***
— На какой ряд билеты брать? — спросил Юнги. Чимин в это время стоял у кассы с попкорном в руках и метался между колой без калорий и мириндой. — На последний, — раздраженно ответил он. — Хён, что выбрать? Колу зеро или миринду? — Бери миринду, — хмыкнул Юнги, оплачивая билеты. — Почему? — внезапно спросил Чимин. — Потому что она к твоим волосам подходит, — пробормотал Мин, проверяя сдачу и кладя билеты в кошелек, и только потом понял, что ляпнул. Бестия большими глазами посмотрел на него, а потом пожал плечами и улыбнулся. — Миринда так миринда, — и затем повернулся к кассиру. — Одну миринду, пожалуйста, и колу. — А кола зачем? — Потому что она подходит к твоим волосам, хён, — хмыкнул Бестия. — И я взял карамельный попкорн, ты будешь? Или возьмешь себе соленый? — Сладкий подойдет, — задумчиво проговорил Юнги. Он потянулся к ведру с попкорном и попробовал. — Мм, тут хороший попкорн, вкусный. — Фогвасен… — невнятно ответил ему Бестия, уже набив полный рот попкорна и довольно щурясь. Чимин был счастлив. Ну, на самом деле, до безумного счастья было далеко, но он уже был близок к тому, чтобы растечься лужицей от удовольствия и осознания того, что вот он — настоящий отпуск. Не тот, который ему собирался устроить господин Чон, а именно реальный отпуск — такой, когда делаешь, что хочешь, идешь, куда хочешь, развлекаешься, веселишься, а не сидишь унылой тряпкой в своей комнате, нежишь тело в бесконечных ванных, меняя лишь ароматы морской соли и кремов для тела. Господин Чон не позволил бы ему просто пойти куда-то одному, без сопровождения, а сам бы он его точно никуда не вывел. Такой была жизнь Бестии. И сейчас в Бестии возрождался прежний Чимин — веселый и беззаботный, никогда не унывающий парень, который всегда «выкрутится», какой бы дерьмовой ни была ситуация. Они направились к залу №4, в котором должен был идти их фильм. Билетёрша оторвала корешок билета, пропустила их обоих в зал, и они поднялись по ступенькам наверх. Их места находились в самом центре ряда. — Середина в конце зала — это самые кайфовые места, — довольно проговорил Чимин, ставя свой стакан с мириндой в подстаканник на ручке кресла. А Юнги с чувством какого-то странного тепла внутри посмотрел на Бестию, замечая, как тот с каждой минутой свежел и расцветал на его глазах. Еще два часа назад, когда они шли в сторону большого торгового комплекса в центре города, Юнги заметил, как Бестия с интересом озирался по сторонам, как будто впитывая в себя всю атмосферу и дух оживлённых улиц. А когда они зашли поесть в KFC, заказав пару лонгеров и байтсы с соусом барбекю, которые Мин так любил за их хруст и остроту, он заметил, что у Бестии едва заметно покраснели и блестели глаза, когда он рассматривал людей вокруг, и казалось, что он как будто вот-вот заплачет от избытка чувств. Какая-то девочка подбежала к нему и захихикала, тыкая пальчиком в его рыжую шевелюру, а затем достала свою куколку и залепетала: «У тебя пличёска как у моей бальби», на что Бестия в ответ засмущался, прикрывая порозовевшие щеки ладошкой, а потом девочка ушла, и он помахал ей вслед, широко улыбаясь. В душе Юнги уже начинало раздражать называть этого улыбчивого и такого солнечного парня Бестией, потому что в этом имени он ощущал фальшь, притворство, и само имя как будто горчило на языке, когда он произносил его. Но Мин решил пока не настаивать на том, чтобы Бестия назвал ему своё настоящее имя. Не хотел настаивать, потому что отчасти тот был прав, ведь он сейчас был его… не шлюхой, нет, ни в коем случае, но всё же Юнги его в буквальном смысле слова купил. Это было неправильно, но сделанного не воротишь, и раз Бестия решил и дальше сохранять анонимность, значит так нужно. И пока что Юнги приходилось мириться с этим фактом. «Но когда-нибудь я узнаю, как его зовут… Обязательно узнаю… Не могу же я это солнце звать постоянно Бестией? Хотя, а сколько будет длиться это ''постоянно''? Кто знает…» Из размышлений Юнги вывел недовольный вздох сбоку от него. — Сейчас начнется нудная длинная реклама, как обычно, — проворчал Бестия. Юнги