Сгинь

      В комнате ощутимо похолодало, но Юлик, растерянно посмотревший на Руслана в ожидании слов о том, что это была дурацкая шутка, начал стягивать с себя толстовку, даже не подумав о том, как теперь прикрывать шею. Меньше всего на свете ему хотелось оставаться тут, с Тушенцовым. По коже пробежались мурашки, когда теплое черное худи полетело вниз, покидая согревшееся тело парня. Онешко посмотрел в глаза второкурснику с некоторым вызовом, оставляя Руслана в лёгком недоумении, дёрнул бровями и вышел за дверь. Он облокотился на стену, разглядывая среди толпы кого-то родного или знакомого, чтобы выйти на улицу для выветривания токсичных мыслей из головы, хотя третьекурсник всё ещё чувствовал легкую дрожь в пальцах, свидетельствующую только о том, что сердцем-то он хотел остаться с Тушенцовым. Хотя… Пусть никто не считает Юлика слабаком! Ему плевать на то, что случилось пару минут назад, совершенно плевать. Наверное...       Онешко наконец увидел знакомую тёмно-синюю рубашку среди прочих цветных футболок и маек и мягко улыбнулся в надежде, что сейчас вдруг не заплачет. Парень тряхнул головой и быстрым шагом добрался до стула, на котором сидел Гридин, скучающе подперевший подбородок и расположившийся где-то между подлокотником красного бархатного дивана. Никита встретил друга удивленным взглядом, а затем странной усмешкой, внушавшей чувство стыда. — Что? — спросил раздражённо Юлик, желая оставаться крайне важным и уверенным в себе. С «разукрашенной» шеей плохо получалось. — Ничего, — Гридин проводил сажающегося на диван друга заинтересованным взглядом и, довольно цокнув, усмехнулся себе в рукав. — Да что?! — Ничего, братан.       Онешко стал пялиться на Никиту с долей порицания, будто желая смутить его таким пристальным разглядыванием, а Гридину будто было совершенно безразлично. Он, как ни в чем не бывало, сложил руки в замок, расположив их на колене. — Пошли прогуляемся? — Вдвоём? — Курильщик, издеваясь, изогнул бровь. — С Лизой и Даней. Я считаю, им нужно бы отдохнуть от такого бухича. — Сейчас? В разгаре?       Действительно, какое-то глупое решение. Онешко почувствовал ту подходящую к горлу тошноту, которая была вызвана жалостью к самому себе и ощущением неважности, таким неизбежным и давящим сверху, припирающим к полу, к грязи, к чужим ногам, заставляющим словно собака дышать через рот и высовывать язык. Юлику было мерзко думать о том, что он — Юлий Онешко — мог позволить себе такую слабину, которая теперь принуждала его заниматься самокопанием или искать способ забыться. Третьекурсник почувствовал, как веки слипаются, а руки тяжелеют. Грустно осознавать то, что Руслан — причина всего этого меланхоличного дерьма.       Никита, явно заметивший состояние друга, попытался его взбодрить, легко подтолкнув локтём и одобрительно улыбаясь, заставляя улыбнуться в ответ. Юлик повернул к нему голову, но на его задумчивом лице не было никакой улыбки. Онешко кашлянул себе в кулак, ещё немного посмотрел на насторожившегося, выпрямившего спину Гридина, и откинул голову на спинку дивана, подложив под неё обе руки.       Юлик — сильный, широкоплечий, солнечный, яркий. Он слыл особенно хорошим и надёжным другом у себя в ПТУ, вниманием девушки его несомненно не обделяли, Онешко буквально принимал ванны той отзывчивости окружающих, которые с неподдельным восторгом хлопали глазами во время того, как Юлик уверенной походкой ходил по коридорам в поисках нужной аудитории, и желали с ним пообщаться. Третьекурсник — какой-то чересчур шаблонный и типичный красавец-спортсмен, притягивающий взгляды лентяй, ничего особенного для своей недопопулярности не сделавший. Ему всё досталось как будто с неба: неплохое чувство юмора, приятный голос, симпатичная мордашка, ты только пользуйся на здоровье! Онешко был способен при большом усердии отлично учиться, но спасающее от скудности жизни заучек обаяние не позволяло ему этого. Юлик мог многое, иногда творил уму непостижимые вещи, хотя ничуть не старался. Он получал от жизни по максимуму, к примеру, лучших друзей, отличную компанию, уважение однокурсников, понимание и любовь родителей. Онешко пользовался этой своей обворожительностью крайне умело, просто искусно! Когда он начинал говорить, все будто замирали в предвкушении чего-то изысканного и недоступного. Юлик — запретный плод, кристально чистый и недосягаемый. Чтобы попасть в его постоянный круг общения, нужно потрудиться. Хотя, ни Лиза, ни Даня, ни тем более Никита ничего вымораживающего не вытворяли, их бесхитрость и дружелюбие, практически постоянная удовлетворенность и счастье, вызываемое простейшими вещами, заставили Юлика становиться таким же, пропитываясь их привычками как губка.       