Dein Weg

Ночь в румынской гостинице, расположенной у подножья гор, неподалеку от места наших съемок, я провела практически без сна. Я прокручивала свой день, анализировала все то, что наговорила журналистам и понимала – я полная дура! Ну как можно было сказать такое во время интервью? Можно же было перетерпеть! Но нет, видимо при рождении Бог обделил меня терпением, отдав все шестерым парням, которые вели себя как обычно, даже несмотря на мои участившиеся выходки. В особенности это качество в избытке досталось Ему. По крайней мере на этот день так точно. Потому как, я бы на Его месте послала бы все к чертям, прекратив наши странные отношения. Но нет. Он перетерпел и это. Даже в самолете сел возле меня, хотя не произнес за время полета ни слова. Вечером, когда гостиница погрузилась в сон, Он не пришел. Наверное, дал мне время подумать. А я и думаю. Уже часов пять как думаю и не могу додуматься ни до чего. Скоро вставать, а логика в моей жизни так и не прослеживается. Ладно, отложим это на потом. А сейчас займемся сценарием, который я не удосужилась до сих пор прочесть. И что тут у нас? Горы, деревня, монахи, любовь. Красиво, но кровожадно. Все в стиле Rammstein. Конечно, убивать родителей любимой по ее просьбе – это немыслимо. Но если посмотреть с другой стороны, интерпретировать по-другому. Он готов пойти на все ради нее, потому что… Любит! Странное слово. По крайней мере, для меня. Нет, я знаю, что такое любовь. Наверное, знаю. К своим родителям я уж точно такое испытывала. Но любовь к мужчине… Для меня это что-то сверхъестественное, непонятное и… пугающее. Не знаю почему, но когда я начинаю задумываться об этом, внутри зарождается страх. Наверное, я просто боюсь что-то менять в своей устоявшейся жизни и просто не вижу в этом смысла. А сценарий просто гениален. Поэтому надо вставать и идти на съемки. Просто поднять свою задницу в четыре утра и идти. Это же так просто! Быстро встав с кровати и натянув на себя первое, что попалось под руку (ведь все равно сейчас надевать съемочный костюм), я покинула свой номер задолго до пробуждения остальных, чем весьма удивила девушку за стойкой регистрации. Мило улыбнувшись мне, она поинтересовалась о том, чем она может помочь. Но в ответ от меня получила лишь мотание головы, прежде чем я вышла на улицу. Стоящий холод тут же пробрал до костей и я поежилась, взглянув на электронное табло, висящее у входа в гостиницу. Сначала там бежал курс валют, потом время и дата и только потом температура воздуха. Минус семь! А я, как идиотка выперлась в одном свитере. Вот почему сердобольная администратор спрашивала о возможной помощи для меня. Какой нормальный человек попрется на улицу в таком виде в минус семь?! Конечно же – никакой! Только я. Не переставая называть себя синонимами слова «дура», я вернулась в холл гостиницы и вежливо попросив администратора сделать мне кофе, присела в мягкое кресло, стоявшее возле небольшого фонтанчика, окруженного зеленью. Аромат комнатных цветов и журчание воды быстро сделали свое дело. Поэтому кофе я так и не дождалась, задремав прямо в кресле и проснулась только тогда, когда где-то в направлении лифта послышался смех Пауля, тут же выплывшего из-за угла вместе с остальными. Заметив меня, ребята подошли, позвав вместе с ними на завтрак. Я мотнула головой. Есть мне совершенно не хотелось, несмотря на то, что в моем желудке не было пищи почти сутки. Но сейчас меня волновало ни это, а то, что Он даже не взглянул на меня, продолжая что-то усердно высматривать в своем телефоне. Поэтому я сказала ребятам, что подожду их здесь и снова прикрыла глаза. Вот только сон уже не шел. Зато мысли…. И я продолжала думать. Пока ждала парней, пока ехали на место съемок, пока меня одевали и гримировали. Даже когда режиссер объяснял мне то, что нужно делать, я продолжала думать, забыв о невыносимом холоде, от которого мои губы приняли синюшный оттенок. - … вы