Мышонок

Теперь я прекрасно знаю, как выглядит счастье, точнее, какое оно на звук. (Внешне все просто — это сонное лицо Антона — он слегка морщится, когда его будишь). Звук счастья — это тишина, в которой громко поскрипывает кровать, ей будто так же хорошо, как и Мышонку. Еще эти тяжелые вздохи, шепот, всхлипы и стоны, которые все-таки слетают с его влажных губ, хоть он и пытается их сдерживать. Прямо как сейчас. Он протяжно стонет мне на ухо и сжимает кожу на спине. Я только могу покрепче ухватить его за бока и направлять движения, которые приближают нас к разрядке и становятся все чаще, резче, а главное глубже. Антон стал все регулярнее перетягивать инициативу на себя, хочет командовать, быть главным. Хах, ну ладно, я дал ему иллюзию контроля надо мной в постели. Чем бы дитя не тешилось… Утыкаюсь носом в его шею, втягиваю горячий воздух, который безумно пахнет Мышонком. Мне все тяжелее дышать, он заполняет мои легкие, оставляет новые следы на коже поверх старых. Я не могу, рычу от удовольствия, проезжаю раскрытыми губами по солоноватой шее, чтобы языком коснуться мягкой кожи за мочкой, которую потом еще и прикусываю. Антон реагирует сразу же, громко охает, стягивая мои волосы на затылке в кулак. — Иииигорь, — задыхается, прижимаясь совсем близко, — Влаааах… Голос высокий, звонкий. Интересно, слышат ли нас соседи? Если да, то искренне им сочувствую — Антоша у меня громкий и, как оказалось, очень неуемный. Он весь дрожит, пульсирует изнутри, руки хаотично блуждают по моей спине и лицу. Цепляет губы, лезет солоноватым пальцем в рот, а я сразу его прикусываю, посасывая. Моя левая рука ползет на горячую, меловую, любимую правую ягодицу. От осознания, что утром я увижу там еле видные синяки, хочется уже сейчас довольно улыбнуться. А еще у него тренировка завтра, предвкушаю эти косые взгляды в душе и гордо поднятую голову моего мальчика. Правой я крепче обхватываю его возбужденную плоть, которая обжигает мой живот. Это сразу вышибает из него какое-то нечленораздельное мычание, он даже на мгновение замирает, чтобы отдаться мне с новой силой. Антон выгибается в спине, откидывая назад голову, грудь быстро вздымается и опадает, он крепко хватает меня за плечи и сильно сжимает, — завтра там тоже будут следы. Собираюсь с мыслями и вызывающе шепчу, стискивая правую ладонь на бугрящейся венками коже. — Мышонок… мой. До неприличия громкий и интимный всхлип, и вот по моему животу стекает белесая теплота, приятно щекоча кожу и слабо поблескивая в темноте. Антон тяжело дышит, я слышу, как сердце бешено бьется. Он наклоняет ко мне голову, начиная снова двигаться, смотрит прямо в глаза, не давая отвести взгляд. Пальцы сжимают шею, Мышонок прижимается вплотную ко мне, кусая губы. Я облизываюсь, чувствую, что через мгновение разорвусь наслаждением по всем клеткам тела. Хочу, чтобы Антон сказал то, что столкнет меня в пропасть, пытаюсь попросить, но не могу, язык стал деревянным. Поэтому крепко обхватываю его бока, быстро моргая. Конечно же, он все понимает. Наклоняется ближе и тихо шепчет на ухо, вызывая бегущие мурашки по спине: — Игорь, — тихий стон, — Владимирович… Я весь вздрагиваю, кончая. В этот самый момент Антон вгрызается в старый укус, который синяком лежит под моей левой ключицей. Боль смешивается с оргазмом, а я проваливаюсь в космос с сидящим на моих бедрах Антоном. Даже не чувствую, как крепко обнимаю его, зарывшись лицом в шею. В ушах шумят отголоски стонов и мое (или его?) сердцебиение. Мы слабо покачиваемся из стороны в сторону, Антон все еще со мной внутри, мягко жмется, подразнивая. Я целую загорелые плечи и улыбаюсь, когда Мышонок начинает тихо мурчать от удовольствия. — Как ты, солнышко? Антоша довольно мычит, беря мое лицо в свои ладони, наклоняется, тянет свои клубничные губы, чтобы поцеловаться, а я не даюсь, уворачиваюсь, посмеиваясь над ним. Он недовольно выгибает брови, пытаясь удержать мою голову. Капризно вскрикивает, злобно взглядывая на меня: — Ну! Игорь! Я теряю равновесие, и мы вместе заваливаемся на кровать. Антон сразу заливается смехом и крепко целует меня, даже умудряется зубами схватить кончик моего языка. — Ты опять такой колючий, — мнет мои щеки, — а обещал побриться! Я начинаю его щекотать и подминаю под себя, наваливаясь сверху. Трусь щеками о лоб, нос и щеки Антона. Он звонко верещит и дергается, пытаясь освободиться из-под меня. — Мышонок, не нравится — не приставай! Зацеловываю его лицо и шею, а он громко хохочет, извиваясь. Вздыхаю и укладываюсь рядом, Антон хватает ртом горячий воздух, раскинув руки и ноги. Ерошит свои волосы и удовлетворенно выдыхает. — Что ты? — слепо вожу ладонью по его плоскому животу, постоянно задевая кудряшки. — Устал? — Хах, нет, — поворачивает голову в мою сторону, а я даже в темноте вижу этот хитрый прищур, — у нас вся ночь впереди. Ты же можешь всю ночь? — Я-то могу, вот только у кого-то завтра тренировка с самого утра, — мягко щипаю, получая в ответ «Ай», — а еще я хочу пить…и передохнуть. Антон злобно смеется, щипая меня в ответ. Поворачивается набок и привстает на локте. Я вытаскиваю из-под матраца мятый край простыни и вытираю им влагу со своего живота. В голове проносится постоянная фраза Артема: «Да возьми ты салфетки! Игорь, блять, я же только что белье новое застелил!». От этого аж холодок по спине проходит. Все равно завтра, после отъезда Антона и такой горячей ночи, я сгребу все в большую кучу и закину стирать. — Вот кто устал! Игорь Владимирович, Вы смотрите, ночь будет долгой, а я парень в полном расцвете лет, сил — желания полно. Вы лучше сразу откажитесь… — Да пошел ты! — щелкаю его по