Солнце озаряет позолотой серебристые покрывала тающего снега. Голубые длинные тени тёмно-коричневых ветвей, жадно тянущихся вверх, к теплу, изрисовывают линиями землю, асфальт. Санкт-Петербург светится весной, разрешая зданиям разукрашиваться в лазурь, лимонную желтизну и ядрёную медь на окнах. Чугунные серо-чёрные столбы, куполообразные крыши домов, ротонды, глинистые карнизы и балюстрады — всё до едина переливается пряностью живительной оттепели. В тусклом воздухе витали ароматы, приятно щекочущие нос, отдающиеся былыми грёзами и навеянными идеями о смене привычного порядка жизни: весной всегда хотелось что-то менять.
Руслан, однако, с этим был не совсем согласен. Его, конечно, прельщала тёплая погода, позволяющая носить более лёгкую одежду, но парню теперь было сложнее скрываться от внимательных взглядов: в зимней мгле мало кто способен был заметить его тёмные делишки с обмениванием шуршащих маленьких пакетиков на такие же шуршаще-шелестящие купюры. Тем не менее, голова Тушенцова была забита совсем не этим.
Он сидел дома, мучаясь от болезненных пульсаций в рёбрах и висках. В травмпункте парень так и не появился. Честно говоря, нигде не появился. Второкурсника будто держала в квартире подпитывающая смутные перспективы мысль пообщаться с Юликом и избавиться от этого обоюдного напрягающего молчания.
Впрочем, Онешко наверняка забыл о существовании человека, так подло навравшего ему в лицо. Он давно стёр из памяти его образ, заклеил засосы пластырем, даже если они и исчезли, в порыве избавиться от ощущения прикосновения чужих, теперь наверняка до тошноты отвратительных губ к своей шее. Прекратил размышлять о том, что чувствует по отношению к Тушенцову, как он безосновательно груб и холоден, хотя в ту ночь второкурсник почти вымаливал одним только взглядом остаться. Кинул ответно, как бездомного котёнка. Без шанса на выживание. Как-то даже справедливо, что ли.
«Наверняка…» — думал Руслан и, как всегда, ошибался.
Парень вертел в руках телефон, сидя на узком пластиковом подоконнике, уперевшись коленом правой ноги в оконное стекло. Левой он беспокойно болтал в воздухе, рассекая крупицы пыли. Тушенцов нахмурил лоб, выражая отвращение к самому себе: он стал таким мягким, открытым и уязвимым в последнее время. Парень вдруг вспомнил давнишнюю прогулку во время вписки у Дани, и радостная улыбка сама появилась на лице. Много ли с кем он говорил так душевно? В памяти всплыл момент, когда они вдвоём с ошеломлением и дикостью, словно подростки, млели от прожигающих взглядов друг друга. Руслан невольно сглотнул: Юлик не похож на девушку, и это так здорово красит его в списке жертв Тушенцова.
Что за нежности он себе позволяет? Скорее всего, это задиристое птичье щебетание и весенний воздух так на него действуют — рассудок совсем помутился.
Второкурсник, подстёганный собственными мыслями, разблокировал смартфон и набрал Онешко. Вскоре, когда один надоедающий гудок сменил другой уже в четвёртый раз, Руслан убедился — Юлик не ответит, потому что ненавидит, не желает помнить и знать, разговаривать — тем более. Тушенцов разочарованно опустил руку с телефоном, позволяя ей свисать с подоконника. Потом сощурил глаза: солнце жгло теплом и ослепительно яркой вспышкой дразнило парня.
Руслан стал выжидающе стучать бледными пальцами по окну, в одиночку барабаня простую мелодию. Из его груди вырвался печальный вздох, сопроводивший грубоватое «Алло?» на другом конце телефонной линии.
— Юлик? — Тушенцова слегка тряхнуло от такой неожиданности.
— Твой умерший отец, блять.
Онешко изменился. Он теперь более бесцеремонный и резкий. Это вообще тот Юлик?
— Ты чё звонишь-то, разве не сам говорил, что жалеешь?
— Жалею?..
— Жалеешь, еблан с короткой памятью, — вздохнув, отчеканил Юлик в трубку. После недолгой паузы добавил: — ты хотел поиздеваться надо мной? Мне и без тебя живётся так себе, а тут ещё ты нагрянул, пиздец крыша плавится…
— Нет.
Молчание.
Опять.
— Я сам с собой как будто разговариваю, — Онешко дыхнул в трубку, густым невнятным шумом встряхнув Руслана. — Ты звонил, а теперь молчишь. Логика?
— Её, наверное, нет, потому что… Слушай, короче.
— Не хочу я тебя слушать. Мало ты мне проблем доставил, что ли? Блять, блять, блять…
— Я хотел тебе признаться кое в чём.