ухмыльнулся, поудобнее устраиваясь в кресле. — Ненавижу рекламу. — Я сто лет не ходил в кино, но я тоже ненавижу рекламу, — согласился с ним Юнги. — Ты не один такой, все в зале ненавидят рекламу. — Проверим? — Бестия лукаво посмотрел на него, а потом как-то хитро улыбнулся и… — НАРОД!!! КТО ЕЩЕ НЕНАВИДИТ РЕКЛАМУ ПЕРЕД ФИЛЬМОМ, ПОДНИМИТЕ РУКИ!!! — Ты что делаешь? — зашипел Юнги, но затем к своему удивлению обнаружил, что в заполняющемся зале раздались смущенные смешки, и человек двадцать обернулись на них и подняли руки, помахав и улыбаясь. Чимин помахал им в ответ, заливаясь румянцем и улыбаясь так, что у Юнги сердце ёкнуло. «Прямо как тогда в парке…» — подумал он про себя. Когда все затихли в зале, свет погас, и Бестия, лопая попкорн, недовольно сморщил нос, просматривая уже пятый ролик рекламы, Юнги решился спросить. — Сколько тебе еще осталось… работать там? У тебя же наверняка есть какой-то срок…? — «…годности», пронеслось у него в голове. — Два года и четыре месяца, — тихо ответил Бестия. Юнги заметил, как он немного погрустнел после этих слов, но затем встряхнул головой и как-то вымученно улыбнулся. — А что?.. — спросил он и вздохнул. — Я знаю, что ты думаешь о моей работе, и я думаю о ней точно так же, каждый день думаю. После каждого клиента думаю. Точнее, думал… — Он тихо шептал объяснения, стараясь, чтобы их не слышал больше никто, кроме Юнги, потому недалеко от их мест на том же ряду сидела влюбленная парочка, которая пришла на фильм явно не ради самого фильма, судя по звукам, доносившимся с той стороны. — Я думал так раньше, но сейчас стараюсь не думать об этом, иначе я просто сойду с ума… Сойду с ума… Точнее, я уже почти, но ещё не совсем… Иногда случаются казусы, иногда мне хочется утопиться в ванной, иногда хочется обожраться долбанной виагры и вылакать весь свой мини бар, и будь что будет. Иногда я реально устаю от этого, потому что чувствую себя как в клетке. Игрушка, домашняя зверушка, Бестия… Это имя мне выбрал господин Чон, и мне оно, в принципе, нравится — оно полностью противоположно моей личности, и это хорошо. Потому что настоящий я, вообще-то, мечтает о розовом свитшоте и какао с зефирками перед сном, а не о черных кружевных рубашках и вибраторах. Нет. Я до сих пор поражаюсь тому, что согласился работать в подобном… месте. Но при всём при этом я рад, что работаю, что у меня копятся деньги, что сейчас я не думаю ни что поесть, ни как оплатить жилье. Я просто живу. Да, условия у такой жизни весьма специфические, но все-таки, не такие уж плохие, как может показаться на первый взгляд… Чимин замолк, понимая, что сказал много того, что говорить не следовало бы. Но он так давно ни с кем не говорил, не изливал душу. Несколько лет, возможно? У него ведь не было ни друзей, ни родственников, никого, с кем можно было бы поговорить. Долгими ночами, лежа прямо на холодном мраморном полу своей комнаты и выкуривая сигарету с розой, что он позволял себе только в самые тяжелые и грустные минуты своей жизни, он говорил сам с собой. Он говорил с Бестией. Чимин говорил с Бестией, жаловался на жизнь, на то, что очередной клиент сделал больно, оставил укус на ключице, и теперь его нужно залечивать… на то, что ему приснился кошмар, в котором один из клиентов его душит, и он умирает… на то, что он давно не выбирался никуда, что очень хочет пройтись по магазинам, примерить вещи, поесть в ресторане, потому что никогда не мог позволить себе этого… Жаловался на то, что один. И что говорит сам с собой. Юнги мало обращал внимания на мелькающие на большом экране кадры. Он смотрел на этого рыжего парня, пытался представить, какого ему жилось в том доме… Весь фильм он только и делал, что смотрел на Бестию, на его меняющееся лицо, на улыбку, на хмурые брови, на нервно закушенную губу, на заливистый смех и восторженное «Хён, ты посмотри, и как он до этого додумался?!», когда кто-то из героев фильма сделал что-то, что так увлекло Бестию, и на что было абсолютно наплевать Юнги. «Два года и четыре месяца… Это долго. Каким он станет после этого?..» Юнги видел в голове