Когда-то лазурное небо стало перламутровым, а погода, из погожей и солнечной, стала пасмурной. Не было слышно ни трели соловьиной, ни счастливого возгласа играющих львят. Отнюдь, детёныши предпочитали в страхе прижаться к матерям, при этом боязливо оглядываясь вокруг в страхе столкнуться с деланно-довольными мордами гиен.
Худощавая львица вальяжно лежала на холодных от дождя камнях, уныло глядя на нескольких охотниц, шедших к ним с довольно крупной тушей окапи. Впереди, чему она не удивлялась, шла Сараби, уже не первый день хранившая на себе смутное выражение лика. Глядя на неё, свою бывшую королеву, та внезапно ощутила неосязаемую жалость, будто чувствовала то же, что и она, но тут же мотнула головой, не позволяя сантиментам охватить её. Безусловно, Сараби, подруга счастливых времен детства, охваченного теплом и любовью, всё ещё была ей близка, чего признавать Зира отказывалась, но сразу же, стоило ей вернуться в прайд после долгого отсутствия, после того, что произошло когда несколько лет, она мысленно скалилась, отметая прочь жалость. Львица спрыгнула с камня, как только всем естеством почувствовала на себе взгляд Сараби, и всеми силами попыталась не смотреть на неё в ответ, дабы не сорваться, не выплеснуть всё то, что осталось когда-то.
— Стой на месте! — не без раздражения дёргано отрезала бывшая королева, рыкнув на Зиру, что уже собиралась незаметно ринуться отсюда. Та удивленно лицезрела на неё, замирая на месте и дернув округлыми ушами. — Я не собираюсь бегать за тобой по всему прайду, чтобы насильно впихнуть в тебя кусок дичи, Зира! Сиди и ешь, пока эти уроды не пришли с требованием отдать им добычу!
Угловатая львица округлила рубиновые глаза, впечатлившись ярости Сараби, но уже спустя секунду она приняла флегматичное выражение морды.
— Какая честь, что её Величество разрешила мне присоединиться к трапезе, — фыркнула она, под гневный взор давней приятельницы удаляясь прочь из того места, где львицы уже вовсю принялись за еду.
Сараби яростно клацнула клыками.
«Разве я когда-то морила тебя голодом, старая стерва?!» — подумала песчаная львица, дрогнув от злости и побив тёмной кисточкой хвоста по сухой почве. Она следила за тем, как шла в неизвестное направление Зира, постепенно исчезая из поля зрения, и пытаясь не думать о ней, не подаваться несчастливым воспоминаниям, отвернула голову. Отныне, прайд всецело принадлежал Скару, и отчасти Сараби догадывалась,
что захочет сделать с ней новый король. Тот, кто когда-то должен был быть на месте её несчастного Муфасы.
— Не думай о ней, — послышался изнуренный голос Сарафины, коснувшейся щекой до её сильной спины. — Иди поешь, ты устала. Зира однажды поймет, что неправа. Нужно время.
— Скорее наш Скар облысеет, чем эта упертая ослица наконец-то признает свою неправоту, — отчеканила Сараби, закатив глаза в сторону. — Но… Я бы хотела надеяться на это. Она была хорошей подругой, мне жаль было нашу дружбу. И всё из-за моей неразборчивости.
— Давно уже пора было принять твой выбор. Скар сам виноват, что так всё вышло. Всё, Сараби. Хватит раздумий. Еду могут скоро забрать гиены, а у тебя и утренней росы на языке не было. Пойдем.
И она не стала противиться, присоединилась к трапезе, чувствуя, как затягивало желудок узлом от тошноты: отчего-то аппетит ухудшился, стоило их землями завладеть пресловутому Скару.