носу, перебивая. — Я все пойму, возраст не тот уже. Сам себя удовлетв…ахахахахахаха. Щекочу и сам начинаю смеяться, Антон в ответ щипается и что-то выкрикивает. Понимаю, что для того, чтобы поскорее получить воду и минуту спокойствия, нужно переходить к решительным мерам. Поэтому толкаю ничего не подозревающего Мышонка к краю, а потом под громкое «Ааах» ногами скидываю с кровати. Он обзывает меня, заливисто смеясь, встает и упирает руки в бока. В темноте можно разобрать его призрачные черты, тело, островок темных волос, чуть кривоватые ноги — их я особенно люблю. — Давай, принеси старику водички. Лениво потягиваюсь и зеваю, страшно смотреть на часы, на которых будет сильно за полночь. Антон неуверенно мнет свое правое плечо и говорит так серьезно, что мой сон куда-то улетучивается. — Игорь Владимирович, Вы не старик… Вы мой любимый мужчина. Все что я могу сделать после этого — беззвучно открыть и закрыть рот, нахмуриться и тихо выдохнуть, вглядываясь в покрытое вуалью темноты лицо. Мышонок передергивает плечами и говорит тихо, теряя всю серьезность: — Я…кхм…принесу сейчас. Антон хватает с пола свои шорты и быстро натягивает их, уходя. Я неподвижно лежу и хмурюсь. Ничего такого не произошло, но все будто поменялось после этой фразы. В груди что-то приятно ухает. Любимый мужчина. Вау. Меня еще так не называли. Хотя похожая реакция была, когда Артем назвал меня Любимым. Черт, почему я о нем уже второй раз вспоминаю? Хмурюсь и прислушиваюсь: шершавые ступни Антона шуршат, касаясь ламината. Берет в руки графин, достает стакан. Вода тихо журчит, успокаиваясь в синем стакане. Он всегда из всех стаканов, которые у нас тут есть (всего их три), выбирает синий, мой. Очень любит из него пить, особенно когда меня нет рядом. Мой Антоша, господи, как же я привязан к нему. Меня начинает терзать чувство вины: там, на кухне, стоит мой Мышонок в висящих на бедрах шортах, красный от слов, сказанных мне, нервно закусывает свою клубничную губу и делает большой глоток воды, а я, старый черт, лежу и думаю об Артеме. Подрываюсь и иду на кухню. Все так — синяя кружка, закусаная губа и порозовевшие щеки. — Мышонок, ты у меня такой замечательный… Обнимаю сзади, прижимаюсь к нему, складывая руки на плоский живот. Заползаю пальцами под резинку шорт и поглаживаю бедра. Антон шумно втягивает воздух и откидывает голову на мое плечо, позволяя оставить сотню поцелуев на шее. — Я лишнее сказал? — прямо мне в ухо, легко касаясь губами кожи. — Прости. — Нет, солнышко, нет, мне очень приятно такое слышать. Как бы в доказательство сразу его целую, мягко сминая губы. Он весь такой мягкий и теплый в моих руках, пытается повернуться ко мне передом, но я не даю, крепче обнимая. Поцелуй выходит до комичности невинным, если на секунду забыть, что мы (я точно) голые. С трудом отрываюсь под капризное мычание Антона, он очень сильно любит целоваться. Как-то мы это делали минут десять, не меньше, какие у него потом были губы, ммм… Такие влажные и припухшие, что мы решили не размениваться на одни только поцелуи. — Держите, — протягивает кружку, — ты пить хотел. Не могу сдержаться, поэтому улыбаюсь, принимая воду. — Антон Андреевич, так мы на ты или на вы? Отпиваю и ставлю кружку подальше, потому что понимаю, что вероятность разбить ее слишком велика, а то, что Мышонок порежется даже за километр от осколков — это вообще сто процентов. Потом еще неделю будет вести себя так, будто у него серьезное ранение, а не маленькая царапина. Антон, повернувшись ко мне своим растерянным лицом, облокачивается о столешницу и складывает руки на груди. — Я не знаю… — шкодливо улыбается, — а есть особые пожелания? — Нет, но, для справки, твое «Игорь Владимирович» меня с ума сводит. — Мм, ну, я приму это во внимание. Хватает меня за плечи и притягивает к себе. Вызывающе смотрит, а потом проводит мягкой ладонью по моей груди, стискивает в пальцах левый сосок и, слабо его сжимая, шепчет мне на ухо. — Игорь Владимирович, Вы заберете завтра меня с тренировки? — пытаюсь лихорадочно сообразить, где я буду в это время. — Отрицательный ответ не принимается. Ухмыляюсь и киваю, пытаясь пригладить его волосы, которые сейчас буквально торчат во все стороны. Опять эта хулиганская улыбка и озорной огонек в глазах. Глажу его щеку — чисто выбрита, мягкая и горячая. Он прикрывает глаза, потом прижимается ко мне, касаюсь кончиком носа мочки. — А помнишь первый раз? — я чуть втягиваю голову в плечи, щекотно от его губ. — Здесь началось все. — Мышонок, — отстраняюсь, чтобы взять его под бедра и усадить на столешницу, — конечно я помню. Антон обнимает меня ногами и притягивает вплотную к себе. Я глажу ладонью его спину, с каждым движением спускаясь пальцами ниже. Он пылко целует мою шею, шарит пальцами по торсу, сжимает меня, выбивая хриплый вздох из груди. Я быстро возбуждаюсь, пытаюсь стянуть с него эти дурацкие шорты, Антон помогает мне, слегка приподнимаясь, зацепившись за мои плечи. — Мышонок, я каждый раз, — дыхание сбивается, потому что его тонкие пальцы уже во всю хозяйничают на мне, — вспоминаю…как мы здесь… Ты был таким теплым… — запускаю руку в шелковые кудри, — узким…мягким… — А сейчас? Нравится? Я мычу, потому что говорить что-то уже совсем не в силах, не в силах оторваться от этих плеч, ключиц, шеи. Осыпаю кожу влажными поцелуями. Антон такой настойчивый и чуткий, что меня пробирает дрожь. Поддерживая его под бедра, несу на кровать. Меня коротит от того, как эти сильные ноги обвивают мое тело, как он обжигает мой живот своей вновь твердой и горячей плотью. Антон целует, кусает мои губы, стонет в них, ощущая мои пальцы внутри. Стоит