Болезнь

— Откройте, это Красная Армия!       Сердце у всех в доме сжалось, чуть ли не остановившись. Смех, разговоры, чавканье еды и даже дыхание замерло. Всё было буквально у нас руках, и тут пришли они, чтобы отнять всё у нас, отнять его у меня.       Черноглазый встал первым из-за стола, и, подойдя к входной двери в упор, через силу положил ладонь на ручку. Мутное лицо опустилось к полу, цыкнув. Он уже предполагал, зачем они пришли. Стоило только Торду забыть о своей проблеме, армии, обрести покой, стоило только Тому и всем остальным ребятам утихомирить свою совесть и вину по отношению к ловдису, сделав его относительно здоровым и стабильным, как тут опять явились они. Ему было до жути интересно, чем именно они готовы испортить им всё. Но лучше бы он никогда не узнавал, он в шаге от падения в ярость, хотя ещё ничего и не произошло.       Атмосфера дома резко налилась волнением и напряжением, их иллюзию, голограмму развеяло первое, но мощное дуновение ветра.       Красноглазый, кажется, уже пришёл в отчаяние и окутался злобой. Он надеялся, что в прошлый раз послал их достаточно далеко, чего им ещё надо? Кроме того, русый норвежец считал, что эти двое — лишь подлизались к нему, чтобы получать больше внимания, почёта и лучшую позицию в армии, и только того и ждали, чтобы уже иссякший воин-Красный-Лидер, наконец-то, скончался, и тогда они захватят это сборище рабочей силы и разделят его поровну. И даже, если это было не так, ему было удобно давать их отношениям именно такой вид, ему были абсолютно не нужны связи с кем-либо кроме его любви, если они, конечно же, не были выгодны для его и черноглазого положений. Так, он пытался отвлечься от переезда и разлучения с объектом своего обожания за счёт них, но когда переключился обратно, то Патрик и Пол стали ему совершенно безразличны.       Звучит как чистой формы эгоизм, ловдисиз — и вправду ужасная болезнь.  — Я открою, Томми — решительно отозвался рогатый с места, встав со стола и подскочив к двери, буквально отпихнув неприкосновенного Томми с проходу, что даже шокировало в какой-то мере. Это могло означать только две вещи: что тот очень зол, и что тот очень не стабилен, на грани срыва. А это очень плохо.       Скрип двери…       Хмурое, бледное лицо с торчащими скулами и острым подбородком уставилось прямо на впереди стоящих, красные глаза злобно впились в парней, смотрели глаза надменно, будто готовые без сожаления разорвать их подчас.  — Зачем вы пришли? — почти сквозь зубы выдавил из себя бывший Красный Лидер. А вот манера его обращения с ними вовсе не бывшая, она всегда была, есть и будет такой.       Парни по привычке выпрямились.       Первый, одетый в деловую форму с красиво гравированным бейджиком «Красный Лидер», мужчина с сильно взъерошенными и запутанными, грязными, короткими волосами, уже с немалой щетиной и до ужаса бледной и почти мёртвой кожей на лице и остальном теле. На глазу у него красовалась повязка, плотно облегающая шрам. Единственное, что за это время в нём не изменилось, не исхудало, не испортилось и не прогнило — густота его бровей.       Казалось, мрачнее и ужаснее Пола быть не может. Но стоит вам лишь направить свой взор на второго, и вы в этом быстро переубедитесь. Мало того, что тот, как и его товарищ, был полностью неряшлив, и, похоже, вовсе забыв о понятии стирки, душа и гигиене, так и глаз его карий как-то странно дёргался, а чернота кругов под глазами и бледность кожи могла с лёгкостью переплюнуть их всех вместе взятых. И всё бы можно было сослать на дикую усталость, если бы не уста того, что нервно дёргались в странной улыбке. Похоже, у нас не один больной теперь.       