Ненавижу, Козлов!

Аудитория была уже под завязку заполнена конторским людом. Мерный рокот голосов, приглушённые шепотки, смешки, покашливания — обычная какофония звуков, сопровождающая большое скопление народа. Зрительный зал был разделён двумя проходами-лестницами и напоминал студенческую аудиторию в каком-нибудь вузе, только вместо парт пространство занимали откидные удобные кресла, как в театре. Внизу в одну линейку были установлены три стола и небольшая трибуна на возвышении. У столов суетились две секретарши, расставляя бутылочки с минералкой, стопочки разовых стаканчиков, пластиковые планшеты с чистой бумагой. Мы остановились у дверей, оглядываясь и высматривая свободные места, чтобы сесть вместе, но из-за толпившегося в проходе, да и на сиденьях тоже народа ничего было не понять. Тут к нам подошла одна из секретарш и предложила пройти за ней, сказав, что за нашим отделом места уже закреплены. Как оказалось — в первом ряду. Правда там уже сидели люди, но секретарша склонилась над одним из них — это был представительный дядечка в коричневой тройке с малиновым галстуком в широкую синюю полоску — и что-то негромко проговорила. Судя по недовольной мине, отобразившейся на лице от услышанного, ему это совсем не понравилось. Дядечка попытался возразить, но женщина произнесла ещё что-то, что именно, было не расслышать, и он, повернувшись к коллегам и сказав несколько слов, встал и направился к лестнице. Те, растерянно пооглядываясь, тоже с недовольными лицами пошли вслед за своим, по-видимому, начальником. Мы разместились на освободившихся местах. Вскоре в зал вошли представители администрации, их было семь человек, расселись за столами, а один из них взял микрофон и, обратившись к аудитории, попросил тишины. Пока он произносил вступительную речь, я оглядел наше «верховное» начальство, так как видел впервые, и с удивлением обнаружил среди них шефа и Максима — Агента 007. «А этот чего здесь забыл? Тоже учредитель?» — подумалось мне. Они сидели рядом с ближнего от нас края. Шеф тоже оглядывал зал, ища кого-то глазами, и одновременно, чуть наклонившись к Максу, слушал, что тот ему говорил. Осмотрев аудиторию, Смирнов наконец увидел нас и, остановив на мне взгляд, слегка кивнул. Я кивать в ответ не стал, просто посмотрел на него. Макс проследил за взглядом шефа и тоже уставился на меня, слегка приподняв одну бровь. Я непроизвольно поёжился. Вот почему меня всегда бесит его взгляд? Верней, не так. Почему меня всегда слегка корёжит, когда он на меня смотрит? И оттого, что корёжит — бесит. Такое чувство, как будто он всё про меня знает, причём что-то плохое, чего не знают другие и поэтому думают обо мне лучше. А вот он не думает, потому что знает. Я всегда теряюсь перед его взглядом, и хочется поскорей уйти подальше — на безопасное расстояние. А лучше — вообще больше не попадаться на глаза. Пока плавал в своих размышлениях, мужик уже закончил речь, и за трибуну прошёл следующий. Долго и нудно рассказывал о достижениях фирмы к концу года, объёмах, процентах выполнения, называл какие-то фамилии и цифры. Я честно поначалу пытался вслушаться, но он говорил настолько монотонно и невыразительно, что меня начало клонить в сон, и если бы не внушительный Маринин толчок слева, точно бы прикемарил. Я поднял голову и тут же встретился с укоризненным взглядом шефа. А вот Агент, походу, слегка прибалдел, глядя на меня. Или мне показалось, или в его глазах точно мелькали озорные чертенята. «Блин, во позор! Ещё не хватало из кресла выпасть! Не, надо завязывать ложиться спать в два и вставать в шесть. Я так долго точняк не протяну». Сразу вспомнил про Соболя. Почему молчит, не отвечает на звонки? Два раза уже звонил, и всё — «вне