только коснуться измятой простыни, нас сразу затягивает в омут. Я чувствую, что его щеки такие же красные, как в первый раз. Он вновь тонет в подушках, опять без остатка отдаваясь мне, впрочем, как и всегда. С трудом открываю глаза, реагируя на будильник, который бренчит уже, о боже! , добрых пять минут. — Антон, вставай, опоздаем! В ответ лишь невнятное мычание. Не без титанических усилий я встаю и, борясь с желанием лечь обратно, плетусь в ванну. Кран, ледяная вода и дрожь. Хоть и не очень, но помогает. Это смешно, но я чувствую, что тело ломит, особенно спину. Давно у меня не было такого секс-марафона. Мое отражение уставшее, но до безумия счастливое. Широко улыбаюсь сам себе и тру глаза. Антон вчера успокоился только часам к пяти, а потом его как всегда пробило на разговоры. Этот болтун растекался мыслью по древу около часа. Стоило мне заснуть, он сразу же громко спрашивал: «Игорь, ты уже спишь?.. Не спи!». Даже аргументы по поводу его тренировки и подъема, который должен был быть через три часа, на него вообще не действовали. Только после того, как я сгреб его в объятия и поцеловал, он успокоился и очень быстро уснул. Потираю ладонью свою щетину и внимательно рассматриваю фиолетово-алое пятно под левой ключицей. Кожа припухла и, как мне кажется, чуть-чуть воспалилась. Придавливаю пальцем, и сразу ноющая боль пронзает это место. Морщусь и давлю еще. Хах, странно, когда Антон кусает, почему-то не так больно, а даже приятно. Он очень давно облюбовал это место под ключицей, все начиналось с легких поцелуев, а потом Антоша стал пускать в ход зубы. Так и поселился на моей коже этот синяк, такое негласное напоминание о Мышонке, которое очень трудно прятать. Набабкин несколько раз интересовался, все ли нормально, ведь пятно уже месяц не исчезает, а иногда вообще наливается кровью. Я всегда отмахиваюсь, но говорю правду про очередную страстную ночь, просто не уточняю, с кем она была, да ему этого и не нужно знать. — Антон! Ты встал? Тишина. Кто-то сейчас получит. С грохотом опускаю свою черную зубную щетку в пластмассовый стакан, она гремит и устраивается рядом с фиолетовой щеткой Антона. Я опять улыбаюсь, кто бы мог подумать, такая идиллия. — Ааантооон! Забегаю на кухню и быстро нажимаю кнопку на чайнике, попутно вытаскивая масло из холодильника. В спальне все осталось так же, как и было, только Антон еще больше укутался в одеяло. — Антон, вставай! — распахиваю шторы, пропуская яркое солнце поплясать на его лице. — Прекрати меня игнорировать! Специально кричу, чтобы расшевелить, но, к сожалению, все бестолку. Нужно идти в наступление. В валяющейся одежде на полу мне удается найти свои шорты, быстро натягиваю их, не переставая кричать. — Вставай! Ты же опоздаешь! Хватаю край одеяла и резко стягиваю с Антона. Он хмурится, притягивая к животу колени. — Ты что, соблазнить меня пытаешься? — забираюсь на кровать и хлопаю его по ягодице — Подъем, маленький развратник! Хлопаю еще, пытаясь разбудить. Мышонок что-то шепчет и пытается меня пнуть, но я хватаю его за лодыжку и одним рывком стягиваю с кровати. Он плюхается на одеяло, которое большой горой лежит на полу. Сразу чуть отхожу, потому что знаю, сейчас будет неконтролируемая вспышка агрессии. Антон усаживается, открывает глаза и сердито щурится, оглядываясь по сторонам. На голове полнейший беспорядок, а лицо помятое и очень сонное. Взгляд злой и ненавидящий все вокруг. Мышонок начинает психовать, но почти сразу же успокаивается. Сжимает ладонь в кулак и сильно ударяет им по одеялу, в которое потом кутается, будто извиняясь. Тяжело встает, очень смешно кряхтя, все еще хмурится и не смотрит на улыбающегося меня, сильнее заматывается в свои доспехи из легкого одеяла и, громко им шурша, идет в ванну. Сегодня мы, слава богу, обошлись малой кровью. Обычно он пихается и даже кричит. Кидаю быстрый взгляд на часы и ужасаюсь: ему нужно выходить через пятнадцать минут! Спешу на кухню готовить завтрак, там на полу лежат его шорты. Поднимаю их и бросаю на подоконник, потом унесу. Чайник давно закипел, масло подтаяло, поэтому податливо накрывает собой куски вчерашнего ржаного хлеба. Сковородка на плите разогрелась, капаю масло и достаю яйца, точнее, одно яйцо. — Антон, я же просил… Вздыхаю и разбиваю скорлупу, масло шипит, а у краев яичницы появляются белые очертания. Кричу, надеясь, что он сейчас не в душе и услышит. — Антоша, завтрак на столе! Буквально через минуту заходит Мышонок. Сонный и недовольный подходит ко мне и целует в щеку, невнятно пробубнив «Доброе утро». — Доброе, Солнце. Давай быстрее кушай, и так уже опаздываешь. Антон опускается на стул и растерянно смотрит на широкую тарелку, в середине которой ютится маленькая яичница, потом переводит взгляд на меня и приподнимает бровь. — Это?.. — Это завтрак, Антош. Ты же так и не купил вчера продуктов, так что кушай такую яичницу. Кстати, кофе не из чего варить, попьешь на базе, его тоже нет. Антон разочарованно опускает плечи и вздыхает, деля вилкой яичницу на части. Я все еще стою рядом с плитой и любуюсь им, борясь с желанием пригладить торчащие в разные стороны волосы. По утрам он этого совсем не любит. Внезапно замечаю, что он начинает как-то по-хитрому улыбаться и коситься на меня. — Что такое? — Я вспомнил первый завтрак здесь. Первый раз, помнишь? — Киваю и подсаживаюсь к нему, глажу кончиками пальцев щеку. — Это был самый романтичный завтрак в моей жизни… Стираю с его губ следы блестящего масла и, оглядываясь на часы, подгоняю. — Давай доедай все… бутерброд съешь! Тебе уже выезжать пора. — Игорь, ты же меня заберешь? — Не знаю… я хотел… Хмурит свои бровки и