садитесь здесь, - продолжал режиссер, когда я, наконец, соизволила спуститься с небес на землю, а все потому, что сзади подошел Рихард, накинув на меня еще одну куртку. - Замерзла? – спросил он почти в самое ухо. - Угу, - только и смогла произнести я, заметив стоящего возле нас Оливера, цвет губ которого не сильно отличался от моих. И пока мое тело отогревалось в объятиях Круспе, сама я приложила много усилий, чтобы уловить ход работы, о котором говорил режиссер. -… Люди рады, что вы пришли и вас усаживают за стол и угощают. Вы просто празднуете со всем и радуетесь. Все, кроме тебя, Тилль, - поправился режиссер. - Почему? Я как раз хотел, - мне показалось, что Линдеманн даже обиделся. Но режиссер был неумолим. - Нет. Ты серьезно смотришь… На нее, - и он кивнул в мою сторону, скомандовав: - Так, все, можно начинать! Ассистенты включили какую-то народную музыку. Ребята расселись за стол, начиная веселиться и поедать свежеприготовленную еду, которая выглядела, кстати, весьма аппетитно. Массовка пришла в действие, а вместе с ней и я. Решая больше не испытывать ничьё терпение, я чётко выполняла указания режиссера, выплясывая в небольшой компании румын. Энергичные пляски были кстати, поскольку после двух теплых курток и объятий гитариста, мое тело начало замерзать. А сейчас кровь разгонялась по венам и мои щеки, кажется, даже приобрели румянец. - Молодец, Элизабет! - кричал хвалебные речи режиссер, наставляя меня. - Ещё раз повернись. Выше, выше руку. Да, вот так отлично. Теперь посмотри на Тилля. Будто заигрываешь с ним. Я сделала все, как велели. Ещё раз повернувшись вокруг своей оси в танце, который больше напоминал прыганье, я взглянула в сторону монахов. Дыханье тут же сперло, едва я наткнулась на этот взгляд. Горящий, воодушевленный, жаждущий, но не похотливый. Я знала, что так нужно. Так того требует сценарий. Но никогда в жизни на меня не смотрели так, как сейчас смотрел монах на молодую девушку. И минуты показались бесконечностью. Пока режиссер громогласно не объявил: "Снято!". Я тут же остановилась и невольно улыбнулась, поскольку раздались аплодисменты и похвалы в наш адрес. Ну что, Лиз, неплохо для начала. Может получится искупить свою вину перед парнями. Я опять замёрзла. Костюм, состоящий из юбки, блузки, жилетки и платка, повязанного на талии, совершенно не грел. Меня затрясло как осиновый лист. И даже показалось, как клацнули зубы, прежде чем, уже ставшие привычным, объятия Рихарда снова завернули меня в теплую куртку. Это им хорошо. Под такими рясами спокойно прятались штаны и свитера, а вот под мой тонкий костюм пододеть что-то совершенно невозможно. Поэтому наплевав на всех окружающих, я повернулась к гитаристу и крепко прижалась к нему, утыкаясь в плечо и глядя по сторонам. Рядом с нами прошел весёлый Пауль, не забыв мимоходом отвесить очередную шутку. - Отлично смотритесь, - ухмыльнулся он и подмигнул. - Может у вас и правда что-то есть... - намекнул он, видимо вспомнив мое разгромные интервью. Я только глазами зыркнула, показав свое недовольство, и перевела взгляд в другую сторону, снова натыкаясь на эти глаза, которые смотрели на меня. Тут же стало опять не по себе. Да что в конце-концов со мной происходит? Этого я объяснить не могла, поэтому шагнула из объятий соло-гитариста, оповестив о том, что я давно согрелась. Но куртку все же забрала, закутавшись в нее едва не по самую макушку. Благо размер сего одеяния позволял сделать это. Пока снимали ребят, я бродила вдоль протоптанной тропинки, ведущей на небольшой холм и разглядывала красоты природы. Это было так прекрасно, что я могла любоваться этим вечность. Где ещё в Берлине можно увидеть такую красоту? Правильно, только за городом, куда я выезжаю крайне редко. Поэтому надо пользоваться случаем и наслаждаться творением природы. Я вздохнула, втянув носом холодный воздух, и взглянула в сторону съёмочной площадки. Режиссер что-то