История истинной любви

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Настал день крестин. В замке суетились слуги, украшавшие залы и прибиравшие в комнатах, где давно никто не жил. Мажордом, всегда важный и степенный, вертелся сейчас юлой, раздавая приказания подчиненным, а личный камердинер его величества хлопотал, следя за тем, чтобы каждая деталь королевского наряда была безупречной. В огромной кухне бушевало пламя, на котором булькали и исходили паром десятки котлов с супами и соусами. По всему помещению распространялись ароматы жареных цыплят и уток, нежнейших булочек и тортов. Все вокруг было в муке, однако каждое выходившее с кухни блюдо было красиво разложено на сверкающих белых фарфоровых тарелках. О затратах никто не беспокоился. Гостей ждал такой обед, которого им никогда еще не доводилось отведывать. Снаружи, перед замком, тоже был наведен полный порядок. Деревья возле парадного входа были аккуратно подстрижены в форме идеальных конусов. Лошади на конюшне ухожены до блеска, даже охотничьих собак по такому случаю выкупали и расчесали. Украшены были и стены замка. С дюжины башен свисали длинные голубые полотнища, светло-серые каменные стены тоже были украшены королевскими стягами. Подъемный мост опущен, над входной аркой на легком ветру колыхался королевский флаг с гербом Стефана. На крыше замка развевались яркие флаги, на зубчатых стенах стояли трубачи, трубившие в честь новорожденного. А внизу, под стенами замка, на километры растянулись подъезжавшие экипажи, из которых высаживались гости, прибывшие на этот грандиозный праздник. В Большом зале в канделябрах горели сотни свечей, заливавших своим теплым светом каменные полы и стены. Сквозь витражное окно, поднимавшееся почти на пятнадцать метров ввысь, к сводчатому потолку, лился приглушенный свет, падая на гостей, которых собралось в зале несколько сотен. Все гости в своих лучших нарядах, стоя тесно, плечом к плечу, смотрели на постамент, на котором возвышались два огромных трона. Перед ними стояли король Стефан и королева Лейла. Раскрасневшаяся от гордости королева не сводила глаз со спавшего в плетеной колыбельке ребенка. Лейла по привычке подняла руку и погладила ожерелье с ярким камнем — его подарил ей Стефан в день их свадьбы. Подобного камня Лейла не видела никогда, он казался сделанным из кусочка самого солнца. Увидев, как она поглаживает камень, Стефан улыбнулся, наклонился к королеве и что-то шепнул ей на ухо. Надежно укрывшись в дальнем конце переполненного людьми зала, Малефисент увидел, как Стефан улыбается Лейле, и поморщился. Он не слышал, о чем они говорят, но об этом можно было легко догадаться. А на шее у королевы Малефисент увидел камень из заводи драгоценных камней — еще одно сокровище, которое Стефан похитил с вересковых пустошей. «Как он посмел!» — подумал Малефисента, нервно сжимая кулаки. Он стал наблюдать за подошедшими к ребенку Нотграсс, Фислвит и Флиттл. Они слегка постарели и потолстели, но в остальном выглядели как прежде. «Не только Стефан одурачил королевство, — размышлял Малефисент. — Простодушные людишки. Так боятся магии, но при этом так любят фокусы. Они, очевидно, находят пикси очаровательными — с их маленькими крылышками и безобидным волшебством». Неодобрительно тряхнув головой, Малефисент стал следить за тем, что будет дальше. Нотграсс заговорила первой. — Милый Аврор, — начала она. — Я желаю тебе стать прекрасней, чем все цветы мира. Она наклонилась вперед и погладила светлые локоны спящего мальчика. «Аврор? Вот, значит, как зовут это человеческое дитя», — подумал Малефисент. Несомненно, имя выбрал для сына сам Стефан. Действительно прелестное имя. Оно означает «заря», любимое Малефисентом время суток. Он вновь тряхнул головой. Сейчас не стоит думать об этом. Малефисент вновь сосредоточил внимание на колыбельке. Теперь свое пожелание высказала Флиттл. — Я желаю, — сказала она, — чтобы тебе никогда не доводилось грустить, чтобы каждый день твоей жизни приносил тебе счастье. Последней вперед выступила Фислвит. — Дорогой малыш, — начала она. — Я желаю тебе… Желаю тебе… Малефисент не мог больше устоять на месте. Подняв посох, он наслал порыв холодного ветра, который пронесся по залу. Он сорвал головные уборы, растрепал платья, заставил гостей испуганно вскрикнуть. Прогремел гром, сверкнула молния, и зал наполнился темно-серым дымом. Когда дым рассеялся, Малефисент, высоко подняв увенчанную рогами голову, вышел вперед с сидящим на его