Давид и Горгона

Вторая половина дня на Теплых прудах прошла в тревоге. По слухам, нескольким шернам удалось пробиться к кораблю и отчалить. Людей грела слабая надежда, что произошло все это как раз в полуденную бурю, и первожители до своего берега не добрались. - Отчего же корабли не стерегли? - спрашивали горожане друг у друга. Те, которых спрашивали, чесали в затылке и отвечали: - А нас предупредили? Все и вправду произошло спонтанно, внезапно, непредвиденно. Так и не выяснили, кто первым принес слух о военной хитрости и страшной расправой над первожителями. Те, кто эту расправу вершил, из города уже исчезли. Пытались выяснить что-то у повара, соседа Эриана, но тот как в воду канул, равно как и Тюхия. Путем расспросов и расследований жители Теплых прудов наконец поняли, что им предстоит отвечать за чужие грехи - нападение на крепость подготовила шайка бандитов. Молодчики благополучно исчезли, прихватив с собой добычу - оружие шернов и их шкуры. Убирать останки мертвых чудовищ и их верных слуг горожане не осмелились. Башню шернов подожгли сразу после грозы. Никто не рискнул ходить наверх, просто оцепили место пожара и ждали, не выскочит ли из огня уцелевший шерн или выворотень. Но живых там, похоже, не осталось. Первосвященник убеждал людей уходить. Его слушали, хоть и не все - многие зажиточные люди не хотели бросать жилье и имущество. Да и беднякам тяжело было расставаться с родным городом. Все же некоторые собрались уезжать быстро, в тот же день (как показали дальнейшие события, они не прогадали). Эриан при подходе к городу увидел несколько тележек, когда до заката оставалось еще сто часов. На их улице шатающихся без дела людей было больше, чем обычно. Мать, увидев Эриана, ахнула, запричитала, начала спрашивать, где он был, но Эриан уклонился от ответа. Сумку собрал, стараясь особенно не показывать ее содержимое. К счастью, мать была слишком занята своим монологом, а то спросила бы, зачем он берет все запасы чистого полотна, сухари и пару мягких шкур. - Ты когда вернешься? Животные тебе важны, а что будет, я не знаю... Эриан тяжело вздохнул, вспомнив овец - вряд ли в суматохе сообразили выгнать бедняжек на пастбище. Мать продолжала: - Священник говорит, уходить надо, а сам остается. И сын его. Говорят, не уйдут. Вот дочь его уезжает, с ней обоз... - Уходи с этим обозом, - сказал Эриан. - Тут вскоре такое начнется... - А ты куда? - заволновалась мать. - К кому? Эриан уклончиво сказал что-то вроде: "Да там..." и быстро исчез, напоследок взяв с матери обещание уйти из города сегодня же. Так, на всякий случай. Хотя в то, что шерны явятся этим же вечером, он не слишком верил. Первожителям всегда требовалось много времени на раскачку. В их скорое возвращение - но не в его неотвратимость - не верила даже Малу. Гроза сыграла с беглецами дурную шутку. Они благополучно выбрались за пределы башни и поспешили на холмы, надеясь пока укрыться в пастушьей пещере, а потом перебраться в более далекое от города и безопасное место. Им помешала стихия. В городе бурю хоть как-то сдерживали стены построек, на открытых холмах порывы ветра заставляли перебираться от низины к низине чуть ли не ползком. Эриан еще держался, Малу в какой-то момент бешеный вихрь подхватил и швырнул в ущелье. Эриан не помнил, сколько он метался по холмам в поисках. Водяные потоки сшибали с ног, опустившиеся чуть ли не на плечи тучи, казалось, закрыли солнце навсегда, а когда ливень чуть утихал, приходил в себя ветер и сшибал с ног с ревом, напоминая, кто тут хозяин. Не люди, пришельцы с далекой звезды, не шерны, умирающий древний народ, - Луна! Стихии бушевали во всю отведенную им силу, словно помня о мертвой пустыне, что готовится поглотить их и успокоить навсегда, а потому нужно сейчас успеть явить всю свою мощь, ибо потом будет поздно! Крики терялись в реве бури, дождь мешал разглядеть собственную руку. Наконец, Эриан разглядел недалеко от себя - и как пропустил, несколько раз ведь пробирался уже мимо этого места, - черный жалкий комок на дне образовавшегося на время дождя ручья. Впервые