объяснял Оливеру, Флаке и Шнайдеру. Рихард курил в стороне. Тилль сидел на краю лавки в странной задумчивости. Чуть согнувшись, опираясь на свои колени, окутанные рясой, он смотрел куда-то вперёд, будто в пустоту и напоминал собой какого-то старца. Мне почему-то вспомнилась песня Alter mann. Она всегда завораживала меня. А сейчас она звучала в моей голове как-то по-особенному. И я снова не могла найти объяснений всему этому. Хотя нет, могла. Вся эта ситуация напрягала меня. Точнее то, что я начала понимать одно: я ведь никогда не была на месте этой девушки. Да даже пускай не на ее месте, а на чьем-то другом. На меня никогда не смотрели так, как смотрел на нее монах (Тилля в расчет я не брала, поскольку все это было частью сценария). Что это? Любовь с первого взгляда? Желание? Похоть? Нет, точно не второе и не третье. А про первое я сомневаюсь. Я не верю и никогда не верила в любовь. Это не для меня. По крайней мере, я так считала до сегодняшнего дня. Меня будто задела вся эта ситуация, заставив мой мозг перевернуться в обратном направлении. Да, меня действительно задело это! Стало так больно, что я глубоко вздохнула и отвернулась от съемочной площадки, сев на камень и устремив взгляд на горы. - Встань, а то еще сильнее замерзнешь, - послышался позади меня голос. Я повернула голову. Угадала. За мной стоял Ландерс, продолжая все так же улыбаться. И хотя он меня иногда раздражает (нет, не потому, что он улыбается так часто, просто я другая, не такая, как он), он все же классный. Именно его энергия и улыбка разгружают группу до и после концертов, не давая заскучать. - Вид просто сказка! – продолжал разговор Ландерс, выпрямляя спину и глядя вдаль. - Да, очень красиво, - кивнула я, поднимаясь с камня, и мне вдруг безумно захотелось поговорить с ним, поэтому спросила: - А ты бы хотел тут жить? - Нет, я бы не смог, - мотнул головой гитарист. - Я - берлинец. Мне нужны высотки и асфальт. - А я бы, наверное, смогла, - пожала плечами я и, точно так же, как Пауль, уставилась вдаль. - Здесь тихо и так спокойно. - Ага, а я еще так холодно, что я уже весь зад отморозил, - улыбнулся гитарист, повернувшись ко мне. Вот он, неизменный Пауль. Даже любование красотой природы у него заканчивается какой-нибудь шуткой или весельем. Но надо отдать ему должное, потому что я рассмеялась вместе с ним, будучи полностью согласной с его высказыванием. - А что они там делают? – продолжила разговор я, кивнув в сторону ребят и режиссера, оставшихся внизу. - Обсуждают концепцию, - дернул плечом Пауль. – Зоран пытается донести суть, но, кажется, не все ее понимают. Вот пытаются решить, что же все-таки между девушкой и монахом, чтобы работу дальше построить. - А ты как думаешь? – вдруг поинтересовалась я. - Ну, конечно же, любовь, - усмехнулся Пауль, взглянув на меня так, словно я задала наиглупейший вопрос. Хотя, может это так и было. Я не знаю, что такое любовь. И сейчас я не имею в виду любовь родительскую. Этого у меня было в избытке. Я о любви между мужчиной и женщиной. Поэтому сам собой назрел следующий вопрос. - А ты веришь в любовь? - В любовь? – переспросил Пауль, но ответил тут же, не задумываясь. - Конечно. Иначе, что бы это была за жизнь…. А ты что, нет? - Нет, - честно призналась я. – Любви не существует. - Странная ты, - усмехнулся Ландерс и тут же нахмурился, внимательно взглянув в мое лицо. – Вот скажи, ты когда-нибудь делала какие-то глупости из-за человека? Не спала ночами? Не ощущала себя настолько странно рядом с ним, что кусок в горло не лез, но внутри было так тепло и хорошо? - Нет. - Значит, ты просто никогда не любила, - констатировал Пауль и кивнул в сторону площадки. – Пошли на позиции, - подмигнул он и направился вниз по тропинке. Я не спешила. Просто шла позади гитариста и, глядя в его спину, обдумывала слова. Он прав. Он был чертовски прав. Неужели это составляющая жизни, которой мне так не хватает? Может