Ветер в ивах

Над окраиной повисает сырость. Воздух стылый и влажный, он мягкой поволокой ложится на плечи и скользит меж ладонями, оседает мутной росой на губах; все звуки, такие яркие и звонкие по летней жаре, сейчас вязнут в безветрии и кругами расходятся по серым осенним лужам, и редкий оклик черных ворон над опустевшими жнивами разносится гулким эхом и тает в тишине. В оврагах между полей, по низким долам залегает туман, тонкой бумагой разрывающийся, обволакивающий, душный, легкий, мягко-серый, как сны Бильбо, он течет облаками - отражение в луже неба над головой. В этой сонной реке, покоящейся в берегах, которых нет у нее, мелькают изредка одинокие колосья, побитые ветром и потерявшие все зерна - остовы сгоревшего октябрьским багрянцем лета, маяки приближающейся зимы. Капли прошедшего недавно дождя повисают на самом их кончике и ждут, пока дохнет на них северный ветер, чтобы вниз прыгнуть и раствориться в тихом тумане, с невесомым шелестом кочующим по земле - Бильбо кажется иногда, что прячется под ним зачарованные воды, черные волны колдовской реки, шептавшей ему морок в непроглядном лесу, и это словно сон во сне, но он не спит. Природа закрывает глаза и обнимает себя за плечи, укрытые черным одеянием вдовы. Казалось бы, не так давно еще гуляла шумная свадьба жатвой и свистом кос, веселыми праздниками, перекличем девушек в лесной чаще, малиной, рассыпающейся по лукошкам, сентябрьским золотом, и вот уже одетая в черное молодая жена, поредевшая, посеревшая, поет холодными вечерами в каминной трубе по умершему мужу. Бильбо замирает посреди мокрой травы и тумана, дышать перестает - и тогда он видит, как на краю леса провожает Природа-Матушка заплаканными ноябрьскими ливнями глазами стаи перелетных птиц, уносящих листьями алую кровь ее мужа к далекому морю, чтобы через год он вновь смог к ней вернуться в злате первой осени. А пока она кутается в саван покрепче, ложится в землю черную, сырую, стылую, замершую в преддверии зимы, и засыпает полным ласковых грез сном - до весны. Как ни странно, Бильбо чаще стал выходить на прогулку. Летом он все больше сидел на родном крыльце, пуская кольца дыма в небо и наблюдая со смехом за возней детишек - когда не работал; теперь же он уходит все дальше в поля, гуляет по размокшим от непрерывных дождей дорогам и не возвращается, пока башмаки его насквозь не промокнут и не заалеют от холода кончики острых ушей. Во всей этой разрухе он находит неожиданное успокоение - чувствует единение с Природой, делит с ней одни переживания на двоих, но это не посмертный плач и не глубокий сон - долгий вдох перед перерождением, далекая дорога на горизонте, надежда на скорую встречу. Как давно все это началось, думает Бильбо, перепрыгивая с кочки на кочку, выдыхая клубы пара - вот уже год прошел. Ровно год с тех пор, как в первый раз пришло ему письмо от Подгорного Короля - а ноне от Торина - и к чему все это привело? Бильбо обнимает себя замерзшими пальцами за ребра, и промозглый холод, забирающийся под легкую куртку, лишь сильнее дает почувствовать колкое, нежно-вздрагивающее тепло у него в груди. Колючий терновник все также оплетает солнце между легких, но Бильбо знает - весной он зацветет. А солнце это поет, заливается у него в груди, и своевольный ветер в ивах вторит ему протяжной песней. Год подходит к концу. "Бильбо, мой добрый друг, Наверное, негоже так письмо начинать, и все же, с самых первых строк хочу с тобой поспорить, ведь ты сказал, будто не могут неугомонные хоббиты казаться идеальными суровым гномам, а это, хоть я и сам раньше по воле собственной гордыни и незнания думал иначе, неправда. Возможно, как раз в этой непохожести наших рас и кроется разгадка, ведь мы оба - дети земли, одни живут на ней, а другие - под, и только в соединении получается целое. Поэтому, может, и не могут ужиться гномы с эльфами - слишком уж вторые оторваны от земли, живут на деревьях, словно звери какие; гномы и хоббиты же - словно две стороны одной монеты. Так что неправ ты, дорогой Бильбо, могут хоббиты быть идеальными для гномов, могут быть примером для подражания и восхищения, мне это довелось изведать на собственном опыте. Но в кое-чем ты все же прав - отчасти. Ты и вправду часто был перед моим взором, к сожалению, действительно строгим, быть может, даже более строгим, чем было нужно, особенно учитывая, что ты, как я знаю ныне, изначально не заслуживал такого отношения. Но истины ради стоит сказать, что ты мельтешил бы, как ты изволил выразиться, передо мной намного меньше, если бы сам я за тебя взглядом не цеплялся, не наблюдал за тобой постоянно. Я безусловно не хотел никоим образом оскорбить тебя или твой народ, говоря, что вы не так обстоятельны или к делу подходите без должной аккуратности и ответственности. Наоборот, горести и радости похода, что мы разделили на двоих, показали мне, что это далеко не так, и именно это меня восхищает - то, какой легкостью пронизано все ваше существо, что вы и работу свою легче делаете и всех, кто с вами рядом, этой легкостью наполняете. Впрочем, ты верно, и не думал обижаться, не так ли? Жало Вашего языка, мистер Бэггинс, порой так остро, что я и не чувствую уколов. Хотя укол по поводу наших празднеств был достаточно ощутим! Никак кладовку свою, разворованную неотесанными и невоспитанными гномами, забыть не можешь? И, стало быть, интересно тебе теперь, не оставили ли мы от Горы и камня на камне после пиршеств в честь ее освобождения и перерождения в заново отстроенных стенах? К слову, мысль о том, что ты так до сих пор и не был ни на одном из них, не дает мне покоя, ведь именно тебе все гномы и люди обязаны возвращением родного дома. Но самый главный пир во имя окончания работ так и не был до сих пор дан - мы хотим устроить его, когда самый последний камень будет поставлен на свое место, в связи с чем хотелось бы и тебя пригласить обратно в Эребор, посмотреть на результаты своих усилий, ради чего ты сам чуть родной норы не лишился. Да и гномам бы хотелось увидеть того легендарного Взломщика, которому они столь многим обязаны. Да, Бильбо, о тебе по Горе уже легенды ходят. А нам не терпится свидеться с дорогим другом. Что до твоего приглашения, боюсь, часть с хороводами я буду вынужден