Онешко — пьянящий дурман удовольствия, сладкий и терпкий. Он услада, противоядие от затхлости, щепотка искренней незаурядности и совершенства. Такой славный мальчик, который не смеет своим дарованием калечить человеческие души, просто не может оказаться ужасным человеком, гнусным подлизой, подлым обманщиком. Он лечит, исцеляет. Юлик похож на родник, размеренно текущий где-то вдали от людских хлопот по скалистым оврагам. Любезность, уверенность, приветливость — все эти качества ассоциировались с его именем.       Третьекурсник мог бы и дальше вот так мириться со своей задачей доброго друга-наставника, который ни за что на свете не предаст. Хотя, мало того, что мог бы, он и хотел бы продолжать выполнять свою роль без мешающих обязанностей или сковывающих трудностей. Только вот единственный нюанс, теперь ставший главной проблемой прекрасной и беззаботной жизни Онешко, мешал ему безостановочно. Юлик не мог отвлечься ни на секунду, его голова, полностью забитая глупыми рассуждениями, приносившими лишь разочарование прежде всего в самом себе, начала чаще болеть. Но тут и думать не нужно! Эта чертова проблема, эта непростительная ошибка, эта грязь, прилипшая к Юлику по его собственной вине, сейчас находилась в другой комнате, оставшись наедине с чёрной толстовкой на полу и сгрызающими спокойствие мыслями.       Гридин, крайне взволнованный таким поведением Юлика, посмотрел на того исподлобья. Никита схватил друга за плечо видимо слишком сильно, потому что однокурсник, нахмурив брови, вздрогнул всем телом. — Пошли, пошли погуляем. Все вместе. — А квартира? — Нахуй её, Юлик. — Никита зажмурил глаза, пытаясь то ли остановиться, то ли осознать всё происходящее. — Тебе точно нужно прогуляться, братан.       Онешко старается улыбнуться хотя бы уголками губ, но выглядит это как-то жалостливо, даже в груди что-то защемило. Гридин не мог терпеть грусть на лице друга, поэтому он был готов жертвовать собственным комфортом и желанием, лишь бы помочь ему, успокоить, дать то, чего тот сердечно желает. Никита — чересчур самоотверженный, он бросается за близкими людьми в пропасть головой вниз, летит стремительно, теряя самого себя в этом дичайшем желании вызволять, поддержать и окружать. Но все его жертвы так или иначе имеют место быть, потому что и Лизе, и Дане, и Юлику обычно становится куда лучше, и сквозь слёзы они улыбаются, улыбаются благодарно, от чистого сердца.       Курильщик, неохотно поднявшись со стула, поплелся на кухню, явно ожидая там увидеть двух недостающих человек для дружеской и душевной прогулочки. Парень, почесав затылок и устало вздохнув, подошёл к столу, за которым Даня и Лиза энергично что-то обсуждали во весь голос и с вскидыванием рук. — Никита! — Неред захихикала, в уголках глаз девушки появились едва заметные морщинки, которые выступали крайне редко. Сейчас они могли свидетельствовать о том, что на данный момент она правда не унывает, пусть и ненадолго. — Ха, Лиза, мы здоровались. — Несколько опешивший Гридин погладил обнимающую его подругу по волосам. — Ребят, Юлику нужно прогуляться, пойдёмте?       Кашин, мгновенно округливший глаза, удивлённо-недовольно раскинул руки. — А квартира на ком? — Да хоть на Руслане. Блять, Юлику нужна поддержка, ребят, пойдёмте. — Даня, нам нужно сходить. — Лиза повернулась к хозяину апартаментов всем телом и, виновато закусив губу, подняла просящий взгляд на парня. — Я думаю, нужно. Правда, Дань, давай, подними свой зад.       