из-за нее все летит в пропасть, затягивая меня все сильнее. Может поэтому сейчас так больно и невыносимо от осознания того, что на меня могут смотреть с любовью и нежностью только тогда, когда этого требует сценарий. Я вздохнула и ускорила шаг. Будто надеялась, что из-за этого вся дурь вылетит из головы вместе с холодным ветром. Но зря. Дальше стало еще невыносимей. До самого вечера мне пришлось играть эту чертову любовь. Терпеть этот взгляд, полный нежности и касаться его обладателя, смотреть на него, чувствовать каждой клеточкой своего тела. И под конец рабочего дня мне показалось, что я снова начала сходить с ума. Я раздражалась, фыркала и кривила губы, будто все кругом были виноваты передо мной. А во время съемки финальной, на сегодняшний день, сцены, в которой снимались только ребята, иссекая свои спины плетками, стало вообще невыносимо, что мне захотелось присоединиться к парням, чтобы выбить из себя всю дурь. Присев на крылечко дома, кутаясь в куртку и теплое одеяло, поскольку температура опустилась еще ниже, чем была утром, я рассматривала людей из массовки, которые уже начали медленно расходиться. Из небольшой группы выделились несколько человек и направились в мою сторону. Было уже темно, а все рабочее освещение переставлено в ту часть, где сейчас снимали парней, поэтому я не сразу разглядела приближающиеся фигуры. А когда они подошли ближе, была удивлена. Это были два мальчика и девочка, если я правильно определила, лет двенадцати на вид. Румынские дети, которые с самого утра работали вместе с нами, выполняя все, что требовалось, даже лучше взрослых. Подойдя ко мне, они уставились на меня своими темными большими глазищами и, замявшись, что-то сказали хором на своем родном языке. Я помотала головой, давая понять, что я ни черта не поняла. Они снова повторились и протянули мне блокнот и ручку. Но мой мозг был уже настолько отморожен, что я продолжала глупо хлопать глазами, смотря на этих детей, которые чего-то от меня хотели. - А можно мне переводчика, - наконец, додумалась я, крикнув куда-то в сторону ассистентов. – Я не понимаю, что они мне говорят Возле нас тут же появился один из ассистентов. Он даже не стал спрашивать детей о том, что они хотели от меня, лишь взглянул на протянутый блокнот и пояснил. - Они просят автограф, - пояснил ассистент. - Чей? – снова не поняла я, продолжая хлопать глазами и лишь сильнее кутаясь в куртку и одеяло. - Твой, Лиз, - раздался рядом со мной усмехающийся голос Оливера, вернувшегося вместе с остальными и теперь стоявшими рядом со мной. - Я не могу, - мотнула головой я, окончательно отупев. Автограф? Какой автограф? У меня за всю мою трехлетнюю карьеру автографы брали раз, два и все. А в Rammstein – и подавно. Поэтому сейчас я ощущала себя так, словно меня просили поставить подпись на сомнительном договоре. Но ситуация была патовой. Больше из-за моего разгорающегося идиотизма. Ведь дети попросили только автограф. Что в этом такого? - Пальцы застыли, - оправдалась я в довершении моего предыдущего «не могу». - Я помогу, - возник рядом Тилль, собираясь удержать на моих плечах одеяло и куртку. Но я шарахнулась от него, словно от прокаженного, вызвав удивленные взгляды остальных, и, пожертвовав своим теплом, высунула руки наружу, принимая блокнот и ручку. Пальцы не слушались, и я что-то нацарапала на трех страницах, которые дети тут же поделили и, видимо поблагодарив, убежали. А я, поднявшись со ступеньки, направилась собираться в обратный путь, половину которого нужно было проделать пешком. *** Все тело дрожало от холода, хотя вода, бьющая из душа, была почти кипятком. Но я до сих пор не могла согреться. Поэтому продолжала стоять уже больше получаса, глядя как вода, закручиваясь в воронку, исчезает в сливе. Настроение было неизменным. Противно. Мерзко. Больно. Видимо, эти ощущения стали моими спутниками по жизни. В голове звучали слова Ландерса, а перед