Мышонок

Игорь шевелит губами, почти неслышно отсчитывая падающие на ложку из бутылька капли. — Три…четыре…шесть… — всхлип и вновь заблестевшие на нездорово красных щеках дорожки от слез, — двенадцать…тринадцать…семнадцать… Все, Антош, давай. Парень шмыгает носом, быстро вытирая глаза тыльной стороной ладони. Делает глубокий вдох и тянет к прибору пальцы, которые предательски дрожат в воздухе. Игорь устало качает головой, хмурясь. — Подожди, — мягко отстраняет руку Миранчука и придвигается ближе, — разольешь, давай я. В ответ судорожный вздох и новый всхлип. Мужчина подставляет ложку к припухшим губам, которые послушно раскрываются, пропуская ее внутрь. Антон сразу же морщится и начинает громко кашлять. Буквально выплевывает ложку и отворачивается. — Горько…не хочу больше такую гадость! Игорь тяжело вздыхает и проводит пальцами по горячей щеке, слабо улыбаясь. — Мышонок, — в ответ вопросительный взгляд и судорожный вдох. — Надо успокоиться, ладно? Обещаешь мне, что перестанешь плакать? Антон медленно кивает, уголки губ тянутся вниз. Он с ненавистью отпихивает от себя бутылек валерьянки и прячет влажные пальцы в широких ладонях мужчины. Игорь их мягко сжимает и наклоняется к красным губам, прикрывая глаза. Аккуратно касается, улавливая нотки валерьянки в воздухе. Они влажные, атласно поблескивают в свете ламп, мужчине хочется властно и грубо ими завладеть, но он лишь ласково припечатывает клубничные губы, чувствуя горчинку валерьяны на языке. Антон невесомо отвечает, прижимая ладонь к своей груди и зажимая футболку в кулаке. Голова кружится, легкие, зажатые в плотное кольцо, расправляются, позволяя дышать чуть свободнее. Игорь мягко стискивает зубами нижнюю губу парня, тянет на себя, проводя по ней шершавым языком. Слышит тихий смех и открывает глаза. Напротив всё то же усталое лицо, чуть припухшие веки, нос. Красные пятна никуда не делись, но к плескающемуся в глазах вселенскому горю затесалось чувство уюта. — Мышонок, у тебя нет температуры? — прижимает губы ко лбу, быстро втягивая запах Антона. — Ты горячий. — Нет, я просто…просто устал. Пойдемте спать? Игорь всматривается в наивный, подернутый дымкой печали взгляд. Реснички, потемневшие от слез, делают парня еще более хрупким: капитану хочется прижать его к себе и целовать, целовать, целовать, никогда не выпуская из объятий. Антон запускает пальцы в волосы, пытаясь пригладить их, кашляет, смаргивая слезы. — Антоша, иди ложись, ты очень устал. Парень зябко дергает плечами и встает, подходя ближе к сидящему Игорю. — Я не хочу один… Не могу уже спать один. Мужчина по-доброму улыбается и притягивает Антона к себе, прижимаясь лицом к животу. Гладит поясницу правой рукой, левой чуть сжимает ягодицу. Миранчук обвивает руками голову капитана и судорожно вздыхает, проводя длинными пальцами по жестким волосам. Ему безумно нравится чувствовать руки Игоря на себе, ощущать сквозь ткань дыхание и невесомые поцелуи. Мужчина закрывает глаза, позволяя себе чуть расслабиться, слушая неровное дыхание. Он готов поклясться, что может с легкостью просидеть так целую вечность, лишь бы только его Мышонок так и гладил волосы да томно вздыхал. — Солнышко, уже три часа ночи, а у кого-то утром тренировка… Не знаешь, у кого? Антон усмехается, смущенно шепча «Не знаю», наклоняется, целуя макушку капитана. Тот прижимает к себе сильнее, кажется, даже еле слышно урчит. — Все, давай иди. Зубки чистить и спать. Игорь обхватывает бедра парня и отодвигает его от себя под недовольное ворчание. Антон закатывает глаза, когда взгляд вратаря становится строгим, а правая бровь изящно изгибается, опять что-то бубнит, но в итоге уходит