Перед ним стоял наклонённый Торд, что держал в руках нож.
У Тома сердце в пятки упало, даже не смотря на то, что он лежит. Увидеть психически больного с ножом, у своей кровати, так дружелюбно улыбающегося — не лучшее начало дня. Черноглазый настолько был сконцентрировался на этом стрёмном ноже в руке русоволосого, что совсем не заметил поднос, который слегка выглянул из-за спины норвежца.
— Я кое-что тебе приготовил!
На воображаемом подносе в виде доски для овощей красовалась стеклянная тарелка с обильно облитой кетчупом яичницей и парой ломтиков бекона. Вся еда ещё была слегка горячей и обладала приятным запахом, что так скрутил проголодавшийся желудок парня в пижаме.
(Поздравляю ребят, что писали в отзывах близкие к ответу и верные догадки)))
Сонный сразу понял, что перепугался зря, и это просто очередной лестный жест-подлиза к нему со стороны больного ловдисисом.
После трёх часов ночных размышлений и здорового сна, Томас смог объяснить себе причину своего странного поведения вчерашним вечером. Ведь каждому приятно, когда к нему проявляют внимание, обнимают, никому не дают, спят в обнимку и даже целуют. И ему тоже было приятно, и не потому, что это делал Торд, а потому, что такая реакция на такие действия — нормальная для человека, особенно для такого, как сам британец, который давно не ощущал такого в своё сторону. А то, что это был его «старый друг», а точнее «старый враг», его совсем перестало волновать, парень начал умирать как личность для него из-за своей болезни. Поэтому, Том сам для себя решил, что чувствовать тепло на такие жесты со стороны другого человека, даже, если это больной ловдисисом — нормально, и что он будет брать от этого только хорошее, без сомнений, стеснений и стыда.
— Ага, спасибо, но не пугай так больше, а то такое лицо с ножом с утра прямо через чур сильно бодрит.
Немного занудно прозвучало из еле шевелящихся, ленивых и ещё не до конца проснувшихся уст русоволосого, который тотчас же с кряхтением потянулся на кровати, дабы разровнять затёкший позвоночник.
— Подноса я у вас не нашёл, поэтому пришлось взять доску, но на неё еле поместилась тарелка с вилкой, вот я и решил принести нож в руках.
На это оправдание потягивающийся парень лишь угукнул и взял презентабельно вытянутый ему поваром подносик со столовыми приборами. Выглядит довольно аппетитно, так решил Том и приступил к трапезе с охотой, но в этот раз аккуратнее, чем обычно, ведь ему потом не хотелось вычищать постель от жира и пятен.
Норвежец внимательно наблюдал за тем, как парень охотно поглощает приготовленную им вещь, это грело мысли и сердце болеющего. Он не отрывал глаз ото рта своей любви, что не могло не напрягать.
— Ам, можешь не смотреть на меня так, мне, как бы, противно…
Русоволосый понимающе кивнул и отвёл алые глаза к полу. Сейчас Торд был сильно похож на какого-то супер умного домашнего питомца или робота в человеческом виде, и из-за ловдисиса он действительно превращался в что-то на подобии этого, осознание чего не могло не огорчать даже Томаса. Но на огорчения нет времени. Его резко пробило осознание того, что у него сегодня рабочий день, и что у него дедлайн послезавтра.
До недавнего времени ёж не работал, а лишь подрабатывал в поддержку общему бюджету, костяком которого была прибыль Эдда с его комиксов и анимаций. Но, с какого-то момента, парням понадобилось больше, поэтому Томас решил устроиться писателем на дому. Парни часто замечали в его голове какую-то фантазию, и когда-то нашли его папку с разными коротенькими историями, которые в итоге составляли большой проект, который так и остался любительским. Том не был против такой работы, ведь заниматься любимым делом и зарабатывать на нём мечтает каждый, но и тут не без минусов: из-за определённых сроков он был вынужден буквально выжимать из себя некоторые главы и сцены перед дедлайном, что могло морально утомлять.
— А ты другим приготовил? — после окончания своего завтрака задал черноглазый вопрос своему кормильцу.
— Ам… «другим»? — Торд переспросил так, будто бы в доме кроме них никто не живёт.
