Клоун накрахмаленный

      Эта неделя была странной. Я хотел сблизиться с Маляром, но сближался с его младшим братом.               Я понимал, что, если я хочу обеспечить Майки защиту от побоев, его нужно сдружить с источниками этих самых побоев. Я решил, что алкоголь сближает, поэтому мне показалось, что было бы неплохо позвать Уэя на совместную попойку. К тому же, у нас было, где их устраивать. Дом бабушки Боба пустовал ещё с момента её смерти. Мистер и миссис Брайар туда заглядывали редко, и мы облюбовали его для ежемесячных дружеских посиделок.               По правде говоря, от рождения я не был особым питейцем. Гораздо интереснее было попивать свою бутылку пива медленно и на расслабоне слушать разговоры парней. Приобщить Майки к такому — первый шаг в выстраивании контакта.               Я чувствовал себя чёртовой свахой, думая, как преподнести друзьям тот факт, что Майкоса избивать вроде как уже нельзя. В школе мы с Уэем почти не разговаривали. Он боялся ко мне подходить на людях, но, поймав его взгляд на перемене, я лишь подмигнул ему и показал большой палец.               — Ты в своём уме? Уэй? — Боб удивлённо вскинул брови. С его стороны эта реакция была более чем сдержанной. — Я, конечно, понимаю, что ты у нас в последнее время немного в космосе, но не настолько ж… — он возмущённо глотал ртом воздух, думая, что ещё такого сказать.               — Он хороший, — коротко отрезал я, придав голосу повелительный оттенок. Это всегда работало на моих сверстниках. Айеро дважды повторять не будет — аксиома в нашей школе. — Рэй, скажи ему!               — Я вообще-то поддерживаю Боба, — кудрявый покачал головой.               Я стоял с ними в раздевалке. Запах пота буквально выедал глаза, и мне хотелось поскорее свалить домой. Но я сохранял внешнее спокойствие и, опираясь на металлические шкафчики, попивал из маленького термоса травяной чай от кашля.               — Вы будете смеяться? — спросил я.               — Будем, — сказал Рэй. — Во что ты опять нас впутываешь? Фрэнк, Брайар прав! Ты просто как-то вообще…               Я поманил парней пальцем наклониться ко мне поближе, чтоб никто не услышал.               — Майки поможет мне влюбить в себя Маляра, — прошептал я.               Они молча переглянулись, выпрямляясь. Потом оба уставились на меня.               — Нет, Фрэнк, ты просто псих. Я отказываюсь это понимать! — Боб развёл руки, ошарашенно покачал головой и перед тем, как дверь за ним захлопнулась, я услышал: — И этот педик!               — Фрэнк, я тебя обожаю, — Рэй едва сдерживал хихиканье. Я глянул на него строго, и тот сразу угомонился. Он положил мне руку на плечо и уже спокойно сказал: — Не сцы, я его проработаю.               ***               В день пьянки, пятницу, я зашёл за Уэем, и мы вместе попилили на другой конец города. Он оделся как можно более дерзко в его случае — разодрал джинсы, напялил поверх футболки рубашку, сверху надел большую как для него (явно принадлежащую Джерарду) куртку. Ах, ещё он снял очки.               — Если честно, — начал было Майки, застёгиваясь на ходу. — Может, мне лучше вернуться домой, пока не поздно? Да, у тебя есть мотивы меня не прибить, но ведь одни… Я боюсь.               Есть такая штука — чутьё. И моё чутьё будто маленьким пёрышком щекотало предохранители. Я был зол и раздражён, потому что просто не знал, что будет дальше. Я чувствовал, что эта пьянка закончится как-то плохо, но ведь это глупость. Я контролировал ситуацию (или мне просто хотелось думать так).               — Думать надо было, — отрезал я. — Ещё когда ты шёл ко мне, ты должен был подумать. А теперь, — я потёр ладоши, — ты теперь будешь тусить со мной, — я улыбнулся бедолаге. — Не бойся их. Боб — злой, но это только для виду. Пообщаешься с ним — поймёшь. А Рэй — просто ходячая хохма. Да, шуточки у него часто злые, ты по себе знаешь, но привыкнуть можно, Майкос.               Погода была просто отвратительной, и за тот час, что мы шли, я возненавидел всё сущее. Я замёрз! И если бы мне предложили продать душу за чашку чего-нибудь горячего, я бы продал. Бронхам хана.               А ведь родители говорили не ходить в школу хоть недельку. Но я упёрся! Я плюс ко всему выскочил гулять! Придут они домой — меня нет. И хана будет не только бронхам, но и мне самому.               Дверь нам открыл Боб. На его лицо словно была натянута маска «Сейчас я всех прикончу». Я подошёл к нему ближе, встал перед ним на цыпочки. Мои указательные пальцы легли на уголки его губ и потянули вверх.               — Не беси меня, — сказал ему я, улыбаясь, и похлопал по плечу.               Внутри на диване валялся Рэй. Он с умным и сосредоточенным лицом рубился в тетрис.               Майки осторожно шёл позади меня. Уже по привычке я расстегнул куртку, расправил её и аккуратно повесил на стул. Уэй покосился на меня — наверное, он не ожидал, что я довольно аккуратный в быту, — и сделал так же.               Наша туса за столом началась с маленького знакомства. Боб притащил из холодильника выпивку и поставил перед нами.               — В общем, — начал он, — я и подумать не мог, что наш мальчик-с-пальчик втрескается в своего, — он изобразил в воздухе кавычки и закатил глаза, — «клоуна накрахмаленного». Да я бы, блин, вообще дал в морду тому, что скажет, что он будет сотрудничать с Майки Уэем! — воскликнул он. — Серьёзно. Но Фрэнк — мой друг, — его голос стал мягким, и я действительно слышал человека, с которым дружил всю сознательную жизнь. — И как бы я не бомбил по поводу его решений, нам с Рэем придётся принять очередную выходку. В общем, знакомься, Майк. Я — Боб, по ночам душу котят. Рэй — одуванчик нашей шайки. Фрэнк — агрессивный птеродактилефил.               — Лепидоптерофил, — поправил я с умным видом. — Лепидос — чешуя, птеро — крыло. Болван.               Майки захихикал. Он был в предвкушении чего-то грандиозного, это можно было легко определить по его горящим глазам.               — Так поднимем же этот пивасик за хороший вечер! — воскликнул Брайар.               Вечер действительно получился хорошим. Смущала только нарастающая головная боль. Меня радовало, что никто из присутствующих не опускался до воспоминаний о прошлом или оскорблений. Кто-то заговорил о бейсболе, потом переключились на общую для всех тему — ужастики и комиксы. Майки хвастал приставкой, а Рэй говорил, что отец запретил ему покупать её.               — Почему? — спросил Уэй. Он был уже немного подшофе.               — За то, что Айеро постоянно влипает во всякую фигню, прилетает нам, — развёл руками Рэй, кудряшки на его голове забавно дрогнули. — Фитз сделал один звоночек отцу — и мои карманные накрылись медным тазом.               Я никак не мог допить свою бутылку пива. Оно казалось мне каким-то не таким. Болело горло, и доселе приятный вкус становился просто невыносимым. Вот только щёки мои горели так, словно я уже изрядно выпил.               Боб спрашивал, чего я такой задумчивый, а я, слегка улыбаясь, отвечал, что всё в порядке. Всё было в порядке, правда… Я из маленьких кусочков складывал макет собственного будущего, и мир вокруг начинал меняться так же, как и я сам. Но к лучшему ли это? Смех ребят давал понять, что да.               Ледяная глыба ненависти к младшему Уэю таяла. Я понимал, что был неправ. И мне было сложно принять всё это. Я прямо чувствовал, как трещит по швам мой старый характер. И вместе с этим зарождался страх, что новый не сформируется. И я останусь слабой соплёй, умничком вроде Майки, которого можно обидеть мизинцем левой руки. Не унизительно ли это? Не опасно ли кому-то доверять, распарывать свою душу, вырывать сердце и орать: «На, бери, я весь твой!»?               Вот только к чему я это… Все мои страхи сводятся только к одному, к первой любви и Маляру, но уж никак не к дружбе. Наверное.               ***               Майки развезло просто в мясо. Он хохотал, разлёгшись на коленях у Боба. Боб хохотал не менее громко. Рэй пустил очередную тупую шутку.               Парни честно собирались мне помочь дотащить Уэя домой, но от их выхлопа мне и самому становилось дурно. Я решил, что лучшим вариантом будет нанять такси.               Автобусы так поздно не ходили, и я набрал номер, чтобы вызвать машину. Пока она доехала, на столе откуда-то возникла водка (сраный алкоголик Боб), и мои дорогие друзья сначала накатили «на коня», потом они выпили «за любовь», потом за «мир во всём мире», потом…               Услышав за окном звук сигнал приехавшего такси, я пулей метнулся к нашим курткам и, вырвав Уэя из пьяных объятий Боба, кое-как его одел. Еле вытолкав его на улицу, я чуть не полетел вместе с ним со ступенек. Для меня Майки был очень тяжёлым. Просто жутко.               Вечер с каждой минутой присылал мне очередную пощёчину. Повезло мне только с тем, что водитель оказался хорошим человеком. Это был улыбчивый мужчина лет сорока на вид. Он покачал головой, но всё же вежливо поздоровался со мной и помог упаковать Майки на заднее сидение.               — Главное, чтобы салон не заблевал, — сказал таксист, садясь за руль. Я сел рядом с Майки. — Куда едем?               Я задумался и понял, что категорически не помнил ни номер дома, ни улицу, где живут Уэи. Перед глазами всплывал только бежевый фасад, но никак не табличка с номером на ней.               — Майки, — я начал тормошить его, — где ты живёшь?               Тот на секунду проснулся, пробормотал «Дома» и завалился спать дальше.               — Понял. Принял, — от комичности ситуации мне хотелось засмеяться, но я лишь озадаченно почесал затылок. — Сейчас, секундочку, — сказал я водителю и начал шарить по карманах Уэя в поисках телефона.               Его мама была на смене, она не спала, но звонить ей было не вариантом. Маляру звонить я тоже боялся, тот был на лечении и всё такое, но другого выхода я не знал. Если мне и предстояло плыть между Сциллой и Харибдой. И я выбрал Харибду-Джерарда.               — Доброй ночи, — начал я вкрадчиво, чуть ли не шепча в трубку. — Это Фрэнк… Да, Айеро. Маляр, тш-ш. Нет, Майки жив. Да не сцы ты! — я прервал поток взволнованной речи по ту сторону линии. Он замолчал. — Слышь, Маляр, а назови-ка мне ваш адрес… — в мой голос опять вернулся вкрадчивый тон. — Нет, не спрашивай. Ничего не спрашивай.               Когда мы приехали, водитель опять-таки помог мне. Общими усилиями мы взвалили «тело» мне на спину, и я потащил. В его кармане я нашёл ключ и одной рукой кое-как приноровился открывать замок.               — Я… кхе-кхе… тебе это ещё припомню, — ворчал я.               Но дверь открылась сама. В глаза мне ударил яркий свет, и я зажмурился с непривычки. Высокая стройная тень стояла на пороге.               — Майки! — он вырвал у меня из рук полуживого брата. Тот даже не держался на ногах. Джерард стряхнул его и, получив ноль реакции, оставил у стены. Мы оба уставились на то, как он, мирно сопя, сполз на пол. Затем мы посмотрели друг на друга, и наши взгляды встретились.               Вместо того, чтобы сказать что-то в наше оправдание, я виновато улыбнулся. Кто знал, что Джерард будет дома.               — Мало того, — его голос прозвучал низко и злобно, пробирая меня до кости. Я не слушал, что он говорит, я слушал, как он это делает, как он выплёвывает каждую букву, как стискиваются зубы, — что раньше вы портили моего брата физически, — он сделал шаг мне навстречу, закатывая рукава. Я понимал, что сейчас получу по морде, но что-то мне мешало ударить первым, — так теперь взялись за моральную составляющую? Почему он на ногах не стоит? — Джерард кивнул на Майки.               Я хотел было ответить ему, но мощный удар в челюсть снёс меня с крыльца. Я упал в сухие кусты возле крыльца. Куртка задралась, и ветки царапали спину. Дверь за Маляром захлопнулась.               — Пидор, — прошептал я, осознавая всю несправедливость мира по отношению ко мне. «Он уже дома? Приехал вечером, пока мы с Майки пили?», — думал я.               Чёрное небо надо мной плыло, ветер гнал тучи. Они перекрывали полную луну.               Мокрота подступила к горлу, и я вскочил на ноги, чтоб откашлять.               Холодный ветер пробирал до костей. Я чувствовал себя таким жалким и глупым. Майки-придурок не мог себя контролировать. Ну почему тогда я не проконтролировал его? Сам же виноват во всём.               Стояла глубокая ночь. Я шёл домой пешком. Ветер просто сошёл с ума. Охапки сухих листьев, таких же жёлтых, как моя куртка, летел мне в морду. Я боялся, что по законам жанра ударит молния и пойдёт дождь.               Мне было хотелось, чтоб молния попала именно в меня. За всю ту мою глупость в мыслях, чувствах и действиях.               Я зашёл на задний двор и полез по водосточной трубе, опираясь на козырьки над окнами, в свою комнату. Я старался не кашлять, чтобы не разбудить маму с папой. Я надеялся, что они давно спят после работы, и утром можно будет сказать им, что я вернулся около двенадцати.               Тихо, как мышка, я пробрался вовнутрь и прополз к своей кровати. Кашель буквально душил меня, и я кашлял в подушку. Голова стала болеть ещё сильнее. Мне было плохо. Что-то страшное словно сидело на мне, не давало покоя и заставляло снова и снова думать о том, какой же я дурак. Я идиот, потому что изменил своим принципам. А это самое ужасное. Для меня.               Я становлюсь мягким и податливым, как пластилин, и теперь остаётся только надеяться, что руки, в которые я попал, не причинят мне вреда.