доступа». Мог бы хоть отэсэмэсить. Тут я заметил, что шеф опять наклонился к Агенту и что-то начал ему говорить, посмеиваясь и то и дело поглядывая на меня. Макс тоже посмотрел в мою сторону, но без улыбки. С меня мигом слетела вся дрёма. Я занервничал. «Какого хрена он там ему рассказывает? Про меня и Петьку? Блин, вот трепло! Нафига я ему сказал, что живём вместе?» Про «трепло», конечно же, имел в виду себя. Я уже готов был провалиться сквозь землю от их малоприятных взглядов, но тут засветился огромный экран на стене за президиумом, и на нём появился крупный седовласый мужик в парадном прикиде. Это был всея патрон Вохминцев Дмитрий Станиславович — хозяин и генеральный директор нашего «птичника». Зал встал и зааплодировал. Я тоже, помедлив и оглянувшись назад, встал, подпихнутый в бок Мариной, и похлопал в ладоши. Зачем мы все это делали — ума не приложу. Марина немного погодя, когда уже сели, зашептала, что Вохминцев недавно благополучно перенёс сложную операцию, и мы все, то есть «птичник», поздравляем его с этим. Когда зал наконец успокоился, патрон коротко поблагодарил и поведал о том, что управление бизнесом решил передать сыну, который находится здесь, и он с удовольствием готов нам его представить, а также поздравить со вступлением в должность генерального. — Прошу любить и жаловать нового генерального директора Брагина Максима Дмитриевича. Из-за стола встал Агент и, слегка отойдя в сторону, поклонился, едва кивнув головой. Патрон сказал ещё несколько поздравительно-пожелательных слов, и экран погас. А зал опять всколыхнулся, встал и начал хлопать новому хозяину. Мы тоже. Я так вообще был в полном ах*ре. Если он сын олигарха, то какого, спрашивается, работал в мелкой компашке и даже не самым главным, то бишь не директором, или вообще — не был её хозяином? Почему шифровался? Почему фамилия другая — не Вохминцев? Ещё один «сын лейтенанта Шмидта»? Ну ладно, это чёрный юмор, который был сейчас неуместен. И вообще, я вдруг у себя в голове обнаружил интересную мысль: Агент по имени Макс умер, да здравствует гендиректор Максим Дмитриевич Брагин! О как! Вот интересно, чем это превращение грозит нам — нашему отделу? И чего шеф забыл в президиуме? Даже не выступил, как другие. Присел в качестве поддержки? Как друг? Тоже странно. Потом Агент, не сходя с места, произнёс небольшую речь о том, что он рад встать во главе такого слаженного трудоспособного коллектива; что это кредит доверия со стороны папеньки, который он должен будет оправдать; что мы стройными рядами с энтузиазмом будем и дальше прокладывать путь в наше счастливое будущее, к которому придём непременно и бла-бла, и бла-бла. А под конец представил нового заместителя генерального директора… Смирнова Кирилла Валерьевича. «А-аа… как же мы?» Но «как же мы» нам никто не объяснил. Зал, уже не вставая, опять захлопал, правда не так дружно, как новому гендиректору, можно сказать, безо всякого энтузиазма. Я покосился на своих: Марина стояла соляным столбом, автоматически ударяя ладошкой об ладошку; Раечка Ванна полыхала красными пятнами и не сводила остановившегося взгляда с шефа; лицо же Крысы Петровны не выражало ни одной эмоции — было абсолютно бесстрастным, как маска. Я легонько дёрнул Марину за край пиджачка, она вздрогнула, оглянулась и, смущённо мне улыбнувшись, села. Вся эта торжественная презентация новых «мётел» происходила под стрекотание видеокамер, щёлканье и вспышки фотоаппаратов представителей прессы, сидящих с другого конца первого и второго рядов. Потом журналисты начали наперебой задавать вопросы, типа: «Почему фамилии разные?», «Ожидаются ли перестановки и какие?», «Останется ли прежней политика руководства синдикатом?», но Агент их