отклонить, но самим предложением склонен воспользоваться, но, к сожалению, уже не в нынешнее время. Вот уже осень подходит к концу, непогода подпортила все дороги, как ты и сам прекрасно знаешь, да и конкретно сейчас на меня неожиданно много навалилось государственных хлопот, так что поездку нашу, неважно чью, придется отложить до весны. Но ловлю тебя на слове! Боюсь, мой милый друг, у тебя могло создаться неверное представление о наших женщинах. Да, они действительно не любят ярких красок, их одежда полна, по большей части, тусклыми темными тонами, но это не от угнетенного их состояния или отсутствия радостей в жизни. Просто такие цвета не скрывают, но подчеркивают красоту драгоценностей, коие гномки носят во множестве. Ты прав, наши женщины растут и живут в самом сердце гор, для них истинная красота не в быстротечности лета, хрупкости паутины или увядание цветка; красота незыблемая, вечная, тонко вырезанная искусной рукой мастера - вот что для них по-настоящему ценно. Гномы дарят своим женам букеты из золота и изумрудов, розы и лилии, рассыпанные по широкой кайме ожерелья. Может показаться, что гномы уважают лишь крепкую силу, что настоящий мужчина, по нашему мнению, обязательно должен уметь ковать оружие, но это не совсем так. Ковать снаряжение для военного дела умеет каждый гном, это безусловная истина, не подлежащая сомнению, по-другому и быть не может, а вот работа тонкая, создание украшение хрупких, невесомых, с лепестками, вырезанными до самой последней прожилки - и такими же тонкими - это дело, не каждому подвластное и отличающее истинного мастера. Вершиной мастерства у нас считается не просто создать полное отражение природы - отражение всегда небезупречно, ведь в любой момент может подуть ветер и пустить рябь по воде - но превзойти ее, чтобы украшение стало еще более прекрасным, чем оригинал. И каждый гном стремится к этой вершине, поскольку приношение в дар драгоценности, собственными руками созданной, является частью ухаживания за девушкой и, позже, доказательством любви мужа к жене - мы, хоть ты и не веришь, действительно довольны суровы, и наши женщины тоже. Они считают, что слова - пустой звон по ветру, он подхватит их и унесет вдаль, а время и усилия, отданные ради улыбки любимой женщины, действительно о многом говорят и без слов. Так что не любят гномки платьями красоваться, зато украшениями дорожат сполна. Впрочем, отошел я от темы, не о том поведать тебе желал. Тебе могло показаться, что женщины наши бесправные, под гнетом мужчин живут. Но это совсем не так. Просто у нас разделение обязанностей между мужчиной и женщиной более ярко выражено, чем у вас или людей. Гномки в дела мужчин не лезут, но и в свои не пускают, о, только попробуй слово ей поперек сказать на ее территории! Как бы это странно не звучало, но, быть может, только потому мальчишки наши сильными мужчинами вырастают, потому что женщины мало допускают отцов к их воспитанию. Гномки в наших пиршествах неохотно участвуют, поскольку им самим скучно, а не потому что им не позволяют. Темперамента им не занимать, чуть что - сразу скалку в руки берут, да, впрочем, так с нами и надо, мы ведь иначе непробивные, как ты, к сожалению, и сам успел заметить. Быть может, по-другому окончилась бы для нас с тобой Битва Пяти Воинств, ударь ты меня в минуты моего гнева Аркенстоном по голове. И женихов себе гномки сами вольны выбирать, хотя слово родителей тоже вес имеет. Моя сестра, будучи принцессой, отвергла двенадцать претендентов на ее руку из высоких родов, а потом еще двенадцать раз отказывала своему будущему мужу, отпрыску семьи не самой знатной. Добилась своего - он ведь вначале не по любви к ней сватался, просто счастья решил попытать - вдруг получится принцем стать и денежное положение рода поправить, а отказ его так покоробил, что он решил пытаться вновь и вновь, пока измором сестру мою не возьмет. И сам не заметил, как влюбился, страстно, горячо, без памяти, и Дис в него также - она и сама ему не симпатизировала поначалу, но решила в себя влюбить, чтобы досадить отцу. Вот ведь как бывает, Бильбо - из обоюдной неприязни и холодности при знакомстве в итоге вырастает самое сильное и страстное чувство. Не правда ли? Касательно твоего вопроса о времяпрепровождении женщин - конечно, у них есть свои развлечения. Гадание по зеркалу, о котором ты говоришь - я слышал о чем-то таком, когда жил среди людей после падения Эребора, но, насколько я знаю, это занятие для незамужних девиц. У нас же, наоборот, замужние женщины, умудренные жизнью матроны и старухи гадают на вороньих костях, предсказывая будущее. К ним-то и бегают за советом молодые девушки и даже короли перед битвой могут обратиться за помощью к рунам. Сейчас это уже давно превратилось в полуправдивый слух, но говорят, что за пару лет до нападения Смога руны у одной старой гномки по имени Урд сложились в очертания драконьих крыльев, но Трор рассмеялся в ответ на ее предостережение, сказав, что великий Король-под-Горой не будет следовать бабьим бредням. Рассказ о твоем детстве ответил на многие мои вопросы и заставил в ином свете посмотреть на все наше предыдущее знакомство. Вот уж действительно Бэггинс-Тук! Это многое объясняет. Я не знал, как много ты теряешь, отправляясь с нами в путешествие, потому твои сомнения, что ты пытался решить с помощью носового платка, мне вполне понятны, и я лишь жалею, что не знал о них раньше, хотя тогда наше общение могло бы пойти по совсем другой колее, так что, кто знает - может, так и было суждено. Лучше поздно, чем никогда. В любом случае, душевный покой, который ты в итоге получил, многим дороже всех нор, богатств и респектабельности, в этом, я думаю, ты согласишься со мной. Да и судя по твоим рассказам о детстве, ты всегда обладал репутацией лихой и сумасбродной, так что и терять нечего. А отец твой, Бильбо, действительно был личностью незаурядной! Он, похоже, сам был тот еще сумасброд - возможно, ты не все знаешь о Бэггинсах, мой друг? Может статься, что и путешествовать он никогда не хотел, просто его уму - а по тому, как ты его описываешь, видно, что мистер Бунго и вправду обладал умом острым - было тесно в узких рамках вашей респектабельности и консервативности. Вот он и утер всем