Главным объектом этой картины была баночка в руке у Патрика с сомнительным содержанием, похоже на какой-то реактив из лабораторий химиков по цвету, кислотно-фиолетовый, но, почему-то, налитый не в колбу, а в сосуд для питья…  — Ох, лидер, вы не представляете, не представляете, ха-ха, что я сделал для вас! — с чрезмерным восхищением начал учёный-доктор, но тут же его перебил бровастый толчком локтя под бок.  — Мы здесь, сэ-, кхм, Торд, потому, что хотим сказать тебе не самые приятные новости. Армия умирает… Я не справляюсь, — если тон до этой фразы звучал его ровно, то на этих словах чувствовались ноты вины и даже стыда. — Я не годен на роль Красного Лидера, а все более-менее перспективные люди, которых я знал, оказались ещё в сотню раз хуже. Веду всё к тому, что только ты достоин звания Красного Лидера, и если ты не вернёшься вскоре на базу и не возьмёшь главенство, то все твои старания, труды, все эти годы работы пойдут насмарку. Ещё немного, и все эти холопы разбегутся, как крысы по углам, в конец разодрав всё, что осталось от былого могущества Красной Армии по кусочкам.       На этом речь его на момент остановилась. Мы используем эту паузу, чтобы сказать вам, что в это время трое ребят, что были в доме, столпились у выхода, прямо за спиной Торда, и наблюдали за происходящим с напряжением и опасением во взглядах, никто не знал, что произойдёт дальше. Томас был готов вмешаться хоть сейчас, ибо не хотел пускать ловдиса видеться ни с кем вообще, ради блага всех, а со своей былой армией — так тем более. Но, что-то останавливало его от вмешательства прямо сейчас. Он положился на то, что сможет встрять в нужный момент. Эдд и Мэтт также были наготове.       На лице больного уже проступали признаки агрессии, и жёсткое надменное лицо сменялось на садистское, готовое кромсать. Но мужчина осмелился продолжить:  — Но, мы знаем, что в таком, как вы сейчас, состоянии, править армией просто невозможно. И, мы, уже были, опустили руки, как тут-  — Я смог изобрести лекарство! — уже в нетерпении и радостным, даже ликующим криком перебил длинноволосый, — тебе больше не нужно мучиться от этой чёртовой дряни, это стопроцентное лекарство от ловдисиса, я проверил его на свыше десяти подопытных, прежде, чем дать это тебе. Ловдисис, как правило, возникает из-за долгой и мучительной неразделённой любви в основном, вперемешку с остальными факторами, но это уже не важно. То есть, если нет любви — нет и ловдисиса! Нет, это не психоподавляющие, которые по очень тупому принципу попросту перекроют тебе мозг и чувство, эта вещь уникальна в своём роде — она лишит тебя определённого чувства в определённом участке твоей памяти. А точнее, ты будешь помнить всё, чувствовать эмоции, но тот момент, когда ты почувствовал к Томасу чувства попросту потеряет своё значение, влияние на мозг, мы буквально заставим тебя разлюбить, да что там, никогда не влюбляться в этого отморозка! — с жёстким торжеством выкрикивал мужчина, подпрыгивая на месте, кривя лицом в не здравой улыбке, уже не сдерживая эмоций, что могло привести к последствиям.       Новому Красному Лидеру вовсе не понравился такой поворот событий, он косо глянул на напарника, в очередной раз пихнув того под бок, как бы присмиряя. Он шипел зубами, понимая, что они крупно налажали с «сдержанной и убедительной речью», которую так старательно планировали. Но, тот уже видел гнев на лицах собеседников, так что всё, что оставалось — жалкие попытки урегулировать ситуацию.  — Он имел ввиду, что ты можешь быть здоро-  — Я. ЗДОРОВ! — похоже, психика парня решила не церемониться. Он схватился за голову острыми пальцами, начиная от гнева и психоза сжимать волосы, скрипеть зубами, а веки судорожно дёргались, затягивая в это хаотичное, дикое движения и брови, и все мышцы лица, которые только можно.       