прервал, сказав, что позже для них будет устроена специальная пресс-конференция в малом зале, а сейчас предложил всем пройти на свои рабочие места, пожелав хорошего трудового дня. Собрание на этом закончилось, и все устремились к выходу. В обед, который у нас сдвинулся из-за собрания, мне наконец позвонил Петька. Сказал, что всё ещё за городом, но уже собирается домой. Я не стал сообщать ему по телефону последние новости о смене руководства и о том, что Смирнов хочет с ним встретиться, решив обо всём рассказать вечером. Тем более что и сам ещё ничего толком понять не мог: зачем ему понадобился Соболь, и куда он хочет его пристроить. Может, найдёт время дойти до теперь уже бывших коллег, тогда и спрошу. Наш же отдел был похож на разворошённый муравейник. Ни о какой работе не шло и речи: всем, кроме меня, было не до этого. То, что новым гендиректором стал Макс, было, конечно, удивительно, но эта новость меркла по сравнению с тем, что наш шеф больше не наш шеф. Вот эта новость действительно была бомбой, буквально взорвавшей наш маленький коллектив. Даже Крыса Петровна, что было уж совсем из ряда вон, принимала участие в дискуссии, вставляя изредка пару слов. Как оказалось, шефа все любили и «не представляли без него дальнейшего существования». Крыса — и та выглядела расстроенной, хотя особо не высказывалась по этому поводу, но и не прерывала, по своему обыкновению, «истерику» дев. Раечка Ванна даже немного всплакнула, сказав, что она от этих перемен не ждёт ничего хорошего, что шеф теперь «отрезанный ломоть», и ему будет не до нас, а значит заступиться в случае чего будет некому. Правда, она не уточнила, что подразумевала под «в случае чего». Марина во время Раечкиного горестного монолога согласно кивала и поддакивала, охала и вздыхала в нужных по её мнению местах. Крыса же Петровна просто сидела с напряжённым лицом, уставившись в окно, машинально покручивая в руках ручку. Работал, кажется, один я. Сдачу документации вовремя никто не отменял, и завтра нужны были два предварительных варианта перепланировки по объекту «КалужСтройИнвеста», а готов был только один. И Крыса не всегда будет такой как сейчас — растерянно-задумчивой. На этот счёт я не питал никаких иллюзий, а давать ей опять повод смотреть на меня свысока с презрением не хотел. Наелся этого до изжоги. Но доработать мне так и не дали. Крысе Петровне позвонил Смирнов и пригласил всех на первый этаж в сто вторую аудиторию. Как оказалось, шеф, теперь уже бывший, устроил нам «поляну» по поводу своего отбытия в «верха». Когда мы спустились, дежурный охранник проводил нас до неброской двери с номером сто два, находившейся по соседству со столовкой, сказав, что «дальше по коридору последняя дверь налево». Справа была только одна дверь — видимо, служебный вход в столовую, а слева — три. Мы зашли в последнюю и оказались в уютно обставленной просторной комнате-гостиной с креслами, диванами, столиками с одной стороны и небольшой барной стойкой — с другой. Весь интерьер был оформлен в серо-салатных неброских тонах: мягкая мебель и шторы — в салатных, всё остальное — в серых. За стойкой в стене был вмонтирован застеклённый шкаф с различными спиртными напитками, пестрящими яркими этикетками, и много чего ещё там было, но я сильно не приглядывался, так как моё внимание сразу привлёк большой стол у зашторенного окна со скатертью в тон мебели. Одна его половина была уставлена разнообразными закусками на плоских овальных блюдах, фруктами, замысловато украшенными салатами в двух больших квадратных салатницах и стеклянных вазочках на ножке возле каждого прибора. У меня, не смотря на то, что недавно был обед, сразу началось обильное слюноотделение. Из соседней комнаты тут же