Сгинь

      Становится настолько тяжело дышать, что Тушенцов хватается за горло неосознанно, слегка надавливая. Он не глядя чувствует, как теряет Онешко среди покрытых чернотой ночи деревьев, мерцающих фонарных огней и путанной асфальтированной дорожки, виляющей туда-сюда. Но Руслан не плачет — отучился.       Юлик бродит по улицам, срываясь на бег, уносясь прочь от проблем, от изводящего, умерщвляющего взгляда второкурсника, от его напоённых сладкой ложью слов. В груди больно-больно, и воздуха так много, что не успеваешь вдыхать, исчезая в этой неизмеримой пучине страха и горести. Онешко смотрит по сторонам, но всё смазанное, будто нарисованное акварелью, смешанной с чересчур большим количеством воды. Парень моргает — в глазах снова пелена жгучих слёз. Вновь моргать уже нет сил, поэтому по правой щеке прокладывает солёную дорожку тёплая слеза. Внутри что-то вопит и жалобно поскуливает.       Онешко вздрагивает, когда ему на телефон приходит громко чирикающее уведомление. Лиза интересуется, как он себя чувствует, будто сама не может догадаться, что всё гадко и скверно до безобразия. Юлик не отвечает, убирая смартфон обратно в карман. Он шмыгает носом и готовится плаксиво прошептать что-то миру, внимающему каждому его движению. Юлик понимает, что дрожит, когда не получается пригладить волосы из-за трясущихся рук. Зато парень кое-как вытирает щёку тыльной стороной ледяной ладони. — Он… Он… Из-за него всё пошло по пизде, всё. Какого хуя я стал таким хлюпиком? Блядский Руслан, — он шепчет это с такой напускной ненавистью, что сам же убеждает себя верить в неё. — Ненавижу, паскуда! Я тебя ненавижу!       Онешко вздрагивает и сквозь зубы злобно шипит. Студент садится на случайную скамейку рядом с цветочной клумбой, испачканной весенней грязью, ободранной с одной стороны, и наконец открывает диалог с Неред. Он смотрит в яркий экран секунд пять, словно заворожённый, а потом выключает телефон, забывая о времени. Третьекурсник трёт замёрзшие руки, хотя до этого ему было совсем не холодно. В тишине раздаётся расслабляющая трель звонка, но Юлик только больше хмурит брови и кусает губу до крови, проклиная своё существование. — Что такое?! Что произошло?! Ты где? — Лиза возмущённо кричит, Кашин с Гридиным что-то неразборчиво и монотонно твердят на фоне. — Юлик! — Не ори, бля, Лиз… — Рассказывай! — Давай потом, — Онешко трёт переносицу, и его левая рука безвольно виснет. — Я перезвоню. Но не сейчас. Оставь меня в покое, пожалуйста, блять.       Юлик говорит устало, тягуче и сипло, поэтому Неред решает оставить его, шумно выдыхая в трубку. Девушка верит или просто хочет верить, что всё наладится, стоит, правда, немного подождать. Она напутственно твердит другу о важности его состояния и просит вернуться в квартиру к Кашину, где они вместе могут всё обговорить. Тем более, третьекурсник и сам мог видеть, как из подъезда вываливаются пьяные и наполовину отрезвевшие студенты, с закрытыми глазами громко смеющиеся из-за чепухи. Компания рассасывалась, но кое-кто всё же стоял возле подъезда, деловито покуривая. Тёмные силуэты исчезли из виду, как только Онешко, кажется, в пятый раз моргнул. От них остался только запах вина, влажных салфеток и почему-то кофе. Юлик сосредоточенно набрал воздуха, почти сорвавшись на плач, напряг руки. Так не хотелось думать, что всё это — часть его жизни, барьер, препятствие, поучительный урок на оставшиеся годы. Онешко всем сердцем желал проснуться вдруг в своей кровати наедине со звенящей тишиной и пустотой, обугленной и гнилостной. Но лучше бы с Русланом. Хотя, нахуй этого придурка, Юлик заснёт и в одиночку. В холоде серых стен, мятых простыней и испачканных бумажных шуршащих салфеток. Но лучше бы с Тушенцовым…       От сильного, независимого и расчудесного самого по себе Юлик стал таким неброским и подавленным, прям как все остальные его зеваки-однокурсники, которые не могли похвастаться разнообразием. Онешко решает вернуться к друзьям после двадцатиминутных раздумий о сложностях своей жизни, которые вынуждали бросаться из крайности в крайность. Второпях поднявшись на нужный этаж, парень увидел стоящую возле квартиры Дани едва освещённую голубоватым светом лампы фигуру, с усердием сверлящую в глазке дырку. Эта самая фигура, обернувшись на Юлика, растерянно хлопает глазами, роняя из рук ключи. Они с громким, резким звоном падают на пол. — Я ходил тебя искать, — объясняет помрачневший Гридин, поднимая связку с обшарпанной, неприглядной плитки. Он галантно открывает дверь. — А ты и сам пришёл. — Да. Нужно поговорить. — Конечно, — Никита вваливается в квартиру, в темноте на ощупь включая свет в неширокой прихожей. — Заходи, братан.       