— С-слушаю, — голос Онешко дрогнул, выдавая необъяснимое для второкурсника волнение.
Тушенцов слышно усмехнулся в трубку.
— Возможно, я тогда погорячился.
Юлик закопошился, и до уха Руслана стали доноситься колючие шорохи.
— Я про… — начал Тушенцов.
— Засосы?
Второкурсник обмер: он совсем забыл про них, когда начал поднимать эту тему. Теперь нужно было каким-либо образом выкручиваться из этого вихря дерьма, который сам же и запустил.
— Э-э-э, я…
У парня было два варианта, решающих его (и Юлика тоже!) будущее. Первый состоял в том, чтобы сознаться во вранье, вымолить прощение и попробовать продолжить общаться. Или же более радикальная версия — снова обмануть, сказав, что жалеет не только о знакомстве, но и о собственном хаотичном желании, нелепо воплотившемся в виде багряных пятнышек на шее Онешко. Лгать он умел искусно, поэтому с этим никаких проблем не возникало. Нужно было только думать.
— Руслан?
Тушенцов задышал чаще. Его сердце забилось быстрее, глухим стуком напоминая о времени ожидания Юлика.
— Эй?
Секунды казались часами, часы — бесконечностью. Нужно было принять что-то. Прямо сейчас.
— Ты чего там?.. — укоризненно спросил Онешко. И, судя по шуршаниями и треску, доносящемуся из телефона, от нетерпения ёрзнул на месте.
Выбор Руслана заключался даже не в том, что он себе надумал. Тут всё обстояло несколько сложнее. Парню предстояло предпочесть одно другому. Отказаться от чего-то по-настоящему важного в пользу полезного и нужного.
«Одним» был новый опыт, возможное развитие отношений, неизведанные ранее чувства и эмоции. Кто знает, куда выльется их дальнейшее общение? Может, Онешко станет личной мерцающей медовой звёздочкой, приносящей улыбки, радость и тепло в сквозящую пробоину души? Третьекурсник, с первого взгляда показавшийся согревающим, чудотворным и дарящим надежду на исцеление, теперь был так близко подпущен. И ему, ко всему прочему, ответили: Руслан всё-таки добровольно стал покрывать его шею засосами. Юлик мог подарить что-то такое незабываемое, показать цену жизни, пестрить брызгами света, сделать, блять, второкурсника ёбаным везунчиком. Но стоило это всё дороже некуда, а Тушенцов знал цену счастью. Она заоблачная.
— Мне начинает это надоедать, — Онешко зевает.
«Другим» был устоявшийся авторитет, приевшиеся привычки и уверенность в своих действиях. Никаких загадок, мыслей и волнующих душу упований. Только реалии, полированная сталь настоящего и твёрдая походка. Место Руслана в жизни — синтетические наркотики, до помутнения в глазах обожаемые всеми пробовавшими; чужие скрипящие матрасы, возвышение, почёт, односторонняя восхищённая любовь. Парень тут устраивался не так долго, зато успел привыкнуть. Тушенцов был любителем постоянности, потому что изредка неизвестность его пугала, угрожая сменой обстановки и новыми принципами.
— Я ведь сейчас сброшу.
Руслану предстоял выбор между новизной, счастьем, молочной дымкой неясности и устоявшимися традициями, окровавленными его собственными руками и выплавленными из раскалённого металла.
— Так, хватит, моё терпение кончилось, — Онешко дышит тяжело, будто сам просит наконец решить этот вопрос и перестать мучать его, ведь Юлик — блядски умный парень.
— Погоди, — его прерывает второкурсник.
— Неужели? Ох, Руслан…
— Как ты сказал?
— Что? — спрашивает Онешко, выдерживая паузу для размышлений. — «Ох, Руслан…»
— Н-да, — заключает Тушенцов. — О чём мы?
— Какой ты глупый порой, даже невнимательный.
— Ага.
У Руслана был выбор между теплом душевных объятий, смущёнными прикосновениями, странной привязанностью, заботой и отчаянием потерянности, мглистости, сменой партнёрш, небрежно нашёптывающих пошлые гадости, а после — любовные признания.
— Юлик, я…
— Да?
Тушенцов, как известно, любил (и любит) стабильность.
— Не могу подобрать нужных слов…
Юлик, влюблённый, искрящийся, до без ума красивый, метался по комнате, терзаясь сомнениями. Он почему-то был уверен, что сейчас ему сообщат о единственно правильном выборе, и они с Русланом встретятся, в нежном ликовании прижмутся друг к другу крепко-крепко, теряясь в суете Питера. А потом Онешко возьмёт его с собой, увезёт к родным, чтобы похвалиться сияющим от неземного блаженства личиком. И парни заживут вдвоём как в сказках, извиняя друг друга бархатистыми поцелуями и касаниями, от которых волной тока по телу проходит душещипательное удовольствие. Юлик смаргивает наступившие от долгих раздумий слезинки и спрашивает звенящим от радости голосом:
— Что, Руслан? Скажи наконец, скажи. — Сглатывает. — Я ведь жду…
Тушенцов признаёт, признавал и будет признавать только надёжность и безопасность.