нос - много девушек, наверное, заглядывалось на него да на его богатства, а он женился на той единственной, коей богатства эти были не нужны, и коия единственная ему под стать была. К тому же просторную нору ей подарил - ей, девице из лихих Туков. И сына соответствующе воспитал - он ведь, как ты сам написал, понимал, какой хоббит родится от такого союза, и понимал даже больше, чем ты сам думаешь: сдается мне, твой отец предвидел, что ты однажды на месте не усидишь и сорвешься в дальнее странствие - поскольку у них самих это не получилось, а в тебе смешалась кровь их обоих - и готовил тебя к этому. Потому и позволяли тебе гулять одному по лесам допоздна - все равно не удержишь. Да, хотел бы я познакомиться с твоим отцом. Ты ведь от него не только коллекцию карт унаследовал, но и свой острый язык, не так ли, Бильбо? И с матушкой твоей тоже хотел бы поговорить хоть раз, жаль, что это уже невозможно. Думается мне, ты - вылитая ее копия. Что касается меня - детство мое хоть и должно быть интереснее твоего из-за моего происхождения и положения, как многие привыкли думать, едва ли таким является на самом деле. Я был первым ребенком в семье, самым старшим - а, значит, наследником, потому с самых ранних лет меня готовили к тому, что однажды я займу свое место на подгорном престоле. Так что надо мной, наоборот, был довольно строгий надзор. Меня учили всему, что должен знать и уметь будущий правитель и король, всему, что может понадобиться как в делах взаимодействия с другими королевствами, так и во внутригосударственных интригах, от которых, к сожалению, нет никакой возможности избавиться, покуда существуют высокие рода и их борьба за власть и влияние. Военное дело и тактика, дипломатия и ораторское искусство, логика и смекалка - всему этому наследника гномьего престола начинают учить сызмала, пока ум его еще так быстр и восприимчив ко всему новому, не закован в рамки условностей и воспитания, чтобы принц - будущий король - чувствовал себя в сонме государственных дел так же, как рыба чувствует себя в воде. Просто задачи поначалу дают самые легкие, делая их все более трудными по мере взросления ребенка. Конечно же, изрядную долю времени занимали тренировки, во время которых мы учились сражаться на мечах, секирах, булавах, клинках и стрелять из лука. Да, друг мой, я умею стрелять из лука, хоть гномы и презирают этот вид оружия по понятным причинам: король должен уметь пользоваться любым оружием - ведь никогда не знаешь, как будет идти битва - и в первую очередь оружием врага. Я только что заметил, что случайно написал "мы учились" - не думай, друг мой, что к наследованию престола готовят только первенца, все дети являются наследниками и проходят одинаковое обучение, поскольку всегда есть вероятность, что старший сын может погибнуть в бою или даже от обычной простуды, не оставив собственных наследников - и тогда престол переходит к следующему ребенку. Так что я занимался вместе с младшим братом Фрерином и не только с ним - сестра обучалась вместе с нами и принимала участие во всех тренировках, хоть это и не особо поощрялось. Гномы никогда не говорят об этом, разве что после бочонка добротного эля, но на самом деле гномка может стать не просто королевой - правительницей. Другое дело, что наши женщины просто не любят выставлять свои дела напоказ, поэтому даже когда реальная власть находилась в руках королевы - а такие случаи были, и не раз - ни одна из них не стремилась сообщить об этом королевству, наоборот, поддерживала деятельный и ответственный образ правителя у своего мужа-короля, сама оставаясь в тени. Потому хоть принцесс обычно воспитывают как придворных дам, готовят их к жизни королевы-матери, а не воина, но и не воспрещают учиться вместе с мужчинами. А Дис, гордая, своевольная Дис, никогда бы не позволила оставить себя позади своих братьев и всегда была готова защищать нас, словно мать родная, хоть была младше нас обоих. К слову, именно она научила Кили стрельбе из лука. Не стоит забывать, что кроме ратного дела и умения секирой размахивать нас также обучали предметам более внешне красивым, чем полезным в жизни, но которыми должен в равной мере обладать любо отпрыск королевской крови: танцам, музыке, языкам. Я и эльфийский знаю, пусть и скрываю данный факт опять же по известным причинам, но не могу похвалиться прекрасным знанием языка - все же, обучение мое довольно рано закончилось, мне было всего двадцать пять лет, когда пал Эребор, а в скитаниях времени, как ты сам понимаешь, не нашлось. Книг я никогда не любил так же, как любил их ты, не находил в них ни спасения, ни спокойствия, но читать приходилось много. Следовало заучить назубок все родовое древо нашего рода и хотя бы несколько ближайших колен правящих родов других гномьих королевств, хорошо разбираться в истории Эребора и его законах, быть знакомым с древними рукописями предыдущих королей, что требовало отличного знания старого гномьего языка. Наконец, будучи королем, я должен был подавать пример всем гномам в королевстве, а значит, должен был быть лучшим в кузнечном деле. Подводя итог всему вышесказанному, хочу сказать, что, как ты видишь, надзор надо мной действительно был строгий, а свободного времени мало - тем слаще были те редкие минуты и часы потехи, что удавалось похитить у родителей и наставников. Ты сказал, что хотел бы знать, каково это - иметь младших брата и сестру, а я не знаю, что тебе ответить, поскольку не с чем мне сравнивать - у меня никогда не было друзей. Впрочем, возможно, их потому и не было, что я в них не нуждался - Фрерин и Дис делили со мной и радости, и горести. Мы любили иногда уйти тайком из Горы, бегать по улицам Дейла - хотя это Фрерин особенно любил, а я с раннего детства страдал той заносчивостью, часто присущей отпрыскам королевской крови, которая заставляет их сторониться простого народа и которая потом со мной сыграла злую шутку, роковую ошибку, чуть не стоившую мне жизни, и ты был послан мне судьбой, чтобы буквально выбить ее из меня. Фрерин же волею Ауле был от нее избавлен, и весь он был - кипучая энергия, веселая жизнь, бесконечный поток идей, взбалмошный, легкий на подъем, с душой, миру открытой. Возможно, это и подвело его в итоге в битве при