Онешко скромно угукает, снимает с пяток кроссовки и встряхивает их с ног, проходя в зал к Лизе и Дане. Рыжий парень сидит на диване, закинув ногу на ногу, и вглядывается в натяжной белый потолок, изредка неоднозначно цокая; первокурсница вертится из стороны в сторону, похрустывая бледными пальцами, обеспокоенно прислушиваясь к любому звуку. Неред наконец слабо улыбнулась, когда увидела друзей в дверном проёме. Выглядывающий из-за спины Онешко Никита кивал в сторону третьекурсника, понуро опустившего голову. Лиза чертыхнулась, но пошла навстречу Юлику, заботливо припадая к телу парня. В её вымученных глазах блеснула искорка, и девушка шепнула задорно: — Нахуй Руслана.       Третьекурсник посмотрел на неё сначала с издёвкой, дёрнув головой, а потом, фыркнув, улыбнулся и приласкал Неред в ответ, крепко-крепко прижимая к себе. — Ля, шо за объятия такие? — полюбопытствовал Кашин, вскочивший с дивана и навалившийся на ребят, приобнимая их за плечи. — Э, Никита! — Парень присвистнул. — Ебать, что за терапии пошли? Я думал, мы просто тебя выслушаем. Не многовато ли для одной твоей задницы, братан? — Нет, — вздёрнувший подбородок Онешко улыбнулся так довольно и очаровательно, что Гридин по доброй воле захотел присоединиться. — Иди сюда, ворчун.       Юлик, первым отпрянув от согревающих не только холодные руки, но и закоченевшую душу людей, почесал лоб и спросил у себя: — Вот я еблан? Такая ерунда, по сути… Пиздец!       Лиза утвердительно закивала головой, заправляя русые волосы за ухо, а наблюдающий за ней Даня мягко улыбнулся, будто в первый раз чувствовал эту исключительно компанейскую чуткость. Юлик почти засветился: его глаза загорелись с какой-то вдохновляющей надеждой, и белоснежные зубы обнажились в счастливой улыбке. Пора бы прекратить эти пиздострадания. Сколько ещё таких случаев будет, только вот уже не с Онешко, он-то научился. Сердце быстрее забилось, и Юлик понял, что грусть его мало-помалу отпускает, позволяя и благодарности, и радости, и кратковременному счастью наконец заполнить истерзанную душевными ранами грудь. Третьекурсник перестал хвататься за футболку из-за желания остановить водоворот сожалений, больно колотящих крохотными бронзовыми молоточками где-то в животе. — Второй раз спасаете меня. — Должен будешь, — говорит Кашин, хмыкая. — Чем займёмся? — шутливо спрашивает Лиза и смешно вертит головой. — Может… — Обсудим проблему.       Юлик тревожно смотрит на Гридина, сглупа произнёсшего эти бестолковые слова, но потом тупит взгляд в пол. И вовсе не сглупа, Никита ведь умный, зараза. — Давайте, — мямлит, сглотнув, третьекурсник и садится на ковёр в гостиной. — Я походу влюблён в Руслана. — Все ребята заливаются громким смехом, прерывая монолог друга. — Что? — А мы-то не поняли, прикинь, — сквозь хохот констатирует Никита, хватаясь от переизбытка чувств за коленку. Юлик, будто обиженный, вопросительно поднимает брови. — Кхм… Продолжай. — Так вот, — Онешко косится на хотевшего что-то возразить однокурсника. — Вы наверняка видели… Бля, короче. Он мне ещё в путяге понравился. Ну, понравился, то есть… Внимание моё привлёк, а потом как-то само собой это всё дошло до такого пиздецкого абсурда. — Поподробнее никак нельзя? — Мы встретились первый раз в спортзале, потом пересекались в коридорах, а ещё изредка курили вместе. Потом он пришёл к Дане на наши недосборы, и я думал, что всё будет не так неловко, но мы даже на улицу вышли прогуляться. А затем… Так, это уже немного не ваше дело… В общем, он сказал мне прямым текстом, что жалеет… — О вашем знакомстве? — Именно, Лиза. Ну, я не выдержал.