Студент совершенно не рассчитывал на такой поворот событий, поэтому на его лице появилась какая-то растерянная улыбка. Он обречённо хмыкнул, вздохнул и наконец поднялся с плетёного светло-коричневого стула, задвинув его рукой. Данила посмотрел на друзей, на лице которых, кажется, тоже слишком много радости видно не было, но какой-то дружеский долг, из-за которого грызла совесть, заставлял подать Онешко руку в трудный момент. И не то чтобы ребята противились или не намеревались этого делать, наоборот, они в сердцах искренне желали друг другу человеческого счастья, просто в этот раз они сообразили, по какой причине Юлику вдруг потребовалась поддержка. Хотя никто признаваться об этом вслух не смел: либо боялись оклеветать третьекурсника, либо просто трусили сознаться самим себе, что это всё добром не кончится. — Юлик, мы ждём тебя на улице! — выкрикнул Никита, скрывающийся за тяжёлой дверью квартиры.       Лиза стояла на лестничной площадке, убрав руки в карманы джинсовой куртки и разглядывая испачканные носки кроссовок. Ожидающий полной разрухи и ужаснейшего погрома в доме за время его отсутствия Кашин лихорадочно печатал сообщение Руслану, в котором просил друга более-менее проследить за порядком. Гридин, кивнувший головой в сторону, первым запрыгал по серым ступенькам, за ним неторопливо шла Лиза, а за ней — Даня. Ребята, остановившиеся на улице возле лавочки со скрипящей мусоркой рядом, защурились, Неред невольно потянулась, а Кашин сплюнул на асфальт. — Весна… — задумчиво протянул Никита. — Ага, люблю весну. — Да ты что только не любишь, Лизка, — усмехнулся рыжий студент, хлопая себя по карманам в поисках сигарет. — Всё кроме тебя, Кувшин, — девушка хихикнула и, заметив притворно грустное выражение лица, продолжила: — Шучу, шучу, ты первый в моём любовном списке.       Друзья стали пихаться, настроение заметно улучшалось. Никита, с улыбкой смотрящий на всё происходящее, вдруг дёрнулся, когда за открытой подъездной дверью показалась каштановая шевелюра. Мгновенно сосредоточившаяся Неред последний раз толкнула Даню в бок и улыбнулась широко-широко. — Ну? — Онешко поднял затуманенные глаза на колеблющихся друзей. — Зачем позвали? — Пошли в ларёк за мороженкой! — выкрикнула Лиза, игнорируя странное поведение третьекурсника. — Поддерживаю. Юлик, ты же сам хотел прогуляться?       Онешко, услышав подстрекающий вопрос Кашина, растерянно повёл плечами и как бы невзначай пробубнил себе что-то под нос. — Чего? — Ничего. — Давайте резче, мороженка не ждёт!       Лиза и Даня зашагали первыми по направлению к маленькому магазинчику с вечным разнообразием охлаждающего десерта, за ними затопал Гридин, постоянно подгоняющий медленно плетущегося позади Юлика строгим взглядом. — Ты не хочешь ни о чём поговорить? — Хочу, но позже.       Когда Неред уже закрыла собой окошечко киоска и громко проговаривала названия мороженого с вежливыми просьбами показать упаковку, когда Даня, посвистывая, качался на пятках туда-сюда, а Никита деловито осматривался по сторонам, пересчитывая мелочь в руках, Онешко неожиданно для себя понял, что сейчас — самое время расслабиться. Ему даже не нужен алкоголь или пьяные беседы. Вот они, те люди, которые поддержат и успокоят, которые выслушают без насмешек или издевательств, которые готовы хоть в три часа ночи слушать твои нетрезвые бредни. Окружают тебя сейчас, с охотой пытаясь разузнать о твоём состоянии нечто большее, чем ты позволяешь видеть, чтобы никому вдруг в голову не закралась ядовитая мысль о том, что он плохой приятель. Юлик, теперь полный дружеской любви и благодарности, втянул в себя воздух, пропитанный весной, и задорно улыбнулся, наконец позволяя сделать то же самое всем присутствующим. Лица ребят озаряет неотразимая, очаровательная, лучезарная улыбка, и они все начинают одновременно смеяться, не переживая о том, какое количество людей услышат их и станут крутить пальцем у виска.       