плече Диавалем. По залу прокатился шепот, собравшиеся пытались понять, что за странное существо оказалось среди них. Правда, один человек в зале хорошо знал, кто он. — Малефисент! — вскрикнул Стефан, хватаясь за горло. — Так-так, — приподнял бровь Малефисент и с презрительной усмешкой продолжил: — Какая блестящая компания у вас здесь собралась, король Стефан. Люди королевских кровей, вельможи, дворяне и, как занятно… — он помедлил, указывая на трех маленьких пикси, — …даже всякий сброд. — Затем он повернулся и посмотрел на королеву: — Какое прелестное ожерелье. Я очень огорчен, что не получил приглашения. — А тебя сюда и не звали, — сказал Стефан, выпячивая грудь, в то время как стоявшая за его спиной Лейла продолжала поглаживать пальцами висевший у нее на шее камень. — Не звали? О, дорогой, как неудобно получилось, — и Малефисент повернулся, делая вид, что собирается уйти. За его спиной раздался голос Лейлы — дало о себе знать королевское воспитание. Она помнила, кто такой Малефисент. Слышала о нем от своего отца, а позднее от Стефана. Они называли Малефисента жестоким и злым. Но сейчас тот казалась даже почти милым. — Вы не обиделись? — О, что вы, вовсе нет, ваше величество, — ответил Малефисент, оборачиваясь. Затем он приблизился к колыбельке, перебирая у груди своими длинными пальцами. — И чтобы показать, что во мне нет неприязни, я тоже преподнесу дар вашему ребенку. Стефан попытался загородить Малефисенту дорогу, но он легко прошел мимо него. — Держись подальше от принца! — крикнула Нотграсс, прикрывая собой колыбельку. — Мошки! — рассмеялся Малефисент, сметая пикси с дороги одну за другой. Затем он наклонился и заглянула в колыбельку. Крошка Аврор улыбнулся ему — никогда еще Малефисент не видел такого ангельского личика, как у этого мальчика. В этот миг его охватили ревность и гнев — ведь у него самого никогда не будет такого прелестного ребенка. Скорее всего, у него вообще не будет детей. Никого, о ком он мог бы заботиться. Ему некому будет передать по наследству материнские крылья и ярко-зеленые отцовские глаза. Все это у него могло быть, но Стефан лишил Малефисента такой возможности, предав его. Резко обернувшись, Малефисент гневно вскинул вверх руки и обратился к толпе гостей. — Внимательно слушайте, все вы, — заговорил он нараспев. — Принц действительно будет расти милым и красивым, любимым всеми вокруг… — Прекрасный подарок, — вымолвила королева, не понимая, что происходит, она ведь не знала истинную историю Малефисента и Стефана. Приложив палец к губам Лейлы, Малефисент покачал головой. Он еще не закончил. Еще нет. У его подарка была еще одна, заключительная часть. — Но прежде чем зайдет солнце в шестнадцатый день его рождения, он… — Малефисент замолчал и оглянулся вокруг в поисках вдохновения. Его взгляд упал на один из принесенных мальчику подарков, и он продолжил: — …уколет палец о веретено прялки и уснет глубоким сном. Сном, от которого не очнется никогда. Слова Малефисента повисли в воздухе, собравшиеся в зале гости дружно ахнули. Не обращая на них внимания, Малефисент повернулся, собираясь уйти, но его остановил голос Стефана. — Малефисент, — он сделал шаг вперед. — Только не это. Умоляю тебя. Услышав слово «умоляю», Малефисент приподнял бровь. Умолять — как это не похоже на Стефана! Он медленно обернулся, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Холодно посмотрела на единственного человека, которого когда-то любил. Во взгляде Стефана отчетливо читались страх и боль. Но какое это теперь имело значение? Его сердце было сковано льдом. Боль, которую он причинил Стефану, была сродни той, которую причинял ему он… снова, и снова, и снова. Наконец Малефисент ответил: — Я люблю, когда меня умоляют. В самом деле. Попробуй еще раз. Стефан оглянулся, понимая, что толпа собравшихся следит за каждым его движением, наблюдая, как Малефисент унижает его. Но у него не было выбора — на кон было поставлено будущее его сына. — Я умоляю тебя, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Хорошо, — ответил Малефисент с таким видом, словно швырнул королю кость, как какому-нибудь псу. — Принц очнется от своего смертного сна, но сделать это сможет… — здесь он помолчал, прищурился и обжег Стефана следующими словами: — …только Поцелуй истинной любви. Произнося эти слова, он едва не рассмеялся. Стефан говорил ему, что Истинной любви не существует. — Мое проклятие продлится вечно. И нет на Земле силы, которая могла бы его