Между двумя львицами показалась головка маленькой Налы, в страхе оглянувшейся вокруг. Дрожа малость, она подошла к убитой окапи, и, недолго думая, вцепилась клыками в мясо. За ней, подходя ближе к добыче, проделали так же и её друзья, отрывая куски от парнокопытного. Смотря на них, голодных и несчастных, Сараби хотелось пустить слезу: львята жили куда более счастливо, когда при троне был Муфаса. Не было страха, не было голода, не было нависшей над ними мутной тучи ощутимой тоски. Сейчас, куда не оглянись, везде чувствовалось напряжение от происходящего. Сараби, пальцами лап касаясь ухабистой земли, чувствовала некий страх, припоминая историю того, как погиб их истинный король. Словно она чувствовала, как неслось стадо гну к ней, и порой ей иллюзорно казалось, что земля да мелкие камушки дрожали от их топота. В какой-то момент ей даже захотелось перебить всех гну в прайде, чтобы знали. Чтобы попомнили её месть.
Пока они ели, пока они тайно от гиен набирались сил, Зира брела по окрестностям, тоскливо глядя на пятном маячившую перед ней Скалу Предков. Львица, понурив голову, шла мимо клана гиен, морщась от так надоевшего хохота. Лишь в одном она была солидарна со многими львицами: гиены мерзкие. Гиены отвратны, глупы и безнадежны, потому раньше, как бы она не поддерживала Скара, как бы натянуто не улыбалась, а в душе корила себя, потому что не верила им. Ни разу. Когда её лапа ступила на камни Скалы Предков, Зира подумала, что ей снился страшный кошмар, а позже, пытаясь поверить в свои же призрачные грёзы, уверяла себя, что это временно, что привыкнет. Ей, в общем-то, и деваться некуда было.
На подножии, проводя время за плотным обедом, лежал сам Скар, разрывавший плоть зебры. Зира склонила набок голову, смотря на лежавшего короля, и, глубоко вздохнув, подошла поближе.
— Отчего такие тяжелые вздохи, Зира? — неожиданно нарушил эту тишину Скар, проведя языком по чёрным, но в то же время окропленным кровью, губам.
— Я даже не пискнула. Как ты угадал, что это была я?
— Наивная. Я уже давно запомнил твой запах, — безмятежно кинул в ответ львице король, медленно повернув голову по направлению к своей подруге. — Что не так? Выглядишь усталой. Или тебе, как и другим моим львицам, не угодил твой новый король?
— Единственная радость для меня то, что не надо больше кланяться этой Сараби, — хмыкнула пепельно-золотистая охотница, нахмурившись, когда невольно вспомнилась та, кого она когда-то гордо звала своей подругой. — Но я не хочу с ней находиться в одном месте. Слишком много плохого произошло между нами, тогда… — она прижала уши к вискам и оскалилась, выдавливая из себя глухой рык, — когда она бросила тебя.
— А не надо было лезть не в своё дело, Зира. Я сам мог бы защитить свою честь, — недовольно процедил Скар, смотря на Зиру через плечо. — Значит, ты не поела с прайдом? — внезапно для неё спросил лев. Та, конечно, покачала головой. — Ясно. Садись, поешь. Еды достаточно для нас двоих.
— Двоих, — мечтательно шепнула она так, чтобы тот не услышал её вовсе. По правде, Зире нравилось, когда Скар говорил о них в таком роде. Она чувствовала себя более уверенно, чувствовала его мощное и сильное плечо, готовое её защитить в любой момент.
— Ну да, вдвоем, — недоуменно ответил лев, и в этот же момент поджарая львица испуганно дернулась, поняв, что её услышали. — Ты, я… Ты видишь ещё кого-то с нами? Лично я никого, кроме Гоурмета*. — король указал на распластавшуюся перед ними падаль зебры, и хищница удивленно уставилась на него.
— Ты… Дал имя добыче?
— Я просто горю желанием узнать имя того, кого я съем, поэтому даю прозвище каждому, кого львицы поймали мне. Вон, того буйвола я назвал Китаму*. Знаешь, им всем та-а-ак подходили эти имена, — хищно улыбнувшись, протянул Скар, легонько боднув носом в шею подруги.
Зира закатила алые глаза, но всё равно не сдержала улыбки, стоило Скару по-доброму пошутить. Признаться, подобные моменты между ними были довольно-таки редкими, и потому она ценила каждую секунду, когда душа её друга принимала давнее и утерянное обличье.