делает страдальческое лицо. Отказать нереально. — Ну ты же обещал! Я киваю, приглаживая его волосы. Он с аппетитом жует бутерброд и улыбается мне, наклоняясь ближе. — Во сколько тебя забирать? — К четырем приезжай. Меня сейчас Леша подвезет, который, — вытаскивает из кармана телефон и вглядывается в экран, — звонил уже пять раз. — Антон! Поторопись, если не хочешь ссориться с братом. Мышонок допивает чай и встает, забирая посуду со стола. — Ой, иди уже! Я сам все уберу. Пихаю его к выходу, но он упирается, протестуя. — Нет, я помою. Игорь, да дай мне… — одерживаю победу, выталкивая его из кухни. — Я же хочу отблагодарить за завтрак! — Давай одевайся, опоздаешь! Потом ртом отблагодаришь, как тогда… Я улыбаюсь, а он оборачивается, возмущенно поднимая брови. — Как грубо! Ужас… — Давай, Антон! Он прижимается ко мне, пошло подмигивая. Руками лезет мне в шорты. — Может сейчас отблагодарить? Хочешь? — Антон! — отодвигаю его от себя и сую в руки сумку. — Пожалуйста, езжай на тренировку… — замечаю, что он как-то поник. — Я хочу, но потом, ладно? Тебя брат ждет. Мышонок расстроенно поджимает губы и кивает, натягивая кроссовки. Закидывает на плечо сумку и тянется к дверной ручке. Торможу его, хватая за запястье. Он растерянно оглядывается, а я мягко наваливаюсь на него и целую. Запускаю пальцы в мягкие волосы и позволяю себе несколько секунд посмаковать его теплые губы. Как же мне чертовски хорошо. Хочу, чтобы каждое утро теперь было таким. Телефон звонит, он нехотя отрывается от меня и отвечает, судя по знакомому голосу из трубки, — это Леша. — Блять, я уезжаю! Ты собираешься спускаться? Пиздюк! Антон закатывает глаза, поглаживая мою щеку. — Заебал, я уже спускаюсь! Раздраженно пихает телефон в карман и тепло улыбается. Мне не хочется его отпускать, хочется вернуться в кровать и нежиться там до потери пульса. Но хоть у кого-то здесь должен быть здравый смысл. — Мышонок, иди. Я скоро тебя заберу. — Спасибо за завтрак. Легко целует меня в щеку и убегает, прикрывая дверь. Я потягиваюсь и иду на кухню, чтобы там все прибрать. Пока мою посуду, в голову приходит Леша. Я живо представляю, как они сейчас орут друг на друга в машине, Антон, будучи очень пылким, наговорит много все ненужного. Но буквально через пять минут они помирятся и как ни в чем не бывало будут беседовать. Я уверен, что Леша опять начнет говорить про меня, настаивать, чтобы брат одумался и мы разошлись. Он меня буквально ненавидит. Думает, что я с Антоном только из-за секса — издеваюсь и пользуюсь. Вообще без понятия, как с этим бороться. Я даже звал его с нами поужинать, но Леша даже разговаривать со мной не стал, только сказал Антону, что очень занят. Мышонок не признается, но я же вижу, что ему тоже очень тяжело от этого. Он рвется поделиться своим счастьем с братом, но встречает перед собой лишь стену непонимания. А меня разрывает от того, что виной всему этому я. Однажды Антоша разоткровенничался со мной, приехав с поздней тренировки. — Игорь… мне так плохо без него. Он будто через силу со мной разговаривает. Я не знаю… презирает что ли. Налей мне коньяка. Больше он эту тему не поднимал. Мне так хочется, чтобы он выговорился, но сам Антон этого не хочет. Упорно избегает, всеми силами уклоняется. Я понял и принял, не буду вытягивать. Мой бедный мальчик. Забираю с подоконника его шорты, закидывая в корзину для стирки. Туда же сгребаю постельное белье, которое насквозь пропахло нами и очень пылкой ночью. Валюсь на голый матрас, сладко потягиваюсь и засыпаю. Медленно заезжаю на территорию базы. Время 3:55, хорошо, что не проспал. Паркуюсь рядом с достаточно респектабельным набором машин и выхожу на улицу. От свежести воздуха кружится голова, надо как-нибудь съездить с Антоном на природу. Пишу ему короткое сообщение и полной грудью вдыхаю. Красота. Минут через пятнадцать на парковке собирается небольшая толпа, все рвутся со мной поздороваться, с энтузиазмом жмут руку и задают вопросы. Я киваю, поддерживая разговор, пытаюсь в подходящей ко мне команде разглядеть Антона. По классике жанра сначала издалека слышу его смех и чьи-то крики. Из главного корпуса, перед которым и располагается парковка, выбегает Леша, таща на спине Баринова, с разрывом в несколько секунд из дверей вылетает красный Антон, на его спине Тарасов. — Тоха, блять, мы проигрываем! Поднажми! Все оборачиваются, смотря за ребятами, кто-то даже начинает их подбадривать. Антон ускоряется и нагоняет брата, Тарасов толкает Баринова. — Тоха, давай! Вся эта процессия диким бегом направляется к шлагбауму. Я начинаю паниковать, потому что никто из них не тормозит, а вероятность влететь в преграду очень большая. Каким-то чудом все заканчивается бескровно, Леша все же побеждает в гонке, Баринов счастливо смеется и толкает расстроенного Тарасова, который выговаривает что-то громко хохочущему Антону. Боже, чем бы дитя не тешилось… Я возвращаюсь к Гильерме, который расспрашивает меня о моих любимый упражнениях. — Гиля, а это что у вас такое? Головой указываю на подходящую к общей толпе компанию. — Да Тарасов поспорил с Лешей, что Антон быстрее, потом Баринов встрял. Вот и решили побегать. Бедный Антон, Дима ему теперь покоя не даст… Я встречаюсь взглядом с Мышонком, который без очереди пробирается ко мне, улыбаясь во все тридцать два. Голову задрал высоко, до ужаса доволен тем, что у него карт-бланш на все. А это не очень хорошо. — Игорь! — чувствую, что нужно его затормозить, поэтому протягиваю руку, — Владимирович… — пожимает ее, вытирая пот со лба. — Мы проиграли. — Антон, я успел заметить. Произносит громко, чтобы все услышали. — Машина открыта? Я сумку