Мышонок

— В клубе. С Кокориным. Его лицо буквально сереет, как только он слышит мои слова. Кажется, что даже на секунду теряется, но потом сразу надевает на себя невозмутимую маску. Все, что у него есть — это маски и время, чтобы их менять. Вопросительно смотрю на него, он с легкостью выдерживает мой тяжелый взгляд и чуть наклоняет голову влево, обеспокоенно разглядывая меня. Да знаю я, что весь помятый, кофту порвал (криворукий блять) и где-то испачкался, не надо так смотреть! Меня раздражает этот взгляд, поэтому иду в наступление. — Кокора рассказывал, как вы там курите ночью. Ох, ну все-все, стена, камень, лед. Медленно дышит, сверля меня взглядом. Он был готов ко всему, поэтому теперь никакие слова не смогут его подорвать. Ненавижу. Черт, почему так мерзко? Мерзко от самого себя. А еще дико хочется спать. И, возможно, поесть. Я ведь с самого обеда ничего не ел. Потом на голодный желудок коньяк и все, развезло. Игорь обещал вкусный ужин, а что он Дзюбе обещал? — Вообще нечего сказать? Как же хочется кинуться на него, трясти, кричать, делать больно. Потому что мне тоже стало дико больно. Не могу вдохнуть полной грудью, ее будто держит кто-то и смеется надо мной. Громко смеется, и смех почему-то до боли похож на Акинфеевский. Переминаюсь с ноги на ногу, слишком устал. Игорь тихо вздыхает и тянет ко мне руку, спокойно говоря. — Мышонок, поговорим, когда протрезвеешь. Ты очень пьян, ложись спать. Мягко сжимает мое плечо, а я скидываю руку и морщусь. — Не трогай меня! И не указывай, что делать. Хочешь командовать — иди к Дзюбе! — Антон… — Что «Антон»? Ты мне вообще собирался сказать об этом? Поджимает губы, весь такой гордый. Бесит. Как же меня это бесит! Чувствую, как меня качает на месте, наверное, сейчас упаду. А нет, поймал равновесие, я все-таки спортсмен или кто? Опять тянет руки. Кричу, отпихивая их от себя. — Да прекрати ты меня трогать! Что ты пристал? Если хочешь полапать кого-нибудь — звони Дзюбе! Его глаза темнеют, Игорь злится. Складывает руки на груди и тяжело вздыхает, качая головой. На лице нет эмоций, меня это бьет ниже пояса…ему похуй? Не выдерживаю, бросаюсь на него, толкаю, упираясь в сильные плечи. — Что ты молчишь? Блять…блять! — опять теряю равновесие, чертов коньяк. Игорь поддерживает меня, по лицу пробегают морщинки заботы. — Руки убрал! Я сам! Сам! — Антон, ты пьян, прошу, ложись спать! — Отъебись…отъебись от меня! Заваливаюсь на стену, а он поднимает вверх раскрытые широкие ладони. Я чувствую, что долго не выстою, поэтому оглядываю прихожую, чтобы прикинуть, куда мне сесть. Не хочу на пол, он подумает, что я сдался. А я не сдался, я борюсь, меня все также жжет ревность. Закрывая глаза, я опять вижу их вместе, и это добивает. Решаю сесть на тумбочку, подхожу к ней, покачиваясь, дрожащей рукой смахивая все с поверхности. Слышу за спиной тяжелый вздох. Бесится. Плюхаюсь на тумбочку, которая сразу начинает подо мной предательски трещать. Но мне как-то все равно. Достаю из кармана телефон, он выскальзывает из пальцев и с грохотом падает на пол. — Ну ебаный в рот…сука! Вау, а у меня оказывается такие длинные пальцы. Наклоняюсь за телефоном, голова сразу начинает кружиться, меня еще больше развозит, поэтому решаю оставить там телефон, не страшно. Игорь смотрит, внимательно, обеспокоенно, строго. Выгибает брови и сжимает челюсти. А мне видится в темноте комнаты, за его спиной, очертания Артема. Он кладет подбородок на плечо Игоря и весело улыбается. Мудак. Он же мой, мой! Он мне обещал…обещал ведь? Глаза щипят непрошенные слезы, черт, ну почему именно сейчас? Шмыгаю носом и утираю мокрые глаза, смотрю себе под ноги, на пол, пытаясь собраться. Коньяк выжидает, все еще медленно растворяясь в моей крови и кислороде, захватывает меня полностью, беря управление в свои бархатно-терпкие пальцы. — Мышонок, тебе плохо? Моя голова весит тонну, а шея — будто мостик из тонких прутьев — сейчас переломится, а кусок свинца с моими глазами упадет и покатится прямо к ногам Игоря. Я так не хочу. Не хочу опять в ноги, хочу, чтобы было как раньше! Закрываю лицо ладонями, поддерживаю, чтобы трещащая шея отдохнула (или это звук от тумбочки?). Кончики пальцев покалывает, по телу разливается очередная теплая волна опьянения, такая мягкая и легко шуршащая. Под ладонями щеки вспыхивают, я прекрасно чувствую этот жар, а еще в душе разгорается злость. Снова. В тысячный раз за этот вечер. Прикрываю глаза и вижу смеющегося Кокорина, он бросает небрежно, шутя: «- Акинфеев тут недавно дорогущий виски разлил! Думаю, счет ему выслать.» У меня сердце екнуло. Сразу поток