От такого зрелища все враз онемели. Том понял, что сейчас — самое время вмешаться, поэтому, выскочил из прохода, встав между бывшим лидером и его бывшими подчинёнными.       Не смотря на всё происходящее, он пытался оценить ситуацию конструктивно: у них, как они говорят — лекарство от ловдисиса, но посмотрите на них! Один — в край побитый, второй, похоже, и вовсе рехнулся. И где доказательства подлинности всего этого? Может, они и вовсе, после того, как лидер их бросил, решили так отыграться, и отравить, зло воспользовавшись его недугом? Черноглазый в подозрении нахмурил брови.  — Погодите-ка, — начал он решительно, — вы думаете, что вот так придя, подсунув в банке дешёвый реактив и выдав его за лекарство от неизлечимой болезни, аргументируя это собственной мнимой выгодой, можете напоить его непонятно чем?! Вы что, слепые, не видите, издеваться над ним таким способом уже излишнее, дайте ему спокойно дожить наконец-то! Думаете, нам сладко живётся, думаете, пока у вас армия умирает, у нас клумбы цветут и деревья плодят? Каждый день нам нужно его приступы утихомиривать, так что по части неспокойной жизни для предавшего вас лидера вы можете абсолютно не волноваться, она ему обеспеченна! — буквально прокричав эту речь, он уже хотел захлопнуть дверь перед незваными гостями.       Во время таких слов британца их обоих сначала охватила печаль, а потом и гнев. Они не старались для того, чтобы какой-то Том им всё испортил. Крепкая рука мужчины со шрамом на глазу остановила закрывающуюся дверь.  — Лечение Торда в наших общих интересах, как я и сказал, армии нужен правитель, — твёрдым, будто угрожающим тоном прозвучали слова, — а подопытные с положительным результатом лекарства прямо за нашими спинами, — они кинул взгляд на толпу бодрых воинов, которые ещё с самого начала били контрастом на фоне этих иссякших из сил мужчин, но на их осмотр не было времени раньше. Такие воодушевленные, хоть и тела уже довольно вялые. По ним сразу видно, что без воздействия на их моральное состояние тут не обошлось, иначе как в такой прогнившей армии, с таким прогнившим телом, можно оставаться в приподнятом духе?       Этого хватало для аргумента, что не смогло не задеть ежа, тот аж зашипел от гнева. Сейчас перед ним сложилась довольно удобная ситуация: он может избавиться от больного, и армию его спасти, выйти сухим из воды. Так, он останется добрым и помогающим Томми, и, возможно, на его стороне будет даже армия этого рогатого. Звучит слишком эгоистично, не так ли? Как он вообще может думать о таком, после всего?! Всё время он боролся с своими внутренними демонами: «Зачем он тебе сдался? Зачем ты вообще о нём переживаешь? Ты имеешь полное право быть лицемером по отношению к нему, как он был когда-то, когда уехал и оставил вас ради своей армии, которая теперь ему абсолютно не нужна. Сейчас такой удобный шанс, просто заставь его выпить это, и если оно его вылечит, стань героем!» Сейчас эта борьба обострилась. Он чувствовал, будто делает что-то неправильно, будто он не должен давать это Торду, но есть ли у него выбор сейчас? Даже, если есть, его демоны не дадут ему его увидеть.       Его агрессивное изменилось на какое-то странное, задумавшееся, даже виноватое лицо.  — Раз всё так сложилось… — он украдкой обернулся на ловдиса, что уже чуть ли не взрывался от нервов, его останавливал впереди стоящий черноглазый, — если это и вправду может вылечить его… — взгляд его также подхватил взволнованные и даже чем-то опечаленные глаза двух парней в доме, что кивнули в унисон, как бы говоря «давай…».       Возможно, Эдвард и Мэттью сочувствовали больному больше, чем Том, хотели его выздоровления, но тут они почти беспомощны. Ни черноглазый, ни псих, ни воины не послушают их сейчас, да и есть ли смысл что-то предпринимать, когда выбор очевиден? Всё, что им остаётся — надеяться на то, что эта штука сработает…  — Торд, пей это.       