кину. Я достаю из кармана ключи, он сразу их выхватывает. Боже, он что, рисуется? Убирает вещи на заднее сидение и под любопытные взгляды возвращается ко мне. Ведет себя по-хозяйски, меня это смешит. Так мило, но и опасно. К нам на секунду подходит Леша, но потом, как только замечает меня, ретируется, утыкаясь в телефон. — Ну что вы все столпились? Езжайте по домам! Дайте нормальным людям поговорить! Команда расступается, пропуская ко мне Семина. Он по-отечески тепло меня обнимает, сразу же делая замечание. — Игорек, какими судьбами к нам? — тыкает пальцем в живот. — Что-то ты набрал. Жена раскормила? Антон встает рядом, совсем вплотную, вклинивается к нам. — Да я бойца забрать приехал. — киваю в сторону Мышонка. — Не, Юрий Палыч, я на диете, все попытки раскормления жестко пресекаются! Он заливается кряхтящим смехом и хлопает меня по плечу. — Ладно, знаю я этих баб! Ты бойцу своему передай, пусть прекращает пропускать и опаздывать! — Антон виновато опускает взгляд, а я кладу ему ладонь на плечо и слегка сжимаю. — Сколько можно, никакой дисциплины! — Это все моя вина, Антон пристрастился к рыбалке, а я, ну Вы знаете, тоже любитель. Вот и ездим с ним регулярно. Так что извините, это я его так выматываю. Постоянно возвращаемся поздно, у меня самого нет сил на тренировки. Сами понимаете, пока такая погода… — Вот паразит! Хоть бы раз рыбой угостил! А вы где рыбачите? Антон кидает на меня испуганный взгляд. В кровати мы ночи напролет 'рыбачим'. Пока я подробно рассказываю о наших псевдопоездках и несуществующем улове, замечаю, как Леша сверлит меня глазами. Я выдерживаю этот взгляд, когда Семин оборачивается, чтобы понять, на кого я смотрю, Миранчук сразу же утыкается в телефон. Я прям чувствую, как от него веет холодом. Взгляд исподлобья и сжатые в тонкую линию губы. Ну вот что с этим сделать? Семин еще долго жалуется мне на Антона, будто я отец, пришедший за сыном в школу. Тот лишь изредка стыдливо смеется и заламывает руки, соглашаясь со всеми обвинениями. — Ладно, все, Миранчук выговор получил, ой, опездал, боже мой! — отвешивает протестующему Антону легкий подзатыльник. — Кстати, Игорь, я вот что хотел узнать. Че там у Дзюбы с травмами, не знаешь? Говорят, что там с бедром плохо все. Вы же близки. Меня шокирует эта информация. Как давно я ничего о нем не слышал, а тут сразу так много. Понятно, что все это слухи, но они не рождаются из пустоты. Начинаю чувствовать потребность в том, чтобы узнать о точном состоянии Артема. Так не должно быть, но я волнуюсь. Антон замечает мое замешательство и меняется в лице. Игнорирую это. — Правда? Насколько все серьезно? — с трудом пытаюсь сбавить свой обеспокоенный тон. — Он играет? Семин кивает, а Антон хмурится. — Насколько я знаю, это все еще с Чемпионата, а сейчас он на износ работает, вот и бедро ни к черту. Упирается, не хочет уезжать на лечение. Лечение? Блядство. Артем, что же ты там творишь? Теряю контроль и меня прорывает. — Я ему во время ЧМ постоянно говорил про лечение! Нет, дурак, вообще меня не слушал! У него же еще с поясницей проблемы были. А он же такой, себя совсем не бережет! Мышонок недовольно цокает, мы почти синхронно взглядываем на него. Он закатывает глаза, бурчит «До свидания!» и уходит в машину. Семин вздыхает. — Мда… надо что-то с Дзюбой делать, хорошо ведь заиграл. Он вообще в последнее время, говорят, очень поменялся. Какой-то мрачный… дурной что ли. Хмурюсь. Мне совсем не нужна эта информация, но перестать слушать я не могу. — Ладно, Игорек, не грузись так. Ты молодец, что Миранчука под крыло взял. Ему нужен стимул хороший, чтобы работать. Я прям чувствую, что он хорошо заиграет. Ой, дай бог! Так, все, езжайте! Время — отдых. Мы еще раз с ним обнимаемся, и я иду к машине. Останавливаюсь, когда замечаю близнецов. Леша улыбается, что-то рассказывая брату. Антон хмуро кивает, потом о чем-то говорит, чем вызывает недовольный крик Леши. Боже мой, да сколько можно ругаться?! Подхожу к ним, делая вид, что ничего не заметил. — Антош, ты все? Мы едем? — в ответ короткий кивок. — Леша, здравствуй. — Здравствуйте. Едко, сквозь зубы. Оборачивается на Антона и что-то шепчет. Мышонок отвечает яростным шепотом, Леша закатывает глаза и уходит, поджав губы. Конечно, он успел обернуться и наградить меня взглядом полным ненависти. Как же меня это бесит и раздражает. Вдыхаю. Воздух уже не такой свежий и приятный. На улице душно. Блять. Я постоянно отрываюсь от дороги, поглядывая на Антона. Мы едем уже минут десять, а он все молчит. — Мышонок, ты чего такой серьезный? Игриво сжимаю его бедро, наслаждаясь теплотой кожи. Он молчит, отвернувшись к окну. — Мышонок, ты чего? Ласково поглаживаю, медленно двигая руку выше. Антон тихо бурчит, хмурясь. — Не надо трогать меня… Сбавляю скорость, перемещая руку на пах. Мягко сжимаю пальцы, играю ими, добиваясь ответного напряжения. — Не трогайте меня. Не надо так делать! Антон смахивает мою руку, я сразу возвращаю ее обратно и настойчиво продолжаю. Чувствую, как ему становится тесно и жарко, а дыхание тяжелеет. Мышонок хмурится, но облизывает губы, начиная ерзать на месте. Притормаживаю, съезжая на обочину. Пальцами ныряю под белье, Мышонок прикрывает глаза. Его разгоряченная плоть обжигает мне руку, я трогаю его настойчиво и даже слегка грубовато. Нащупываю венку, которая всегда набухает, когда он возбуждается, чуть придавливаю. Чувствую в воздухе его зашкаливающий пульс и пряный запах вперемешку с потом. Антоша всхлипывает, скалясь. — Ладно, Антон, как скажешь. Больше не трогаю тебя. Убираю руку на руль и быстро выезжаю на дорогу. Антон ошарашенно смотрит на меня, разинув