Азанулбизаре. Именно он подговорил нас воровать хлеб у дейловских пекарей - да, Бильбо, не обманывает тебя твой острый хоббитский глаз, мы действительно воровали, и это было весело! Трое маленьких гномов, одетых в старые грязные туники - едва ли в нас тогда можно было признать наследников Одинокой Горы. Еще более будоражаще, чем из-под носа у пекарей уводить этот хлеб, было только возвращать его на место, что мы и делали всегда, ни разу себе не оставили. Фрерин говорил, что только поняв образ мыслей карманников и воришек, я, будущий король, смогу их изловить, а брат и сестра мне в этом помогут. Дис же любила ходить по острию клинка, каждый раз она старалась найти новый способ украсть так, чтобы пекарь это заметил, но она осталась бы непойманной, и смеялась радостно, когда, возвращая ему этот хлеб, кидала прямо в руки и щипала, пробегая неуловимой тенью мимо. И никогда я не оставался один, чтобы ни случилось, рядом со мной были Фрерин и Дис. Порой, очень редко, король Трор, тогда уже глубоко безумный, удостаивал своих внуков позволением посетить его в тронном зале, но это был разговор короля с его наследниками, а не дедушки с родными внуками, да и не разговор это был - монолог, во время которого мы лишь стояли и кивали. И хотя я внушал себе уважение к нему, к своему королю, к своему царственному предку, который передаст королевство моему отцу, а тот, в свою очередь, мне, все что чувствовал тогда - муторный страх, шевелящийся где-то в животе при виде этой согбенной фигуры на троне, глаза которой алчно сияли мертвым светом Аркенстона. Мы стояли вплотную, держа друг друга за руку, не смея перечить ему, но когда Король, забывшись, начинал говорить что-либо, что могло бы быть оскорбительно, Дис выходила вперед и грозно топала ногой, без смущения переча ему, а ведь она была еще совсем малюткой. Дерзкая, своевольная Дис, истинная дочь камня. Знал бы ты, что я выслушал, когда Фили и Кили захотели отправиться вместе со мной в поход, хоть я их и отговаривал. По сути, это все, что я могу вспомнить о детстве, все мои воспоминания так или иначе связаны с семьей. Оборачиваясь назад, я осознаю, что уже и не могу вспомнить, как выглядел Эребор в дни моего детства. Безусловно, он был огромен и велик, но он постоянно был в моей жизни, он был моей жизнью, я не мог себе представить, будто такое величие что-либо может сокрушить - и никогда не обращал внимания, как никогда ее запоминают что-либо давно привычное и свое. А те впечатления, что еще были у меня, давно поистерлись за прошедшие двести лет. Но, быть может, это к лучшему - Эребор возвращен и отстроен в новом великолепии, а от Фрерина мне осталась лишь заново возведенная стена, за которой мы когда-то прятались от разъяренного пекаря. Надеюсь, я смог удовлетворить твое любопытство, но если остались у тебя еще вопросы - спрашивай, друг мой. Самому бы хотелось поинтересоваться еще о твоей жизни. Ты поведал мне о своем детстве, но не рассказал о юношеских годах. Каково это было - расти, столь непохожим, с другими хоббитами? Ведь с возрастом интересы меняются, завязываются новые отношения, дружеские и романтические. Был ли ты в кого-нибудь влюблен, Бильбо? С приближающимся праздником пока не поздравляю и лишь желаю удачной к нему подготовки. Всегда твой, Торин. " Прогибаются к земле пустые колосья, клонят вниз увенчанные росой головы - капли воды на них рассыпаются бусинами горного хрусталя, венчают короной, оплетают ожерельем, омывают чернеющий ранами стебель. Под тихой поступью Норда, вместе с Бильбо гуляющего по полям, качаются сонно травы, не пробуждаясь от мирного сна, и роса на них сияет тусклым белым светом, словно звезды в полночной реке, а потом бросается опрометью по колосу - и разбивается звонкой трелью стекла. Бильбо хочется смеяться - таким правильным кажется все это после Торинова письма, будто и вправду могут сплетаться воедино трава и камень, хрусталь и вода, будто могут подойти друг другу гном и хоббит так, как небо подходит земле или солнце златое среброликой луне - столь разные, кажется, а друг без друга никак. Тем сильнее душу бередят, вспуганным чем-то, взволнованным замирают слова Короля внизу живота - думает ли он о том же? Или то было лишь изъявление дружеской привязанности? Поверить в это так сладко, заставить травы пустить корни в самое сердце горы, как она сама пускает их в землю, прочесть между строк тайно-трепетное, зарождающееся, еле теплеющееся, чего никогда там и не было - так легко. Бильбо бы успокоиться, забыть, отвернуться - он не может перестать, не может забыть, не может не думать. И от того, какой смысл он хочет, может, читает в словах Торина, его щеки пылают столь же сильно, как и солнце в его груди. Мокнут его ноги, шерстка уже совсем слиплась, и день клонится к закату, пусть в пасмурный день это можно понять лишь по переливам серого в тучах. В огромных чашах луж отражается небосвод, такой же хмурый, как плащ Гендальфа, и такой же непостоянный, вечно переменчивый, за темным пологом скрывающий грозы и солнце. И такой же волшебный. Летят по мирной глади черные росчерки перелетных птиц, Бильбо поднимает голову к горизонту - и они взлетают вверх со дна, вспархивают в самые облака, пролетают над головой; летят в дальние земли навстречу весне. К Горе летят тоже, к солнцу на знамени Дейла. Бильбо смотрит вслед крикливой стае, разносящей грай по околотку, и запоминает навсегда, запирает в птичьей клетке этот момент, когда засыпала Природа, и просыпался он сам. По воздуху тянет ароматом хмеля, идет мерный стук молотка, множится эхом в округе - селение готовится к празднику. И прав ведь Торин - хоббиты на праздники действительно горазды, радостно отмечается каждое воскресенье. Но конец старого года и начало нового - это кое-что совершенно особенное, и Шир весь полнится взбудораженным ожиданием гулянья. Бильбо наконец поворачивает к дому - готовиться к празднеству тоже. "Здравствуй, Торин, Раз ты с самых первых строк, мой милый друг, можешь позволить себе споры, то и я в таком случае найду возможным начать письмо с извинений. А извиниться я хочу за свое пресловутое мельтешение перед твоим взором: прошу простить меня, я ни в коем случае не желал стать помехой Королю в его беспрестанных