появился Смирнов и, прервав потоки поздравлений, охов и ахов со стороны Раечки Ванны и Марины, пригласил всех к столу. Дамы тут же пожелали вымыть руки и прошли в туалетную комнату, которая находилась сбоку в небольшом коридорчике у входной двери. Мы с шефом остались одни. Я неловко потоптался на месте и, решив, что стоит соблюсти приличия, неуклюже поздравил его со вступлением в новую должность, пробурчав нечленораздельное: «П-поздравляю». На что он, хмыкнув и весело сверкнув глазами, сказал, что если сам не прекращу мямлить, наймёт мне логопеда. Ответить я ничего не успел, да, в общем, и не собирался: из коридорчика вышли наши девы и следом Крыса Петровна. Шеф подождал, пока мы усядемся с боков в удобные мягкие кресла, и занял своё во главе стола. Для начала все, кроме меня, выпили шампанского, причём Крыса Петровна даже произнесла небольшую парадно-поздравительную речь от имени коллектива. Затем шеф налил девам красного вина, Крысе Петровне по её просьбе водки в маленькую хрустальную стопочку, а себе и мне минералки без газа, сказав, что ему сегодня предстоит ещё одно торжество, и на него являться подшофе просто неприлично. Дамы понимающе заулыбались и согласно закивали, а шеф вместо ответного тоста сказал каждому несколько тёплых слов, отчего Раечка Ванна зашмыгала носом и полезла в карман за платочком. Остальные, и я в том числе, тоже были растроганы, даже у Крысы Петровны выражение лица как-то помягчело. Я впервые к ней присмотрелся, благо все взгляды были устремлены на шефа, и с удивлением обнаружил, что лицо у неё на самом деле довольно приятное: его портили только очки в чёрной тяжёлой оправе и толстые линзы, визуально уменьшающие размер глаз. Да ещё, к тому же, мало способствовала привлекательности неизменная недовольно-неприязненная мина, из-за которой она, скорей всего, и была награждена своим прозвищем. Ну и из-за зловредного характера, конечно. Шеф, когда все принялись за еду, немного рассказал о поездке в Японию: о своих впечатлениях, японцах, достопримечательностях, то и дело перебиваемый вопросами любопытных слушательниц. По его словам выходило, что Япония для японцев — мать родная, так всё там классно устроено, и все живут в своё удовольствие. Правда, дисциплина труда у них строгая: за одно опоздание, не говоря уже о прочих проступках, можно лишиться и работы и, соответственно, всех благ, так как на хорошо оплачиваемую должность по специальности попасть не так-то просто. При устройстве на работу человек приглашается на собеседование. Его ведёт приёмная комиссия, устраивая настоящий кастинг, где претендент на место должен ответить на любые вопросы, показав свои профессиональные навыки, и буквально вылезти из кожи, чтобы все поняли — он именно тот, без кого компания ну никак не обойдётся. Короче, из его рассказа я понял, что в лучшем случае мне бы там доверили метлу и совок для уборки японских улиц. И то, если в дворники принимают без кастинга. Чего-чего, а убеждать кого-то, что я лучший — не умел никогда. Наконец шеф перешёл к главному вопросу: как и под чьим руководством мы будем работать дальше. И тут он выдал такое, что постукивание приборов о тарелки сразу прекратилось, а Раечка Ванна, перепутав бокалы, допила мою минералку. Шеф будничным голосом объявил, что наш отдел расформируется. — Марина и Раиса Ивановна переходят в проектный к Миронову. Там как раз двое ушли в декретный отпуск и нужна докомплектация. Коллектив у него слаженный, так что, я думаю, вы быстро войдёте в рабочий ритм. Кстати, Марина, им как раз требуется специалист по водоснабжению. Ну, а вы у нас, Раиса Ивановна, специалист-универсал, так что можете работать в любом направлении, с любой проектной документацией. Я уже