— Угрх, значит, не готовил. Что бы ты знал, это немного некультурно, так что, если берёшься готовить завтрак, то всем в доме, или хотя бы Эдду тогда, ибо это его дом.
— Но я не хочу готовить им, я хочу готовить тебе.
— Я тоже много чего не хочу, но имей уважение к другим, ах да, точно, ты же не можешь, — эта фраза уже язвила, как бы подкалывая красноглазого за его психический недостаток, что серьёзно того задело.
— Ты думаешь, что я больной?.. — это уже был расстроенный тон.
— Не думаю, а знаю. И чтобы это загладить, хотя бы попытайся вести себя нормально. Эдд же приготовил ужин всем, значит и ты должен приготовить завтрак всем, если вообще собираешься готовить. Вот примерно такая логика, понятно? — он начал обращаться с Тордом как с человеком, который ниже него в статусе, а точнее сильнее давить интонацией и фразами на его недостатки. Такая манера общения неприятна и обычному человеку, но для больного ловдисисом слышать такое от своего избранника было в десятки раз хуже.
— Х-хорошо, Томми, я буду стараться…
Рогатый не считал себя больным, не хотел признавать этого и просто не видел того, что видят окружающие. Он считал все свои действия абсолютно нормальными и даже милыми, и это отчасти правда, но по большей части нет. Парень сильно огорчался такой жёсткости его пары к нему, но никогда не винил Тома, даже если тот был действительно виноват, он всегда винил себя в том, что он «недостаточно хорош». Но вы бы знали, насколько он был рад, когда его избранник просто смотрел на него, подходил, обнимал, кормил. В эти моменты норвежец считает себя настолько счастливым, что иногда думает: «Неужели это со мной происходит? Я не достаточно хорошо для этого…» Благо, что больной не знает, что это всё лишь одна из методик его лечения. Сказать ему о том, что это всё, на самом деле, всего лишь вынужденные обстоятельствами и ловдисисом действия, а не настоящая любовь — всё равно, что убить Торда мучительнейшими пытками. Тому было сложно это понять, как и любому другому человеку. Можно сказать, это не поддаётся логическому объяснению.
Парень в красной худи, по воле своего «хозяина», направился на кухню, чтобы приготовить завтрак на всех остальных.
***
Том нехотя поднялся с постели и поставил грязную посуду на полку рядом. Взгляд упал на электронные часы, «10:26». На удивление, это не так поздно, ведь обычно парень не вставал с постели до двенадцати, а то и до часу дня. Значит, будет больше времени на новые главы.
Вот он уже в своей каждодневной одежде — синяя худи поверх светло-серой футболки и на тон темнее штаны, которые скатывались складками у пяток возле бывших белых, но теперь таких же серых носков. Через три минуты в порядок была приведена и постель. Вообще, Томас — не тот тип людей, который особо любит строгий порядок в доме и комнате, но, из-за вечных упрёков Эдда, уже по привычке приводит свою комнату в какой-никакой порядок по утрам. После он потратил ещё один отрезок времени на поход в ванну, чистку зубов, расчёсывание своих, вечно запутанных и торчащих по сторонам, волос.
В какой-то момент британец, на секундочку, остановил свой взгляд на зеркале над раковиной. Оно, до недавнего, было грязным и заляпанным, похоже, вчера его кто-то помыл, скорее всего шатен. Он давно не видел своего отражения таким ясным, без разводов. Парень засмотрелся: чёрные глаза и под ними не менее чёрные круги, которые мог различить между собой только сам Том, немного щетинистый подбородок, бледная кожа, уже проявляющиеся на лбу складки в таком раннем возрасте из-за постоянной хмурости.
М-да, такой себе видок… Ну, а чего ты ожидал увидеть, мало всего прочего, ты ещё и алкоголик… Погодите-ка. Алкоголь!
Тут Томас вспомнил, что всегда спасало его после таких дерьмовых деньков как прошлый и начало этого. Именно алкоголь. В этот раз суета заставила его забыть даже такую спасательную вещь, как его любимая водка, какое возмущение. И, как только черноглазый об этом задумался, ему тут же захотелось этой самой водки больше, чем чего-либо на свете.