обрывки воспоминаний этой ночи на вилле и у него дома, вспомнил, каким был Бестия с ним, когда Юнги только пришел к нему — как тот накинулся на него, увлёк в кровать, ласкал его, целовал его… Он кожей помнил горячий шепот и дыхание прямо в ухо: «Я хочу доставить тебе удовольствие, вот и всё… Это моя работа… И я сделаю ее хорошо…», помнил собственные слова, когда просил Бестию назвать его имя: «Я не хочу быть твоим клиентом. Хочу быть просто твоим…» От всех нахлынувших воспоминаний и эмоций его накрыло волной абсолютно непонятных чувств и мыслей — хотелось и отпрянуть от Бестии, и прижать к себе; накричать за то, что работает шлюхой, и шептать на ухо ему самые разные фантазии, которые, как Юнги теперь понял, мог осуществить только Бестия… Да, теперь, наверное, только он. На экране пошли титры, включился свет, люди стали потихоньку выходить из зала, а Юнги так и сидел, смотря куда-то в пространство и одновременно на Бестию. — Фильм кончился, надо идти, — сказал Чимин, поднимаясь с кресла и надевая пальто. Он только сейчас заметил, что Мин как-то странно на него смотрит… — Прости за эту ночь… — тихо сказал Мин, ухватив его за запястье и всматриваясь в него своими лисьими глазами. — Я знаю, что это было из-за таблеток, но всё равно, я вел себя как животное и был груб с тобой. Прости… — Я… — Чимин был в замешательстве и не знал, что ответить на это. Вместо ответа он, как сегодня утром, прижал к своим губам прохладные пальцы Мина и приложил его ладонь к своей щеке. — Твоё право — обращаться со мной, как тебе будет угодно, хён. Но я благодарен за то, что ты разрешил мне остаться с тобой. Правда… А об этой ночи я забыл… — Он кротко улыбнулся и отпустил руку Мина, чувствуя легкое покалывание от его пальцев на своём лице. — Моё сознание так устроено, я стараюсь сразу забывать всё плохое, что случается со мной. Иначе я сойду с ума. Правда, иногда это плохо получается. Поэтому я и говорю, что я уже почти, но ещё не совсем. — И ты… — Пойдем, наш сеанс закончился. — Чимин не дал ему договорить. Он не хотел вспоминать то, что было ночью, и не хотел прощать Мин Юнги за это, потому что тогда бы он был вынужден признать, что Мин не тот, кем Чимин считал его всё время. — Пойдем… — нехотя согласился Мин. «Он не сказал, что прощает… Значит, не простил? Что я могу сделать, чтобы исправить это?..» Они вышли из кинотеатра и принялись бродить по торговому центру — вокруг было много людей, бегали дети, мимо мелькали разного рода магазины, на витринах которых красовались «SALE 50% ONLY TODAY» и «New Collection». Внезапно Юнги осенило… — Ты можешь подождать минутку здесь? — быстро спросил он. — Просто стой тут и жди, хорошо? — Ладно… — недоуменно протянул Чимин, пытаясь понять, почему Мин спрашивает его об этом. Юнги рванул в тот самый магазин, где были развешаны вывески о новой коллекции и спустя минут пять он вышел, неся в руках картонный фирменный пакет и довольно ухмыляясь. — Что это? — поинтересовался Чимин. Для него такой улыбающийся Мин Юнги был в новинку. — Потом скажу…***
— Можно мне принять ванну? — спросил Чимин прямо с порога, когда они вернулись домой. Они оба немного подмерзли на улице, так как шли пешком от торгового центра, и сейчас Чимин хотел поскорее принять горячую ванну и отдохнуть. — Да, конечно, — кивнул Юнги, пройдя в спальню и убирая пакет с покупкой в шкаф. — И вот… — Он вытащил из шкафа полотенце и халат. — …возьми. Чимин взял протянутые ему вещи и поплелся в ванную. Ему было и радостно на душе после такого насыщенного дня, и в то же время он устал от переизбытка эмоций. Разболелась голова, и ему сейчас хотелось просто погрузиться в теплую воду и растаять в её обволакивающей мягкости. Что он и сделал. Расслабляясь и купаясь, Чимин пытался понять, что же он все-таки может сделать для Мин Юнги, чтобы отплатить за этот день?.. И еще ему не давал покоя тот фирменный пакет из магазина, который Мин убрал в шкаф. «Он ведь так и не сказал, что купил… Может что-то для меня?.. Да нет, точно нет… За что мне дарить подарки? Я и так, получается, живу теперь за его