переговорил с Мироновым, порекомендовал вас как опытных, знающих работников, и он вас ждёт. — Как же так, Кирилл Валерьевич, — взволнованно начала Марина, — без нас, получается, нас женили? А нашего согласия никто не спросил? В том-то и дело, что у них коллектив слаженный, и мы там совершенно чужие. Я шесть лет проработала в отделе, а теперь снова к кому-то привыкать? Я уже не говорю о том, что мы и в зарплате потеряем: кто нам там даст обсчитывать выгодные проекты? Раиса Ванна помалкивала, но по её растерянному лицу было видно, что тоже не в восторге от грядущих перемен. Она то и дело промокала платочком влажное раскрасневшееся лицо и нервно то обмахивала себя всё тем же платочком, то подрагивающими пальцами поправляла воротничок блузки. Крыса Петровна сидела с безучастным видом, как будто её вопрос перемещений совершенно не касался. Правда, лицо было напряжённое и в красных пятнах, из чего я сделал вывод, что она, как и мы, ничего не знала, и для неё услышанное тоже было сюрпризом. Получается, что наших дев уже заранее пристроили, а мы с Крысой куда? В свободный полёт, на кастинг типа японского? У нас, между прочим, тоже на хорошие места желающих навалом, и его ещё найти надо — то место. Я уже начал потихоньку прикидывать, где, в случае чего, можно попробовать пристроиться хотя бы временно, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Я поднял голову и встретился с пристальным взглядом Крысы Петровны. Она слегка покачала головой и прикрыла на секунду глаза: типа, не переживай, всё будет хорошо! Крыса меня что… подбадривала? Нифигасе! Может, выпила лишнего и подобрела? Я ответил ей таким же незаметным кивком и неловко потянулся за бутылкой с минералкой, опрокинув свой бокал, который Раечка Ванна подставила мне как раз под локоть. Бокал с громким дзиньканьем разлетелся мелкими осколками по ламинату и тем самым завершил жаркое выступление Марины. В это время открылась дверь, и девушка в столовской униформе закатила тележку с горячим. За столом воцарилась напряжённая тишина, а шеф вышел в другую комнату. Крыса Петровна тоже встала и пересела в кресло. Девушка убрала лишнее со стола, расставила тарелки с чем-то дымящимся и вкусно пахнущим, затем быстренько смела осколки в пластиковый пакет и, пожелав нам приятного аппетита, удалилась. Я всё-таки налил себе минералки в новый бокал и напился: в горле пересохло, и если бы меня о чём-то спросили, я вряд ли бы смог издать членораздельные звуки. Мы продолжали сидеть в драматичном молчании в ожидании шефа. Наконец он вернулся и предложил всем ещё выпить по бокалу вина под горячее. Крыса Петровна, не вставая с кресла, отказалась, а девы поддержали и подставили бокалы. Выпили, но за еду никто не принимался — ожидали продолжения речи. Напряжение нарастало, а шеф спокойненько расправлялся со своей порцией. Похоже, что аппетит был только у него. Я посмотрел на унылые лица коллег, плюнул про себя на все ожидаемые неприятности и тоже принялся за фаршированную орехами котлету, решив, что хоть поем халявной еды напоследок. Гарниром к ней были какие-то светлого цвета стручки. Я такое не ел ни разу, поэтому попробовал с опаской. Оказалось — очень вкусно, так что уплетал за обе щёки. Наконец шеф подкрепился, отпил минералки и посмотрел на всех весёлым взглядом. — И чего приуныли наши барышни? Боитесь перемен? Так вся наша жизнь состоит из них. Мне вот тоже страшновато: вдруг не справлюсь? Лариса Петровна, пересаживайтесь к нам, чего вы там в гордом одиночестве? Для вас и Константина у меня будет отдельное предложение. Очень надеюсь, что вы согласитесь. Это будет несколько другая отрасль, но в нашем же синдикате. — Что за работа? — наконец подала голос Крыса Петровна, а я