— Парень растерянно чешет шею. — К Никите рванул, он меня, кажется, понял, и вот мы с вами пошли проветриться. А потом эта чертяга, когда вы все сбежали друг за дружкой, сволочи… — Он одарил каждого презрительным, укоризненным взглядом. — …Эта чертяга начала выносить мне мозг тупыми вопросами, но я ему ничего не рассказал. — И всё? — возмутилась Неред, присаживаясь на диван. — Нет, кхм. Он поцеловал меня. В шею, без губ и передачи слюней изо рта в рот! Ай, блять, похуй уже, наверное… Я расстроился и теперь сижу тут, с вами. Ко-нец…       Оробелый Кашин, удивившись рассказу Юлика, сморщил лоб и стал пялиться на задумавшегося над чем-то Гридина, который покачивался взад-вперёд. Даня никак не мог поверить в то, что Юлик, ни при каких обстоятельствах не обделяемый женским вниманием, теперь так распереживался из-за какого-то там Руслана, ещё и был с ним знаком пару дней в лучшем случае. Хозяин квартиры побрёл на кухню, желая смочить горло водой или чем-то намного покрепче. Он, уперевшись о столик, за которым не так давно сидел преспокойно с Лизой, задышал тяжело, размеренно, начал постукивать пальцами, делая вид, что занят, а на уме было только одно. Как же так получается, что это происходит с его близким другом? — Всё так плохо? — Онешко вежливо поднял глаза на притихшую девушку. Неред сидела с потуплённым в пол взглядом, комкая ткань свитшота и что-то обдумывая у себя в голове с характерным покусыванием губы. — Да нет, нормально.       Юлик не верит, потому что точно уверен, ему совсем не кажутся все эти растерянные взгляды, неловкие переглядывания и не произнесённые вслух мысли о скорейшем побеге отсюда. Третьекурсник боялся быть непонятым, и это, вероятно, сейчас и случилось. Он сам не мог ответить на странные вопросы, сбивающие с толку только больше, поэтому остальные тоже решили не нарушать томительную тишину. Онешко стал смотреть на Лизу с надеждой, что та сейчас вновь обнимет его, позабыв обо всём сказанном, потреплет по волосам и звонко засмеётся, не разрешая больше напряжению повиснуть над друзьями. Но первокурсница молчала, теперь озадаченно откинув голову на спинку дивана. — Простите, — виновато прошептал Юлик. — Я не хотел. — Тебе не за что извиняться, — подаёт голос насупившийся Гридин. — Но ты теперь?.. — Гей? — Да-да… Гей? Это, конечно, не катастрофа. Бывало и похуже. — Чего бля? — Онешко сердито сжал руки в кулаки и, нахмурившись, прокашлялся, чтобы звучать убедительней. — Похуже, да? — Я неправильно выразился, всё в норме, братан. Мы всё ещё тебя любим, — говорит Никита, переходя на вкрадчивый шёпот. — Любим, — повторяет он самому себе. — А нахуй вы меня слушать согласились?! — Не мороси, — кричит из кухни Даня. — Мы тебя принимаем таким, какой ты есть. Ух, бля, ваниль ебучая пошла. Просто… — Никто из нас до этого с подобным не сталкивался, — продолжила за парня Лиза, поднимаясь лениво с дивана, предвосхищая долгие и несодержательные речи Кашина. — Нам всё равно, кого ты там любишь. Ладно, вру, теперь нет. Но ваши отношения — твоя главная проблема, Юлик. Наша проблема, теперь наша. — Ага, — говорит курильщик, поправляя воротник темно-синей рубашки. — Бля, я даже как-то… Прихуел. — Ля, плюс, братан. Полный пиздец. — Итак, вы всё ещё принимаете меня за друга? — осторожно интересуется Онешко, ухмыляясь. На него, как на дурачка, смотрит Неред, медленно крутя пальцем у виска. — Я рад, спасибо. — Да, а вот что делать с вашими кошками-мышками? — Как ты сказала, Лиза? — Кошки-мышки, говорю, — смущённо произносит девушка, разглядывая разноцветные носки на ногах. — Короче, поговори с ним, чувак. Это не должно быть таким уж трудным, попробуй, бля.       Двое парней громко мычат, слегка посмеиваясь, выражая абсолютное одобрение и согласие. Даня наконец присоединяется к ребятам, попивая из гранёного стакана кислую жидкость рубинового цвета. — Бокалов не было, — объяснил он, словив на себе недоумевающий взгляд Лизы. — Кстати, Рус написал мне секунды три назад. Спрашивает, где я. И… Где ты, Юлик, — хитро улыбаясь, пристально смотрит на друга Кашин.       