счет, причем не даю взамен вообще ничего. Он же фактически платит мне за мои услуги, которые я даже не оказываю… Это как-то смущает…» Провалявшись в ванне с полчаса, Чимин, всё еще погруженный в свои думы, вылез наконец из воды, обтёрся полотенцем, надел халат и вышел из ванной. Зайдя в комнату, он первым делом заметил, что уже была расстелена постель. На двоих. Вторым делом он заметил пижаму. Она состояла из штанов и кофты на пуговицах, и была… розовая? — Эм… хён? Это твоя? — громко спросил Чимин. — Нет, она твоя. — Послышался приближающийся голос Юнги, а затем он зашел в комнату с двумя кружками ароматного напитка, пахнущего… шоколадом? Он поставил кружки на небольшой столик у окна и кивнул на пижаму. — Просто надень её. Это, конечно, не розовый свитшот, но мы можем купить его завтра, если хочешь. И это не какао с зефирками, но горячий шоколад ничуть не хуже. Чимин замер, пытаясь переварить информацию. Нет, клиенты ему конечно дарили подарки, много подарков — украшения в основном или дорогую одежду, аксессуары… Но чтобы что-то такое личное, как пижама? Никогда. Юнги ждал, когда Бестия что-то сделает, двинется с места, как-то отреагирует. Но нет, он просто стоял посреди комнаты, напоминающий мокрого котёнка со своими рыжими влажными волосами и немного дрожащими губами и… на его лице появилась самая теплая улыбка, какую он вообще мог лицезреть когда-либо в своей жизни. А затем Бестия как-то так выдохнул, как будто пытаясь сдержать что-то в себе, и часто заморгал. Глаза заблестели… — Горячий шоколад я тоже люблю, хён… — сдавленно проговорил он, а затем аккуратно обнял Мина, едва касаясь его, боясь, что тот его отвергнет или оттолкнёт. Но Юнги его не оттолкнул. Он просто чувствовал, что нельзя отталкивать это солнце, иначе оно погаснет и больше не улыбнется. Он чувствовал исходящее от Бестии тепло, (наверное, это потому, что тот был распаренный после ванны, да…), почувствовал, как что-то горячее капнуло на его плечо (видимо, вода с мокрых волос…), и не хотел отпускать из своих рук этого рыжика. Не мог сделать это, не сейчас. Но… — Надень пижаму и ложись в кровать, а я пока в душ. Я скоро приду, ладно? Только не пей без меня шоколад, а то я обижусь. — Юнги хмыкнул, поражаясь детскости, которая внезапно проснулась в нём, в его-то возрасте… Он отпустил Бестию и не оборачиваясь двинулся в ванную. Чимин, следуя указаниям, принялся переодеваться в пижаму — она оказалась очень мягкой на ощупь и была достаточно теплой, явно рассчитанной на зимние ночи. Пока он надевал на себя этот неожиданный подарок, он пытался побороть в себе чувство полного недоумения. За что такое теплое отношение к нему, за что кино, и извинения, и подарки, и даже тот же горячий шоколад? За то, что он соблазнил его, уговорил выкупить, да и еще и теперь живет здесь задарма? Ощущение было каким-то неправильным… Через десять минут Мин вернулся в спальню, так же, как и Чимин, одетый в пижаму, только его пижама казалась не такой новой, и была черной в мелкую белую крапинку. Он подошел к столику, взял кружки и, усевшись на кровать, подал одну кружку Чимину. Тот с благодарной улыбкой принял её и отпил шоколад, жмурясь от сладости и удовольствия. Ему было так спокойно, хорошо, уютно, и никто не требовал от него ничего за это взамен. Просто живи, просто делай, что хочешь. — Спасибо, хён, это так… мне так хорошо сейчас. Правда… Я давно не отдыхал вот так, просто, по-человечески… Мне этого не хватало. И я не знаю, зачем всё это говорю тебе, но я уже сказал. Вот. Спасибо еще раз. Юнги кивнул, молча принимая его благодарность, а затем его взор упал на черный кружевной чокер на его шее. Он потянулся к нему и потеребил в пальцах черную каплю-камушек, а Чимин замер, не решаясь даже вдохнуть, когда Мин коснулся теплыми бледными пальцами его шеи. — Ты никогда его не снимаешь? — тихо спросил Мин. — Да, если я не на вилле, — ответил Чимин, следя за реакцией Юнги. — Почему?.. — Он с геолокацией, чтобы господин Чон мог всегда знать, где я нахожусь. Это ради моей безопасности… — Чимин пожал плечами и снова отпил напиток