глазами – взгляд, наполненный нежностью и… любовью. И почему меня это так задело? Почему именно сейчас? Ведь раньше мне было бы все равно! - Ты просто устала, Лиз, - нашла объяснение я, скорее для собственного успокоения. – Просто устала. - Тогда нужно отдохнуть. От раздавшегося над ухом шепота, я вздрогнула и развернулась, тут же оказавшись в Его объятиях. А я ведь даже не слышала, как Он вошел. Да еще и раздеться успел. - Как ты сюда вошел? – тут же спросила я, чувствуя, как Его руки медленно начинают разгуливать по моему телу, но на вопрос ответила сама. – А, да. Я дверь забыла закрыть. Точно! Ну, перестань, - скривилась я, поскольку была вжата в стену горячим мускулистым телом, от которого до сих пор пахло дорогим парфюмом. - Я соскучился, - коротко пояснил Он, опуская руки все ниже в достижение цели. - А я очень замерзла, - не сдавалась я, осторожно отодвинув Его, уперев ладони в смуглую широкую грудь. - Наверное, все себе отморозила. А еще устала. - И что мне теперь делать? – недоуменно развел руками Он, решив не припираться со мной. - Просто смотреть? - Почему бы и нет? – пожала плечами я и повернулась спиной к нему, подставляя свою грудь под льющуюся воду. По скрипящему звуку Его босых ног, я поняла, что Он уселся на дно душевой кабины возле дальней стены, и теперь (я точно это знала), смотрел на меня, пожирая взглядом. А я спокойно продолжила согреваться и уже почти расслабилась, как Его вопрос снова вогнал меня в привычную колею напряжения. - Ты подумала над моим предложением? – донесся снизу Его голос. Я уже думала, что Он забыл. А после моей последней выходки и подавно. Ведь Он почти не говорил со мной за последние сутки. Но нет. К моему сожалению, Он все время помнил об этом. Видимо просто надоело ждать и Он сам решил поинтересоваться. - Еще нет, - честно ответила я. - Сколько можно? – в Его голосе отчетливо слышалось недовольство. - Сколько нужно, - слегка огрызнулась я и, снова повернувшись к Нему спиной, начала говорить, изредка поглядывая через плечо вниз. - Это тебе не новые туфли выбрать. Да и зачем тебе это? Огласка. Все просочится в прессу. Которая, кстати, и так меня не жалует, - для убедительности добавила я. - Ты же даже рассказать своим друзьям боишься. Хотя мы встречаемся два года. - Мне так спокойней, - просто ответил Он, поднимаясь на ноги и вырастая за моей спиной. - Да? - А что я им скажу? – усмехнулся Он и, осторожно взяв меня за плечи, развернул лицом к себе. - Парни, мы с Лиз уже два года вместе. Сюрприз! – на последнем слове он даже улыбнулся и вскинул брови. - Не обязательно так… - мотнула головой я, понимая, что наш разговор снова принимает ненужный оборот. - А как? – развел Он руками. - Парни, я два года трахаю Лиз? - Это звучит правдоподобней, - усмехнулась я. - Тебя же все устраивало! - Да. До недавнего времени. И тебя, кстати, тоже. Но ты вдруг решил сделать мне предложение, испортив этим все, что нас обоих более чем устраивало! - Боже, Лизхен…- закатил глаза Он с тяжелым вздохом. - Не называй меня так, пожалуйста, - попросила я так вежливо, насколько только могла это сделать, и, выключив воду, открыла дверь кабины, осторожно выходя из нее. - Ладно, - снова вздохнул Он, вылезая следом и беря два полотенца, одно из которых подал мне. - Послушай, я понять не могу, чего ты хочешь. Я предлагаю тебе варианты, а ты сомневаешься. - Я тоже не могу тебя понять, - дернула плечами я, вытирая капли воды со своего тела. – Вот скажи мне, ты меня хоть немного любишь? - А разве это важно? - Возможно. И я внимательно уставилась на Него, боясь себе признаться в том, какого ответа я жду на самом деле. Но нет. Он меня не разочаровал. Не разочаровал своей постоянностью. И если до недавнего времени я думала, что Он изменился, то теперь точно знала, что это не так. - Лиз, ну ты как маленькая, - усмехнулся Он, оборачивая полотенце вокруг своих бедер. - Любовь придумали слабые люди. Ее