Ненавижу, Козлов!

Соболь Проводив Семёныча, я, оглядев зал и ответив на кивок Вадика-бармена, отсемафорившего, что в зале всё спокойно, быстро прошёл по служебному коридору до комнаты стилистов. Сверкающее белизной и глянцем помещение, обычно имевшее небольшой творческий беспорядок, озарённое сияющими улыбками проворных стилистов Серёжи и Гарика, сейчас походило на ратное поле после битвы. Повсюду валялись разбросанные парикмахерские принадлежности, одно из зеркал посредине зияло живописной дырой с острыми углами по краям. Столик, усыпанный осколками, был припорошен рассыпавшимся тальком и перламутровой пудрой, осевшими на банках-склянках с косметическими премудростями. Драчунов растащили по разным углам и держали за руки столпившиеся возле них мальчики. Серёжа с Гариком стояли у окна, с растерянным ужасом взирая на происходящее. Гарик до сих пор был в перчатках, с кисточкой для подводки в одной руке и флакончиком тёмного цвета в другой. Лапуля всхлипывал, размазывая по лицу остатки макияжа вместе со слезами. Один его глаз налился сине-красным отёком и почти не открывался. Щека тоже опухла и просвечивала лилово-розовым через слой тонального крема. Зелёный топик, расшитый сверкающими розовыми пайетками, был разорван пополам и открывал цыплячью грудь с маленькими горошинками сосков, через которые были протянуты штанги с серебряными цепочками и шариками на концах. Розовые лайковые лосины так же были порваны с одной стороны, открывая торчащую тазовую косточку и тощее бедро с тонкой ленточкой белых стрингов. Лилово-розовые волосы, стянутые на макушке в хвост, торчали во все стороны выдернутыми прядями. Из уголка рта сочилась сукровица, которую Лапуля то и дело промакивал ватным диском. Сейчас он был очень похож и на растрёпанного попугая, и на индейца, долго падавшего с дерева, цепляясь за каждую ветку — причём, одновременно. В другое время это сравнение меня бы позабавило, но не в этот раз. Славик, увидев меня, слегка поубавил свирепости во взгляде, выдернул руки у державших его коллег и с хмуро-презрительной миной посмотрел на хнычущего Лапулю. — О чём базар, пацаны? Чего не поделили на этот раз? — встал я посреди комнаты, оглядывая всех присутствующих, и наконец остановил вопросительный взгляд на Славике. — Слав, не расскажешь? — Он, он… смотри, что этот придурок сделал с моим лицом! — раздался с противоположной стороны возбуждённый взвизг Лапули, перешедший в слюнявое, с подвыванием, хныканье: — Как я теперь к клиенту пойду? — Кстати, Рудольф, что с клиентом? Он давно ждёт мальчика? — посмотрел я на Рудика, игнорируя визгливые Лапулины вопли. — Да уже вот как эта заваруха началась. Минут двадцать, точно. — И ты до сих пор здесь? Хочешь, чтобы нам штрафные предъявили за херовое обслуживание? Быстро взял с собой двух ребят и показал ему на выбор, а захочет — оба обслужат… за счёт заведения. И не забудь принести самые искренние извинения и любой алкоголь в подарок. — Алик, погоди! — подал голос Славик. — Я всегда его обслуживал! Он у меня уже два месяца постоянным был, пока вот эта тварина его не переманила своим тощим задом! — с брезгливой ненавистью посмотрел он на не перестающего хныкать Лапулю. Я медленно повернулся к пышущему яростным жаром, как раскочегарившаяся печка, Славику: — Дорогуша, желание клиента для нас закон. Ферштейн? Сегодня он захотел Лапулю, какие проблемы? Ты изувечил коллегу, сорвал свидание с клиентом, заставил ждать заказ, как в какой-то дешёвой забегаловке и… — Алик, давай я пойду. Я всё улажу, честно! Я смогу, я знаю как! Вот увидишь, всё будет нормуль, просто, давай я-сейчас-пойду! — раздельно с нажимом произнёс он последние слова, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться и не поубивать всех, кто встанет на его пути к желанному нехилому баблу. — Милый, — произнёс я елейным голосом Марчелло, — ты не можешь сейчас пойти, ты же ушиб ногу и хромаешь. Тебе в больничку надо. — Какой ушиб? — обалдело уставился на меня парень, сбитый с толку моей словесной хернёй. Стремительным ударом ноги я со всей силы врезал ему по расслабленной коленке. Раздался звук, как будто сломали карандаш, и одновременно дикий вопль Славика. Я быстро схватил его за подмышки, не дав упасть, и грубо бросил в клиентское кресло. — Отдышись пока, с такими ушибами не шутят. Придётся тебе недельку поваляться под присмотром Володи, а клиента обслужат твои коллеги, не переживай, мы о нём позаботимся. Кивнул Рудольфу на выход, обалдело, впрочем, как и все остальные, наблюдающему за