— Юлик, у меня ебучая зарядка садится, — давясь, говорит Руслан. — Давай ты приедешь в Питер, и мы обсудим это вместе? То есть…
Поэтому он выбрал второй вариант.
— Не по телефону?.. Что ж, — Онешко грустно глубоко вздыхает, прокашливаясь, затем добавляет: — я не могу тебе точно сказать дату приезда, но сам рассчитываю на послезавтра. Да, да, скорее всего.
— Хорошо. Тогда и увидимся.
— Пока, Руслан.
— Пока.
Теперь Тушенцову предстоит разработать план того, как он с театральным равнодушием будет излагать мысли одну за другой, следя за дрожью в голосе. Потому что равнодушным сам по себе он быть не может. Это надо будет наиграть по возможностям, если блядские эмоции не возьмут верх.
Это была не любовь, это было что-то такое зыбкое и немыслимое, неуловимое. Забота, наверное, это была забота. Скорее всего Руслан просто переживал за состояние третьекурсника: у него проблемы с родственниками, а ещё он очень чувствительный и нежный. Надо бы рассказать Юлику обо всём с максимальной отрешённостью, чтобы потом самому не жалеть обо всём.
А пока можно выпить горячий чай, раздражающий першащее горло, посмотреть на пейзажи за окном и проводить ряд цветных машин скучающим взглядом.
***
Третьекурсник с выжигающим грудь сожалением прощался с родителями на пороге дома. Юлик целовал мать в щёки, в лоб и держал её лицо своими сильными руками, извиняясь за то, что так скоро уезжает. Отец, в отличие от супруги, безучастно дымил сигаретой, стоя позади. Тени от козырька крыши делила его лицо на две разноцветные части, и Юлик расслабленно усмехался этому зрелищу.
Его парку поддувало ветром, а ноги сами неслись прочь от родного Ульяновска в Санкт-Петербург.
— Саша, ты посмотри, ведь наш мальчик совсем вырос! — Женщина, держа сына за запястья от горького нежелания отпускать, старалась растянуть время как можно больше.
А Онешко бежал. Бежал подальше от любящих мамы и папы, родительской заботы и опеки, бежал в Питер, к самостоятельности, к бурлящей жизни, к Руслану.
— Что ты болтаешь? Не видишь, что ли, Юлику уехать скорее хочется? Ты посмотри на искры в его глазах — сейчас взглядом нам дерево подожжёт.
Третьекурсник широко лучезарно улыбнулся в благодарность отцу за постоянное понимание.
— Я слышала, что ты с кем-то по телефону разговаривал, — начала, хитро улыбнувшись, мать, — девчонку себе нашёл?
— Конечно нашёл, ты глянь — красавец, — мужчина хлопнул сына по плечу и легонько потряс. — Давай, парень. Удачи тебе.
— Я надеюсь, что приеду в скором времени! И не один! — Младший Онешко, вполоборота повернувшийся к родителям, волоча за собой чемодан, вышагивал по дворовой плитке.
— Пока, Юлик, пока! Не забывай про мать!
— Не забуду, пока, мам! Пока, бать!
Парень, изнывая от нетерпения, старался нарочно медленно дойти до ворот, хотя руки жгло прохладой ветра, заставляющего наравне с его порывами нестись куда-то, стирая в кровь ноги.
— Не притворяйся, — кричал отец в спину, — мы видим, как ты норовишь смотаться!
Юлик, громко захлопывая на прощанье облезшие железные ворота, спешно бросил чемоданную ручку на промозглую землю. Придётся пару минут ждать такси. Хотя мысли о Тушенцове, уносящие все претензии и невзгоды невидимым вихрем, увлекали приторно розовым туманом, поддразнивая иллюзорностью, заставляя кротко облизывать губы и примерять на себя роль влюблённой девчонки-подростка, свихнувшейся из-за чёртовой весны и пубертата.
Душа пела, и сердце бешено стучало ей в такт, создавая неповторимую мелодию счастья.
***
Онешко спешил, причём спешил так, что пару раз забывал об остальных людях в аэропорту, а потому бубнил себе под нос что-то подбадривающее, хотя это и казалось со стороны странным. Но в данный момент его это не заботило: впереди встреча с Русланом, который сильно обмяк (судя по телефонному разговору), и третьекурсник даже подумал, что тот вовсе изменился с их последней встречи. А жаль, поскольку именно коренной образ этакого наркомана-мученика, въевшийся остриём иглы под кожу, и понравился Юлику впервые.