Холодные, твёрдые слова прозвенели в сторону Торда, а чёрный, растерянный взгляд сожалея посмотрел в красные зрачки больного, будто бы говоря «мне жаль». Парень в синей худи взял банку с раствором и, неаккуратно отшвырнув пробку от той, протянул больному, рука его хотела дрогнуть, но он не позволил.        Как ты не понимаешь, это — единственный выход, почему ты так немеешь? Да, оно может быть негодным, но этот чудила и так уже на грани, ничего больше ты сделать не сможешь…       Казалось, любой путь ведёт в бездну, так что пусть лучше он убьёт своих друзей и себя, чем останется бездействовать, пока от мучительного голода в этом месте они не начнут съедать друг друга.       В этот момент, норвежец, готовый разорваться от злости, вдруг замер. Он кинул взгляд на жидкость, а затем на стоящего перед ним любимого. Глаза его в печали опустились, а щёки и брови немного приподнялись из-за сжатых губ. На его лице было отчаяние вперемешку с болью. Томми заботиться о нём, Томми его любит, но почему… почему он чувствует себя жестоко преданным? Ловдисис не давал ему этого понять.  — … Но, Томми, я здоров… Ты же видел… Я думал, ты понимаешь…       Русоволосый британец цыкнул, лицо его стало грубее, но всё ещё проступала неуверенность.  — Пей! Ты болен, как ты не понимаешь? Нет другого выхода…       После этой фразы Патрик и Пол кинули взгляды на черноглазого. Сейчас они боялись непредвиденного поворота, что, с другой стороны, был вполне очевиден. Их лекарство может не сработать. Им надо было вернуть Торда любой ценой. Сначала, они считали себя вполне самостоятельными в содержании армии, но как только это оказалось не так, они взбунтовали и пошли к своему наследнику, от которого отреклись, застыжённые, но всё ещё гордые. Похожи на детей, очень глупы, привыкшие рассчитывать на кого-то выше. Они просто дождутся желанного и пойдут дальше.       Шатен и голубоглазый нахмурились. Мэтт плохо понимал ситуацию из-за своей врождённой глупости в характере, но отдалённо осознавал, что всё плохо, поэтому в нём смешалось смятение и страх. А вот янтарноглазый… В голове его мельком проскользнула мысль о безысходности и отчаяние, что сейчас таилась в их с Томом сердцах, о том, что это питьё — не лекарство, а мгновенный яд, что сделает смерть менее мучительной, что оставила огромный след. Он быстро прогнал её, насильно, но послевкусие просто ужасно… Он не хотел признавать, что им ничего не осталось, кроме как ждать, так что предпочёл врать себе точно также, как это делал черноглазый, и верить в чудо, что эта вещь сработает.       Парень в красной худи просто стоял, отводя взгляд в куда-то в пол, лицо его казалось ещё более угнетённым, чем раньше. Окружающие требовали от него действий, ему тяжело переносить это давление. Все уставились на него требующими чего-то глазами, каждый взгляд разъедал его изнутри. Он вспомнил, что такое же чувство он часто испытывал ещё в подростковом возрасте, сверстники глазели на него. Ужасное чувство.       Все сосредоточились именно на нём. Повисла мутная, тяжёлая тишина, никто не сказал ни слова, но глаза так и врезались прямо в душу красноглазого с твёрдым принуждением: «Пей.» И самый убедительный взгляд был у Тома, именно из-за него он не стал сопротивляться более. Ждать нельзя, нужно покончить с этим, каким бы исход не был, он будет фатален.       Сквозь уныние и обиду, больной вяло потянулся к своему лекарству. Взяв баночку в руки, он ещё раз посмотрел на черноглазого, в ответ получив лишь кивок.  — … Помнишь мою просьбу вчера ночью?.. Прошу, выполни её…

Быстрый глоток. Сосуд для жидкости пуст.

