Давид и Горгона

После дождя дышать было легко, а вот карабкаться по размокшим склонам не очень. Но влажная трава была свежа и прохладна, воздух прозрачен, небо светлым и ярким - все это с лихвой перекрывало неудобства от от ходьбы по мокрой земле. Эриан выбрал пригорок посуше, сел, прислушался. Вокруг было тихо, только внизу в ущелье бушевал дождевой поток. Немые лунные овцы уже вовсю жевали траву. Он пару раз нервно оглянулся в сторону города, но ничего подозрительного не заметил. Да смилостивится Старый человек! Пусть эта взбалмошная шернка (а как правильно-то? шернийка? шерниха?) больше не прилетает. Послушает-послушает, ей разонравится или надоест, и вцепится своими лапами. У людей спасения от страшной силы шернов нет, чудовищный разряд пробивает даже самую толстую одежду, разве немного ослабевает при этом. Поэтому и паника, и ужас перед неведомым и неотвратимым. А может, бабы у них лапами убить не могут? Вон и глаза у нее другие, фиолетовые. Вокруг никого не было, чистое небо без единой точки, белесая дымка облаков, убегающая на запад, холмы, дышащие свежестью, покой и тишина. Может, не играть, чтобы не приманить никаких недобрых заморских гостий? Но так хорошо кругом... свободу нашу уже отобрали, что же теперь, и дышать бояться? Музыка вначале лилась нескладно, но он к этому привык. Надо просто разыграться, меньше думать о свирели, движения все привычны, пальцы перебегают по гладкому дереву, закрывая отверстия, звук то выше, то ниже, то звонче и веселей, то печальней и протяжней, как ветер, что, успокоившись после бури, летит на морские волны. А вот трава, напившись влаги, расправляет стебли после дождя, и пар поднимается над землей, сначала густой и белый, потом прозрачный, радужный, и тает в вышине... Далеко за притихший Отеймор ушли тучи, вулкан лишь слегка ворчит для порядка. Эй, просыпайся, жизнь! Выходите все из укрытий, радуйтесь светлому полудню! Слаще будет отдыхать морозной ночью. Краем глаза он увидел позади черный силуэт, и даже дыхания не потерял, продолжая играть. Она прилетела незаметно и села чуть поодаль, будто боялась его спугнуть. Эриан виду не подал, что заметил непрошеную слушательницу, и все же конец мелодии вышел скомканным. Он опустил свирель, не зная, последует ли за этим высочайший гнев или требование играть дальше. - О чем это было? - спросила она отрывисто. - О том, что сейчас происходит, госпожа, - Эриан обвел рукой вокруг себя. - Когда ручейки стекают по склонам, воздух чист, мир радуется. - Я так и подумала, - она слегка кивнула, глядела только одной парой глаз, слава Земле - и так без ужаса не посмотришь, что было бы, если бы она открыла все четыре. - А о буре ты сможешь? - Я постараюсь, но обещать не могу. Понимаете, для этого нужно дыхание, дуть приходится долго. - Вот у вас как, - сказала она удивленно. Лоб у нее при этом засветился, мягкими чистыми красками, как небо на рассвете. Это было бы красиво, если не знать, что это лоб живого существа, это настолько подчеркивало ее абсолютную нечеловечность... Эриан прикрыл глаза, чтобы слышать только голос - своеобразный, но не неприятный. - Разве вам не трудно долго дуть в деревянную трубку? - Я не пробовала, - ответила она серьезным голосом. - Нет, нет. Мы же летаем, нам нужно хорошее, сильное дыхание. Но трубок у нас нет. - А музыки, другой музыки? Когда струны натягивают на дерево? Эриан мысленно удивился, как быстро он освоился и ведет беседу с этим нелюдским отродьем. Хотя она, конечно, смелая, этого у нее не отнять. За ближайшим холмом могли бы прятаться убийцы с оружием. Взаимная ненависть между двумя населявшими Луну расами, аборигенами и пришельцами, была сильна настолько, что люди не останавливались перед убийством случайно оказавшихся далеко от крепости шернов, какое бы суровое наказание их потом ни ожидало. - Есть, было когда-то. Теперь не все даже помнят, - в ее голосе почувствовалась легкая грусть, а потом без всякого перехода властные нотки. - Играй еще. Ты отдохнул. Это уже было приказание, и попробуй ослушаться! Он достаточно освоился в ее присутствии, чтобы играть по заказу, и вышло почти неплохо, хотя на требуемую бурю и не очень похоже. Она слушала, совсем по-человечески склонив голову к плечу, лоб ее снова начал мерцать слабыми чистыми тонами в такт печальным переливам звуков. Череда пробегающих оттенков каждый раз заканчивалась одним цветом - голубым, как небо, только много темней и насыщенней. - Вы говорили так? - спросил он, когда мелодия кончилась. - О чем? У нее вырвался неловкий клокочущий смешок, звучащий не совсем по-человечески, но интонации были понятны. - Это о том, что ты играешь... Так выглядят наши песни. Некоторые поют замечательно, я не очень, хорошо, что ты не понимаешь. Ведь не буря получилась, не буря. - А вы спойте про бурю, - предложил неожиданно Эриан, и сразу же мысленно обругав себя дураком. Забыл, с кем разговаривает! Забыл, что в любой миг она может с ним сделать! Умник, это же шерн! Но она не оскорбилась на слова холопа из покоренной расы, снова склонила голову к плечу, задумалась. Ее лоб начал мерцать, как и раньше, чистыми светлыми оттенками, которые постепенно становились темнее и гуще. Вот полыхнул золотистый зигзаг, - молния, падающая из туч, вот пурпур сменился мраком, вот снова золото, почти белый отблеск, соперничающий по яркости с солнцем. Гроза, волны бросаются в ярости на скалы, воздух несется вперед плотной стеной - так силен ветер, низвергается с распахнувшихся небес водопад ливня. Эриан сам не заметил, как свирель очутилась в его руках. Музыка вторила песне из красок, то не поспевая за ней, то, наоборот, обгоняя. Мелодия делалась громче, падала с тихим ропотом, снова набирала темп - чистые, легкие ноты, и сразу же за ними громкие, резкие, сколько дыхания хватало. Она распахнула все четыре глаза, и сейчас это зрелище не пугало, фиолетовые очи с восторгом глядели на запад, вслед истаявшим облакам, и наверняка буря проносилась перед их внутренним взором. Пурпур позднего заката, золотой аккорд молнии, переливы музыки, словно завывания ветра! Вспыхнул на ее лбу белый сияющий цвет, разлился и потонул в дрожащем голубоватом мареве. Она зажмурилась и опустила голову. Эриан отбросил свирель, задыхаясь. У него всегда было необыкновенно светло на сердце, когда получалось сыграть хорошо, но теперь он обрел благодарного слушателя, и не только слушателя. Даже не скажешь, кто из них сейчас лучше играл. Шорох прошел по траве. Шернийка резко взмыла в воздух, вот только что спокойно сидела поодаль, а в следующий миг тень пронеслась над ним и устремилась к замку. Чудачка, право слово, думал Эриан, собирая разбежавшееся стадо. Не иначе, как шерны слишком много позволяют своим дочкам, вот те и разбаловались.