Перекрёстки

Сашка очень нервничал, ожидая в аэропорту Романа. С одной стороны он был рад до безумия, что скоро снова увидит Ромку, а с другой — совершенно не представлял, как себя вести. Да, они, наконец-то, начали активно общаться, присылая друг другу длинные сообщения, иногда даже слишком фривольного содержания, но всё-таки полноценная встреча у них была всего одна, да и та полностью по инициативе самого Головина. Сашке давно нравился этот стройный и высокий полузащитник Московского «Спартака», каждое очередное московское дерби между своим родным ЦСКА и непримиримым соперником «Спартаком», Головин ждал, словно манну небесную, а всё своё волнение объяснял товарищам по команде исключительно важностью и эпичностью таких игр. На самом деле, он с замиранием сердца представлял, как снова встретится на поле лицом к лицу со своей тайной и несбыточной, как ему тогда казалось, мечтой. И тогда можно даже не просто вблизи любоваться на красивого футболиста, а даже лишний раз дотронуться до него, потолкаться — всё равно в пылу борьбы никто не обратит внимание на то, что Сашка всегда атакует исключительно через фланг Зобнина и чаще всего просто подставляется под Ромку, хотя со своей-то скоростью может легко его обойти. Оказавшись вместе в Сборной, Сашка окончательно понял, что пропал. Помимо всего, Роман оказался ещё и очень приятным в общении парнем, с потрясающим чувством юмора и готовностью всегда и во всём поддержать коллег по команде. Короче, вот тогда-то Головин и влюбился, окончательно и бесповоротно. Только вот Роман никак не проявлял к нему никаких чувств, кроме приятельских. И хотя Сашка часто ловил на себе долгие и странные взгляды полузащитника, он списывал всё это на своё слишком уж разбушевавшееся воображение и сильное желание. В тот злополучный вечер, после обидного проигрыша хорватам, Головин не выдержал. Он уже почти подписал контракт с «Монако» и должен был со дня на день уезжать в свой новый клуб, и он решился на эту отчаянную авантюру — либо пан, либо пропал. Терять было уже нечего: если выгонит и посмеётся — ну что же, всё равно он уезжает из России на долгих пять лет и больше не встретится с ним, так что уж как-нибудь переживёт этот позор, а если… про другое «если» Головин предпочитал не думать, чтоб потом не было бы ещё больнее от крушения несбыточных надежд. … Сашка долго собирался с мыслями, стоя у номера Зобнина, и, наконец, решился и постучал. Роман открыл дверь не сразу. И, судя по его внешнему виду, он только что вышел из душа. На футболисте ничего не было кроме обёрнутого вокруг бёдер полотенца, а на теле всё ещё поблескивали капельки воды. — А, Санёк, проходи, я сейчас. — Улыбнулся Ромка, пропуская Головина внутрь. Сашка залип, он не мог оторвать голодного взгляда от полуголого мужчины. Больше всего на свете ему сейчас хотелось подойти и слизать языком эти провокационные капли с этого потрясающего тела. — Сань, что с тобой? — Зобнин обеспокоенно смотрел на приятеля, даже забыв о том, что нужно одеться. Головин поднял свой расфокусированный, блуждающий по телу Ромки, взгляд и резко рванул с себя футболку. — Ром, со мной беда… — чуть слышно прошептал он, нервно дёргая застёжку на джинсах и выпутываясь из них настолько быстро, насколько позволяли трясущиеся руки. — Ты понимаешь, о чём я?.. Зобнин ещё несколько секунд молча смотрел на стоящего перед ним голого Сашку, а потом вдруг резко протянул руку, дёрнул его на себя, заключая в крепкие объятья и суматошно ища его губы своими. — Саня… Санечка… ну что же ты… почему молчал… так долго… — прерывисто шептал Ромка, продолжая покрывать поцелуями лицо Головина. Сашка опомнился только тогда, когда уже оказался лежащим на кровати, а Ромка увлечённо вылизывал его грудь, опускаясь всё ниже и ниже. Он стонал и извивался под мужчиной, о котором так долго мечтал, который снился ему почти каждую ночь и всё ещё не мог поверить до конца, что теперь это происходит с ним наяву. И это было слишком сладко. Слаще, чем он представлял себе в своих самых смелых фантазиях. Ловкие длинные пальцы почти