тренировках по бесконтактному бою посредством морального уничтожения противника силой взгляда или передаванию всех оттенков укора спине Гендальфа. Также, вновь спешу поблагодарить за добрые слова в адрес моего народа. В правоте твоих словах я и сам смог убедиться на собственном опыте и даже сильнее, чем сам мог того желать. Ты сумел подобрать лучшее сравнение из всех существующих - гномы и хоббиты и вправду словно две стороны одной монеты, и раз уж даже эльф и хоббит могут гармонично жить рядом друг с другом, как это, если ты помнишь, уже доказали мои предки из рода Туков, то что уж говорить о гномах и хоббитах. Не могу с чистой совестью сказать, что мне, как ты изволил выразиться, интересно, не оставили ли вы и камня на камне от Горы своими празднествами, поскольку я и так прекрасно знаю, что нет. С другой стороны, без дела сидеть не будете, всем занятие вновь найдется. Со своей стороны благодарю за приглашение, признаться, мне и самому крайне любопытно увидеть результат наших усилий, Эребор во всем своем заново отстроенном и воссиявшем величии. Я видел Гору в один из мрачных моментов ее жизни, когда богатства ее внутреннего убранства, создаваемые многими поколениями гномов, были похоронены под слоями пыли или обращены в прах когтями наянного дракона. Но даже тогда она настолько захватила мой дух, настолько поразила меня своей красотой, что даже несмотря на угрозу быть пойманным огнедышащей ящерицей, способной ловко заговорить язык, мне, признаться честно, все равно пришлось заставлять себя сойти с места, к которому я чуть было не прирос еще одной довольно эмоциональной статуей. Посему, раз Эребор являет собой столь завораживающее зрелище в худшую годину, то я, видимо, просто обязан увидеть его в самом расцвете, в сияющем блеске золота и счастливых улыбок, пусть я с того момента больше и с места не сойду от изумления. Что до легенд обо мне, коими по твоим словам Эребор полнится, то я и не знаю даже - смеяться или опасаться. Зная неких нам с тобой обоим прекрасно знакомых двенадцать гномов, я в общих чертах представляю себе содержание всех этих россказней и басен. Более чем уверен, что найдется история и про наездника бочек, и про неуловимого вора эльфийского вина, и про матерого заговорщика драконьих зубов, так что о том, что у вашей бородатой братии может создаться неблагоприятное впечатление о хоббитах, как о рохлях с кладезем носовых платочков по всем карманам, беспокоиться не стоит. Но в этом-то и опасность с другой стороны! Ведь все гномы, да и не только гномы, но и люди Дейла, теперь будут представлять нас куда более блистательными, чем мы есть на самом деле. В неловкое положение ты меня поставил, Торин Дубощит - как бы мне поныне не разочаровать маленьких гномов с моей довольно невнушительной фигурой. Отрадно также слышать, что и тебя стоит ожидать в ширских краях, хотя теперь нам предстоит разрешить крайне сложный и трудный вопрос о том, кто первым к кому поедет. Впрочем, как ты и сам успел уже верно подметить, решение все равно придется отложить на пару месяцев, пока дороги не станут вновь пригодны для коротконогих пони. В любом случае, тоже ловлю тебя на слове! К слову о государственных хлопотах - ты, друг мой, помнится, в свое время обещал рассказать мне, как идут у Горы дела по восстановлению старых и налаживанию новых торговых и дружеских отношений с другими королевствами и людскими городами. Вот уже пара лун минула с тех пор, и я, признаться честно, места себе не нахожу от любопытства. Так как продвигаются переговоры? Говоря по правде, много нового открыл ты мне о ваших женщинах. Я ведь об этом и не задумывался, не утруждал себя мыслями о жизни гномок, все мои представления о них так до этого письма и оставались на уровне знания, что у Фили и Кили есть матушка, а значит, гномы не рождаются до сих пор из камня, как это заведено считать по слухам Тракта. Хоббиты - не то чтобы закрытый от внешнего мира народец, просто мы, в основе своей, действительно домоседы, да еще нос в чужие дела любим совать, что тебе уже могли прекрасно продемонстрировать мои драгоценные родственники из Саквиль-Бэггинсов, так что сплетни о какой-нибудь дальней родне или новости из соседнего селения интересуют нас куда больше, чем события, происходящие вне Хоббитании. И получается в итоге, что сведения о других землях да нас почти и не доходят, по той лишь простой причине, что никого не интересуют, а вы, гномы, тоже те еще закрытые от всех ворчуны, сами лишнего слова не скажете и другим не дадите. Естественно, что в логическом завершении всего этого рождается полное незнание традиций и просто самых маломальских основ другого народа. Я на момент встречи с вами знал о гномах больше большинства других хоббитов лишь потому, что нет такой информации, кажется, которую невозможно было бы найти в библиотеке моего отца, к тому же, я и сам поработал над ее увеличением. Так что рассказ твой на самом деле очень ценен, не говоря уже о том, что становится еще одним весомым поводом посетить Эребор - теперь я лишь сильнее хочу хоть раз в жизни увидеть гномку. Несмотря на то, что у нас все обстоит практически полностью наоборот, ваше представление о свадебном ухаживании и отношениях видится мне в каком-то смысле очень милым и верным, с поправкой, конечно, на различия между нашими народами. Может быть, тому причиной тот факт, что и отец мой сам нечасто выражал любовь к моей матушке словами, но действия прекрасно говорили за него, как ты сам уже успел подметить. У хоббитов, вам в противовес, слова имеют очень большое значение, девушкам приятно слушать комплименты, а высшим искусством считается сочинение стихов и песен в честь любимой - в этом нет ничего удивительного, учитывая, что вы большую часть времени скупы на слова, когда хоббиты любят поболтать. Вот уж мне шестой десяток пошел, а я до сих пор удивляюсь, как же это все население Хоббитании не икает беспрестанно, учитывая, сколь сильно наши кумушки любят собираться вместе и сплетничать часами напролет. Да и не только кумушки, тут еще поспорить можно, кто больший сплетник - кумушки-матроны или их достопочтенные мужья. Но что-то я отошел от темы. Истины ради стоит сказать, что и у нас действия имеют определенный вес. Молодость