нет. Есть только привязанность и чувство комфорта. - И что испытываешь ко мне ты? - Скорее второе. - Честно, - закивала я и, обойдя Его, вышла из ванной комнаты, направляясь в спальню, чтобы одеться. - Зачем тебе тогда мой ответ? – крикнула я уже оттуда, но можно было и не делать этого, поскольку Он вошел следом за мной, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. - Чтобы только я был с тобой. - Ты собственник. - Возможно. - Не кради мои слова! - Лиз… Его дыхание обожгло мою кожу. Его руки быстро пробрались под футболку, которую я успела натянуть на себя. Но, как и несколько минут назад, я прервала эти начинания, предусмотрительно отойдя в сторону и сев в кресло, начала надевать джинсы. - Ребята в баре ждут. Ты иди, а я, как всегда, немного позже подойду. Больше я не проронила ни слова. Не взглянула на Него, определяя Его действия только по звукам. И когда в коридоре хлопнула дверь, я оставила в покое свои многострадальные кроссовки, на которых долго не могла завязать шнурки, и откинулась в кресло, устало закрывая глаза. *** В баре, через дорогу от нашей гостиницы, разливалась приятная музыка, не мешающая спокойно и мирно беседовать. Но, кажется, парням сейчас было не до этого. И если с самого начала нашего прихода сюда мы пытались обсудить работу, то через пару часов, было уже не до нее. Большое количество выпитого алкоголя сделало свое дело и теперь парни растекались по диванам, громко смеясь, подкалывая друг друга, иногда отвешивая легкие толчки, и разговаривали обо всем, смешивая все в одну большую кучу. Честно говоря, я выглядела не лучше их. В очередной попытке отогреть свое тело, я, вопреки своему «сухому» закону, опрокинула в себя бокал коньяка. Но мой голодный почти сутки желудок (тонна сладкого не в счет), быстро впитал жидкость, разогнав по венам и ударив в голову. Хотя нет. Голова у меня пока соображала, а вот тело… Было такое ощущение, что оно не мое, поскольку ни руки, ни ноги меня не слушались, а попытка встать с дивана не увенчалась большим успехом. Я пошатнулась и… Сильная рука тут же ухватила меня за талию, крепко прижав к не менее сильному телу. Я повернула голову и столкнулась с таким знакомым взглядом горящих глаз, проникающим прямо в душу. - Проводить? Голос спокойный, ровный, обволакивающий и ласкающий слух. Будто мурчание кота, завидевшего сметану. Но я все же кивнула, потому что не могла произнести ни слова. Язык заплетался не хуже, чем руки и ноги. Осторожно выйдя из-за стола, я окинула взглядом компанию. Рихард и Флаке набрались так, что уже ничего не соображали, развалившись на диванах. Пауль еще пытался донести стакан до рта, но все же оставил свои попытки, решая присоединится к соло-гитаристу и ударнику. Остальных на диване вообще не наблюдалось, да и в поле зрения тоже. Поэтому я даже не стала кидать слова прощания на этот вечер, а лишь осторожно, с поддержкой, зашагала к выходу, понимая, что мои глаза начинают слипаться. - Тилль, ты куда? – донесся откуда-то голос, я даже не разобрала чей. - Провожу Лиз. Ей на сегодня хватит. Да уж, на сегодня точно хватит. Подумать только. Бокал коньяка и так унесло. Все, Лиз, надо прекращать такие издевательства над организмом. Либо пей, либо не пей. Лучше, конечно, не пей. Мозги и так не соображают. Хотя нет, аварийный генератор все-таки включился, стоило только пройтись по свежему морозному воздуху и половина алкоголя тут же выветрилась из головы. В глаза ударил яркий свет гостиничного холла и я чуть прикрыла глаза, успев заметить, как дернулась администратор, видимо желая предложить свою помощь. Ну, еще бы! Я ведь просто висела на своем провожатом. Все-таки звезда и в не лучшем виде. Но нет, мне помощи хватает. Спасибо. - Осторожно, - мой провожатый едва успел схватить меня, когда я, запнувшись о ковровую дорожку, чуть не улетела прямо в кабину подъехавшего лифта. - Не думала что от одного бокала, я буду выглядеть