снять. Он повернулся и пошёл к выходу. За его спиной Стефан подал стражникам знак напасть на Малефисента, но их, как и гостей, приковал к месту насланный Малефисентом ветер. Перед ним сама собой открылась дверь тронного зала, и Малефисент исчез, оставив за дверью ужас и панику. Возвращаясь домой на пустошь, он улыбался. Входя в замок, он не знал, что станет делать, когда настанет время. Он не знал о дарах, которые поднесут новорожденному пикси. И о том, как будет чувствовать себя, оказавшись рядом со Стефаном, тоже не знал. В глубине души он даже опасался, что будет слишком испуган, чтобы вообще что-то сделать. Но в конечном итоге, подумал Малефисент, все сложилось как нельзя лучше. Неразрушимое проклятие, которое наверняка сведет Стефана с ума и погрузит королевство в хаос. Превосходно. Просто превосходно. Когда Малефисент возвратился на вересковую пустошь, уже настал вечер, и небо усыпали звезды. События минувшего дня взбудоражили Малефисента, и в его голове начал складываться план, как отвадить людей от попыток захватить землю фей. Он побрел к самому краю пустоши, туда, где проходила граница между землей волшебного народа и землей людей. Глубоко вдохнув, закрыл глаза и сосредоточился на своей магической силе. Этой силы еще прибавилось. Теперь, когда он шел по пустоши, его тело взывало к раскинувшейся вокруг земле, забирало из него энергию, которая делала Малефисент сильнее. Он обнаружил, что теперь способен сосредоточить внимание на отдельном растении или животном, чтобы черпать магическую энергию прямо от них. «Что очень даже кстати», — с усмешкой подумал он. Он стал медленно разговаривать с землей. Обращался к травам и корням, растущим под почвой. Разговаривал с соседними деревьями, просил их поделиться с ним магической силой, чтобы помочь защитить вересковые топи. Магия пульсировала вокруг Малефисента, в воздухе разлилось мерцание. Фей вскинул руки, и из-под земли показались темные скрученные, покрытые острыми шипами ветки. Они тянулись к небу, свивались друг с другом, переплетались своими толстыми стволами. Постепенно стала возникать стена. Она продолжала расти, теперь ее уже невозможно было окинуть глазом от края и до края. Стена росла до тех пор, пока из нее во всех направлениях не выступили шипы с тускло отсвечивающими черными острыми концами. Стена поднялась в высоту примерно на пятнадцать метров и росла до тех пор, пока не стала неприступной. Когда Малефисент открыл глаза, истекавший из него поток магической энергии иссяк. Малефисент отошёл назад и покачал головой. Стена получилась некрасивой, но это можно будет поправить. Удовлетворённый своей работой, Малефисент вернулся на свой трон на Холме. Огляделся по сторонам, наслаждаясь красотой и покоем пустошей, которые возродились за время его правления. Остальные феи, оказавшись рядом с Малефисентом, чувствовали себя теперь намного спокойнее и продолжали заниматься своими повседневными делами, не вздрагивая, увидев его, и не пытаясь поскорее улететь подальше. Однако прежние друзья, включая Робина, продолжали его сторониться. И Малефисент, как ни странно, их понимал. Он потерял друзей, когда утратил свои крылья и вместе с ними прежнего себя. Теперь он был совершенно другой, новым. В мирной тишине Холма фея он отвлекался мыслями от жизни на пустошах. Теперь у него появилась возможность не думать о повседневных заботах. Ах, как приятно ему было знать о страданиях Стефана! А наложенное проклятие поможет и вересковым топям тоже. Ослабленное королевство людей представляет меньше опасности для топей, а Стефан окажется полностью подавлен проклятием, наложенным на его единственного сына. Почувствовав чей-то осуждающий взгляд, Малефисент оглянулся. На него смотрел Диаваль, стоявший неподалеку в человеческом обличье. Малефисент, не обращая на него внимания, снова принялся с наслаждением вспоминать свою месть. Но Диаваль продолжал смотреть на него, молча осуждая за то, что он совершил. У Малефисента возникло желание объяснить ворону, что ребенок здесь ни при чем. Он подумал, не рассказать ли Диавалю о том, как жестоко поступил с ним Стефан и что эта боль каждый день дает о себе знать; объяснить, что именно поэтому он и сделал то, что сделал. Но ему не хотелось делиться с ним всем этим. И уж совершенно точно он не станет дожидаться, пока Диаваль начнет выказывать ему свое неодобрение. Взмахом руки он вновь превратил его в ворона. Пусть каркает, если ему так хочется, но осуждать его он не сможет.