посмотрел удивлённо на Смирнова, подняв голову от тарелки. — Мы с вами всё обговорим позже, сейчас мне, к сожалению, уже пора вас покинуть — ждут, понимаете, на торжественный банкет по случаю чествования нового гендиректора. Вы до конца недели ещё дорабатываете, к завтрашнему документация по «КалужСтройИнвесту» должна быть готова. Так что… текущие дела никто не отменял. Он на минуту прервался, посмотрел на меня и опять обратился к подсевшей Крысе Петровне: — И-ии да, Лариса Петровна, на встречу с калужанами возьмите Константина. У них будут вопросы по вариантам перепланировки, вот он как раз всё и объяснит, раз сам этим занимался. Крыса с недоумением воззрилась поверх очков сначала на шефа, потом на меня, но ничего не сказала, только, слегка помедлив, согласно кивнула. — Остальную незавершёнку, что не успеете сделать, передадите по акту Миронову. Ну и… в кадрах оформляйте перевод. Последние слова были отнесены к нашим девам. — Завтра меня не будет, Лариса Петровна, так что работаете в обычном режиме, готовите всё на передачу, а послезавтра поговорим по поводу вас с Костей. Он промокнул губы салфеткой и поднялся: — Ну, вы тут можете продолжить, а я откланиваюсь. На сегодня больше никакой работы. После ужина — по домам. Я предупредил Василия, он вас развезёт. Как закончите, позвоните ему. Итак, нашему отделу пришёл один большой кирдык или, другими словами, его больше не существовало. Мы ещё посидели с полчаса, особо не обсуждая неожиданно нагрянувшие перемены, девы выпили по бокалу вина, поклевали остывшее горячее, решив, что не пропадать же добру, и друг за другом уныло пошагали в офис. Я ехать с Василием отказался, сказав, что доберусь сам. Распрощавшись с коллегами, позвонил Петьке. Он давно был дома и ждал меня. Но я сказал, что задержусь и, скорей всего, надолго. Петька ничего не возразил, но по голосу и недовольному сопению чувствовалось, что эта новость его не обрадовала. Он ещё спросил, что там за тюк стоит в прихожей, и я сразу вспомнил про ключи, которые мне так и не вернули. Но тут как раз забежала Марина с моими ключами, и мне пришлось прервать разговор. Она с удивлением посмотрела на включённый монитор. — А ты что, работать ещё собрался? — Ну да, вторую планировку досчитывать надо. Завтра с утра ещё с тобой по коллектору разбираться. Ты свою часть сделала? — С утра досчитаю. Там немного, успею. Ладно, пока — я побежала. Кость, ты долго не задерживайся, темнеет уже. — Ага, мне же через тайгу домой добираться, медведи загрызут. — Ну, медведи — не медведи, — резонно возразила она, — а вечером каких только отморозков не встретишь. Ты же у нас мальчик нежный, хорошенький. Пристанут ещё, — продолжила Марина елейным голоском и ласково провела по моей спине. Я поёжился от неприятного ощущения, а она засмеялась и влажно чмокнула в щёку. Меня как током прошило. Я резко дёрнул головой, отстраняясь от назойливой коллеги. Не люблю, когда меня трогают, просто — не выношу, особенно приставания разных пьяненьких барышень с их поцелуйчиками. Марина кокетливо рассмеялась: — Эх ты! Недотрога нецелованная! — и, помахав на прощание рукой, скрылась за дверью. А я, с ожесточением теранув несколько раз пылающую щёку салфеткой, приступил к работе. Что задумал шеф насчёт нас с Крысой, конечно, интересно, но размышлять на эту тему было некогда да и бессмысленно. Всё равно ничего не придумывалось. А ещё Петька. Он ждал, а я, кажется, уже страшно соскучился, поэтому поскорей хотелось закончить с расчётами и хотя бы к десяти вернуться домой. От одной мысли, что дома ждут, душу заполняла тёплая волна радости и чего-то ещё — большего, чем радость. Только я не знал, как его назвать. Может быть, это чувство люди называют счастьем?