— Послушай, Скар, львицы не жалуют тебя, как правителя, а львятам страшно, — прожевывая кусок зебры, начала тараторить песчаная львица, замечая, что король её внимательно слушал. — Да и мне, честно, не по себе совершенно. У меня ощущение, будто один из твоих дружков однажды накинется на меня.
— Ты что, не доверяешь моим гиенам? — пораженно вопрошал тёмно-рыжий лев, чуть было не подавившись немаленьким шматом мяса. На его величайшее удивление та ответила ему немым отрицанием, на что Скар, положив лапу, тёплую такую, на её плечо, выдавил из себя нечто наподобие
доброжелательной улыбки. — Зира, Зира… ну как ты могла подумать о таком, вот скажи? Ты мой лучший друг, они и пальцем тебя не посмеют тронуть под таким предлогом.
— Во-первых, я твой единственный друг. Остальных ты от себя отдалил в своё время, молодец, — резко изрекла львица, опустив брови к переносице. — Во-вторых, мне всё равно неспокойно. Почему ты так уверен в их преданности? Не думаешь, что они предадут тебя в тот момент, когда служить причин не останется? И… Это же гиены, Скар. Не просто предадут, а убьют. Они могут. Ты же знаешь, что я не желаю тебе такой судьбы. Погибнуть в клыках гиен — мучительная и страшная смерть.
— Не неси чепухи! Я вытащил их из голода и смерти. Они не посмеют меня предать.
— Все предают, независимо от того, сколько ты сделал для них… — Зира вздохнула, вспомнив то, как поступил Муфаса, как поступила Сарафина и как поступила Сараби когда-то в далеком ребячестве… Последняя, казалось, была самым преданным другом для неё самой. Она
всегда поддерживала и помогала. Особенно, когда мама Зиры, чья шерсть была цвета хаки, сизые глаза, за которыми все видели только добрую душу, а дочь — весь мир. Когда Нзури* не стало, Сараби
всегда была рядом, а потом? Потом та предала дружбу сначала со Скаром, а потом и с Зирой, выбрав своего Муфасу.
Сесси сделала свой выбор, предав самое ценное, что есть на свете — дружбу.
— Гиены не такие, — облизываясь от солоновато-кислого вкуса свежепойманной зебры молвил король, стараясь не смотреть на свою собеседницу. Он не верил. Не верил, что те, кому он даровал свободу, еду и теплый кров в землях Прайда могли бы обмануть и поступить, как последние твари ради сохранения собственной пятнистой шкуры. Не верил… Или отказывался верить?
— Правильно, Скар. Они хуже, — нахмурила брови львица, зло сверкнув глазами.
— Довольно! — резко встряхнул он своей черной, с синеватым отливом, гривой. — Закроем тему, дорогая подруга, иначе мне придется тебя выгнать отсюда. — приторно-уветливый баритон на последних словах стал жестким и холодным, отчего у Зиры по спине пробежался холодок, но та, в итоге, просто фыркнула от недовольства, что не смогла переубедить короля и начала вылизывать свои окровавленные лапы. Наелась.
***
Где-по поодаль от Прайдрока, в высокой траве вылизывались от крови недавно пойманной добычи львицы, а львята, уже достаточно сытые, пытались запихать в себя остатки полосатого бедра окапи, чтобы ничего, вплоть до капельки алой крови, не досталось гиенам.
— Нала, дорогая, вы ведь уже сыты? — нежным, бархатистым голосом спросила вдова Муфасы, чуть улыбнувшись. — Вспомнила, как Симба, когда трапезничал, впихивал в себя как можно больше еды. «Про запас» — отвечал он матери на вопрос «Зачем?». Удивительно, но воспоминания о сыне были хоть и болезненны, но начали приносить и некое тепло, разливавшееся по всему телу. Может, Скар врал, и золотистый львенок жив? Тогда почему не приходил домой?
«Сараби, твой сын мертв, прими это наконец!» — кричала она самой себе в душе. Понимание всей жалости ее состояния заставило кольнуться сердце.