за всю лунную историю на руках у человека оказался раненый шерн. Малу помимо того, что ударилась головой об острый камень, сломала еще руку и крыло. Поначалу Эриан не заметил, насколько серьезны ее травмы, на черном теле повреждения были не так заметны, но когда он попытался поднять ее, чтобы перенести, крыло у Малу завернулось назад и повисло на паре уцелевших хрящиков. Кровь, сочившаяся из разрыва, сразу же смывалась струями дождя. Как и все шерны, Малу переносила боль стоически, но с лихорадкой договориться было сложнее. Эриан не знал, подойдут ли ей травы и порошки, сбивающие жар и уменьшающие боль у людей. К тому же, у него и человеческих лекарств не было, пришлось отлучиться на Теплые пруды, хотя оставить Малу одну было страшно. Она не умерла за время его отсутствия, но и легче ей не становилось, Лишь ближе к вечеру, через сто с лишним часов, Малу смогла ходить, и то с трудом. К счастью, их хотя бы не потревожили. На холмах и так редко встречались путники, сейчас люди, бежавшие с Теплых прудов, выбирали другие дороги. Малу отказывалась от еды, отвар, употребляемый людьми вместо чая, ей тоже не пошел, она только пила воду. А через пару десятков часов после грозы попросила его играть. И так некстати, так странно и не ко времени, над затихшим в ожидании берегом полились звуки свирели. Тихая мелодия не долетала до Теплых прудов. Или же долетала? И горожане поднимали голову, прислушивались, удивляясь, кому пришла охота музицировать, когда над человеческими поселениями висит угроза возвращения крылатых угнетателей. А свирель пела себе и пела, спокойно и радостно. Через какое-то время Малу начала подпевать на своем языке - лежала с закрытыми глазами, и лоб у нее начал светиться в такт музыке. Говорили они мало, очень мало. Малу не поблагодарила за спасение - и мысль сказать спасибо человеку просто не приходила ей в голову, и до подлинной безопасности было еще далеко. Не говорила, как ее лечить, она и сама толком этого не знала. Один раз, разглядывая свои руки - правую, здоровую, и левую, потерявшую подвижность и опухшую от боли, она сказала, подсвечивая алым ненавидящим пламенем: - Этой рукой теперь не смогу... Ничего, день-другой, и наши вернутся. Заметила ли она, как поневоле вздрогнул при этих словах Эриан, нет ли, но больше на эту тему разговора не заводила. Так в доме безнадежно больного не говорят, что он вот-вот умрет. Эриан сначала сделал ей перевязку, как человеку при переломе, но рука стала отекать слишком сильно, при всей внешней схожести руки шернам перетягивать было нельзя. Повязку сняли, Малу поправлялась собственными силами. Кое-как передвигаться она начала только к вечеру. А ведь убежище в пещере совершенно не годилось для ночлега - на холмах не росло ничего, кроме травы, и топлива хватило бы разве на небольшой костерок. Эриан сходил до леса, принес пару охапок и задумался. Можно было перетащить в лес Малу, и, скорее всего, попасться кому-то на глаза. Еще можно было мужественно замерзнуть вдвоем в пещере. Еще... Малу приподнялась на локте здоровой руки, поглядела на пару вязанок хвороста и сказала: - На ночь возвращайся к себе в дом. Я одна не пропаду. - Не говори глупостей, - ответил Эриан совершенно так, как ответил бы человеку. - Вместе выкрутимся. Дойду до города, попрошу у кого-нибудь упряжку, привезу дров побольше. Упряжку и в лучшие времена вот так просто одолжить было трудно, особенно со скудным жалованьем пастуха. Разве что на псарне в храме или у кого-нибудь, кто зарабатывал на собаках. Сейчас на Теплых прудах царили шум и суматоха, многие собирались уезжать, упряжки наверняка были на вес золота. - Переночуешь в своем городе, - сказала Малу, глядя в потолок пещеры. - Утром придешь. - Вместе выкрутимся, - повторил Эриан. Она помолчала, только светила лбом - легкими золотистыми тонами, - затем начала говорить вслух: - У нас там тоже город, прямо через море. Он очень стар и заброшен, но красив. Там башни, высокая и широкая стена, по ней можно гулять целой толпой. Дома уцелели, хоть и покосились. Ему столько лет, сколько