Ветер в ивах

с самого начала этот текст писался под песню, балансируя на грани сонгфика. в конце этой главы (когда бильбо остается один, последний слитный отрывок) я настоятельно ее рекомендую послушать, потому что так долго к этому все и шло, и песня сама - об этом Enya - Exile - Как Вам видится это место теперь, господин Взломщик, - теплый смех в голосе, - когда вокруг нет толпы гномов и Вам не нужно торопиться отвоевать гору у дракона до праздника? Бильбо пытается подобрать слово такое, чтобы все разом вместить, но ни одно не подходит, ни в одном нет красок ярких, глубины чистой, запахов речистых; оглядывается кругом, подставляет лицо теплому ветру, вплетает пальцы в траву. - Здесь... волшебно, - наконец выдыхает он и чувствует, как выбранное слово оседает в звенящих травинках и растворяется поющей тишиной, частью здешнего - да, волшебства. Владыка Элронд улыбается. Последняя Приветная Обитель вокруг поет ему песни звонкими песнями эльфов и переливами ручьев, вторящих им среди долины. Когда в самом конце зимы ему неожиданно пришло письмо от Владыки Имладриса с приглашением навестить дом эльфов и освежить в памяти впечатления пятилетней давности, Бильбо был немало удивлен, но на предложение откликнулся радостным согласием, в тот же вечер начав собираться в дорогу и осознавая, что имеет все шансы добраться до Ривенделла даже раньше, чем собственное его ответное письмо. В конце концов, нечто подобное ему и нужно было - тихое, мирное место, куда он мог бы уйти от всех воспоминаний, что память бередят и душе спокойствия не дают, очистить свой разум от неловких, и тревожных, и ярких, и шипами терновыми больных событий последних нескольких месяцев и одновременно окончательно все обмозговать и решить. Сама Обитель, как это не было странно, не навевала никаких воспоминаний, наоборот, оторваться от всего прошлого помогала - впрочем, Бильбо подозревал, что это эльфы волшебством его своим нарочно окутывают, ткут одеяло из песен и магии, чтобы в нем его от всех тревог защитить, и баюкают мягким спокойствием. Бильбо был им за это благодарен. И сорвался он поэтому из Шира, ушел почти налегке: не то что в прошлый раз, взвалил на себя половину всего скарба, что в доме когда-то был, половину весело разобрав в погоне за отрядов и самое важное - платочки - позабыв; нет, теперь заплечный мешок был его едва ли не пуст - немного провизии да запасная пара носков. Брать с собой вещи на все случаи жизни, отправляясь в Приветную Обитель было бы просто смешно. Прогулочным шагом проходя через селение, Бильбо не преминул с прискорбием сообщить всей деревне, что, к сожалению, уходит ненадолго, к засеву урожая уже вернется, а к каждому, кто в его отсутствие попробует пересечь порог его норы, Бильбо пошлет тех же темных и непонятных личностей, что его самого однажды забрали невесть куда под покровом ночи пять лет назад. Деревня протоптала новую тропинку в обход Бэг Энда по широкой дуге. Да, думал Бильбо, кажется, судьба по-матерински, по-нежному как-то благоволит ему. Кажется, у судьбы его черные глаза и поседевшие облетевшие листья в увядающей кроне. Дни в Имладрисе идут медленно, тянутся золотистым медом на солнечном свету, и в то же время разлетаются вольными птицами по ветру, сливаются перед глазами в яркую смазанную ленту. Будто пляшешь в хороводе и смеешься, голову запрокинув, и все тебе звонко, легко, свободно. Бильбо думает - наверное, в этом и есть секрет жизни эльфов: как проживать эпоху за эпохой и не мечтать о забвении, разум не потерять в медленной бесконечности лет. Воспринимать каждый день как тягучую нескончаемость, эпоху в эпохе, и не замечать их вовсе, смотреть, как