«Глупая и наивная. Невозможно верить в то, чего нет» — ругалась Сараби. Она хотела начать новую жизнь, не забывая некогда любимых львов, конечно, но на то, чтобы воспоминания не приносили боли, должно потратиться немало сил и уйма времени.
Когда-то, но не сейчас…
— Ничего не должно достаться гиенам, тетушка, — ленивым детским голоском ответила Нала, а следом, будто эхом, раздался дикий приближающийся хохот слуг короля, которые, судя по всему, все же учуяли запах добычи.
Львята, скользя и спотыкаясь, резко побежали к матерям, подорвавшимся с места, чтобы быть готовыми к нападению. Взрослые оскалились, встав вокруг до умопомрачения испугавшихся детенышей. Режущее слух хихиканье появлялось то слева, то справа, то сзади, то спереди. Охотницы поняли, что гиен пришло много, поэтому, боясь за своих малышей, они в панике озирались по сторонам, стараясь не упустить даже на долю секунды поднятого хвоста гиены.
— Сараби, милая, — послышался притворно-сладкий, картинно-ласковый голосочек Банзая где-то в траве, — я надеюсь, вы нам оставили покушать, иначе мои голодные собратья вынуждены будут полакомиться львеночком.
— Ты не тронешь детей! — прорычала та в пустоту под глухой гроулинг соратниц.
— Да ну?
Брат матриарха резко появился рядом с Сараби, а та от испуга мясисто ударила пса лапой с чуть выпущенными когтями. Мучнисто-коричневый самец гиены издал секундный скулеж больше от неожиданности, чем от боли, но стоило признать, что крупнейшая львица прайда отлично держала удар.
— Ты пожалеешь об этом,
львица, — с еле сдержанной яростью прохрипел дикий кот, после чего из зарослей зеленой травы мгновенно показались контрастирующие темные морды гиен, что скалились при виде поежившихся друг к другу охотниц.
Львицы встали плотнее друг к другу, чтобы совсем закрыть своими мощными телами до смерти напуганных детенышей. Из пастей кошек уже доносился не глухой внутриутробный рык, а полноценное рычание, пробирающее до костей гиен, не показывающих страха. Тех было более подавляющее большинство. И что же некогда возглавляющие цепочку питания львы могли им сделать? Ничего такого, чтобы самим не получить, в лучшем случае, увечий, а в худшем, отхода в мир иной.
— Я не боюсь тебя,
гиена, — в эту фразу былая королева внесла столько смелости, ненависти, злобы и отвращения, что предводитель этой шайки на миг испугался, и все это увидели. Все увидели отступление в позе пятнистого зверя, испуг в глазах безумца, подкос передних лап, слишком уж тогда напряженных из-за позы, характерной перед прыжком.
— Слушай, Сараби, ты же не хочешь, чтобы твои подруги и их дети пострадали так же, как и твои мертвые муж и сын, — Банзай загоготал, наслаждаясь тому, как он в пару секунд принес песчаной львице столько боли.
Она вздрогнула, будучи уже не такой решительной, какой была до этих брошенных, словно стрела, пущенная прямо на поражение, слов, и спросила, стараясь сохранить твердость и силу духа, не позволяя боли заполнить ее разум. Не могла она позволить страдать от такого несчастья другим своим подопечным:
— Чего ты хочешь? — голос вышел сдавленным от поступившего к горлу кома слез.
— Мы с друзьями хотим есть, — явно довольный своей победой гиен подошел к Сараби, — разве я изначально неясно выразился?! — полоснув своей лапой переносицу львицы, будто разрезав ножницами мягкую игрушку, крикнул тот.
Королева, явно ожидавшая лапоприкладства, даже не дернулась, в то время как глотки львиц просто уже разрывались от рычания.
— Полно, девочки, пусть они забирают добычу, — совсем безучастным голосом усмирила львиц и доставила гиенам злорадное удовольствие получившая сполна львица.
Прихвостни Скара после этих слов снова захихикали, а некоторые визгливо поскуливали и полаивали, таща отобранные остатки добычи подальше от все еще не размыкающих круг кошек.