ведь шальная, голову кружит, и в юных хоббитах куда больше озорства и склонности к проказам, чем наблюдается у них буквально десять лет спустя. Юноши в борьбе за сердце девушки должны также доказать свою удаль и храбрость, готовность к безрассудным действиям - считается, вроде как, будто если смог в ледяную речку поздней осенью прыгнуть, то и счастье супруге обеспечишь, все сделаешь, чтобы достойно ей жизнь обустроить, да и к правильному, достопочтенному поведению после таких сумасбродств сильнее тянет. Не смейся, друг мой, я в этом плане все же досадное исключение. Потому, например, могут хоббитянки какую-нибудь вещицу свою, ленту или шаль пожертвовать на летне-осеннем празднике сбора урожая, о том я, если помнишь, уже рассказывал, чтобы ее повесили на конце высокого отесанного столба, и юноши должны до него долезть, обратно снять и владелице вернуть. Ну и, конечно, букеты у нас тоже дарят - настоящие. К слову, учитывая, что у вас в качестве сватовских даров принято преподносить украшения и что твоя сестра отвергла двенадцать претендентов на ее руку и сердцу, не удивлюсь, если половину сокровищ Эребора составляют ей подаренные украшения! Да, стоит признать, женщины у вас взаправду боевые. Быть может, и Смог бы повернул обратно и улетел в тот темный угол, из которого однажды выполз, кабы ему навстречу вышла пара разъяренных гномок со сковородками наперевес. Вот еще всякие ящерицы летающие будут им мешать обед готовить! Хотя, если уж говорить о боевых женщинах, то наших хоббитянок не стоить со счетов сбрасывать. Они только на первый взгляд выглядят такими мягкими и домашними, а попробуй пройди вечером мимо норы старика Тома - знай только уши от визга затыкай да от посуды, из окна летящей, уворачивайся. И сидит он потом в трактире, нос свой красный в эле полощет. Женушка у него - ух, упаси валар под руку горячую попасть, зато как в селение выйдет - сама любезность. Видимо, такая уж судьба у наших женщин, что еще раз доказывает нашу схожесть - вас, гномов, колотить приходится, потому что так только до вас и можно достучаться, а нас, хоббитов - потому что мы иначе делать ничего не станем. Если дело, конечно, не пахнет сытным обедом да кружкой хорошего меда. Я после твоего рассказа особенно хочу с сестрой твоей познакомиться, поскольку все, что я о ней пока слышал, заставляет ей восхищаться. Да, в ней течет истинно королевская кровь, настоящая королева, защитница своего народа - и гордая воительница, и любящая мать. Наверное, именно в этом и заключается суть на самом деле хорошего правителя - любить всех своих людей, как мать любит свое дитя и столь же рьяно их защищать. Раз уж она даже будучи совсем еще малым дитем не боялась перечить безумному деду, неудивительно, что она не захотела быть послушной марионеткой в чужих руках, но решила сама управлять своей судьбой, и детей себе под стать воспитала, пусть это ей потом и обернулось месяца нервной муки, и тебя, как выяснилось, тоже. Не хочу ничего такого сказать, но странно, что она вообще отпустила тебя в поход! И история ее замужества достойна того, чтобы быть увековеченной в песнях - без шуток на сей раз. Если мой отец, как ты сам подметил, взял себе в жены ту единственную, кому дела не было до его богатств и знатности, то сестра твоя, наоборот, выбрала того, кому золото ее нужнее всех было - и сделала так, чтобы единственно важной драгоценностью для него стала она сама. И ты прав, порой именно из обоюдного отчуждения и даже неприятия вырастает сильное и глубокое чувство - потому что в поисках как можно большего числа пороков, действительных и мнимых, мы находим тщательно скрываемые от нас добродетели. Истинное счастье - такое любовь обрести, и думается мне иногда - может, это у вас семейное. У хоббитов, как ты, сам того не ведая, верно подметил, как и у людей гаданием занимаются именно девушки незамужние, ведь гадание их в основном одной цели и подчинено - суженого своего найти. И суть гадания по зеркалу - темной ночью первого месяца нового года - то есть уже в следующем месяце, сразу после праздника - сесть, погасив все свечи кроме одной, напротив входа в нору и дверь, естественно, оставить открытой. Считается, что в отражении можно будет увидеть своего суженого. Но гадания эти, хоть и мрачными кажутся на первый взгляд, всего лишь милые девичьи забавы, в то время как раскладывание рун походит на нечто серьезное, возможно, женщины ваши, того не зная, имеют дело с настоящей магией. Ведь кости эти вороньи - от тех говорящих воронов, с одним из которых нам довелось свести знакомство в Эреборе? Да вот еще что мне теперь интересно: ты сказал, что и короли иногда обращаются к рунам за советом в государственных делах - а сам ты когда-нибудь спрашивал что-нибудь у рун? Спасибо за добрые слова о моих родителях, друг мой. Думаю, они и сами были бы рады с тобой познакомиться, поскольку и сам ты гном не простой, и я сейчас о личностных качествах, не о статусе. Матушка бы улыбалась и наливала чаю, тихонько задавая обычные вопросы - и ты бы глазом моргнуть не успел, как она уже все про тебя знала бы; а отец - что ж, отец основательно расспросил тебя о гномах и гномьем королевстве в свойственной ему острой манере. Твои размышления по поводу их отношений, кстати, открыли мне кое-что новое. Возможно, мне не хватало этого взгляда со стороны. Мне всегда говорили, что во мне пополам - от Бэггинсов и от Туков, и что одна половина шальная, до добра меня не доведет, но если смотреть на это так, как смотришь ты, то получается, что у меня никогда и шанса не было стать добропорядочным хоббитом: две половины мне, и обе - совершенно сумасбродные. Даже и не знаешь, в ком в итоге лиха больше, Бэггинсы-то оказываются наядами в тихом омуте. К слову, поведав мне о своем детстве, ты ни словом не упомянул о своих родителях. Балин рассказал мне немного о твоем отце, о том, что он пропал без вести, но это все, что я знаю. А о твоей матушке я вообще не слышал ни единого раза за всю историю нашего общего со всем отрядом знакомства. Так что мне бы хотелось послушать также и о твоих родителях, если рассказ о них не будет для тебя слишком тяжек. Ты прав, детство твое с точки зрения ребенка едва ли можно назвать веселым и безмятежным, но, с