твои неважные шестнадцать

— Мир такой хуевый, Макс, — снисходительно Женя произносит, головой покачивая. Девушка изящно ментоловую тонкую сигарету идеально накрашенными губами сжимает и втягивает немного. Сдержанно. — Как и всегда, — обыденно Анисимов отвечает, едва плечами пожимая. — Сегодня по-особенному, — шепчет Майер, случайно пепел на пальто светлое стряхивая и даже не замечая этого, — Кристина меня стервой, наверное, считает. — Уже почти неделя прошла с той пятницы, а ты ещё паришься? — удивленно спрашивает парень и брови вскидывает. — Я ей шапку не вернула до сих пор, — вместо ответа, произносит девушка и из кармана бордовую вещицу извлекает, — Мы хуево поступили, Макс, — Женя затяжку делает. Женя нервы расслабляет. Никакой зависимости, о чем вы. Майер почти не давится дымом и Анисимов рад бы пошутить на эту тему, да только сложно выходит радоваться и смеяться, когда Женя, фыркающая ещё недавно на курильщиков, сама таковой становится медленно. Только Евгения курит правильно. Разумно. В каждую затяжку смелую вкладывая переживание/заботу о чем-либо. Курит, с каждым выдохом из себя негатив выносят. Женя курит с психологией гребаной, в отличии от остальных в компании их небольшой. Остальные по-малолетству начали, да никак и не бросят. А Майер осознанно потянулась за дрянью. Правда с детской наивностью, что от одного раза ничего не будет, а нервам полегче. Макс же курит молниеносно и нервно. Привык в пятнадцать сигареты от родителей прятать и в форточку курить по-быстрому, пока идиллию никто не нарушил, в комнату парня бесцеремонно вламываясь. Анисимов кажется до сих пор по сторонам озирается пугливо и сигарету за спиной прячет, видя силуэт похожий на улице. Привычки привычками остаются, люди не меняются и мир все так же хуев, как и прежде. Некурящая Женя с стрелкой чуть кривой, смазанной тому подтверждение. Морально убитая Диана, в клубок нервов превратившаяся, аргумент главный. Макс Свобода (как тот известен в узких кругах), свободы не знавший никогда, доказательство гребанное. Кошелева — пример очевидный с рубцами на сердце и губами подрагивающими. Диана руками к лезвию тянется, Женя к сигарете, а Кристина просто руки протягивает обессилено, умоляя чтобы спас (не)её хоть кто-нибудь. Так и живут, периодически в жизни друг друга появляясь. /// Пересекаются, когда Софа с испугом и отчаянием в Женю в школьном коридоре врезается, а та Авазашвили рвётся успокаивать, а потом обе со всех к ног к Диане бегут. Анисимов все ещё у школы крутится и удивленно вслед сбегающим старшеклассницам смотрит. Одиннадцать утра, четверг и полное непонимание со стороны Макса. Кристина им по пути встречается, и Майер ту за капюшон хватает, спасая от машины, что останавливаться и не собиралась. — Жить надоело?! — восклицает поражено Женя и страшно ответственной себя чувствует за девочку, что сейчас глаза бутылочные таращит удивлённо. Кристина блеклое «Спасибо» роняет на асфальт сухой, а Майер почти что по-родственному рукой по волосам девушки проводит и пытается ту жестом этим в чувство привести. И кажется пелена ужаса с парой последующих движений ресниц исчезает. Кошелева рассудок и трезвость ума от Жени перенимает и собирает себя изнутри заново. Скомканные и разорванные части сшить пытается, оглаживая каждый миллиметр. В Кристине значимое что-то обрывается, когда Видякина прощение за все просит и за заботу с опекой благодарит. Сердце подвох чует и удар пропускает, когда Софа — господи, непоколебимая Софа! — телефон из рук роняет, а потом испуганно шепчет: «Диана». Кошелева сумку лишь на плечо успевает закинуть и по этажам бежит быстро, врезаясь то в Петю из пятого, то в Илону, то в Еву из школы соседней. С каждой ступенькой тяжелее дышать становится и грудную клетку