происходящим. Рудольф тут же встрепенулся, поманил за собой двоих ребят и, пропустив их вперёд, вышел из «косметички», плотно прикрыв за собой дверь. — С-сука-ааа! — выл Славик, держа двумя руками повреждённую ногу и раскачиваясь болванчиком. — Ты мне чашечку раздробил, ка-а-зё-ёол! — Славик, детка! — придвинулся я к нему и резко приподнял голову за зафиксированный гелем светлый чуб. — За «козла» и «суку» можешь ответить второй чашечкой, а возможно, и всем сервизом. Я больно дёрнул за проволочный клок волос, отчего парень непроизвольно клацнул зубами и ещё шире раскрыл без того выпученные, подёрнутые пеленой боли глаза. — За языком следи! Может, Лапулина жопа здесь ни при чём, а во всём виновата твоя неумелая задница, а… малыш? Опять потянул за чуб, приблизив его голову ещё ближе к себе, при этом заставив максимально выпрямить спину. — Решил, что ты тут хозяин? Клешни свои распустил, Лапулю изуродовал, клиенту сорвал свидание, — спокойным, даже ласковым голосом выговаривал я в искажённое гримасой боли и ненависти пополам с испугом, загримированное для «работы» лицо. И продолжил уже нормальным голосом, ещё раз больно дёрнув за чуб: — Ты кем себя возомнил, утырок? Тебе королевство маловато стало? Разгуляться негде? Ради бога, весь город и район с дорожными магистралями в твоих руках. Можешь хоть завтра начинать окучивать. Что скажешь, милый? — произнёс я последние слова, опять изобразив Марчи. Отпустив липкий клок, брезгливо повертел рукой, оглядываясь, чем бы вытереть. Слава тут же с готовностью протянул мне влажную салфетку. Я кивнул ему «спасибо» и обернулся к столпившимся возле Лапули парням: — Чего стоите, рты раззявили?! Быстро Володю сюда! Джекки, пулей! Слава, принеси лёд с кухни для Лапули и побольше, у него вон щека сейчас лопнет. Остальным бегом в зал, и за работу. Какого хера тут столпились, гости одни там скучают? Кир и танцоры, марш переодеваться — на пилон и на подиум! Когда я подошёл к Лапуле и осторожно повернул его зарёванное, измурзанное, наполовину опухшее лицо к свету, не обращая внимания на охи и вскрики пострадавшего, а парни стали подтягиваться к двери и выходить, негромко переговариваясь между собой — мы все вдруг разом замерли, как в немой сцене от прозвучавшей реплики Славика: — Защищай его, защищай! Жалей! Может, для начала у него спросишь, кто видео твоему хахалю слил? А, Лапуля? Расскажи мамочке, как ты её подставил… и по чьей наводке, и… и сколько тебе в твои ручонки за это отсыпали. В комнате воцарилась гнетущая тишина, которую нарушал лишь мерный гул кондиционера. Я выпрямился, как от удара в спину, и вдруг почувствовал, как сильно устал. От всего. От этих раскрашенных смазливых рож; от душной терпко-сладковатой мешанины заграничных парфюмов; от этих давящих стен элитного борделя, который ненавидел всеми фибрами своей души; от интриг ненавидящих друг друга шлюх; от себя самого, потерявшего все жизненные ориентиры, и от самой жизни, которая никому не была нужна, даже мне самому. Единственный важный для меня человек, которого я с таким трудом отыскал, мой свет и мой смысл, ради которого стоило жить дальше, был облит грязью. Облит подонками, любовь для которых измерялась количеством купюр, выложенных за неё стадом похотливых самцов. Хотел очиститься, а вместо этого затащил в свою грязь единственного дорогого мне человека. Лапуля отодвинулся в угол и трусливо съёжился, глядя на меня с обречённостью приговорённого к смерти и, похоже, желая одного: превратиться в мелкую букашку и заползти в какую-нибудь щель — исчезнуть совсем. Сквозь толпу зашевелившихся мальчиков протиснулся доктор Володя с медицинским саквояжем. — Чего стоим, кого ждём? — усталым голосом прикрикнул я на парней. — Работать сегодня кто-нибудь собирается? Мальчиков как ветром сдуло. — Привет, Алик! — кивнул мне Володя. — Чё за кипиш у вас тут? — спросил он, отодвинув с тумбочки тюбики и прочие атрибуты красоты и поставив на освободившееся место свой саквояж. — Да так, издержки производства — несчастный случай на работе: ребята впотьмах случайно столкнулись на лестнице. Сможешь быстро Лапуле лицо восстановить? Володя подошёл к «попугаю-индейцу» и оценивающе осмотрел поле деятельности. — Отёк дня за четыре спадёт — не раньше. Ну, а синяк продержится с неделю. Витаминчиков поколю, компрессики, а так… Он попальпировал опухшую щёку под сдерживаемый скулёж пострадавшего, залез пальцем в рот и затем тщательно вытер салфеткой руку. — Ничего, жить будет. Скула на месте, зубы — тоже. Губу залечим, ранка