подаётся назад, когда бёдра Шерлока дёргаются вверх.       — Да? — хрипит Джон, и Шерлок издаёт задушенный стон, жарко пронзающий тело и покрывающий кожу мурашками. Крепко удерживая бёдра Шерлока, Джон прислушивается к мольбе в этом бессловесном вскрике, и берёт член в рот снова, и снова, и снова, пока Шерлок задыхается, и задыхается, и —       — Джон…       Запутавшиеся в халате руки поднимают Джона вверх, а затем на него обрушивается голодный поцелуй, и его напор и прикосновение сводит Джона с ума и выбивает весь дух. Их бёдра сдвигаются, и они оба захлёбываются, когда члены начинают согласованно скользить. Пот, слюна и предъякулят достаточно скользкие, чтобы трение не было сухим.       Джон целует Шерлока, затем упирается лбом в его лоб, подбрасывает бёдра вверх и медленно толкается вниз — и боже, это потрясающе, так хорошо — и Шерлок стонет и с новой силой борется с путами своего халата, но лишь замирает от трепета, когда Джон повторяет толчки, сгибая ноги, чтобы продлить скольжение по самой чувствительной коже Шерлока, желая одарить, показать мужчине под собой, что он может, чего хочет, и на какие желания и действия Шерлок вдохновляет.       Джон делает ещё три рывка прежде, чем Шерлок снова пытается и наконец освобождает руку — а затем длинные пальцы влажно обхватывают обе эрекции, и трение пронизывает желанием большего. С новым углом, с каждым микросдвигом Джон чувствует, как голая кибернетическая нога ездит по ноге Шерлока, прижимаясь ближе, и ощущения грандиозные, сбивающие с толку, изумительные, почти отвлекающие —       Шерлок кончает с прерванным криком, мышцы живота сжимаются, голова наклоняется вперёд, а затем откидывается назад в хлыстовом движении, и дыхание выходит из-под контроля. Жар и внезапная липкость спермы в паре со сбивчивым стоном Шерлока толкают Джона за край, его бёдра подаются вперёд последний раз и он увеличивает беспорядок между их животами.       Пыл и великолепие оргазма не утягивают Джона на дно в этот раз, и он проводит бёдрами по бёдрам Шерлока, продлевая ощущение, пытаясь угнаться за последней каплей удовольствия. Шерлок подаётся навстречу, выдерживая ритм, его голос становится низким и гортанным от их рваных движений.       Когда дыхание успокаивается, настаёт ещё один поцелуй. Мягкий, но не осторожный, глубокий, но не яростный, это просто объединение, сближения и отдаления, наслаждение губами и языками. Они со вздохом разделяются, и Джон скатывается с Шерлока.       — Моя очередь? — спрашивает он, и Шерлок одурманено кивает. Джон едва сдерживает усмешку, когда направляется в ванную (останавливаясь по пути, чтобы подобрать грязную мочалку), чтобы взять чистую для Шерлока. Он запускает мочалкой в Шерлока, и тот ловит её не глядя. — Выпендрёжник, — бормочет Джон, но слышит, как улыбка превращает его слова в похвалу.       Он наблюдает, как Шерлок очищает себя, разводя ещё больше беспорядка, проводя пальцами по жидкости на животе прежде, чем всё стереть. Кажется, он погружается в созерцание действа и текстуры. Серебристые глаза мельком глядят на Джона перед тем, как Шерлок быстро пробует на вкус — кривится и вытирает руку.       Джон фыркает и ловит запачканную мочалку, когда Шерлок кидает её в него.       — Никогда не пробовал себя?       Шерлок морщит нос в ответ, а затем добавляет:       — Смешивание не улучшило вкус.       Джон кладёт мочалку в корзину Шерлока.       — Сколько времени? — спрашивает он.       — Много. Или мало, — Шерлок всё ещё лежит на боку, представляя собой изящный изгиб длинных конечностей и бледной кожи.       Он пожимает одним плечом, и халат окончательно соскальзывает.       Джон ухмыляется.       — Ты же понятия не имеешь, ведь так?       Шерлок фыркает.       — Как будто это имеет значение. Обычно ты спишь в этот час, так что поздний он или ранний — едва ли есть разница.       Джон идёт в ванную выключить свет, и за спиной раздаётся тихий голос Шерлока:       — Джон.       Джон замирает, затем оборачивается, и как только делает это, понимает, что на его лице отражается множество вопросов. Не то чтобы он мог с этим что-то сделать.       — Шерлок? — добавляет он ещё один.       — Ты можешь спать. Здесь. Если хочешь, — прямо над ключицей Шерлока, разливается отметина по размеру и в форме рта Джона. — Это не обязательно, конечно, это — я просто — пока ты не —       Шерлок захлопывает рот со щелчком, и Джон заканчивает выключать свет. Он пробирается практически через полную темноту, осторожно двигаясь по полу, опасаясь ловушек из одежды и «кожи». Когда он задевает бедром кровать Шерлока, то садится. Шерлок полностью замирает рядом с ним и едва дышит.       — Подвинься, — поторапливает Джон, а затем ложится на освободившееся место возле Шерлока, который теперь находится недостаточно близко. — Иди сюда.       — Определись, — ворчит Шерлок, но Джон поворачивается к нему лицом, поднимает руки и Шерлок подаётся вперёд в его объятья. Всё теперь кажется простым, только в этот миг: два тела, жмущихся ближе, влажных от усилий, утомлённых сексом. Утром уже так не будет, думает Джон. Простота схлопнется от вопросов, станет реальностью, конечными сроками, и —       — Ты слишком горячий, — пыхтит Шерлок.       Джон смеётся, возвращаясь из завтрашнего в настоящий момент, и его волнует только один вопрос:       — Ты когда-нибудь перестанешь егозить?       Шерлок фыркает, затем сдвигается, отворачивается, и Джон опускает руки и обнимает Шерлока за талию.       Пять дней, думает Джон и сжимает Шерлока немного крепче.       — Хватит думать, — раздаётся раздражённая команда, и Джон закатывает глаза.       Они оба засыпают.