вопросов, кто, где, когда, зачем… «Так мы с Темой бухали, а он приехал, что-то кричал, пнул бутылку, долго обнимался с Дзюбой, ну я потом ушел, как бы третий лишний, ну ты понял. Я слышал, что Игорек вообще это…стеснительный, так что я решил не смущать лишний раз. Пусть, думаю, уединятся, педики несчастные, порадуют друг друга…» А потом Саша закурил, и я внезапно понял, что это конец. Купил эту чертову бутылку ему, мы начали пить-пить-пить, а он все говорил-говорил-говорил. «Тема с Игорьком на связи, Тема в Москву к нему летал, Тема скучает, а Игорь выебывается, но сам первый звонит.» Я слышал только это ужасное сочетание -Тема и Игорь. Не хотел сюда возвращаться, но куда мне ехать? Как же мне, блять, больно… — Антош, ты заснул что-ли? — с трудом разлепляю веки, он сидит передо мной, заглядывая прямо в глаза. — Ложись спать, пожалуйста. Стягивает меня с тумбочки, ставит на ноги и тянет в комнату. Стоп. Нет. Мы не договорили. Быстро прихожу в себя и отпихиваю его, опять качаясь. — Не смей! Меня! Трогать! Курить ты бросил, да? А ебаться с ним ты не бросил? Виновато поджимает губы, хмурится. — Почему Вы молчите? Я хочу слышать Ваши грошевые оправдания! Ты подонок, понял? Я же верил Вам…верил! А ты с ним ебался направо и налево, звонил, писал… — испуганный взгляд, попался? — Что ты удивляешься?! Я все знаю про вас… Нахуй я тебе? Поиграться и бросить? Думаешь, я маленький и ничего не замечу? — кислород заканчивается, голова кружится, колени дрожат, интересно, сколько я еще продержусь на ногах? — Только я не маленький, я все знаю! Подходит ближе и устало смотрит. Весь такой помятый и старый. Чертов пес. — Антон, хочешь повзрослеть — иди в постель! Хлопок. Правую ладонь обжигает боль. Игорь отворачивается, поджимая губы. На его щеке проявляется красноватое пятно. Смотрю на свою ладонь — тоже красная. Пощечина. Вспоминаю душевую и сердце сжимается. Я вот тогда его поцеловал, а получил в ответ пощечину и полные ладони оскорблений. — Я не твоя вещь, понял? Я не давалка, чтобы скоротать время до приезда твоего Дзюбы. Давай, скажи хоть что-нибудь! — хватаю его за футболку, трясу. Он скалится, глаза — черные пропасти. — Или ударишь меня? Как тогда, помните? Вам же это нравилось! Вы трахались в этой самой постели, пока меня не было? Ты хотя бы простыни поменял передо мной, или Вам похуй? Это с ним ты всю ночь можешь? Он-то хорошенько тебя отъеб… — Антон, хватит! Все! Хватает меня за запястья, сильно сжимает, отодвигая в сторону. Быстро обувается, попутно пытаясь на полу нашарить среди сброшенных с тумбочки вещей ключи от машины. Чувствую в себе трезвый порыв задержать его, но алкоголь сразу душит это желание, наспех хороня на кладбище здравости. — И куда Вы поедете? К Артему? Тебе настолько похуй, да? Возле двери он замирает, оборачивается, смотря прямо в глаза. Мне становится не по себе от тяжести этого взгляда. — Я уезжаю домой, к семье. Мне не похуй, Антон, поговорим, когда ты соизволишь протрезветь и не истерить. Прошу, ложись спать. К какой семье? А я кто? Кто я? Хочу схватить его за руку и все выяснить, но он скрывается за дверью, оставляя меня в жаркой прихожей. — Пошел нахуй…можешь не звонить… Теперь можно сдаться, сесть на пол и распасться на атомы. Я тоже хочу куда-нибудь уехать отсюда. Туда, где семья. Леша. Но он давно не в нашей квартире и не будет рад меня видеть так поздно. «Ты время видел? Соня уже спит, а ты так нажрался, господи, нет, езжай домой. До завтра.» Менять одну пустую коробку на другую я не хочу. Там слишком одиноко, а тут хотя бы пахнет Игорем. По мне будто проехали катком, а потом еще и потерзали дворовые собаки. Почему в итоге все равно остаешься один с разбитым сердцем и похуистичным «протрезвей»? А может он прав? Зачем он меня оставил, почему так… Я знаю! Позвоню ему сейчас, обязательно позвоню и все скажу. Телефона в кармане нет, блять, неужели я его проебал…сука, это ужасный день. А ведь сегодня должен был быть охуенный ужин и фильм, который я хотел, мы договаривались. Тогда какого хуя я сижу тут пьяный, один, а Игорь совсем не рядом? Он меня оставил, бросил, променял на семью… А если опять на Дзюбу? Как же мне больно, господи, все рассыпалось так быстро. Я позвоню завтра… А еще братик… Меня вырубает на несколько минут. Это так тупо — уснуть, сидя в прихожей, поэтому собираюсь с силами и ползу в комнату. Замираю напротив кровати — в ней Игорь с Артемом, целуются, лапают друг друга, кто-то из них громко стонет. Мотаю головой и видение пропадает. Не стану там спать, лягу на диване, а лучше — на полу. Тут мне самое место. Почему он меня променял? Он же обещал.