другой стороны, вряд ли тебе часто приходилось помирать со скуки. Да и любимые и любящие брат и сестра скрашивали нудные часы. Признаться честно, многим из своего рассказа ты меня удивил. И даже не количеством обязательных занятий и знаний, необходимых к изучению, хотя и это тоже поражает, я, конечно, никогда не тешил себя иллюзиями о том, что королевские дети могут делать что угодно и когда угодно, наоборот, я понимал, что эти дети являются, пожалуй, самыми несвободными на всем белом свете, и что хороший король, как хороший меч, появляется лишь из долгих часов ковки и закалки. И все же - я не представлял, что ваше обучение настолько обширно. Но более всего ты удивил меня своим знанием эльфийского языка и стрельбой из лука, музыкальным образованием, ведь о более необходимых правителю знаниях можно было догадаться, а подобные варианты, зная ваши в высшей мере натянутые отношения с эльфами, вряд ли на ум придут. Но ты прав, именно благодаря широкой огласке, что получило ваше извечное противостояние, никто не будет ожидать от тебя познаний эльфийского, и это может спасти жизнь в иные минуты. Впрочем, не стоит мне обманываться - с того самого мига, как ты вошел в мою нору, хоть наше общение сразу не заладилось, я понял, что за холодностью во взгляде прячется живой и горящий ум. А вот что действительно поразительно - так это твои воспоминания о детских проказах! Что угодно мог бы предположить - но только не это! Теперь я сомневаюсь - так ли я был нужен в нашем походе, если у вас уже был прекрасный вор и взломщик? Да, друг мой, изрядно ты меня изумил и потешил. Помнится, кто-то сказал мне однажды, что я полон сюрпризов - но ты и сам не промах. И что же, вас действительно ни разу никто не поймал и не узнал? Подозреваю, сколь рад был бы король Трор, узнай он, чем промышляют его внуки на улицах людского города. Впрочем, надо отдать вам должное, определенный смысл у вашей идеи - влезть в шкуру карманника - определенно есть. И не стоит так трагично думать о Фрерине - тебе от него осталось многим больше одной недоразрушенной стены. Те воспоминания и тот опыт, что вы разделили вместе - намного ценнее. И ты лучше меня знаешь, что, наблюдая сейчас за тобой из чертогов Ауле, он гордится тобой. Ты спрашиваешь о моих юношеских годах. Что я мог бы поведать, Торин? Конечно, у нас есть свои проказы, как я уже говорил. Нет ничего лучше, чем залезть в огород к соседу! Чужое ведь всегда вкуснее, не правда ли? Отношения с другими молодыми хоббитами у меня были на удивление дружеские, хотя, впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь в юности все выглядит иначе, и то, что в зрелом возрасте кажется столь важным и значимым, в молодости не принимается во внимание вовсе. Да и, в конце концов, у кого нет своих причуд? Предпочтение долгих одиноких прогулок в лесу ничем не хуже старожила Гэрка Длинноноса, что никогда не заводит одинаковых носков в паре и развешивает их только по западному ветру. До тех пор, пока я не сорвался ни с того ни с сего в путешествие с незнакомыми вооруженными до зубов гномами, никто и не обращал особого внимания на мое поведение - Тук наполовину, что с него взять - пусть живет, как хочет, пока никому не мешает. Носки Длинноноса же никому не мешают, ну, не считая его соседки Берды, когда они срываются с веревки и залетают к ней на огород. Я даже не уверен, что так задевает моих односельчан больше - то, что я совершил столь сумасбродный поступок и ушел, куда глаза глядят, или то, что я посмел вернуться, когда все уже решили сообща счесть меня без вести пропавшим и поделить нору. Так что друзьями и вниманием я и вправду не был обделен, у нас даже была, в некотором роде, своя банда: я, Счастливый Бранд (ему как-то довелось найти три пятилистных клевера разом), Вилли из лесовиков, Грэм, внук старожила Гэрка, кстати, и Сэм Громила (уж больно он был высокий, почти что гном). О, сколько чужих полей да огородов успело пострадать от наших налетов! Помню, мы любили взять мешок побольше да наведаться к фермеру Хэмперу в сады, а то у него там яблонь - видано не видано, и яблоки все круглобокие, наливные, сочные, красные, словно щеки у дочки его. Он ведь отцом главной красавицы на селе был - Розмиры, она потом за Сэма Громилу замуж и вышла. Причем, увиделись они впервые именно во время одной из наших вылазок, вышла посмотреть, кого там отец с рогаткой гоняет. Розмира позже говорила, что уж больно ей понравилось, как у Сэма пятки сверкали. Добычу с наших походов за фермерскими сокровищами, мы, в отличие от тебя, не возвращали, а устраивались где-нибудь за сеновалами или прямо в душно пахнущем сене и уминали за милую душу. И все прелести шальной юности, удалой и развеселой, тоже были - и подловить друг друга пытались, у кого на что храбрости хватит, и подначки разные друг другу делали, и пиво у трактирщика воровали прямо из бочки. И девушкам, конечно, покоя не давали тоже, бывало, идем куда-нибудь, нет, да и остановимся у открытого окошка, с хозяйкой милою поболтаем. На то Вилли особый мастер, вот у кого слова песней лились, знай только, периодически песню эту с ушей снимай. Всех девушек в округе заговаривал, а потом, говорят, Вила его самого заговорила гаданием декабрьским, так что он больше ни на кого смотреть не захотел. А спрашивая, был ли я когда-нибудь влюблен - это ты так незатейливо выяснить желаешь, почему я до сих пор не женат, хоть и возраст подходящий? Как ты понимаешь, друг мой, дело не в сомнительной репутации - когда разговор идет об одной из самых богатых нор во всем Шире, все родители, и, в первую очередь, все невесты, в мечтах уже новоиспеченные хозяйки Бэг Энда, становятся удивительно невзыскательными и благодушными. Да я и без этого вниманием женским не был обделен, сам не промах, не хуже Вилли заболтать кого угодно мог, а поскольку, как я уже сказал, молодость видит все в несколько ином виде, нежели зрелость, то и похрамывающая репутация моя в глазах юных девиц приобретала образ мечтательный и бунтарски-неприкаянный. Да и на разнообразные широкие жесты горазд был, я, как ты уже знаешь, ежели надо будет, и по реке холодной проедусь, дикую бочку обуздаю, и под пасть к дракону залезу, так что и в юность без приключений, пусть