Онешко, несколько покорённый такой открытостью, даже наглостью Тушенцова, опускает голову, словно ещё не понимая, что речь правда идёт о нём. Затем он посматривает на Даню в ожидании продолжения в виде шутки, смеха, да чего угодно, лишь бы его слова не казались истиной. Студент волнительно вздыхает и замирает, когда его телефон начинает вибрировать в кармане чёрной парки, оставшейся висеть на деревянном крючочке в прихожей. Лиза просияла беспечной улыбкой, и каждый присутствующий про себя отметил, что Юлика в принципе невозможно не полюбить: он такой искренний и проникновенный, попробуй не задышать к нему неровно. Третьекурсник, прямо как крайне любопытный, удивленный чем-то невообразимым для детского сознания ребёнок, радостно-криво улыбается, всё ещё надеясь на заявления о шуточном обмане. Но ничего подобного не происходит, потому взбудораженный Онешко, подскакивая с ворсистого ковра, почти бежит в соседнюю комнату. Неред качает головой и с материнским упрёком заявляет, подняв указательный палец вверх: — Руслан — та ещё скотина, никто и не отрицает, — парни согласно кивают. — Но в этот раз что-то изменилось, кажется. Я рада, что он теперь немножко другой. Другой из-за Юлика.       Её трогают собственные слова, и девушка, хихикая, вытирает выступившие слёзки. Лизе просто необходимо проходить через все эти отнимающие огромное количество сил преграды, не усыпанные мягкими лепестками роз, вместе с остальными, переживая, беспокоясь, плача или улыбаясь. Но в этом и заключается их с ребятами дружба. Они вместе, они одно целое, и в конце пути все будут щедро одарены уже не только благодарными словами и крепкими объятиями, а чем-то большим и более значащим. По крайней мере, так размышляла у себя в голове первокурсница.       Лицо Дани тоже озаряет улыбка. Ласковая и нефальшивая, она заставляет наконец воодушевиться и Гридина, который был готов уже что-то предпринять, вновь услышав имя второкурсника. Третьекурсник, дёрнувшись, стал внимательно смотреть на радостного Кашина и сам потихоньку повеселел: он не мог по-другому. Никита — один из них.       Приятное и согревающее изнутри, лечащее кровоточащие раны тепло разливается в груди каждого, кто с призрачной, робкой надеждой смотрит на тихо говорящего по телефону Онешко. Ребята ждут его реакции, трепетно вслушиваются к отрывкам диалога и просто строят догадки, как скоро две этих противоположности в конечном итоге притянутся друг к другу. Никто не мог выносить ни откровенно страдающего Юлика, ни такого же Руслана. Было обидно, досадно, даже жутко понимать, что они, глупые, непонятливые молодые люди, никак не могут решить нечто важное для обоих, прислушаться к сердцу, изнывающему от неизвестности и влюблённости, принять, простить и забыться, потерявшись друг в друге.       Лиза, практически пресытившаяся непрошеными мыслями, ёрзала на месте, не в силах удержаться. — Ну же, Юлик, что там?       Девушка не услышала ничего в ответ. Насторожившись, она сначала бросила вопрошающий взгляд на недоумевающих парней, а затем вышла в коридор, наткнувшись на друга. — Эй, братан, ты чего молчишь? — Это был не он, — хрипло говорит Онешко, задыхаясь. — Лиз…       Он делает паузу, поднимает к потолку голову и вздыхает так тяжко и неутешительно, что у Неред всё внутри переворачивается, сжимаясь в колючий комок. Юлик разглядывает девушку, молчаливо требующую объяснений, и с его губ срывается всхлип. Лиза пугается не на шутку, когда видит в глазах напротив застоявшиеся слёзы. — Лиз, мне нужно срочно уехать к родным. В Ульяновск.       Первокурсница в ужасе замирает. — Как так? — Ну вот нужно… Я… Объясню потом, наверное… Блять, как это всё невыносимо!       Девушка не хотела ничего возражать, её голову без предупреждения в виде мигрени посетила очередная отвратительная догадка о том, что счастливого конца у всей этой запутанной истории не будет совершенно точно. Врать кому-то нехорошо, врать себе — ещё хуже.