рот. Я ликую, смог расшевелить. — Ну вот, хоть какие-то эмоции. — Замечаю, как он закатывает глаза и складывает руки на груди. — А теперь быстро говори, что случилось. Почему ты такой серьезный? — Не почему. Я начинаю психовать. — Антон! Если ты будешь себя так вести, то я высажу тебя прямо на дороге. Может кто-нибудь подберет. — Не высадишь! Резко торможу, Антон автоматически упирается руками в панель. — Ты хочешь проверить?! Испуганно мотает головой, мы трогаемся. Конечно, я блефую. Я не смогу его бросить одного на загородной дороге. Слабая ложь, но он покупается. — Меня очень задело… Ты говорил с Палычем о Дзюбе, — с ядом выплевывает эту фамилию, а я вспоминаю, как Артем выплевывал «этот Миранчук». Сегодня слишком много Артема в моей голове. — Игорь, ты бы лицо свое видел! — Антон, это все глупости. Не утрируй, — а ведь он прав, я позволил себе чуть больше. — Что мне нужно было сказать Палычу? Травма — это серьезно! — Ну конечно, это же травма у Артема твоего! — Блять, Антон! — опять торможу, такими темпами мы не доедем до дома. — Ты ищешь повод поругаться? Этот человек тащит на себе сборную. Я бы также отреагировал на такие новости про Черышева… Лунева. Не знаю… — пытаюсь себя успокоить и не повышать тон. — Это все очень серьезно. Как ни крути, что бы между нами не было, он важная часть команды. А я как капитан должен заботиться обо всех. Посмотри на меня. Антон нехотя поворачивает ко мне лицо. Я мягко глажу его щеку. Смотрю в грустные глаза и слабо улыбаюсь. — Какой ты у меня дурачок ревнивый, — тянусь и чмокаю кончик носа. — Пожалуйста, запомни, для меня есть только ты. Но это не значит, что здоровье других не волнует меня. Это жизнь, Мышонок, поэтому прошу тебя, перестань себе и мне нервы трепать из-за такой ерунды. Хорошо? — еле уловимый кивок, так не пойдет. — Поцелуешь меня? Ты давно этого не делал. Опускает взгляд и смазанно касается моих губ. Все еще дуется, но я знаю, скоро перебесится. Удивляюсь своим ораторским способностям и сегодняшнему смирению Антона. Подозрительно бескровная ссора. Мышонок еще молчит несколько минут, потом окончательно оттаивает. — Федя перешел к нам в Локо, представляешь? — Серьезно? — Да! Мы утром узнали, сегодня подписал контракт. А еще, кстати, он позвал праздновать в клуб. — И когда? — Сегодня вечером… в 8. Мы же пойдем? Кусаю щеку. Так хочется сегодня лечь пораньше, а вот Антона одного отпускать не очень хочется. — Мышонок, может не пойдем? — Нет! — он подскакивает и начинает говорить громче. — Пожалуйста, пойдем! Там будут все! А я не хочу пойти один. Тем более… Замолкает, нервно дергая ремень безопасности. Он опять выглядит до ужаса расстроенным, уголки губ обращены вниз, а взгляд где-то блуждает. — Антош, — глажу по слегка кудрявым волосам. — Тем более что? О чем вы говорили с Лешей, когда поссорились? Об этом? Он поджимает губы. Сейчас бы прижать его к себе и поцеловать в лоб. Но я могу провести пальцами по щеке и лучше всмотреться в серый асфальт, пропадающий под колесами машины. — Антоша, пожалуйста, не молчи… говори, станет легче. Тяжело втягивает в себя воздух и молчит еще пару минут. Начинает говорить тихо, почти шепотом. Голос дрожит, а я на ощупь ловлю его руку и сжимаю. — Леша не хочет, чтобы ты шел. Я даже Феде написал, он вообще только за! Сказал, — усмехается, — ты будешь следить за нами. А Леша против, говорит, тебе нечего с нами делать и ты будешь лишним, а еще что не будет со мной разговаривать. Да пошел он нахуй! Я хочу, чтобы ты был рядом. Все кого-нибудь приведут, а я один буду. — Мышонок, я не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня. Итак почти не общаетесь… — Игорь, нет! Наше общение, это только наше дело. Поэтому тебя это не должно волновать. Вздыхаю. Антон упертый до ужаса! Меня на секунду ошарашивает — это все нас и погубит. От этих мыслей дыхание перехватывает. Теряюсь, но потом сразу же беру себя в руки. Все будет хорошо, не надо думать о плохом. Не сейчас. — Мышонок, я пойду, если ты считаешь это нужным, договорились? — Спасибо! Антон счастливо смеется и целует меня в щеку. В клубе нас встречает очень пьяный Федя. Я его поздравляю, а он счастливо на мне виснет. За все то время, что мы идем в ложу, он успевает три раза поцеловать меня в щеку и сказать Антону, что ему очень со мной повезло. Как только мы подходим к столу, я передаю Федю в руки Тарасову и какой-то девушке, которая тут же обвивает его плечи. Здороваюсь со всеми по кругу, Леша через силу жмет мне руку, одаривая Антона раздраженным взглядом. М-да, вечер обещает быть интересным. Время бежит быстро, официант с завидной частотой сменяет пустые бутылки на полные. Федя уговаривает меня выпить с ними и наполняет рюмку коньяком, проливая половину на стол, Леша не чокается со мной, отводя подальше руку. Боже, ну что за детский сад? Я вижу, как Антон быстро хорошеет. Щеки румянятся, язык заплетается, а глаза становятся до ужаса теплыми и мягкими. Я уже выяснил, что бесполезно просить его перестать пить, он просто отодвигается от меня и подначивает всех выпить еще. А потом хитро косится, игриво пихая мою ногу. Поэтому я прошу его хотя бы закусывать. Антон утягивает несколько человек с собой вниз, на танцпол. Я сижу с краю софы, поэтому Мышонок специально долго протискивается через меня, теряет равновесие, я моментально реагирую и хватаю его за бока. Он заливается пьяным смехом, а когда оборачивается, вижу его довольную мордашку и горящие глаза. Расспрашиваю Федю о переезде, девушка рядом с ним постоянно гладит его плечо и стреляет в меня глазами. Прикусывает пухлую губу и встревает в наш разговор. — Ой, а я ведь