Когда мародеры ушли настолько далеко, что уже не чувствовался их зловонный запах и не слышались уже надоевшие всем звуки, издаваемые ими, львицы облегченно, но грустно выдохнули, а Сараби, почти повсеместно и повседневно держащая осанку, сгорбившись села и опустила голову, прикрыв свои прекрасные очи.
Королева… Всем должна, всему обязана. Править землями и тысячами животных, живущими на них. Будто это так просто. Просто выслушивать жалобы подданных. Просто отвечать за каждого живущего в твоих землях существа. Просто защищать одних от нападок вторых. Просто защищать королевство от внешних и внутренних войн. Просто издавать законы, которые не хотели соблюдаться некоторыми…
Просто просыпаться на рассвете и жить, зная, что все от тебя чего-то ждали.
А просто ли быть королевой?
— Сараби, что ты наделала? Зачем было снова отдавать им нашу добычу? Надо дать хоть раз отпор, чтобы они знали свое место, — сетовала львица из прайда.
— Я поступила так, как посчитала нужным, — монотонно промолвила та, к кому был задан вопрос.
— Но, Сараби, так нельзя, — твердо сказала начавшая эту беседу.
— А что мне было делать, Шани?! — сорвалась самая смиренная в прайде. — Дозволить им съесть детей?! Бороться за остатки бедра старой окапи?! Ты сама их видела, сколько их было! Ты сыта, ты защищена, не побита и не убита этими гнусными падальщиками, в конце концов! Времена сейчас другие, Шани. Мы сейчас вынуждены бороться за выживание, а не главенствующее положение! — львица почти истерично кричала. Ей было все равно. Темно-каштановая львица, та самая Шани, кажется, совсем не понимала, какую опасность представляли их враги, живущие рядом, для рода львов.
Желая побыть одной, что было отнюдь не самой хорошей идеей, когда повсюду бродили вечно голодные гиены, ищущие любой еды, будь то собственный дохлый их сородич, гниющая мышь или одиноко гуляющая львица, горе которой душило ее собственную душу, Сараби поспешно скрылась из виду ее сестер.
— Ты куда? Сейчас опасно гулять в одиночестве! — кричали все взрослые львицы, кроме той, из-за кого убегающая впервые в своей достаточно долгой жизни сорвалась на крик.
— Сараби, сто-о-ой! — кричала вслед подруге Сарафина, но тщетно. — О, Великий Айхею, сохрани ее и помоги ей. — шепотом взмолилась она о Сараби.
Всем хотелось сейчас во всем обвинить эгоистку Шани, но единогласно львицы понимали, что и та могла уйти в одиночестве, чего никому никак не хотелось.
Взваливать проблемы на кого-то проще, чем решить их, но что делать, когда проблем очень много, и многие из них нерешаемы?
***
Пробравшись сквозь заросли, Сараби подошла к границе, яро желая переступить через нее и пойти в другие земли, присоединиться к новому прайду и зажить счастливой жизнью.
«А как же остальные? Как я могу их бросить?» — вопрошала себя львица, глядя на величественный Прайдрок, окутанный тьмой, как и будущее Прайдленда. Чем сулило им правление Скара этим землям? Гибелью. Медленной, но верной гибелью. Но, может, придет какой-то чужак и свергнет революционного сумасброда Скара, дав шанс всем зажить нормально?
«А как же твое счастливое будущее?» — снова сама себе задала вопрос Сараби, посмотрев за границу… За границу двух миров.
Уже должен был быть закат, но сквозь тучи этого не было видно. На западной части небосклона тучи были бледно-коричневого цвета. Смесь красного пылающего заката и темно-серых туч… Смесь света и тьмы, смелости и страха, решимости и растерянности, надежды и отчаяния… Борьба, бушующая внутри Сараби, заставила ее сесть на самой линии рубежа, периодически глядя то на Прайдленд, то на неизведанные земли. В конце концов поняв, что скрываясь от прошлого, будущего не построишь, Сараби посмотрела на место, где должен быть закат, увидев там пробившиеся сквозь тучи лучи света, уверенно сказала: «Прайд — моя семья».
И повернула домой. Повернула обратно.
Обратно в туман.