рвёт-рвёт-рвёт. Когда на узкой лестничной площадке оказываются втроём, неизвестность блядски пугает, но больше пугают предположения, которых у каждой по штуке две-три в голове точно. Софа в дверь трезвонит беспрерывно, губы в мясо превращая, Женя руками в волосы зарывается, думая и ногтями в кожу неприятно впиваясь, а Кошелева к соседям по площадке ломиться неожиданно начинает, видя резон в этом. Миловидная бабуля ключи подаёт от квартиры Видякиных, ведь представление уже минут как пять слушает, и обратно за дверью скрывается. Дубликат у неё ещё с времён, когда Диана во дворе коленки в кровь разбивала и слезы от боли сдерживала. Баба Люба семье почти что родной была и родители безопасность дочки единственной ей всегда беспрекословно доверить могли. А женщина и рада была помочь: коленки Диане обрабатывала, двери открывала, когда та ключи оставляла дома, и совестно относилась к связке ключей, никому ее не доверяя. Мало ли — воры. Но почему-то ключи непонятно кому сейчас всучила. Она чувствовала тревогу, что сердце колола. Не чужие ведь люди. А Кристина в тысячах благодарностей готова рассыпаться была за такую помощь. Но она лишь к двери подлетает и, к удивлению, с замком справляется быстро, дрожь во всем теле обезвреживая. В квартире вода шумит, кошка, мяукая остервенело, когтями дверь рвёт, а все трое замирают в бездействии на пороге. И только Софа, грубо Кристину толкнув, наконец подрывается к ванной, следы грязи на красивом паркете за собой оставляя, и злосчастную дверь открыть пытается. Дёргает туда-сюда ручку неподвластную и ботинками грязными по белоснежной двери бьет. Женя зависает, а потом к ручке тянется, входную дверь на всевозможные замки закрывая. «Не для лишних глаз» — решает она, шестеренки судорожно заставляя работать. Страх Майер съедает изнутри, но та неприступной казаться пытается. Кошелева же к кухне подрывается, флешбеки с вечеринки ловя, с которой сегодня как месяц ровно прошёл. Первое октября будто напомнить всем пытается, что четыре недели назад произошло. Октябрь кажется злорадствует, с ухмылкой наблюдая за всем. Ведь Диана опять заперта в комнате, Кошелева раздражена Анисимовым, а за дверью явно что-то ужасное происходит. И Кристина вилку хватает из раковины, по ковру идеально белому пятна разнося, что ванишем вряд ли выведутся. Но Кошелевой абсолютно наплевать, вы же понимаете? Она лишь к двери подлетает, вилкой с замком пытаясь побороться. И заветный щелчок наконец звучит, а под ногами мокро становится. Вода с мягким нежным оттенком красного разносится по полу, Женю заставляя отступить назад инстинктивно и рукой рот зажать, крик сдерживая. Кристина просто-напросто внимания влажным ботинкам не уделяет, а Софа терпит, видя все и понимая, холоднокровной оставаться пытается и ручку резко на себя тянет. — Блять! — взвизгивает Кошелева, первая обзор получая. У Кристины колени трястись начинают и она титаническими усилиями заставляет себя порог переступить. Кошелева кран выключает, Софа руки по локти в темной воде пачкает, аккуратно ушедшую под воду Видякину доставая, и слезы непрошеные не стирает. Женя было хочет к телефону потянуться, когда длинные кривые полосы вдоль видит на руках обеих и губы бледнеющие. Останавливает одно — самоубийство просто так не спишут. Не перевяжут ручки и не пожелают удачи во всех начинаниях. Напишут: «с психикой проблемы» и упекут на пару месяцев, если, честное слово, не на больше. Женя знает прекрасно об этом и, к сожалению, не понаслышке. Сестра двоюродная, близкая и родная до безумия, за таблеток горсть схватилась. Но спасли её, да и запихнули в ближайший стационар, из которого милая Лиза* так и не вышла. И у Майер паника поднимается невозможная и она кучей вопросов задается, главный из которых Чернышевского — что делать? Руками дрожащими все же короткие цифры набирает, в гудки размеренные вслушиваясь, пока Диану в халатике хлопковом чёрном из ванны достают и густую кровь остановить пытаются, жгут из ремней делая, как Софа распорядилась. Женя полотенце с батареи Кристине кидает и смочить холодной водой требует, дабы промыть раны. Объясняет, голову с телефоном к плечу наклоняя и из дорожающих рук полотенце вытягивая: — Это сузит кровеносные сосуды и кровотечение уменьшится, — аккуратно по ранам полотенцем проводя, Женя в бледное лицо вглядывается и вздрагивает от девичьего голоса в трубке. Девушка Кошелевой полотенце передаёт, а сама на ноги поднимается, ненароком на зеркало взглядом натыкаясь. Белая блузка была в алых мокрых пятнах, что тошноту наводило. Кристина делает всё как Майер в точности, периодически полотенце от крови промывая. Запах в комнате стоял дикий, а Диана глаза все ещё не открывала, хотя Софа ладонями ту периодически била несильно по щекам, брань всю перечисляя. Когда Кошелева взглядом сталкивается с Авазашвили, они говорят одними лишь глазами, что так много отражают. На лицо Диане, что на коленях у Софы находилась, капли солёные приземляются и София говорит этим, что не может так больше. Кристина судорожно взглядом бегает по телу Дианы, задерживаясь лишь на полосках не эстетичных, и Авазашвили понимает, что Кошелева себя винит за все, что привело к этому. Кристина в отвращении к себе тонет, как тонула Видякина в ванной долбанной. Кристина раскаивается за каждую минуту не с ней и за то, что не смогла уберечь от лезвий, что Диана вчера покупала в ашане. Кристина к богам всевозможным обращается и просит, чтобы все хорошо не у неё было. Женя с Софой на диван перекладывают Диану, а Кошелева, не церемонясь, полотенцем полы протирает. И в багряную ванную руку опускает, одежду предусмотрительно в коридор кидая, и пробку достаёт, позволяя воде стекать в водопровод и разводы неприятные оставлять на стенках. Кристина полотенце отжимает в ванну и освежитель воздуха распыляет прежде чем опять согнуться. Кошелева слышит, как перешёптываются Софа с Женей. И вторая неожиданно на пороге появляется, и Кристина её в зеркале замечает. — Скорая минуты через две-три будет, — будто оправдывая своё нахождение здесь, говорит Майер. А Кристина кивает, откидывая в раковину тряпку. — Я поговорить хотела, Кристин, — все ещё в спину говорит девушка, глазами встречаясь в зеркале. — Я не злюсь, — обрывая дальнейшую речь, произносит Кошелева и улыбаться пытается настолько, насколько в такой ситуации возможно. Кристина уже вправду не злилась; хотя утром, видя дежурящую Женю, ещё губы кривила едва заметно и старалась избежать встреч. Недавняя пятничная встреча во дворе закончилась отнюдь нехорошо. Если говорить кратко, Женя оправдать тот поцелуй пыталась, ситуацию, своим только нахождением в их разговоре, усугубляя. Тот момент, когда Кристина не лезть попросила обе помнят отлично. А вот момент, когда Майер за руку Анисимова потянула, кидая: «Да она ничего никогда не поймёт!», обе хотят уже забыть. — Я эмоциональной бываю, — честно признается Женя, — Чересчур. — Я заметила, — тепло говорит девушка и по-настоящему хороший момент в такой ужасный день прерывает домофон, к которому Майер подрывается. Дальше Софа с Кристиной наблюдают, как с Дианой манипуляции различные проводят и та наконец глаза открывает, жадно воздух бледными губами захватывая. Женя же слезы подавить пытается и в тамбур уходит, закуривая. Дверцы лифта разъезжаются как раз вовремя и запыхавшиеся Макс, Серёжа и Олег перед глазами появляются. И Майер наконец-то чувствует, что ответственность переложить — чуть-чуть совсем — может на чужие плечи. И девушка полсигареты под ноги бросает, ботинком придавливая. А