смотрела матч с Испанией! Так волновалась на пенальти… Как ты смог отбить мяч? Накручивает на тонкий палец свои белокурые локоны. Леша закатывает глаза. Я пожимаю плечами. Федя внимательно в меня всматривается, ожидая ответа. — Ну…эм, это было каким-то порывом… — потираю вспотевшую шею, тут так жарко, — я будто обособился от всего мира, вокруг нико… — Салам пополам! Меня перебивает знакомый голос, Федя подскакивает. К нам заходит Кокорин, как всегда развязный, как всегда пьяный и бесячий. Смолов растерянно на него смотрит, раскрыв рот. — Феденька, не удивляйся! Мой мальчик перешел в другой клуб, я не мог лично не поздравить! Вот мы и пришли… Иди, я тебя обниму! Федя встает, Саша затягивает его в свои объятия, прижимает к себе, пряча лицо в изгибе шеи. Смолов сжимает в руках его футболку. Сердце колит. Жаль, что у них так все закончилось. Отвожу от них взгляд, страшно, когда так… Кстати, Саша сказал «мы», кто — мы? Теперь я подскакиваю, распахнув широко глаза. Артем. — Смоооол, братан, иди сюда! Федя теряется в медвежьих объятиях Артема. Он как всегда весел, громко смеется, садясь за стол напротив меня. Чувствую его взгляд. Ну почему мне опять не по себе? — Игорек, как жизнь? Поднимаю на него глаза и щурюсь. Выглядит он не очень: мешки под глазами, еле пробивающаяся седина. — Лучше всех, Артем. А вы чего здесь? Пытаюсь вести себя максимально отстраненно. Хорошо, что между нами длинный стол, куча тарелок, три бутылки коньяка и одна водки. А еще сбоку сидит Леша, который внезапно начал проявлять ко мне нездоровый интерес. Ну что за пиздец! Дзюба молчит, просто смотрит, нет, даже не смотрит, а просто пожирает глазами. Мне неуютно. Переключаюсь на Кокорина, который уселся вплотную с растерявшимся Федей. — Саш, а вы чего здесь? — Скучно дома, вот мы с Темой, — прикусываю щеку, Игорь, спокойно, — и решили сгонять сюда, маленький отпуск устроили. Как же меня это бесит! Они вообще в Питере бывают?! Почему, когда мы с Артемом были вместе, для него было проблемой приехать ко мне, а сейчас блять они с Кокорой прописались в Москве! А еще «Тема», ну конечно, а как иначе?! Начинаю злиться, поэтому стягиваю со стола несколько салфеток и разрываю их, вымещая свой гнев. Скидываю все на пол. Леша внимательно меня изучает, а я срываюсь на нем, резко поворачиваюсь и злобно проговариваю. — Что, Леша? Тебя что-то интересует? Он сразу теряется и качает головой, испуганно отворачиваясь от меня. Саша о чем-то безостановочно болтает, чуть разряжая обстановку. Я даже вступаю в общий разговор, но когда Артем начинает пытаться вывести меня на общие для нас двоих темы, я переключаюсь на свой теплый салат. Без особого энтузиазма жую лосось, абсолютно не чувствуя вкуса. Моя газировка из ледяной моментально превратилась в мерзко-теплую, беру бутылку в руки и морщусь. Ну почему как только он здесь появился, все идет не так? Хочу подозвать официанта, но тот берет заказ у Дзюбы. Ничего, теплую воду попью, не сахарный. Через минуту официант возвращается и ставит передо мной запотевшую бутылку. Артем подает голос. — Ты же не пьешь теплую… Вопреки своим желаниям я вглядываюсь в эти серо-голубые глаза напротив. Слишком долго в них смотрю, так долго, что начинаю там пропадать. На его губах играет легкая улыбка, которую только я могу различить. Усмехаюсь и прикрываю глаза. Нет, Артем, этот трюк уже не работает. Сейчас все по-другому. Я здесь теперь как на иголках, надо ехать домой. Антон возвращается минут через пятнадцать. Мокрые волосы завились в кудри, щеки раскраснелись еще больше. — Ооооо, Тоха подошел! Кокорин подскакивает и тянет руку. Мышонок растерянно ее пожимает и с опаской косится на Артема. Здоровается с ним тоже, а я молю всех богов, чтобы они вели себя спокойно. Вся веселость Антоши улетучилась, но алкоголь не дает до конца поникнуть, поэтому он рассказывает историю о том, как на танцполе к ним кто-то пристал. Опять протискивается через меня и целенаправленно плюхается на меня, заливается громким смехом, привлекая всеобщее внимание. Хотя нет, он хочет внимания одного человека, который сидит напротив и внимательно наблюдает за происходящим. Наклоняюсь к его шее, замечаю там слабый след от помады. Это не вызывает у меня никаких чувств. Просто быстро представляю, как какая-то нимфа сначала целует его шею, а потом он позволяет коснуться своих губ. Шепчу, пытаясь сдвинуть его с себя. — Мышонок, хватит… Он нехотя слезает с меня и усаживается рядом, напрягается весь. Артем все еще смотрит на нас, у меня поднывает сердце. Чертова жалость сжирает меня изнутри. Я же не сломал ему жизнь? Под столом поглаживаю бедро Антона, хочу, чтобы он успокоился. Медленно расслабляется, кладя голову мне на плечо и лениво играя с моими пальцами. Как же хорошо, что все здесь пьяные. — Мышонок, поехали домой? Согласно мычит, а я замечаю, что на нас удивленно поглядывает Тарасов. Я сразу отталкиваю от себя Антона, который капризно вскрикивает и надувает губы. — Ну Игорь! Он произносит это достаточно громко, чтобы на нас обратили внимание. Блять, Антон! Артем откидывается на спинку и складывает на груди руки, выжидающе наблюдая за тем, как я буду сейчас краснеть и выпутываться. У нас с ним никогда такого не было. Всегда все под контролем, если не в своих, так в руках другого. — Я смотрю, кто-то перебрал! — натягиваю улыбку и тормошу волосы Антона. — Нужно отвезти бойца домой… — выхожу из-за стола и тяну за запястье протестующего Мышонка. — Федя, мы поедем, спасибо за вечер. Антон настойчиво пытается крепко ухватить меня за руку, переплетает пальцы, а я постоянно их выдергиваю. На нас все смотрят, любопытно хлопая