так… - кое-как произнесла я, подперев стену лифта и прислонившись к ней затылком. – Фигово… - Нормально, - снова мягкий обволакивающий голос. И я сфокусировалась на высокой крепкой фигуре, стоящей передо мной. Опять этот взгляд, от которого хочется сквозь землю провалиться. Не наигранный, искренний, манящий. Почему я раньше этого не замечала? Слишком много в последнее время этих «почему». Лифт остановился и я хотела выйти, но сильные пальцы неожиданно скрестились с моими и я остановилась. Он стоял не шелохнувшись, и я была вынуждена подойти. - Что? – спросила я, не понимая, что случилось. Но вместо ответа он обхватил мое лицо своими руками, притянул к себе, поцеловал. Молча. И поцелуй необычный. Не властный. Не грубый. Это вообще Тилль? Он обнял меня. Нежно и страстно одновременно. Будто боялся причинить боль. А я была в полной растерянности. В блаженстве закрыла глаза и улетела куда-то далеко. Будто в причудливом танце мы наконец-то покинули лифт. Как единое целое. Он не отпускал меня ни на мгновение. Несколько шагов, сдавленное рычание из-за неподдающейся входной двери, и мы в коридоре. Погруженный в темноту номер стал убежищем для меня. Для него. Для нас. Я даже не поняла, как мы оказались в спальне. Он снова поцеловал меня в шею и я почувствовала, что я уже не я. Кажется, падаю в бездну, но он тянет меня обратно. Тянет и возвращает. Его дыхание жгло кожу, а я растворялась в нем. Вся. Без остатка. Грубые пальцы касались меня. Но я чувствовала только нежность. Вздрагивала. Дрожала от каждого прикосновения, от каждого слова, которое он шептал мне. Чувствовала, будто лежу в небесных объятиях. Они гладили мои бедра, заставляя спину выгибаться. Нежно коснулись маленькой полоски ткани. И она исчезла, оставляя меня незащищенной. А потом... Потом я задохнулась. Утонула. Погрузилась в него. Господи... не верю, что так бывает. Это не со мной. Это не я. И я отдалась нахлынувшим чувствам с головой, наверное впервые за долгое время почувствовав необычайное спокойствие и умиротворение. А на утро наступило тяжелое похмелье и осознание того, что я нахожусь не в своем номере. И я так быстро подскочила с кровати, пытаясь сообразить который сейчас час, что разбудила лежавшего в позе «звезды» Линдеманна. Он заворочался подобно медведю, пробуждающемуся из спячки и, заметив, как я ношусь по номеру в поисках беспорядочно раскиданной одежды, сел, сонно потерев глаза. - Ты куда? – пробормотал он, не сводя с меня своего взгляда. - К себе в номер, - я судорожно пыталась застегнуть свои джинсы, но как на зло ничего не выходило. - Скоро все начнут просыпаться и… - Да плевать, что подумают другие, - чуть сморщился Линдеманн. Похоже, эта ситуация его ничуть не напрягала. В отличие от меня. Потому что я продолжала бегать из стороны в сторону. Только бы успеть. Только бы успеть. - Тебе плевать, а мне нет, - бросила я, подхватывая свои кроссовки и уносясь к входной двери. Но когда я хотела дернуть ручку на себя, чтобы скорее пробежаться по коридору и оказаться в своем номере, не будучи замеченной, рука Тилля оперлась о дверь, закрыв пути отступления. Он стоял в одном нижнем белье, закрывая собой солнечный свет, падающий из окна. Но даже так я смогла увидеть его взгляд. - Лиз, останься… - словно умоляюще попросил он и осторожно убрал прядь моих рыжих волос за ухо, коснувшись при этом щеки. Меня словно током прошибло. Я шарахнулась назад, но тут же ударилась спиной о входную запертую дверь, судорожно соображая, что делать дальше. - Зачем? – нервно хохотнула я, поглядывая то на вокалиста, то на выход. - Не надо усложнять. Ладно? И я снова предприняла попытку исчезнуть. И снова облом. Только теперь Линдеманн ухватил меня за руку и, похоже, не собирался отпускать. - Лиз, постой… - Чего еще? – недовольно ответила я. - Я давно хотел сказать, - начал Линдеманн не отрывая от меня своего пронзительного взгляда. - Просто не решался никак. А