не таких масштабных, не обошлось - успел я пару раз слазить по столбу за чужими лентами. Посему влюблен я, конечно, бывал и даже не раз, встречались на моем пути звонко-легкие, цветущие хоббитянки, что голову мне кружили сладкой весной. Но ни разу это не было чем-то большим, чем-то всеобъемлющим, трепетным, ни разу в груди не екало и не болело, дыхания не перехватывало. Да, это всегда было мило и дурманяще, словно запах первых цветов в нагретом воздухе, но никогда я не забывался, никогда не казалось мне, что это - раз и навсегда, на всю жизнь; наоборот, каждый раз я осознавал, что это - всего лишь шалость. Для многих хоббитов, как и для всех народов, подобная глубина чувств является достаточной, чтобы стать мужем и женой, в конце концов, в супружестве притрутся, привыкнут друг к другу, да и истинная любовь уже давно в сказки ушла, стала наивной детской песней, никто уж в нее не верит и не ждет. А я вырос сыном своих родителей, все мое детство и юность перед глазами моими был их пример, их пылкая и нежная, неугасающая любовь, и, возможно, именно это так сильно повлияло на меня: наблюдая каждый день, сколь счастливы они, идеально друг другу подходящие, я просто не мог связать свою жизнь с какой-нибудь милой, но легковесной хоббитянкой, которая обещала быть хорошей матерью и хозяйкой, готовила сытный обед, каждое воскресенье созывала гостей и была бы мне прекрасной женой - но никогда бы не стала мне другом. Потому я всю свою жизнь ждал этой второй половины моей души, обратной стороны монеты, истинной любви, поскольку лучше жениться так - или не жениться вовсе. И до похода я ее так и не обрел. Что ж, оно и к лучшему, вряд ли я бы отправился в логово дракона, оставляя в норе жену с парой неугомонных детишек. Самому хотелось бы узнать о твоих юных годах. Ты сказал, что был очень молод, когда Эребор был утерян, и все, что я знаю о твоих молодых годах, так это то, что ты много странствовал и работал среди людей. Послушать о твоих скитаниях и приключениях - это было бы поистине интересно. Также напоминаю, что горю желанием познакомиться, хоть так, с родителями твоими: с королем Траином и твоей матушкой-королевой, о имени коей я даже не осведомлен. И конечно, было бы неплохо услышать последние новости о делах Эребора, о чем я тоже уже упомянул. С Днем Дурина раньше срока также не поздравляю и желаю ответной беспроблемной подготовки к празднику. Твой верный друг, Бильбо." В воздухе мешается запах тепла - смола и теплая древесина, сладкое золото греющего костра, овечья шерсть в длинной шали - и стылого, далекого холода, пришедшего об руку с Нордом из северных земель, сырости, свежеприготовленного хлеба и пирогов, табака, меда, через край льющегося, переливающегося янтарем в свете огня. В Хоббитшире пляшет все вспышками, словно отражение пламени в темной воде: горят свечи, чадя в потолок, в закрытых комнатах гадающих девушек, горят костры - пламенем рассыпаются, горят у хоббитов глаза: веселье обжигает настолько, что от него бежать - только в пляс. Мешается смех по округе, как мешается багрянокрылая, остроликая, многопалая листва под ногами, браслетами колкими звенит у ветра на холодных руках, забирается в каждый уголок, бьется гулко в колодках - будит наяд. Идут по кругу тучи, огибая наливающийся серп, идут по кругу юные хоббиты, танцуя в мокрой траве, идет по кругу год, замыкает оборот, и озимая трава клонит усталую голову к земле под тяжестью мутной воды. Идет кругом голова, и Бильбо сам кружится на месте, в миг проходит по монетному ребру годичной дюжины; хмель поет в голове, Бильбо вторит ему, а ему вторят развеселые хоббиты, смеющиеся и улыбчивые. Тихо вокруг - перекатывается еле слышно волны листьев под ногами, извечное, бесконечное море, дошедшее до этих несуществующих берегов, отсюда только чайкой взлетать - и вперед, к утерянной земле северных странников; затягивает песню ветер в трубах и между оконных ставен, поет о великих эпохах и войнах, об озере, на котором светилась Вечерняя Звезда или, может, о Бандобрасе и круглой орочьей голове; водят ундины ладонями по воде и шепчут беззвучно, и грезят наяву. Громко вокруг - не смолкает счастливый смех, зычный голос, застольные тосты; стучат мягко босые ноги по земле, стучат ложки по дну тарелок, стучат трубки о край стола, перетрясая табак. Год подходит к концу - завершается один, начинается новый, беспрестанный цикл, в котором Природа умирает и нарождается, как тонкий серп луны, как голые поля - с забитых до потолка амбаров тянет чуть сырым сеном. Столы ломятся от свежего хлеба, румяного, что щеки у раскрасневшихся на холоде хоббитянок, с рогами уже, чем у луны на небе - дразнят яснолицую, пекут в честь здорового скота и будущего урожая. Бильбо сидит в уголке близ сеновала на резной скамейке, и стайка детишек, что пар выдыхать пытается, как он сам - табачный дым разномастными кольцами, окружает его плотной стеной. Свет от костра напротив одновременно освещает Бильбо и оставляет в тени, гуляет по его лицу и рукам, стенам амбара, смеется языками и рисует Бильбовы сказки пляшущими тенями. Ветер у него над головой завывает в черных ивах и зовет его в дорогу, и Бильбо плетет эту дорогу из своих снов и воспоминаний, ведет детей за собой сквозь сумрачные лабиринты лихих лесов и вымершие долы, цветущие медвежьи берлоги и драконьи пещеры, полные чудесных кольчуг да каменных цветов, и куда бы они не пошли, всюду перед ними идет темная фигура в синем плаще, и сияющим светом заветного камня из своей груди разгоняет клубящийся мрак. Маленькая хоббитянка слушает сказки дяди Бильбо, вспыхивающие гномьими горнами в ночи, про великого Короля-под-Горой, с глазами синими, щитом дубовым и сердцем пылающим, моргает восторженными глазами - сонная бабочка, ей пора уже закутаться в кокон из одеял и спать до солнца - и говорит мечтательно, чуть вытягивая гласные: " Ну как в такого не влюбиться...". Бильбо слушает ветер в ивах и думает - и вправду, никак. Глубокой ночью, когда наконец добирается он до родной кровати, и Норд, как и ровно год назад, поет под дверью замогильную колыбельную, ему вновь снится то неуловимое и захватывающее, холодно-сладкое ощущение - какой-то ледяной и свежий, синий воздух из самого сердца гор.