®“The Black Heart”

      В горячем воздухе смешались радость и боль, утрата и новообретение. Наверное, каждому в прайде было тяжело: кому-то — больше, кому-то — меньше. Ушла из жизни одна из лучших львиц, чья по-детски истинная жизнерадостность воодушевляла так, как ни одна слащавая речь нового короля о наступлении хороших времён.       Нале было тяжелее всех. Она осталась круглой сиротой, чем не была похожа ни на кого в прайде. Бастардом был почти каждый (кроме королевской свиты), а вот сиротами слыли только дети Сарафины. И как дружить с кем-то, когда чувствуешь с их стороны обращение как к особенной, но в совсем другом смысле.       Кула как липучка вечно была рядом. Казалось бы, нужно быть благодарной подруге за это, но нет, Нала была совершенно противоположного мнения. Иногда, а точнее всегда в последнее время, ей как никогда раньше хотелось побыть в полном одиночестве: вдали ото всех этих опостылевших жалостливых взглядов, кои ей приходилось лицезреть в каждом из прайда. Кроме, разумеется, ненавистного ей Скара. Изо всех своих сил Нала старалась избегать короля, поскольку, едва завидев его осунувшуюся морду и бесстыжие зелёные (как и у Сарафины, вот же ирония) глаза, ей хотелось высказать всё, с ненавистью выплевывая каждое слово: о гиенах, о смерти мамы (и не только её), о его отношении ко всем в прайде (и даже к дочерям) и о том, что за последние пару недель он даже не изъявил крохотный доли желания посмотреть на сына, о котором он так грезил.       Нала не раз видела Скара ночью у могилы Сарафины. Он вечно о чем-то болтал с ней, положив голову на взрыхленную землю могилки. И отбрось бы она свою ненависть к нему, которую так оберегала, возможно, хоть раз обратила должное внимание на то, как в лунном свете его глаза отблескивали застывшими в них слезами. Ну и что? Нала-то каждую ночь приходила к маме и тихо, чтобы никто не услышал, рыдала. Молила и саму Сарафину, и Айхею, и даже Шетани о возвращении или чтобы забрали Налу вместо Фины. Но после, когда по лицу мокрыми лапами вновь хлестала болезненная правда, львица тихомолком рассказывала мёртвому телу, погребенному в землю, о том, как прошёл её день, как ей надоело до мыслей о смерти видеть сочувствующие (запихали бы свою жалость куда под хвост) взгляды тетушек и сестёр.       Днём Нала почти каждую секунду проводила с Минту и Мхиту. Пыталась помочь всем, чем могла и нет, чтобы хоть немного почувствовать себя нужной этому миру, нужной последнему члену семьи и внушить себе, что и без Сарафины и Симбы она сможет жить. Не радоваться жизни до бабочек в животе от каждого утра, а хотя бы просто хотеть жить, не засыпая с мыслью о смерти во сне и не просыпаясь с «почему я открыла глаза?».       И как не упомянуть маленькую, но уже взрослую Сио, частое присутствие которой хоть как-то успокаивало. Да, в её взгляде Нала видела жалость, но это не так раздражало. Рядом с этим рыжим комочком она чувствовала себя так же, как и с Симбой. И бывало, Нала часто задумывалась, как же Сараби могла назвать дочь «не той», когда она была до боли в горле той.       — Э-эй, ты чего? Чего расстроилась? — львёнок прижал окантованные большие уши к маленькой голове и подполз к горько плачущей о несбывшихся надеждах подруге.       Всхлипы утихли, но лишь на долю секунды, пока Нала собиралась с мыслями и пыталась унять дрожь в теле.       — Мама сказала, что я могу забыть о знакомстве с отцом, ведь он… Он… — хрупкие плечи львенка содрогались от частых вздохов и непонимания, почему в её сторону всё сложилось самым нечестным образом.       Симба подполз ближе и положил свою огромную в сравнении с подругой лапу на её. Пытаясь поддержать и успокоить. Нала втягивала воздух сквозь сжатые клыки, пытаясь прогнать истерику, что буйволом уперлась и не хотела проходить.       — Он что, Нал? — мягко мурлыкнув на ухо, принц ненавязчиво подталкивал её продолжать. Ей нужно было выговориться, и Симба это понимал.       Нала вдохнула и выдохнула.       — Мама сказала, что ему не нужны ни я, ни она. Его т-тянет дорога приключений… Я тебе завидую, Симба, — в сердцах выпалила она.       — В чём? — нахмурив косматые брови, в непонимании мотнул головой.       — У тебя есть отец. Хороший, добрый, любящий, — она подняла свои заплаканные и раскрасневшиеся глаза на друга.       Вот так новость… Нет, Симба замечал тоскливые взгляды со стороны Налы, когда он играл с отцом, но он не думал, что это зависть.       — Н-но… Мой папа относится ко всем львятам одинаково. Он любит и тебя тоже, — Симба понимал, что это не то. Любовь отца и отцовская любовь короля — разные вещи, но тем не менее, он хотел попытаться изменить мнение подруги.       Она молчала, лишь редкими всхлипами разрезая тишину.       — У тебя есть я, Нала, — в довершение сказал Симба, чем привлёк на себя её взгляд. Она лишь поджала губы, прильнув к его шее.       Нала вспоминала Симбу, как он её успокаивал и пытался поддержать. А потом ненавязчиво так, в голове заиграло другое — похожее, но иное, — воспоминание: как Сио увидела её плачущей после смерти мамы.       Принцесса гуляла в одиночестве, в зачатках предрассветных лучей восходящего солнца, когда луна ещё не сошла с небосвода, вспоминая добрую Сарафину. Ту, кто защищала её, кто на пару с Зирой вправляла мозги Сараби, добиваясь нормального отношения к маленькой дочери. И до чего же Сио было досадно прям до слёз и колючей боли в сердце осознавать, что Сарафины больше нет. Совсем.       Шла, опустив взгляд на лапы и задумавшись о том, как будет жизнь двигаться дальше. Одновременно с этим понимала, что всё будет почти как прежде — погорюют и перестанут. Забудут и будут жить дальше, как раньше. Но а как же Нала?       Принцессу привлёк лишний звук, отчего она резко подняла голову и начала вертеть ушами, ища источник. Знакомый плач, думала Сио. Такое тихое завывание в кустах, сопровождающееся тихими всхлипами. Подойдя ближе, она поняла всё. Нала.       — Нала? — тихо позвала Сио, заметив, как плач пропал, словно унесло порывом прохладного ветра.       — Мхм, — всхлип. Сио просунула рыжую макушку в зелёно-жёлтые заросли и увидела ту, про которую подумала.       Старшая названая сестра горько плакала в одиночестве, заливая сухую землю вокруг себя слезами и пряча зелёные глаза в лапах, закрыв ими лицо.       — Эй, ты чего… — подойдя ближе, Сио села рядом, понимая, насколько глупым был её вопрос. А чего может плакать львёнок-подросток, у которого нет отца и теперь ещё умерла мама? Действительно, чего же она.       — А что мне делать? — сдерживая слёзы комом в горле, сдавленно пропищала Нала.       Где-то в глубине души она хотела отослать рыжую львичку или уйти самой, брызжа слезами, что оставляли мокрые дорожки на мордочке, но подсознание говорило: «это сестра Симбы». А подсознание добавляло, что одной оставаться не хотелось никак, ведь… ведь она уже одна.       — Что мне делать, Сио? — повторила она, дав понять, что вопрос вовсе не риторический.       Принцесса растерянно опустила уши: что сказать?       — Жить дальше? — как бы предлагая самый очевидный вариант и первое, что пришло в голову, прошептала она.       — Проблема в том, что я не хочу… — призналась Нала. Она никому не говорила об этом. Попусту не хотела, но взгляд Сио — не жалостливый вовсе — почему-то призывал ответить честно, без увиливания. Да и не то было настроение, чтобы увиливать. — Я одна, понимаешь? У меня нет папы, точнее… я ему не нужна… Я бастард, как выразился твой отец. Умерла мама буквально пару дней назад, я потеряла любимого друга уже очень давно. И как, по-твоему, я должна жить дальше? И должна ли я хотеть этого?       — Нет, — с сожалением Сио поджала губы, придвинувшись ближе. — Но я точно знаю, что ты переживёшь это. Ты обязана. У тебя растёт брат.       Сио прекрасно понимала — Налу не переубедить, не в этом состоянии. Но попытаться стоило. В конце концов, это тоже поддержка, которая была так нужна дочери Сарафины, хоть та и не признавала этого.       — Ты думаешь, я нужна тут кому-то? Меня то и дело все жалеют, знаешь, как я устала от этого. На их лицах маски сочувствия и сожаления, а на деле всем плевать. Они не хотят отяжелять себя бессмысленной скорбью и искренним сожалением. У всех и так проблем по горло, и я считаю, что некоторые даже счастливы, что в прайде минус один — прокормиться стало немного проще, — она замолчала на несколько секунд. — У Мхиту есть мама. Не родная, но мама. А я одна. Абсолютно одна.       Сио не сдержала неподдельного глубокого шока на лице. Как Нала могла так отзываться об их семье? Но оправдывала её тем, что она отчаялась. Совсем перестала видеть смысл в жизни, и винить её Сио не в праве.       — У тебя есть я. Ты нужна мне, — призналась Сио, ласково уткнувшись носом в её шею.       У Налы застыли слёзы в глазах, сердце перестало отбивать ритм, а из лёгких ударом выбило воздух. Так, что она не могла вздохнуть. В голове осталось лишь ошеломлённое:       «Симба?..»       Воспоминания тяжёлой веткой с глухим стуком ударили по голове, и Нала горько всхлипнула… Она одна. Действительно одна, и это не ночной кошмар, а реальность. Симба и Сарафина — всё, что ей нужно было для счастья. Но почему это так бесцеремонно и внезапно отобрали и оставили ни с чем? Оставалось только гадать и оплакивать мёртвое потерянное.       