то, что произошло тогда на сцене. Это было как толчок. А сейчас момент подходящий и… Что он несет? Какой момент? Боже, дай мне сил, чтобы сегодня не поубивать всех, кто попадется на моем пути. Я многое натворила в своей жизни. Может быть на этом остановимся? Но кто-то сверху, видимо, наслаждался тем, что происходило сейчас в номере, поэтому уйти я смогу явно не скоро. - Тилль, мне надо идти, - продолжала брыкаться я, совершенно не желая слушать душевные изливания вокалиста, потому как даже не пыталась вникнуть в их суть. - Ты нравишься мне, Лиз. Даже больше… А вот тут мой мозг включился. Причем так, как никогда раньше. И я просто выпучила глаза, не веря своим ушам. Что он только что сказал или пытался сказать? Нет, нет, нет и еще раз нет. Мне это не нужно, не слышать, не знать. Поэтому я поспешила остановить Тилля, чтобы еще больше не усугубить ситуацию. - Стоп, - выставила я вперед руки и, замотала головой. - Вот только не надо произносить этого. Ладно? - Почему? – Тилль недоуменно уставился на меня. - Давай я просто уйду и мы забудем. Ладно? - Лиз… Давай попробуем. Боже, да что происходит?! Такое ощущение, что все вокруг сошли с ума и я здесь один нормальный и адекватный человек. Или может все наоборот. Это я схожу с ума и всего этого нет, не было и не будет. Но он, будто пытаясь убедить меня в реальности происходящего, снова взял мою руку. И я сдалась. Точнее сдали мои нервы. И я едва не закричала, совершенно забыв о том, что стою у входной двери. - Что попробуем?! Что попробуем?! Трахнуться еще раз? Признаться тебе? Да, это было классно. И мне понравилось. Но повторять этого я не хочу. Это ошибка. Моя большая ошибка. - Да почему? – похоже он искренне не понимал, что со мной происходит. - Объясни мне. И я, продолжая в порыве гнева и еще каких-то запредельных чувств, совершенно не контролируя свою речь, выдала: - Да потому что я встречаюсь с Рихардом! - заорала я, не выдержав напора. Я видела, как поднялась его бровь. Видимо он пытался понять, вру я или нет. Затем на его лице отобразился мыслительный процесс и он, сведя брови к переносице, уставился на меня, как на безумную. - Что? - Я встречаюсь с Рихардом, - повторила я уже более спокойно, понимая, что он расслышал каждое мое слово и пути назад у меня уже нет. - Давно? – последовал вопрос. - Два года. - Значит на интервью ты не врала, - судорожно выдохнул Тилль, констатировав факты. Я только помотала головой в ответ и вздохнула. Вздохнула с каким-то странным облегчением. Будто раскрыв свой секрет я сбросила с плеч гору. Но мой организм решил снова привести меня в тонус. Поэтому чувство это было недолгим. За ним последовало что-то странное, похожее то ли на чувство вины, то ли тревоги. Я не знаю. Я так запуталась, даже забыв о том, что пару минут назад рвалась покинуть этот номер в который вчера привел меня… Нет, не алкоголь. Соображала я трезво и здраво. Что-то другое. Странное. Непонятное. Будто какой-то порыв, которому я поддалась без раздумий. Как там говорил Ландерс? «Делать какие-то глупости…». Нет. Нет, Лиз. Даже думать не смей. Выкинь это из головы. Это все алкоголь, усталость, суточное голодание. Да все, что угодно! Только не… - Лизхен… Я вздрогнула. Но не от того, что такая интерпретация моего имени бесила меня. Скорее наоборот. Я тут же начала усиленно вспоминать. Ведь Тилль называл меня так и раньше. Но ни разу, ни разу это не доводило меня до бешенства, как это было с Рихардом. И я попятились назад, смотря на Линдеманна, мотая головой и пытаясь открыть дверь, поскольку изнутри меня начало пожирать странное чувство, которое раньше мне никогда не приходилось испытывать. Рывок. Еще рывок. Через секунду я уже бежала по коридору сломя голову, будто за мной неслась свора злых голодных собак. Все мысли перепутались и я уже не понимала, не осознавала того, что делаю, потому что ворвавшись в номер, крикнула, с порога спальни: - Я согласна!