в ванну. Мужчина смотрит ему вслед: всё также всхлипывает, глаза такие же красные, но теперь от него не исходит вселенская тоска. Игорь тяжело вздыхает и закрывает глаза, качая головой. Кладет широкую ладонь на грудь в районе сердца, морщится, когда оно опять начинает покалывать. Господи, ему же слегка за тридцать, а сегодня чуть не умер от разрыва сердца. Каждый всхлип парня рядом — порез на упругих мышцах, усиленно гоняющих кровь, каждое рыдание с дрожащими плечами — удар, перебивающий резиновые артерии все у того же органа. Акинфеев берет ложку со стола и нервно трясет бутыльком валерьянки, сбивается на седьмой капле, поэтому и вовсе перестает считать, пытаясь просто заполнить прибор. На столе тускло поблескивают улетевшие мимо миллиграммы лекарства, мужчина хмурится и вытирает их своей ладонью, давая атомам въесться в деревянное покрытие. Он безэмоционально глотает настойку, усиленно облизывает ложку, радуясь, что этот день почти закончился. Антон плакал весь вечер. Его просто перемкнуло, слезы бежали сами, горло сжималось, давая только громко рыдать, а плечи неуправляемо дергались. Когда Игорь предложил вернуться, парень плакал, когда они поднялись в квартиру Миранчука за вещами, были слышны лишь слезы, когда ехали домой (Антон только сейчас понял, как приятно на языке уживается «Игорь и дом»), была безрезультатная попытка успокоиться, после которой накатила новая волна истерики. В лифте он уже просто хрипел, с отвращением смотря на себя в зеркало. Игорь стоял рядом, обнимал, гладил, успокаивал, шептал всякий бред и пытался шутить. Только когда они перешли порог дома, Антон начал приходить в себя. Наваждение нехотя отпускало его, валерьянка дала придти в чувства, а добрые глаза Игоря помогли не потеряться. Мужчина постучал пальцами по столу и дернулся, когда сзади раздался голос. — Игорь Владимирович, пойдемте… — Мышонок, — оборачивается, улыбаясь Антону, прикрывающемуся своей одеждой, — ложись, две минуты и я подойду. Получает в ответ слабый кивок и отворачивается. Закрывает лицо ладонями и опять тяжело вздыхает. Зачем-то еще раз облизывает ложку и прислушивается к шорохам из соседней комнаты. Антон привычно небрежно бросает на край дивана свою одежду, кашляет и шмыгает носом, стягивает с кровати большое одеяло, скидывая его рядом. После него постоянно по всем углам валяются груды одежды, которую он оставляет, всегда забывая убрать. Этим занимается мужчина, вечно ходит следом, складывая все в ровные стопки, затем убирая в шкаф, заботливо выносит бутсы на балкон, но иногда любит оставлять их на месте, чтобы увидеть Антона, который при входе в комнату принюхивается и кривится. «Что-то у нас бутсами воняет». Игорь складывает руки на груди и, пытаясь сдержать улыбку, выдавливает из себя сторогое: «А почему?» Антон подхватывает свою обувь за задники длинными пальцами и вздыхает, виновато отводя взгляд. «Потому что я утром их оставил в комнате, — мужчина приподнимает брови, ожидая продолжения, — а их надо было на балкон…извините». Выносит их, ставит рядом с бутсами Игоря и обязательно проводит кончиком пальца по мыску, довольно улыбаясь. Мужчина слышит, как Антон забирается в постель, крутится, что-то шепчет, а потом затихает. Он еще несколько минут гипнотизирует взглядом стол и полной грудью вдыхает запах валерьянки, который, кажется, уже никогда не выветрится. Поднимается со стула, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не тревожить заснувшего Антона. Игорь заходит в ванну, смотрит на свое уставшее отражение, потирает рукой щетину, думая о том, что пора бы уже побриться. Сил на зубы уже нет, включить кран кажется нереально тяжелым