Но это ничего: скоро, совсем скоро, влюблённо третьекурсник прижмётся к груди Тушенцова, нечаянно выпалит что-нибудь радостное, и его щёки вспыхнут пюсовым румянцем. Юлик столько рисовал у себя в голове, столько думал, без жалости выжимая всего до остатка, разрешая этим желанным сахаристым соображениям занять всю голову, лишь бы с Русланом, лишь бы с ним! Регистрация, ожидание самолёта, сам полёт — всё стоило Онешко неимоверной силы воли и терпения. Но он страстно надеялся, что это ему воздастся.
Однако, Юлик совсем не подумал о времени возвращения в дождливый город, и прогулки с друзьями и Тушенцовым отменялись без всяких возражений. Чуть вернувшийся к реальности третьекурсник с досадой предположил, что не сможет дождаться. Он скучал по Лизе, Никите и Дане.
Но его обожжённое сердце рвалось только к Руслану.
***
Редкое солнце уже с меньшим буйством выжигало дыры в мерцающем снежном хрустале, оставляя прозрачные холодные лужи. Деревья всё так же оставались в раздетом полусне, покачивая ветвями на ветру. Со всех крыш, звонко разбиваясь, падали крошечные сосульки. Санкт-Петербург, оледенелый и застывший, наконец просыпался.
И Юлик, кстати, тоже отходил ото сна. Вернее, давно уже отошёл: его всего выворачивало наизнанку фантастическое рвение встретиться. Время близилось к восьми, а этот самонадеянный влюблённый дурачок уже не находил себе места — сновал туда-сюда по квартире, по нескольку раз поправляя постель, переставляя с полки на полку стучащие друг о друга бутылочки и вазочки. Но чем-то серьёзным он не занимался.
Онешко подумывал над тем, что в скором времени вернётся к обычной учёбе в недолюбливаемом ПТУ, который встретит парня окончанием академического отпуска и бумажной волокитой, но его ждёт и воссоединение с друзьями.
Пока Юлик был у родителей, он услышал от них много поучительного и воодушевляющего. Смерть близкого родственника хотя и была для него ударом, выбившим из привычного ритма, но научила достаточной твёрдости. Юлик и сам неожиданно для себя сделал душащий никотином вывод: проблемы делают сильнее.
Третьекурсник завалился на кровать, светясь доброй улыбкой, и стал прожигать в заляпанном экране телефона дыру. Потом он прижал смартфон к груди, нашёптывая обращённые себе благодарности. «Хорошо, что не оставил его на веранде, иначе бы не перезвонил!» — подумал Онешко, тающий в предвосхищении.
Ближе к полдевятому, неожиданно для Юлика, его покорёженный временем айфон щекотно завибрировал на животе, грозясь упасть с кровати. Онешко с радостным восторгом стал внимать содержанию пришедшего сообщения, но потом уныло сморщил нос. Ничегошеньки. Кроме очередной рассылки от МЧС.
Прошёл час, прошёл второй, проходил уже третий. Юлик неуёмно ёрзал на скомканных белых простынях, подавляя свою тягу всеми возможными и невозможными способами.
Во-первых, читал, но надолго парня не хватало: глаза постоянно норовили соскользнуть с очередной пожухлой жёлтой страницы книги и переместиться на крышку телефона.
Во-вторых, долго-долго тщетно подбирал одежду, так и не решив, идти ли ему в замученных ежедневной ноской спортивках или нет.
В-третьих, затыкал уши амбушюрами в надежде успокоить пульсации в висках от кусачего желания, но только бесился из-за вечно вылетающих наушников.
В-четвёртых, пробовал танцевать под любимые песни, и тут тоже его ждал провал: он вскоре исчерпал все энергетические запасы, оставшись валяться на полу, втягивая пышущий свежестью весенний воздух.
Зелёный неон электронных часов гласил о наступившем полдне, но Юлик так и лежал на светло-коричневом ламинате, стараясь от волнения дышать помедленнее. Пару секунд назад парня даже осадила горькая мысль о том, что Руслан опять обманул, и никуда они с Онешко не пойдут. Ежеминутно находящий этому всё больше доказательств третьекурсник волей-неволей закреплял её в голове.
Пока его не вывел из оцепенения звонок.
— Юлик? — послышался обеспокоенный голос второкурсника на другом конце.
— Руслан?!
— Пиздуй быстрее, я под твоим окном… Ух…
— Ты бежал, что ли, придурок?
— Тебе это нахуй сдалось? — Руслан, тяжело выговаривая слова, схватился за бок. — Бегом, бля!
И Юлик рванул.