потом в объятья краткие попадает, слабо заставляя себя улыбнуться. — Сколько нужно? — разрывая объятия, спрашивает Трущев, а Женя разводит руками, на выдохе бросая: — Много. — Чего много? — значительно громче Софа интересуется, колючим взглядом по каждому гостю пробегая. Останавливается на Майер и руки на груди складывает, объяснений пытаясь дождаться. — Тише! — шипит Олег, пальцем девушке грозя. София же взгляд на него переводит и тот живо сам замолкает. Авазашвили грозно выглядит и напряжением всех одаривает. — Что они здесь делают? — произносит та, а Женя кольца теребит нервно. — Помогают. Софа вопросов множество хочет задать, но на деле лишь ком сглатывает и доверчиво коридор покидает, взгляд последний к Жене обращая. «Не подведи» — читается открыто и Майер обещает мысленно, что не подведёт. И Авазашвили верит той, хотя вчера бы никогда так не поступила. — Давайте, — кивает Женя, ладонь с купюрой в две тысячи раскрывая. Макс в задний карман джинс тянется, смятую пятитысячную отдавая. Он копил вообще-то на гитару новенькую, но его Ди, почти что родная, явно была достойна этой купюры больше. Олег пятьсотками набирает три тысячи, что занимал у Никиты двадцать минут назад. А Серёжа из кошелька две тысячи достаёт и потом из-под скрепки извлекает пятитысячную банкноту. Женя обращает внимание, что кошелёк в руках у него женский, и Назима на ум приходит, бескорыстная совершенно, что деньги, если Майер правильно помнит, на подарок маме откладывала. Евгения в карман к пачке сигарет деньги кладет и выдыхает рвано, в квартиру возвращаясь. — Можно с вами поговорить? — ласково Женя окликает стоящего в стороне врача и тот кивает. Кристина непонимающе смотрит вслед Майер, что в соседнюю комнату уходит, а к Софе озарение приходит. — А что дальше будет? — наивно совершенно произносит Женя, дверь прикрывая и руку в куртку опуская. — Как всегда, — поглаживая лоб, басом мужчина отвечает, — Учёт, наблюдения в психиатрии. Лечение нужн… — Ей лечение не нужно, — перебивает Женя и взгляд удивленный ловит, — Поймите… — брови хмуря, Майер начинает, — Диана она адекватная, правда. У неё просто родители разводятся и она переживает это больно очень. Мы пришли к ней сегодня потому что вещи хотели помочь перевести. Она ко мне должна переехать, понимаете? А я за ней услежу и такого никогда не повторится, — задуманную речь Женя произносит и театрально губы кусает, переживания передавая. — У всех так, девушка, — протестует доктор, — Если она адекватна, то выйдет из больницы через пару неделек и все. — И у неё пятно в карточке о том, что она в психбольнице лежала, — знающе Женя говорит и врач усмехается. «Непростая девчонка» — проносится в голове, а Майер из кармана уже помятые купюры достаёт, нервно вперёд руку протягивая. Глаза мужчина удивлённо вверх ползут и ухмылка лицо озаряет, когда он деньги забирает. — Семнадцать, — отчеканивает девушка и доктор свистит удовлетворено. У Майер из воспоминаний о сестре осталось предложение врача «закрыть пробел» за сумму немаленькую, но тётя с дядей решили, что девочке их нужно полечиться. А Женя точно знает, что убьёт Диану эта лечебница гребанная и ни за что она её туда не отпустит. — Сводите подругу к доктору, — по-доброму мужчина совет даёт и в карман тонкую пачку прячет, — Спишем на ложный вызов. — Обязательно сводим, — кивает Женя, — Спасибо. /// Когда врачи покидают квартиру, Софа окна все открывает в квартире, стараясь неприятный запах крови устранить. Кристина же ванную отмывает пемолюксом и слезами, что на глазах навернулись, когда Диана глаза приоткрыла. Кошелеву мелкой дрожью бьет и Женя заботливо ту по спине гладит, говоря, что все позади. А потом Майер на площадку уходит и наконец волнующихся парней впускает. Олег с Максом