глазами. Поворачиваю к нему голову и максимально тихо и строго шепчу. — Успокойся! — уже громче. — Иди в машину, я сейчас буду. Антон на удивление слушается меня и быстро уходит, совсем не сопротивляясь. Я понимаю, что нужно что-то сказать в свое оправдание. — Семин меня к нему приставил… Наставляю оболтуса на путь истинный. Все одобряюще кивают, кроме Леши с Артемом. Первый поджимает губы, а второй усмехается. — Ладно, давайте, всем пока, — по очереди пожимаю руки, Леша игнорирует мой жест, торможу на Смолове. — Федя, еще раз поздравляю. Давай тут без происшествий! Он заторможенно кивает, приобнимая девушку. Кокорин, увлеченный разговором, на автомате протягивает руку. Я запинаюсь о глаза Артема. Он хватает мои пальцы, я пытаюсь их вытянуть, но он крепко держит. — Игорь, а ты с Антоном что ли уезжаешь? Ну конечно, провоцирует, заостряя внимание. — Да, Артем, услуга трезвый водитель… — А можно мне тоже ей воспользоваться? Нет, нельзя! Он сильно сжимает руку, кажется, что мои пальцы хрустят. — Нельзя, Тема, меня забронировали на всю ночь. Он не ожидал такого поворота, поэтому я выдергиваю руку и, еще раз попрощавшись со всеми, ухожу, попутно смахивая с себя тяжелый взгляд Леши, который опять наблюдал за нашей с Артемом перепалкой. Интересно, через сколько об этом узнает Антон? Блять, ну почему вечер так резко испортился? Я нервничаю, вдавливая педаль газа в пол. Мы быстро пролетаем по пустым московским улочкам. Мышонок сонно хлопает глазами, подперев рукой голову, а я резко вспоминаю его поведение. Мне нужно выплеснуть свою злость куда-то. Поэтому я рявкаю, не контролируя себя. — Антон, это что вообще было? Он подскакивает от неожиданности и потирает лицо ладонями. — В смысле? — В прямом, блять! С какого хуя ты себя так вел? Зачем лез ко мне при всех? — Ну я хотел… Меня прорывает. — Антон, ты долбоеб? Ты понимаешь, что для нас это все непозволительная роскошь! Ты хочешь себе жизнь и карьеру испортить? Антон, если кто-то узнает о нас, то нам пизда, понимаешь? Ты больше никому ничего не докажешь. Ни-ко-му! А у меня дети, Антон! Что с ними будет? Мы не сможем просто уехать за границу, такое никто не забывает. Даже в своих кругах это показывать опасно. Ты еще молодой, все впереди, тебя тут подсидеть каждый хочет. Блять! Представляю, как на утро о нас знают все газеты, появляются фотографии, какие-то записи. Потом прощание с клубом, со Сборной, с нормальной жизнью. Черт! — Игорь, я целовался с девушкой… — Да мне похуй, Антон! Лучше это, чем твое распускание рук при всех! Больше никогда так не делай. Никогда! Если не умеешь пить — не пей, твою мать! И скажи своему брату, чтобы прекращал на меня так пялиться, иначе доиграется! — Сбавь скорость! Взглядываю на спидометр и ужасаюсь: стрелочка прыгает на 110 километрах, сразу торможу. Медленно заезжаю во двор и паркуюсь. Только сейчас догадываюсь посмотреть на Антона, который до ужаса бледен, а пальцы мелко дрожат. Почему я такой дурак? Орал как ненормальный. Это все из-за Дзюбы! Он все портит. — Мышонок, прости… — притягиваю к себе испуганного Антошу и целую кудри. — Я сорвался, прости… Просто дурацкий день. — Все нормально, я правда виноват. Глажу сыроватую футболку и прихожу в себя. Будто чертово наваждение. Придя домой, я сразу ставлю чайник и прислушиваюсь к тишине. Голова пульсирует тупой болью, мне все так же жарко. В голову лезет Артем и мои крики. Антон нетвердой походкой приходит ко мне на кухню и начинает приставать, пылко целуя. — Мышонок, я не хочу… — капризный стон. — У меня нет настроения. — Ну Игорь! Ты так меня ругал… — снимает с себя футболку и бросает на пол. — Поэтому я тебя хочу! Видимо, эта связь между замечаниями и сексом кажется явной только Антону, в нем весело играет алкоголь, требуя полной разрядки. С трудом отодвигаю его от себя и устало вздыхаю. — Антоша, иди в кровать, я сейчас попью чай… — Долго? — Нет, две минуты и я приду. Жди меня. — И мы займемся сексом? Боже, сколько надежды и искренности в глазах, меня это удивляет. Какой же он смешной, когда пьяный! — Займемся, я обязательно сделаю тебе кое-что приятное. — А что? — Секрет, иди в постель! — довольно улыбается. — Только футболку свою подбери… Антон цокает, тяжело наклоняется за ней и уходит, зачем-то надевая футболку на себя. Я усаживаюсь на стул и закрываю глаза. Все еще чувствую на себе взгляд Артема — он будто преданный пес, все еще ждет и верит, что я вернусь. Какая я сволочь… Но по-другому нельзя было поступить. Никак нельзя. Пока я погружаюсь в свои тяжелые и удушливые мысли, чай остывает. Залпом его выпиваю и плетусь в ванную. Минут десять стою под холодной водой, свято надеясь, что она смоет с меня всю скверну. Тревога в груди утихает, когда я захожу в спальню. Одетый Антон уснул звездочкой на кровати, так и не дождавшись меня. Хах, коварный план сработал. Аккуратно, чтобы не потревожить, раздеваю, стягиваю джинсы, носки, а потом, под его сонный бубнеж, футболку. Отодвигаю Антошу на его половину кровати и заботливо накрываю одеялом. Только моя голова касается подушки, сразу проваливаюсь в липкий сон. — Игорь?.. Игорь?! Ты где?! Меня по голове слабо бьют пальцы, я с трудом открываю глаза. — Антош, чего орешь, рядом я лежу с тобой, — в доказательство ловлю его беспокойную руку и сжимаю. — Чего случилось? Антон плотно придвигается ко мне и сонно шепчет, пока укладывается на моей груди: — Мне приснилось, что тебя нет дома… Что ты не со мной… Спокойной ночи. Эти слова прогоняют весь сон. Хах, а мне снилось, что все призраки из прошлого исчезли… Я еще долго сверлю взглядом одетый в темноту потолок под тихое похрапывание Антона.