песчинок на морском берегу, а он стоит. Когда-то он был молод, чист и светел... Сыграй мне о нем, хорошо? И потом иди. - Никуда я не пойду, - буркнул Эриан, но свирель взял. Музыка в пещере то гасла, то, наоборот, отражалась, кружила меж стен, вторя самой себе. Она звучала глухо, как голоса из минувших лет. Вот они, белые старые дома, башни с зубцами, которые помнят короткие дни, теплые ночи, свет Земли в темном небе. Помнят молодость мира, моря и леса на месте Великой пустыни. Помнят поющих птиц, шепчущие волны морские, цветущую жизнь. Пусть ушло то время, в памяти оно живо, в песнях оно воскресает... Он очнулся внезапно, жара начала спадать, ноги затекли, спина тоже. Видимо, играл, опустил свирель перевести дух и задремал от усталости. Малу сидела, вся подобравшись, прислушиваясь к слабому шуму снаружи. - Там что-то происходит... Дым над городом был виден еще у входа в пещеру. Сердце у Эриана упало, хотя именно этого он все время ждал, и только удивился - быстро шерны сегодня обернулись. Единым мигом собрались, всего за полтораста часов. Тот, уплывший корабль все-таки смог доплыть до их берега. Сзади что-то крикнула Малу, Эриан, не ответив, поднялся на ближайший высокий холм. С него была видна гавань и часть города. В бухте стояло не меньше десятка кораблей. Великой силой вернулись шерны... Небеса обнимал огненный закат, и навстречу ему поднимался пожар с земли. Пылали дома. Черные фигуры первожителей, издали такие крохотные, реяли над городом. Человеческие крики и плач на расстоянии сливались в единый стон. Эриан сжал кулаки - среди тех, кто сейчас погибал под стрелами или горел заживо, наверняка не было напавших на крепость... Но что с того шернам? На его памяти несколько лет назад они сжигали уже однажды часть города за недоставленную вовремя дань, и не слушали никаких оправданий. Теперь уж и подавно. Пара десятков черных силуэтов приближалась к холмам. Видимо, шерны летели следом за пытавшимися спастись беглецами. Конечно, они их настигнут и... Вот и все, и ничем не помочь. Он вернулся к пещере. Малу дожидалась у входа, до которого дошла самостоятельно, но вниз с холмов она бы точно не спустилась. - Тебе повезло, видишь, они уже вернулись, - Эриан старался не глядеть ей в глаза. Она не виновата, что родилась шерном, он не виноват, что человек, никто ни в чем не виноват, только погибать приходится прямо сейчас. И ведь совсем недавно он паниковал при мысли о страшных лапах шернов... Но чему быть, тому не миновать. - Что ты собираешься делать? - он поднял ее, стараясь не задеть больную руку, совершенно забыв о смертоносном разряде в ее ладонях. - Спасайся в лес, я дойду до них сама, беги! - Не дойдешь. - Я скажу, что ты ни при чем! - Там все ни при чем. Те, кто при чем, разбежались по всему северному континенту. Сожжете всю страну? А если кто-то заметит, что меня шерны пощадили? Тогда меня люди прикончат. - Я могу забрать тебя на наш берег! - Кем я там буду? Рабом? Ручной собачкой? Малу смолкла. Эриан посадил ее на открытый холм и начал спускаться. Черные фигуры виднелись близко, они непременно заметили бы Малу. - Я скажу своим! - закричала Малу. - Тебя же убьют! Не ходи, слышишь! Эриан обернулся: - Это мой город и мой народ, Малу. Она мерцала что-то, отчаянно-яркое, путаная вереница самых разных оттенков. Эриан вдруг вспомнил о свирели, нелепо было играть сейчас, но разве вся жизнь не нелепица? Звуки музыки понеслись над холмами, смешиваясь с отдаленным треском пламени, грохотом рушащихся домов и людскими криками. Мелодия, непохожая на прежние его беззаботные песенки, переменчивые и свободные, как степной ветер. Свирель то стонала, плакала глухими рокочущими звуками, то успокаивала. В крови и слезах не зачахнет жизнь! Пробьется она сквозь тьму, поднимется и воскреснет. Ближайший шерн обернулся в сторону странного человека, который не бежал, не спасался, а шел навстречу с непонятной палочкой в руках. Возможно, этот шерн удивился, но ему было не до эмоций. Он привычно вскинул руки, протягивая их к очередной жертве. С холма донесся слабый крик Малу.