действием, поэтому он отмахивается от себя же в зеркале и крадется в комнату, стягивая футболку. Аккуратно складывает свою одежду, укладывая ее рядом со скомканными вещами парня. Они как две эти стопки — один импульсивный, все в его жизни какое-то бардачное и неаккуратное, а второй педантичный, готовый ходить по пятам за первым и исправлять весь хаос, который тот наводит. Игорь заползает под одеяло и вздрагивает, когда чувствует, что его запястье обвивают холодные пальцы. — Мышонок, ты чего не спишь? — Я не могу, мне кошмары без вас снятся. Антон ерзает, слепо пальцами трогая руку мужчины, потом отворачивается и тихо шепчет, всхлипывая. — Игорь Владимирович, — мужчина довольно закусывает губу и невесомо касается мягких волос Миранчука, — обнимите меня. Не медля ни секунды, капитан придвигает свою подушку вплотную, обвивает правой рукой Антона, который сразу перехватывает ее и тянет к губам, пряча чужие пальцы в своих. Прижимает к себе парня так, чтобы чувствовать каждый его вздох. Попутно натягивает до плечей легкое одеяло, потому что Антон теперь стал холодным. — Мышонок, у тебя точно нет температуры? Парень ерзает, мотая головой, подтягивает к животу колени, позволяя Игорю еще ближе пристроиться сзади. Тепло прошибает насквозь тело капитана, он чувствует приятную тяжесть в паху от безумной близости Антона, который еще и небрежно касается клубничной нижней губой тонкой кожи запястья, там, где бугрятся венки. Подложил широкую мужскую ладонь себе под щеку и теперь сладко сопит, щекоча легким дыханием. — Теплой ночи, Мышонок. Игорь мягко прижимается губами к выпирающему позвонку, ласково ведет кончиком носа по бархатной коже вниз, оставляя собственнический поцелуй между лопаток. Ладонью чувствует, как Антон улыбается — то ли от удовольствия, то ли от того, что Игорь теперь рядом. Рано утром мужчину будит пылкий, недовольный шепот, он напрягается, стараясь прислушаться. — Братик, ну пожалуйста, я плохо себя чувствую… Скажи, что… — Антон! Ты должен был приехать десять минут назад. Где ты? — Дома…это неважно, я не могу приехать, мне плохо. — Почему плохо?! Что ты делал опять ночью?! — Ничего, спал я. — Ты был у него?.. Антон, не молчи! У него?! Ты сейчас у него?! — Ну да…братик, ты только… — Сука, ты издеваешься? Почему ты долбоеб такой? Собирай шмот и езжай на базу. Тебя нахуй выгонят скоро! — Нет, не могу я… — Он тебя что, не пускает?! Антош, мне приехать?! — Братик, никуда не нужно приезжать. Я сам не хочу…не могу приехать. Пожалуйста, скажи… — Нет, братик, ты меня послушай. Я не буду прикрывать твой зад. Кто ебет тебя туда, пусть тот и заботится! — Леша!.. Мудак. Короткие гудки и шум, с которым телефон летит на край кровати. Игорь, не раскрывая глаз, находит лицо парня и нежно гладит щеку, шепча: — Мышонок, я обо всем договорюсь, не нервничай. Антон поворачивается к нему лицом и накрывает своей ладонью его руку. — У меня так голова болит, будто взорвется сейчас. Мужчина сразу распахивает глаза, с волнением оглядывая Миранчука. Глаза раскраснелись, лицо чуть отекло, он выглядел неважно, нервно покусывая сухую губу. — Это потому что ты плакал много вчера, — чуть привстает и указывает рукой на свою грудь. — Ложись сюда. Антон послушно заползает на капитана, сонно моргая. Тот тут же запускает руку в спутанные кудри и мягко гладит, целуя макушку. — Мне так мама в детстве делала, — пальцы заботливо массируют голову, утопая в шелковистых волосах, — всегда все переставало болеть. Антон не успевает заметить, как боль отступает, а сам он проваливается в приятный сон, в котором его до самого пробуждения ласково гладят по голове, что-то сладко приговаривая.