они пролетают мимо ворохом листьев, наблюдать за извечной переменой Природы, не изменяясь самому. Только так и можно жить в вечности. Бильбо отдается этому ритму, как вообще отдается на волю тихим волнам эльфийских песен. Ему в Имладрисе не провести и месяца, но он проживает все полгода и не проводит и дня. Эльфы относятся к нему доброжелательно и мирно, улыбаются все время, будто дитя малому, впрочем Бильбо уже смирился - для тысячелетних созданий одна лишь Природа, сама лишь земля может ровесницей, подругой казаться. Они смеются, и улыбаются, и вечно поют ему, как в те дни и ночи, когда они с Гендальфом возвращались усталой дорогой обратно, после долгой дороги туда, и лишь иногда проскальзывает в их взгляде что-то неизбывно печальное и сожалеющее, будто знают наперед они что-то, чего не знает он. Бильбо поет вместе с ними и отдыхает душой; бьется мирно сердце. Пытается тренироваться в освоении языка. Во время прошлого его визита Владыка от лица всей Долины подарил ему несколько книг для изучения, и все прошедшие пять лет Бильбо осваивал эльфийский, плавный, невесомо-звонкий и хрупкий, словно лунная дорожка на воде. Теперь же он пытается применить полученные знания на практике, и эльфы с радостью помогают ему, смеются, не насмешливо, но тепло, радостно, поправляют, и сам Бильбо со смехом осознает, что он, как и любой чужеземец - все понимает, но в ответ сказать ничего не может. В этой бесконечной сладостной песне, на чьих волнах качается Бильбо, так легко и хочется жить, что руки сами тянутся к перу, и строчки летят на его бумаге, как медовые дни по ветру. Он пишет, пишет и пишет, и история его, одна, но на всю жизнь, постепенно обрастает красками. Возможно, когда-нибудь он ее закончит. Бильбо и рисует не меньше, и у него даже получается разбавлять зарисовки к повести набросками гор, и пещер, и лесов, и не рисовать знакомый до боли росчерк глаз и черное пламя волос слишком часто. Хотя и в каждом пейзаже статная мрачная фигура все равно врастает вся будто в фон, неотделимая от истории Бильбо, от его жизни. Бильбо сидит в траве, зарывшись ладонями в мягкую зелень и чувствуя, как травинки щекочут ноги, подставляет лицо ласковому Ветру, ерошащему спутанные пряди, бездумно смотрит куда-то в полоску горизонта и позволяет своим мыслям нести его по течению. Песни земли вибрируют в нем и отдаются в сердце, текут по телу, разливаются счастьем. Задумавшись, он не сразу замечает, что покой его нарушен, а заметив - поворачивает голову, наклоняя к плечу, словно птица диковинная, кудрявая, мечтательная, и улыбается. - А я ведь все забываю Вас поблагодарить за приглашение, Владыка. - Не стоит, мистер Бэггинс, - Элронд стоит в двух шагах от него, вытянувшийся и статный, облеченный в серебристое одеяние, силой облеченный, кивает головой в знак признания. - Приветная Обитель не просто так получила свое имя на всеобщем языке. Мы всегда готовы дать покой заблудившемуся путнику, даже если он сам еще не знает, что заблудился. Бильбо улыбается легким росчерком улыбки, теплым и хрупким, какой ветер не преминет подхватить и унести в далекие земли с ласточками. - Знаете, что самое ужасное в веке эльфа? - вновь раздается над окраиной зычный, низкий голос, звучный, словно оборвавшаяся мелодия длинной струны. Тяжелое, гулкое серебро. - Мы живем так долго, что неволей прозреваем до самых ничтожных движений жизни, видим даже то, чего никогда не хотели бы видеть. Самые первые еще, неясные порывы сердца открыты эльфам. - Разве это не давняя мечта всего сущего - читать чужую душу, как открытую книгу? - Это остается мечтой, пока мы ожидаем читать в других лишь возвышенное и светлое