Но вместе с тем, Нала знала и принимала слова Сио: у неё растёт брат. Брат, которого львица тоже может вырастить, сделать его своим смыслом жизни, ведь Сарафина бы хотела, чтобы её дети были дружны.       — Ты бы хотела… — вторила своим мыслям львица, положив лапу на сырую взрыхлённую землю, где и покоилось тело её матери.       По светлой шерсти стекали слёзы, но Нала не плакала. Что-то в ней открылось — новое и такое хрупкое. Желание жить вопреки всему? Или ради мамы?       В конце концов, Мхиту должен знать свою историю, должен знать, что Нала — не просто львица из их прайда, а сводная сестра. Вот только будет ли честно по отношению к Минту рассказать, что она не его родная мать?       — Даже если его отец Скар, ты его мама. И моя тоже. Наша мама. А это значит, что он — единственное, что у меня осталось от тебя…

***

      — Какой, Шетани вас подери, Мхиту?! — раздался раскат львиного яростного рыка, застрявшего эхом в стенах пещеры.       — Чем тебе не нравится имя? — стойко выдерживая истерики короля, ведь не в первый раз, спокойно вопрошала Сараби. Пыталась добиться ответа, но уже несколько минут слышала от короля одну и ту же фразу.       Громко дыша и топая по каменному полу, Скар сновал туда-сюда, от стены до стены, сдерживая себя из последних сил, чтобы не полоснуть чёрными когтями по той, кто принёс эту возмутительную весть.       — Оно даже ничего не значит! — единственный аргумент, всплывший в его голове, который не касался Сарафины, оказался по-детски смешным и наивным.       — Твой сын будет уникальным львом. Или для тебя статус важнее того, что внутри? — вскинув бровь в немом вопросе, Сараби чуть наклонила голову.       Скару показалось или львица действительно сейчас назвала его бесчувственным? Или это он так воспринял?       Желание ударить её за бесфамильярное обращение клокотало и булькало в груди, но Скар знал — нужно сдерживаться. Король должен.       Если уж и говорить о бесчувственности, то Сараби его таким сделала, поступила с ним именно так. Ушла без угрызений совести к другому, пока тот, кому клялась в любви до гроба, чуть не полёг в этот гроб. И какая же ирония — ушла не к кому-либо другому, а именно к Муфасе. Титул подкупил, как и его самого.       Они всё равно одинаковые, как ни крути. И кто бы что ни говорил о притяжении противоположностей, лев льва видит издалека.       — Это имя не имеет ничего общего с Сарафиной, — расправив плечи, он сел перед Сараби.       Она вела себя словно высокомерно, постоянно держалась с идеальной осанкой и высоко поднятым подбородком, так почему Скар, думал он, должен вести себя как пресмыкающееся существо: истерично и не сдержанно?       — Но это имя дала ему Нала, а она — дочь Сарафины.       — Это имя, в таком случае, лишь косвенно к ней относится, но не прямо.       Скар заметил, каким ровным стал их спор, без криков и истерик. И кажется, ему нравилось то, как разговор превращался в дебаты.       Сараби на некоторое время замолкла, обдумывая ответ. И Скар ухмыльнулся краем чёрных губ, понимая, что ввёл её в ступор. А значит, выигрывал.       — Уникальность Мхиту можно напрямую отнести к Сарафине, ведь он ребёнок любви. Взаимной, Скар.       К такому ответу король был не готов. Вот уж не думал, что Сараби сможет увидеть в нём ту толику искренних чувств, которые полностью отданы Сарафине даже сейчас, после её смерти. И в очередной раз Сараби заставляет его удивляться.       — «Мхиту» слишком похоже на «Минту», — обессилено фыркнув, он потряс головой, чтобы растормошить густую гриву. Королям идёт богатая шерсть, он это видел сначала на примере отца, а затем брата. — Вы оскорбляете память Сарафины, не оставляя выбора.       — Сарафина навсегда в наших сердцах, а ваш сын… Он почти с момента рождения был назван Мхиту, так что твоё слово уже мало что значит, — Сараби разворачивалась, чтобы покинуть короля, ибо смысла с ним спорить не было, ведь время утекло. — Ты даже его не видел, а ведь луна уже снова растёт.       — Для меня он будет Сехему. Но никаким не Мхиту.       — Твоё право, — безэмоционально бросила Сараби, когда в поле зрения осталась лишь её кисточка хвоста. Да и та исчезла в долю секунды.       Возмутительно, считал Скар, его сына назвать несуществующим именем. Принца девчачьим каким-то именем Мхиту, которое от противного ощущения в горле хотелось презренно сплюнуть.       Но Нала и вправду осталась единственным родственником львёнку после Скара. И какая-то его часть понимала — у неё есть право звать брата так, как ей вздумается. Да и тем не менее, он замечал, что подросток часто ошивалась рядом с Минту, приёмной матерью принца, а значит, ей не был безразличен и уж тем более противен сын Скара.       «Ведь он сын и Сарафины, — вторило подсознание, — её полноценная часть. Принц Сехему».