на пару к Видякиной на диван подлетают, а Серёжа осторожно в ванную заглядывает, морщась от запаха противного и жуткого. — Как ты? — Трущев спрашивает, глядя на разводы, что Кристина старательно устраняет. — Обознался, — рвано Кошелева произносит и носом шмыгает, — Это не я здесь вены вскрывала. Серёжа, за плечи хватая девушку, к себе Кристину прижимает и позволяет рукам Кошелевой белые сгустки на одежде оставлять от средства. А девушка в грудь лицом утыкается и плачет-плачет надрывно, рыданиями своими Анисимова беспокоя, что за дверью стоит, ухо прижимая к дубовой поверхности. Девочка ногтями в футболку впивается и шепчет: «Я виновата» бесчисленное количество раз. Серёжа отстраняется, когда дверь бесшумно открывается и на пороге Макс нервный стоит, взглядом Трущеву рассказывая все, что внутри. Кошелева нехотя парня отпускает и сквозь пелену перед собой Свободу рассматривает. Дверь хлопает, а Макс Кристину к раковине подталкивает, умывая заботливо лицо и руки мылом по самые локти. Свобода понимает, что кровью чужой её ладони и руки пропитаны и смыть остервенело все пытается, пока Кошелева в шоке находится. Кристина шепчет ещё «я виноватавиноватавиновата», а Максим кран выключает, девушку к себе поворачивает и обнимает сильно, позволяя коротким ногтям шею царапать и мокрые пятна на свитере оставлять. Анисимов готов ей, кажется, все позволить лишь бы плечи не дрожали и слезы наконец течь перестали. Он сгибается неудобно, лбом к лбу прижимается и перебивает шёпот нервный. — Ты ни в чем не виновата. Ты герой, Кошелева, герой. Ты спасаешь постоянно её, да ты всех спасти готова всегда. Такие люди как ты, Крис, виноватыми не бывают. Не могут быть, — покачивает головой парень, — Не могут быть, слышишь? Кошелева на свой шее ладони тёплые чувствует и голову наклоняет вбок, касаясь кожи тёплой. Макс улыбается и большим пальцем скулу поглаживает нежно. — И это все? — хрипит девушка, а Анисимов хмурится непонимающе, — Где твои блядские извинения? — шепчет тихо, но с интонацией такой, будто кричит, горло истерично надрывая. И Максима накрывает волна непонимания, — Где, сука, твои извинения? Передо мной! Ты думаешь, что успокоишь меня, а я поцелуй с Женей забуду или то, как ты ушёл в пятницу, так ничего и не сказав? Ты придурок! — вырываясь, хрипит так, будто не девушка вовсе, а кошка раненая. Кошелева скрипит почти, руки откидывая чужие со своей шеи. И с т е р и к а. — Крис… — руки тянет, обнять пытаясь, а Кошелева по ладоням резко бьет, плакать продолжая, — Я извинился бы. Просто сейчас нагружать тебя не хотел, — шепчет тихо и шаг назад делает, в дверь упираясь и руки в жесте «сдаюсь» поднимая, — Я мудак, Крис. И мне вправду жаль, что все так сложилось. Я не просто был не уверен, что ты не пожалеешь на утро об этом поцелуе… — Не переводи стрелки! — руками всплескивает девушка и пемолюкс опрокидывает в ванну, рассыпая содержимое. — Давай попозже поговорим? — просит парень, прикрывая глаза. — Давай ты уйдёшь? — Лучше ты, — усмехается, — Я уберусь здесь, — убеждает и за руку успевает Кошелеву из ванны вытолкнуть, пока та кричать из-за прикосновения не начала. Кристина на диване Диану видит, что на коленях у Софы лежит и та ей волосы перебирает. Девушка сразу же вспоминает картину, как почти что мертвая Видякина на коленях у Софии была, а та в чувство её привезти пыталась. Кошелева сразу же взгляд переводит на Женю с Серёжей, что говорят о чем-то на балконе. А потом девушка в комнату Дианы двигается под абсолютную тишину. У кровати Олег сидит, руки в волосы запустив. Кристина шкаф купе открывает и под одеждой бутылку водки находит. Полупустую правда. Улыбается нервно и падает рядом с Терновым, крышку откручивая. В ход идёт Дианина заначка, что Кошелевой сейчас нужнее.