безболезненно двигались в нём в то время, как умелый рот и проворный язык вытворяли с его, колом стоящим, членом настоящие чудеса. Наконец, Ромка перестал мучать его ласками, оторвался от его члена и вопросительно посмотрел на Сашку. Тот только кивнул и раздвинул ноги ещё шире, приглашая любовника к более активным действиям. Роман входил медленно. По мнению Головина, даже слишком медленно, поэтому он сам крепко обхватив ногами спину Зобнина, резко насадился на его стояк до упора, громко и протяжно застонав при этом. И этот возбуждающий, почти пошлый стон окончательно снёс Ромке башку. Он с каким-то диким остервенением вколачивался в Сашку, вырывая из него всё новые и новые стоны, перерастающие то во всхлипы, то в крики, не замечая, как сам вторит им, повторяя только одно: — «Сашка… мой Сашка… Сашенька…» Вопреки всем опасениям Головина, первая встреча с Ромкой на французской земле превзошла все его ожидания. Никакой неловкости, никакого смущения, только лишь жаркие объятья, жадные, истосковавшиеся взгляды и бешеное желание добраться побыстрее до Сашкиной квартиры и рухнуть в койку… … — Ром, а ты случайно есть не хочешь? — виновато спросил Головин после того, как чуть отошёл от очередного ошеломительного оргазма. — Хочу, но тебя хочу больше. — Засмеялся Ромка, прижимая к себе своё сокровище. — Давай сходим куда-нибудь перекусим? — Сашка нехотя выпутался из сильных рук. — У нас впереди ещё целая неделя. Парни сидели в небольшом уютном кафе напротив Сашкиной квартиры, не спеша потягивали терпкое вино, и делились друг с другом новостями. — Вот как-то так… — смущённо закончил Зобнин рассказ о своем знакомстве с биатлонистами и о том, что если бы один из них не «пнул» его как следует, то он бы, скорее всего, никогда бы не решился позвонить. — Слушай, Ром, у нас с тобой какая-то зеркальная жизнь получается, — весело усмехнулся Сашка, — Меня ребята из команды тоже недавно познакомили с несколькими биатлонистами французской сборной. Там у них есть такой чувак, вроде как их лидер, зовут Мартен Фуркад. — Фуркад? Ты с ним знаком? — Роман оживился. — А ну-ка давай, с этого места поподробнее. — Ну да, знаком. — Пожал плечами Головин, не понимая, почему Роман так заинтересовался. — Так вот, он когда узнал, что я из России, так весь вечер от меня не отходил, всё выспрашивал что, да как… был ли я когда-нибудь в Екатеринбурге… кого лично знаю из спортсменов… Вот никак не могу взять в толк, на кой-ему этот Екатеринбург сдался? Зобнин ржал так, что Сашка подумал, что его друг перегрелся и свихнулся от жары. Но к концу Ромкиного рассказа, постоянно прерываемого неконтролируемыми приступами смеха, начал уже и сам посмеиваться над сложившейся ситуацией. Только теперь Головин понял, что имел ввиду француз, когда задал ещё один, из тогда непонятных для Сашки, вопрос: — «Алекс, а как тебя зовут русские друзья?» — «Саша.» — «Так похоже… Саша… Тоша…» — последнее имя Мартен буквально просмаковал. — Ромк, так получается, что я у твоего Шипулина вроде тоже, как в долгу… — задумчиво протянул Головин. — Давай думать, как всё правильно и красиво обставить, чтоб ребята помирились. Тем более, по ходу ты прав, этот французский долбоёб тоже страдает… иначе, зачем он мне все эти дурацкие вопросы задавал? — Есть у меня одна задумка, — хитро прищурившись, Зобнин полез в свой телефон и, покопавшись там, показал Сашке, — Вот, смотри. Ты сможешь сделать так, чтоб эти фотки увидел Фуркад? Сашка некоторое время рассматривал снимки, где были засняты Ромка и Антон вместе, плотоядно ухмыльнулся и кивнул. — Давай, пересылай мне. И не забудь о той, где ты его в щёчку чмокаешь. Парни посмеялись и начали увлечённо разрабатывать план под названием «Заставь ревновать тупого француза». — Ром, — Головин внимательно и так просяще посмотрел на Зобнина, — Ты только там не очень увлекайся, ладно? — Дурак ты, Сашка. — Роман ласково потрепал его по волосам. — Мне же кроме тебя никто не нужен. Да ты и сам всё прекрасно знаешь. Открытая и по-детски радостная улыбка Головина послужила ему самым лучшим ответом.