небольшая, зубами прикусил, — сказал после осмотра, блеснув на меня линзами-хамелеонами очков в чёрной модной оправе, и вновь посмотрел на Лапулю: — Ну что, цветочек, сейчас укольчик тебе сделаю, и в койку. Можешь идти отдыхать, только боевой раскрас сначала смой. Я пришлю Римму Петровну, она поможет умыться и лицо обработает. Давай, оголяй свой полуперсик. Он быстро уколол испуганного Лапулю и выпроводил из комнаты. Я его не остановил, хотя очень хотелось немедленно выяснить до конца историю с видео, но сдержался: работу никто не отменял, нужно было уже появиться в зале, да и на верхний — третий этаж, где обслуживались приват-клиенты, тайно посещавшие клуб, тоже необходимо подняться. Вот из-за одного из таких инкогнито и случилась сегодняшняя стычка Лапули со Славиком. В этом инциденте мне ещё предстояло разобраться, а пока, слава богу, относительный порядок был восстановлен, и клуб заработал в своём обычном режиме. Мысли о видео я пока отодвинул на задний план, хотя мне это стоило неимоверных усилий. Сейчас просто не время было заниматься разборками личного порядка. И ещё. Я не хотел даже мысленно трогать образ моего любимого, находясь в этих грязных стенах. Эта обстановка была не для него. Потом подумаю, когда вернусь домой и приму душ. А может, ещё успею заглянуть к Лапуле и разобраться с его подлянкой. То, что им правила чья-то рука, можно было не сомневаться: где Лапуля, а где я со своей личной жизнью. Да и не стал бы он сам лезть куда-то: слишком труслив. Явно, его ещё большим испугом припёрли к стенке и заставили пойти на это грязное дело. Интересно, чем его шантажировали, а главное — кто? И ещё хотелось поскорей добраться до номера, чтобы сесть и спокойно разложить в мыслях всё, что мне сказал Семёныч, перебрать каждое слово о Зайце, как драгоценную жемчужину, чтобы поместить их в отдельную сокровищницу памяти, принадлежавшую только мне. Но дорога до своей кровати была ещё долгой — длиной в целую ночь, а вечер только начался. Володя, между тем, внимательно осматривал коленку морщившегося Славика. — Это тебя Лапуля так? — спросил он между делом, осторожно ощупывая ровную, гладко выбритую ногу. — И откуда только сила взялась у этого птенчика? Наверное, ты очень его разозлил, Славик, а? — поднял Володя голову и с усмешкой взглянул на искажённое гримасой боли лицо парня. — Чего не поделили на этот раз? Сдавик пыхтел, но помалкивал, зло позыркивая по сторонам. Но крутанув головой, как упрямый бычок, всё же буркнул: — Ничего. Разобрались уже. А это… я споткнулся на лестнице. — На лестнице? Споткнулся? Прямо скажем, удачно: рентген придётся делать, на ощупь, что там у тебя, определить не могу. Может, и трещина есть, а может, со связками что. С коленкой, брат, шутки плохи. Если вовремя не выявить повреждение, могут быть последствия… неприятные. Будешь с палочкой ходить до конца жизни. — С какой палочкой, ты чего несёшь? — запаниковал Славик. — Лечи давай! Делай, что нужно! — и вдруг заплакал, вздрагивая плечами и зло кривя губы: — Надоели вы мне все. Господи, как же вы мне все надоели-то! Что за жизнь, блядь, такая? Володя, не обращая внимания на истерику парня, сноровисто, привычными движениями профессионала быстро уколол одним шприцем с двух сторон больное колено, чем-то попшикал из аэрозольного баллончика и наложил тугой бинт. Затем встал и притянул рыдающую голову к себе, обняв за плечи и успокаивающе похлопывая по спине. — Ну-ну… всё наладится, всё будет хорошо… или не будет. Сейчас мы об этом думать не станем, а поедем делать рентген. Главное — твоё колено. Давай, выпей вот микстурку. У меня из штата в один день выпало сразу два человека, причём одни из самых востребованных. Нужно было принимать срочные меры — обзванивать знакомых мальчиков на предмет временного трудоустройства. Это нарушало все правила конфиденциальности клуба, но делать было нечего. Прежде всего я позвонил Леониду Иванычу и доложил об инциденте. Он спокойно выслушал, не выдав никаких эмоций, как будто речь шла об обычных делах, а не о драке, в итоге которой пострадали два «ценных сотрудника». — Пусть лечатся пока, потом будем решать, кто там прав, кто виноват. Я бы их обоих на улицу выкинул, парни — дрянь! Оба возомнили о себе хер знает что, — да не могу, клиентам они нравятся. Ты ничего, Алик, не предпринимай, заменой сам займусь, есть у меня тут на примете. Может, и на постоянку их возьмём, если акклиматизируются. А ты молодец, быстро всё разрулил, с меня премия. Давай, работайте, — и отключился.