***
Мэтт уже был активен, он не лишит себя и своё тело лишнего бодрствования, и не лишит мир своей персоны ни на один лишний час. Его комната, как обычно, полна всякого мелкого хлама, но, в тоже время, не теряет царского вида при помощи пурпурных обоев с различными узорами и кучи картин с зеркалами на стенах. Рыжеволосый приступил к своей обыденной процедуре: осматривания своего прекрасного лица в портретах и зеркальных стёклах. Только вот сейчас появилась в его жизни очень важная деталь: повязка на глазу. Но, на удивление, она не злила Мэттью, он не хотел её убрать, потому что знал, что эта повязка — не бельмо, не царапина или удар, это ещё один показатель того, что о его величестве заботится, по крайней мере, янтарноглазый друг. Рыжего больше пугал шанс увидеть, что находится под этими бинтами, вдруг его глаз некрасивый больше? И причиной этому является Торд, которого он воистину невзлюбил после этого случая.
Но тут в комнату нарцисса постучался Эдвард. Похоже, тот уже тоже не спал, он был в обычной своей одежде, разве что, без худи, под которой крылась серая футболка с забавным принтом «smeg head». В руках его была чашка кофе, а на носу красовалась рама с линзами прямоугольной формы. Долгие часы сидения перед монитором сказались на здоровье парня, так что он был вынужден носить очки при чтении и рисовании, и иногда он забывал их снимать. Так и сейчас, он, похоже, схватил с утра «приступ вдохновения», как он это называет, и пошёл исписывать все чистые листы, что оставил на столе с вчера, схватив прибор видения и первый попавшийся карандаш, начал творить, и, похоже, даже не понял, что очки все ещё на нём. Кроме чашки горячего напитка у него, во второй руке, были бинты.
— Как ты, Мэтт, как утро, как глаз?
— О, Эдд, доброе утро. Я, как всегда, отлично, правда, боюсь снимать бинт, если ты пришёл для этого.
— Ох, ну и чего тут страшного? — с неким смешком спросил янтарноглазый.
— Ну, а вдруг я теперь урод?..
— Ну конечно ты не урод, как ты можешь об этом думать? Он заживёт, и будешь опять самым красивым, вот увидишь!
Единственное, что Эдд делал лучше анимации — это поддерживал своих друзей.
— Ну хорошо, я тебе поверю.
Парни улыбнулись друг другу, и уже через секунду сидели на кровати Мэтта. Шатен развязал повязку на лице товарища, и увидел немного неприятную картину: не смотря на прикладывание льда, глаз был опухшим, а под ним виднелся тёмный синяк.
— И как он? Подай мне зеркало.
— Он нормально, лучше, чем могло быть, но ещё не зажил. Может, лучше не будешь пока смотреть, чтобы не расстроиться?
Не смотря на большое любопытство и жажду увидеть свое лицо, голубоглазый доверился другу даже в плане себя самого, что было знаком действительно крепкой дружбы.
— Хорошо, как скажешь.
— Постарайся не дёргаться, я наложу тебе новую…
Спустя парочку минут у Мэтта уже была новая и более белая, чистая и свежая повязка, но повязана она была ничуть не хуже или менее трепетно, веснушки на розовых щеках парня подскочили вверх от улыбки на его лице.
— Спасибо, Эдд, что помогаешь мне.
— Не за что, — такое дружелюбное лицо Мэттью заставило и самого шатена ухмыльнуться.
— У тебя очки!
***
— Ребят? Эдд, Мэтт? Я приготовил нам завтрак!
С кухни послышался голос с норвежским, слегка шепелявым акцентом.
— Да неужели? Неожиданно, но приятно! — послышался голос художника в ответ из комнаты нарцисса.
— Для меня? — с восхищённым удивлением послышалось из уст рыжеволосого, но тут же прервалось самолюбивой фразой, будто бы скрывая что-то. — Конечно же для меня!
Наверное, ему Том приказал, я видел, как он готовил ему завтрак с утра.
Может, он хочет так извиниться передо мной за вчерашнее? Хотелось бы в это верить.
Парни вместе направились из комнаты в кухню по коридору, высматривая Тома, которого за утро ещё не встречали.