начало. Хотите я скажу, что я вижу в Вас? Бильбо вновь оборачивается к нему, смотрит задумчиво и почти тревожно темно-охровыми глазами. Он сам не может в себе разобраться, и каким соблазном становится чужое предложение все объяснить - но это запутает все лишь еще больше. Наконец он вопросительно вскидывает голову. - Вы долго путешествовали и достигли дома, ступили обратно на землю родную. Но сердце ваше не нашло покоя, не там его дом, где вы его ищите. Где вы пытаетесь себя убедить, что нашли. - Хотите сказать, что мое место - не в Шире? - Хочу сказать, что Вы зря ищете долгой дороги. Вы привыкли к трудностям, привыкли идти окольною тропою, потому что общая дорога всегда плодит тьму. Тайный проход в Гору казался таким сложным, чтобы его найти, но в итоге оказался самым простым во всем вашем пути. Не стоит ходить вокруг да около, - Элронд улыбается неожиданно мягко, слишком мягко для существа, словно вылитого из лунного света, вокруг которого даже местное волшебство поет тише, но чище и звонче, преломляясь об исходящую из его тела силу. - Сердце открывают самые простые слова. Бильбо уже открывает рот, чтобы ответить, но внезапный шорох отвлекает его внимание. В небольшой роще, разросшейся в стороне, в прорехе между листьев, мелькает сначала две черноволосые головы с острыми ушами - по характерному изгибу бровей и подбородка Бильбо успевает признать в них сыновей Владыки, тут же, впрочем, исчезнувших из вида, а потом там же появляется еще один мальчишка, коего Бильбо не видел в Имладрисе доселе. Мальчику лет пятнадцать-шестнадцать от силы, совсем юнец еще. Человек, с удивлением отмечает Бильбо. Лицо у него тоже совсем юное, по нему рано еще о чем-то судить, но уже проглядывают в нем яркие, северные, непокорные черты, сияет неуловимо ветра наследие, холодное дыхание далеких дорог. Такое лицо в зрелости обещает быть прямым, открытым и светлым, с высоким лбом и благородной улыбкой, прячущейся в морщинках у глаз. Мальчишка весь похож на гордого северного оленя, замершего перед натянутой охотничьей тетивой. На краткий миг Бильбо ловит его взгляд - и глаза у него неожиданно темные и мудрые, темные неисхоженными еще, непройденными тропами, и на секунду Бильбо кажется, что ветви над его головой сплетаются то ли в оленьи рога, то ли в корону. - Кто это? - пораженно выдыхает Бильбо. Но Владыка не отвечает ему, и едва ли чуткий эльфийский слух не уловил его слов - поэтому Бильбо тут же начинает искать другую тему для разговора, чтобы замять неуместный вопрос. - У Вас ведь есть еще и дочь, верно? - спрашивает Бильбо, и только дав словам волю, понимает, что и это была однозначно не самая лучшая идея. - Простите, я не хотел... - Ничего, - останавливает его Элронд с улыбкой. - Да, у меня есть еще дитя. Вечерняя звезда, свет Утренней, отраженный в закатных водах. Ее нет в Имладрисе. Она в других землях сейчас, и я жду, когда она вернется домой. Ко мне. При словах о дочери в чертах Элронда проступает невесомая, туманами нежная грусть, и это неожиданно делает его более... земным. - А над словами моими Вы все же подумайте, мистер Бэггинс, - тут же продолжает Владыка. - То, что так трудно вы ищете, возможно, уже у Вас в руках. Иногда самые несочетаемые вещи - самые верно неразделимые. Он разворачивается, уходя и оставляя Бильбо наедине со своими мыслями, которых теперь стало куда больше и от этого - куда тяжелее, и легче, и странно, но потом останавливается и поворачивается к нему вполоборота. - У него много имен, - Бильбо хочет спросить: "Что?", но тут его взгляд вновь падает на край лесной рощи. Северный мальчишка, благородный король. - Но мы зовем его надеждой. И уходит. Бильбо