из кружки, когда Юнги отнял свою руку от чокера. Больше Мин ничего не стал спрашивать. Он допил свой шоколад, дождался, когда Бестия допьёт свой, затем отнес пустые кружки на кухню и вернулся, забираясь под одеяло, а затем включил телевизор по привычке, которую приобрел за последние две недели. По нему шла какая-то дорама, достаточно нудная, чтобы заставить человека, страдающего бессонницей, уснуть уже после третьей минуты просмотра. — Только никаких нападений во сне на меня, окей? — предупредил Юнги. — Я вообще-то всю жизнь один живу и не привык к кому-то в своей постели, но не могу же я заставлять тебя спать в гостиной на диване… Но на мою половину не лезь. — Хорошо, хён, — кивнул Чимин и тут же прижался к нему, обнимая руками и ногами, как коала. — Эй! Я же сказал… — Хён, я не делаю ничего, я просто хочу обнять кого-то перед сном, вот и всё… — невинно проговорил Чимин. — Тебе неприятно?.. Юнги ничего не ответил на это, только вздохнул и покачал головой, мол «этот ребенок…», но отодвигаться не стал, как и час назад, когда Бестия просто подошёл и обнял его. А Чимин… ему было хорошо. Просто хорошо, тепло, и он чувствовал наконец, что не один, что у него теперь есть, возможно, друг? Возможно, не всё так плохо в его жизни? Или всё-таки… «А может он просто терпит меня, как назойливую букашку?.. Я же ведь абсолютно бесполезен… Может, приготовить ему что-нибудь завтра? Как отблагодарить? Надо придумать что-то очень вкусное… Ах! Сложно… А ведь пару недель назад я чуть всю кожу себе не разодрал, пытаясь вырваться из тех наручников, чтобы позвонить ему… Что бы я ему сказал тогда, если бы смог? Хорошо, что не позвонил… Так, по крайней мере, мне не нужно врать ему, кто я есть. Но ничего, теперь всё хорошо, я надеюсь. И еще надеюсь, что ему не очень неприятны мои объятия, и что он не думает всё время обо мне, как о шлюхе… Пусть не думает, пожалуйста… Пусть он просто думает, что я парень в трудной ситуации, или что я ребёнок, или что домашний питомец, только не шлюха…» — Хён, — шепотом позвал Чимин, проверяя спит ли Мин или нет. — Мм? — отозвался Юнги. — Хён, можно спросить? — Чего тебе?.. — Что ты думаешь про меня… сейчас? Если тебе неприятно, когда я касаюсь тебя, то я не буду… — Бестия, — прервал его Юнги. Он приподнялся на постели и повернулся лицом к нему, внимательно посмотрев на него, и даже в темноте комнаты увидел, как блестели его глаза. Искорки… те самые, что он заметил в первую их встречу весной год назад. — Бестия, мне не неприятно. Наоборот, мне нравится это, но… Это странно. Мы почти что не знакомы, переспали один раз, и те условия, на которых ты живешь у меня, немного… нестандартны. И всё же… — Юнги откинулся на подушку, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза. — Можешь обнимать меня, сколько хочешь, котёнок, я не против… — Ко…котёнок? Почему котёнок? — усмехнулся Чимин. — Я же Бестия, а не котёнок… — Да какая ты Бестия, я тебя умоляю… — ухмыльнулся Юнги, уже почти засыпая в теплых руках, обвивавших его. — Ты самый настоящий котёнок, и твой господин Чон нихрена не разбирается в прозвищах. Чимин тихонько засмеялся в ответ на реплику и теснее прижался к Мину. А Юнги понял наконец, что бессонница, которая преследовала его последние две недели, сейчас как будто пропала. Тогда, после встречи с Бестией на вилле, он не мог больше нормально заснуть — каждую ночь в его голове вспыхивали воспоминания о том взгляде, каким смотрел на него Бестия после резких слов, которые наговорил ему, и жалел. Жалел о сказанном, жалел о том, что вообще повстречал этого парня тогда в парке и что разговорился с ним. И в то же время, не жалел… Потому что появился человек, который нуждается в помощи, и не то, чтобы Юнги был ярым альтруистом, но ему казалось неправильным бросать этого рыжика один на один с жестоким миром зла и порока, который и так уже пустил свои корни в этой юной душе. Юнги по-свойски обхватил Бестию за плечи и прижался щекой к его макушке, да так и уснул, радуясь тому, что может теперь спокойно заснуть, и что чувство вины наконец отпустило его.