      И… Как только первые капли этой смеси попали ему в горло, он тут же начал кашлять. Кашель этот был настолько громким и душераздирающим, он не прекращался, лишь прерывался и опять продолжался, с каждым разом становясь всё громче и мучительней. Но, в какой-то момент, он начал стихать, хриплое горло окончательно сдалось, сорвав все свои связки… Он упал, сначала на колени, а потом и всем своим тяжёлым телом на холодную землю. Замертво. Это был яд моментального действия, все нервные клетки моментально отмирали по принципу цепочки…       Во время этого все стояли в шоке, давящие взгляды изменились на испуг и волнение, нервно переглядываясь между собой. Они ожидали очередного отравления, ожидали, что это просто не сработает, ожидали даже излечения, но смерти… Ожидание смерти его было самым утаённым, самым тихим и секретным, режущим душу, и когда оно оправдалось, всё разрывалось на кусочки изнутри. А ведь они подозревали, а ведь они могли об этом подумать, и всё равно позволили этому произойти, поверив в то, что этого никогда не произойдёт.       Теперь это выглядело так, будто всем было плевать, вылечиться он, или умрёт, будто он был тем, от чего все желали избавиться, как минимум от его болезни и проблем, которые она приносила. И, отчасти, это было так. Никто не захотел иметь дело с психом, всем было легче просто напоить его непонятной вещью и дожидаться чуда, решения всех проблем, хотя сами даже не попытались сделать что-то ещё, найти третий вариант. Теперь, когда никто не захотел окунуться в грязь с головой, и спасти его, он утонул навсегда.        Всё же, были люди, которые действительно хотели помочь ему, понять его, как Эдд. Но тот не смог. Он не смог испачкать свои чистые руки об его грязь, не смог заставить себя пройти этот барьер, ведь брезговал через чур сильно, наивно надеясь, что его сокровище проявится само, и что эта химия, которую принесли эти двое, поможет. Но этого не произошло, только после того, как он потерял возможность навсегда, он понял всё. Он будет приходить к нему на могилу в мучениях совести, которую никогда не сможет успокоить, точно также, как и Том.       Мэтт пребывал в шоке. Он не понимал, как такое могло произойти. Всё шло так хорошо, вот-вот его друг должен был стать здоровым. Рыжеволосый, в отличии от других, действительно не понимал, что произошло, из-за своей наивности, самовлюблённости, он совсем не обращал внимания на то, что происходит в головах остальных, хотя это было очевидно. Но, это даже не его вина, он есть таким, каким он есть, и он не сможет измениться и увидеть то, что видят другие, как бы ни старался. Эта травма на долго его заденет, возможно, у него начнётся психоз в отчаянных попытках понять, почему вышло всё именно так. Кто знает, может, его история повториться схоже с историей Торда, останется искренне надеяться на то, что двое его друзей что-то усвоил после такого жизненного урока и не повторит ошибок прошлого.       Пол и Патрик были в ступоре. Они недоумевающе смотрели друг на друга.  — Что. Ты. Туда. Налил?  — Я клянусь, это было лекарство, тоже самое, что я давал тем воинам позади!  — Тогда почему он умер?!  — Я не знаю!       Черноглазый присоединился к разговору в искреннем отчаяние. Сейчас он по рефлексу будет цепляться за каждого виноватого, чтобы отвести свою собственную вину.  — ТОГДА ПОЧЕМУ ОН МЁРТВ?!       Уже подбитый жизнью кареглазый не выдержал такого и признался.  — ЛАДНО! ХОРОШО! Я НАЛИЛ ТУДА ДОЗИРОВКУ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЛОЖЕНО, ИБО ДУМАЛ, ЧТО МОЖЕТ НЕ СРАБОТАТЬ, ЧТО МАЛОЙ ДОЗИРОВКИ НЕ ХВАТИТ.       Все вокруг покосились на него взглядами, у каждого он был разным. Кажется, Эдд уже плачет. А Мэтт просто схватился за голову и, упав на колени, наклонил её к полу от такого эмоционального всплеска. Ёж проявлял агрессию, что росла из боли и вины. Бровастый язвительно глазел на того.  — … Я не думал, что он умрёт… я не хотел… — давление заставило его произнести поляка ещё одну фразу. Она могла относиться ко всем сразу.        Я не думал, что он умрёт, я не хотел, я думал, что довериться им и не делать ничего будет правильно…       <s> Я не думал, что он умрёт, я не хотел, я даже не пытался что-то сделать, считая, что всё, как всегда, утихомириться само собой, хоть это была далеко не обыденная ссора, за которую я привык считать абсолютно всё серьёзное и несерьёзное…        Я не думал, что он умрёт, я не хотел, я хотел верить, что даже, если я попытаюсь, мои действия и слова ни на что не повлияют, хотя именно они имели тут наибольшее влияние…       «Мы не думали, что он умрёт, мы не хотели, мы лишь хотели, чтобы наш лидер действовал нам на пользу, абсолютно игнорируя его проблему…»       Бледнеющее тело безжизненно лежало на твёрдой земле, а убийцы окружили последствие содеянной ими фатальной ошибки.

Какая жалость…