улыбается, опуская голову на сцепленные на коленях ладони. Вот бы и к нему также пришла олицетворенная надежда и сказала, что делать. Бильбо лежит в траве, раскачивающейся над ним длинными светлыми стеблями, поющей и ласково пожимающей друг другу травинки в секундном прикосновении. Там, внизу, долина Имладриса разливается апрельским теплом, и сладким цветением, и звенящими ручьями, и ладнозвучными песнями; долина кружится в бесконечном цвете жизни, вечномолодая, вечновеселая, и пляшет мерными волнами под серебристый разлив мандолин. Бильбо выдыхает. Там, внизу. Но здесь, на вершине окрестного холма, поросшего вереском и полынью, на земле, что холодом еще зимним дышит, самому дышится свежо и свободно, и чувствуется, что Природа-матушка за пределами Приветной Обители только начинает просыпаться от долгого сна. Отходят потихоньку озимые травы от инея, одеялом-саваном их сковавшего, чуть легче дышат поля, чуть заметнее двигаются леса. Природа, черная еще, бледная, траурной вуалью сокрытая, потягивается в коконе из отмерших листьев и льдом скованных луж и выдыхает полной грудью - впервые. Под темным саваном уже не горем согбенная старая женщина, уставшая мать, потерянная вдова - девушка хрупкая, тонкая, белокостная, первыми ландышами просвечивающая, глаза открывает и встает из сырой земли. Скидывает старое одеяние, отболевшее, прахом обратившееся, и готовится умываться чистыми ручьями, разливаться весенними птицами, плакать вешними дождями и улыбаться переливами в преломлении ливня и солнца. Ей теперь дышать первым цветением, полнокровиться засеваемым урожаем, ткать одеяние из солнечного света и ранних полевых трав и потом, ярким пряным летом, украшать покатые плечи зрелой женщины и идти по полным колосьям навстречу багряного золота сиянию и теплому уходящему солнцу - Ему навстречу. Бильбо лежит в траве и дышит с Природой-матушкой - девушкой - в унисон. Своевольный Норд проходит сквозь его грудь холодной ясной рекой, носится среди трав, бегает от одной к другой, и шепчет, шепчет сказки ив черноствольных, подслушанные долгой зимой у круглой зеленой двери. Его шепот поет у Бильбо в голове так звонко, как ни один эльф никогда не сможет, и Бильбо закрывает глаза, и слушает древние поверья, и в этот миг как никогда ему хочется идти вслед за северным ветром - туда, куда сердце зовет. Милый мудрый Норд приносит ему воздух с вершин далеких неприступных гор, ясно-хрупкий, холодный и звонкий, с отрогов, где горные великаны, всю зиму раздувавшие снежные метели из необъятных легких по острым пикам, наоборот, хоронятся до следующей зимы. И этот воздух проходит сквозь Бильбо до самых кончиков пальцев, пронзает его всего, привязывая к земле и отрывая от всего существующего, синий, холодный, всеобъемлющий, он обволакивает его и вплетается в самое основание, мешается с горькосладким цветением терновника внутри. И когда Бильбо межит глаза и отдается ему на волю, закрытыми глазами он видит, как холодно-ясный этот, синий ветер, алмазами хрупкий, отважный и бесконечный, восхитительный, сердце горы, сияющий, темный, необходимый, лежит напротив него - бусины в волосах переплетаются с вешними травами, сияет тусклым светом корона на челе, мерно двигаются складки тяжелого одеяния, словно своды Горы - и переплетает пальцы свои с пальцами Бильбо, и холодный перстень холодит ему кожу. В груди у него сияет мерный белый свет, обрамленные кровью и тьмою, разгоняющий клубящийся мрак. И Бильбо лежит в траве, навсегда вложив ладонь свою в чужую, дышит холодным синим воздухом, глазами закрытыми смотрит в холодные синие глаза, и чувствует, как бьется в унисон сердце горы, перетекая из руки в руки.