Но тот, уже одетый по-уличному, быстро приближался к порогу и выходу из дома, вертя на указательном пальце ключи, а второй рукой в кармане сжимал деньги.
— Утра, Эдд, Мэтт, я в магазин.
Но Эдвард отлично знал, куда направляется Томас. В бар.
Действительно в магазин парень шёл только в одном проценте случаев, во все остальные девяносто девять — он приходил домой чуть ли не под следующие утро, весь потрёпанный, а про лицо вспоминать даже не стоило. И так было, как минимум, каждую неделю, пока он не отойдёт от предыдущего раза и не приступит к следующему.
— А я уже был подумал, что ты настроился завязывать, — упрекающим голосом остановил его Эдд.
Когда у Тома начиналась «ломка», то он был не в себе, это британцы, живущие с ним в доме, знали хорошо. И хоть попытки Эдварда почти никогда не заканчивались успехом, тот не переставал пытаться, даже при осознании того, что Том может сорваться при таких спорах и натворить чего-то плохого.
— Кгрх, с-слушай, я ИМЕЮ право выпить после всего этого дерьма, понятно?!
Мэтт поник за спиной шатена.
Ну вот опять, началось…
— Нет, не имеешь! Я понимаю, тебе тяжело, и нам всем тоже тяжело, и даже, если тебе тяжелее всех, это не причина набухаться как последнее чмо, ведь тебе же хуже будет, ты же знаешь, как оно на похмелье! И, тем более, Торд, он же от тебя ни ногой, ты с пьянки можешь ляпнуть что-то не то, а рогатик из-за этого страдать будет!..
А этот самый «рогатик» стоял у кухонного стола, но всё ещё очень внимательно наблюдал за происходящим.
— А меня. По-твоему. Ебёт?
Это был самый неприятный для ушей ответ, который можно было получить, и это даже не из-за мата в нём.
—…Я знаю, что ебёт. Ты сам мне это говорил, помнишь? Просто из-за твоей чёртовой зависимости ты делаешь вид, будто нет! Я знаю, что да, мы все знаем, но твоя ломка заставляет тебя ценить бутылку больше, чем нас! Так что, пожалуйста, Том, будь же ты сильнее, не иди ты туда…
Черноглазый будто хотел что-то ответить, но застыл, что показывало, что слова Эдварда были правдивы.
— Слушай… Тебе не надоело пытаться?
— Нет, и никогда не надоест!
Эдд был как никогда твёрд в своей позиции, подступая к алкоголику всё ближе и ближе. Больной норвежец стал его основной причиной.
— Я НЕ могу, как бы не пытался, понимаешь?! НЕ МОГУ Я!.. Не могу я…
Резко русоволосый перешёл с крика на шёпот. В нём рвалось два чувства: зависимость, и желание от неё избавиться. Хотя бы ради друзей.
Эдд слегка вздрогнул, редко такое бывало в их ссорах.
Ёж медленно опустился на колени, прямо под дверью.
— Не могу я… Мне так хуёво… Я просто… Не могу, и всё…
Янтарноглазому было печально наблюдать за мучениями его товарища, ведь он всегда знал, что за всем этим стоит беспросветная зависимость, почти наркотическая.
Мэтт, не смотря на свою детскую глупость, потихоньку вник в обстановку за все эти годы, и тоже понимал, что к чему. Было забавно и, к тому же, мило наблюдать, как самолюбивый предлагал Томасу свой портрет вместо «Смирноффа», уверяя, что от него зависимость хоть и будет, но очень полезная и добрая.
Больной сначала огорчился словам парня в синей худи о том, что «он его не ебёт», но, после следующих диалогов, сразу всё понял.
Пока другие не успели и опомниться, красноглазый метнулся с кухни к проходу и крепко обнял расстроенного любимого, этим самым стараясь утешить.
Именно в этот, тяжёлый и эмоциональный, момент Тому было сложно думать о том, что Торд — всего-лишь больной ловдисисом псих, именно такими действиями он заставлял верить, что внутри его искажённого разума ещё хранились светлые остатки сознания.
— Л-ладно, уговорили-уговорили… У меня дедлайн послезавтра, так что вам, считай, повезло.
Впервые за долгое время алкоголик сознательно отказался от своего препарата.
Но это было только начало…