Сейчас всё, что так необходимо Юлику, принимает его с раскинутыми руками без корысти, с лаской и заботой, с готовностью приютить его, такого глупенького и запутавшегося, взять под своё крыло опеки. И Онешко погружается в эти невидимые, но ощутимые объятия, наконец чувствуя приятное облегчение, певучесть где-то в животе, вспорхнувшие, как птички с тоненьких веток, и улетевшие ненадолго прочь мысли. Третьекурснику хочется кричать во всё горло о той безмерной, восторженной признательности, которую он чувствует по отношению к каждому из друзей. Юлик, позвавший ребят встать в круг, наваливается на них, обнимая за плечи, не замечая ругающейся из-за падающего мороженого Лизы. Студенты обнимаются крепко, будто боясь потерять кого-то, Неред всхлипывает, Кашин и Гридин еле слышно хохочут от переполняющей радости за друга. О такой дружбе любой может только мечтать! — Пошли в парк? — спрашивает взбудораженный Онешко, вскидывая брови. — Пошли! — хором отвечают все.       Лиза почти прыгает от той беззаботности, поселившейся у неё в животе сотнями щекочущих бабочек, Даня, посмеиваясь над ней, хлопает подругу по плечу, Никита, обнимая одной рукой Юлика, о чём-то увлечённо дискутирует, поднимая глаза к небу.       Вечерело. Прежнее тепло сменилось лёгким холодком, фонари один за другим стали включаться, освещая и без того пока что светлую улицу холодной желтизной, скамейки под густой зелёной листвой деревьев прощались с влюблёнными парочками, группами подростков, одинокими пенсионерами. По всей улице эхом раздавался заливистый смех четвёрки студентов, едва ли не падающих на асфальт, хватающихся иногда от хохота за животы. — Я, блять, и не знала! — Да я тоже!       Уловить тему их весёлого, бодрого разговора было трудно, уж слишком она сквозила. Но зато можно было распознать передающееся через воздух счастье, именно то счастье, которого так не хватает уединившимся в темных квартирах грустным людям, утерявшим, наверное, навсегда задиристую искорку и молодящий огонь азарта в глазах. Ребята, приметив свободную длинную скамейку с пятнами засохшей краски на спинке, решительно зашагали в её сторону, по дороге всё так же толкаясь, пихаясь, обнимаясь и вытирая слёзы с щёк. — Я и не думал, что нам всем так хорошо вместе, — начал поедающий фисташковое мороженое в вафельном стаканчике Юлик, усевшись сбоку от Лизы, которая положила ногу на ногу, слегка задевая резиновой подошвой кроссовок коленку Гридина. — Согласен, — хмыкнул Кашин, слегка пододвигаясь поближе к Онешко. — Бля, чуваки, без голубизны, я вас люблю. — Без голубизны? — Насмешливо надула губы Неред.       Ребята засмеялись, будто впервые слышат что-то похожее. Когда хохот наконец смолк, Никита сосредоточенно стал разглядывать асфальт, как бы не решаясь начать важный разговор. Лиза, заметив это, переключилась на Даню, невнимательно осматривая его чёрную куртку. Кашин, видимо осознавший, что роль сегодняшнего следователя в этом замысловатом допросе принадлежит ему, прокашлялся и негромко спросил: — Юлик, ты не хочешь нам ничего рассказать? — Да, наверное. — От недавно раскрепощённого Онешко не осталось и следа. Парень прокашлялся и стал крутить в руках вафельный стаканчик, желая переключить всё внимание на него. — Мы слушаем, — сказала Лиза. — Ничего особенного, на мой взгляд…       Ребята недоверчиво переглянулись. Третьекурсник подтвердит их догадки или нет? Во всяком случае, наличие только сегодня появившихся и еле заметных из-под воротника расстёгнутой парки багровых пятнышек, контрастирующих с бледностью шеи Онешко, уже о чём-то да говорило. Но никто не смел в этом удостовериться.       У Юлика что-то надорвалось внутри, потому он нервно сглотнул, стараясь прекратить ощущать щемящую боль в груди. Там словно разрастался тернистый куст, царапающий всё внутри острыми-острыми колючками, заставляя кровоточить сердце, принуждая Онешко хвататься за футболку в надежде приостановить этот болезненный процесс. Третьекурсник растерянно покачал головой, откровенно не зная, что ответить на такой, казалось бы, лёгкий вопрос. Он сам не понимал, что это за неестественное чувство, навязывающее головную боль, помутнение рассудка, пересыхание в горле при виде Тушенцова. Юлик надеялся, что можно будет соврать что-нибудь отмазывающее, отсекающее неумные, раздражающие вопросы, которые капля за каплей опустошали терпение и душевное спокойствие. — Я не знаю.       Нет. Всё-таки оборвалось. Что-то оборвалось.