Не вини себя, все не без греха Не сражайся в одиночку как и всегда, С этим вряд ли ты справиться сумеешь сам Мы спасемся, ведь вместе всё под силу нам Nika Lenina — X.U. (Sawano Hiroyuk — X.U.)
У Саске было много времени, чтобы все обдумать. Как правильно вести себя с братом, что ему говорить и как оправдать свои поступки. Ведь он устал, что все решали всегда за него. Но сколько не придумывай, при встрече с ним все слова тут же забывались. Саске заметил, что не мог в принципе говорить с братом без внезапно нахлынувших чувств. Сколько бы он не храбрился, Итачи всегда останется для него эталоном, тем самым, чего нельзя достичь. Между ними всегда чувствовалось превосходство в сторону старшего. Однако если сам Итачи признал его равным, то теперь это чувство недосягаемости и превосходство потихоньку сойдут на нет. Саске сомневался, что его планы с Мадарой пройдут успешно. Вопреки ожиданиям, все получилось, как нельзя лучше. К Итачи вернулось зрение, но понадобилась реабилитация в несколько дней. Собственно, как и Саске. Вернуть зрение оказалось очень просто. Для этого было достаточно пересадить глаза братьям, поменяв их между собой. Саске было все равно, если он бы перестал видеть. В конце концов у него помимо шарингана было еще много талантов и техник в запасе. Но все прошло как нельзя хорошо и даже лучше. Оставалось самое сложное — поговорить. Итачи четко дал понять, что теперь не будет препятствовать решениям Саске, но все же он чувствовал, что его брат не одобрял все то, что он провернул. Но разобраться с этим ему не дали. Где-то на полпути Саске перехватил Мадара, поманив к себе пальцем. Юный Учиха пошел за ним. Тот завел его в одно из многочисленных помещений убежища. — Как ты знаешь, за моей спиной стоит организация Акацуки, — сразу к делу перешел Мадара. Саске кивнул. Ему тоже предлагали вставить в организацию вместе с «Така», но он отказался. Больше он не видел смысла мести, ведь самое важное в своей жизни у него уже было. — Сегодня мы планируем совершить атаку на Коноху, — Мадара наблюдал за реакцией Саске. Тот не повел бровью, и ни один мускул не дрогнул. «Так им и надо» — пронеслось у него в голове. Но с другой стороны эту чертову деревню большими усилиями оберегал его брат. — Это меня больше не касается, — ответил он. Однако в голове вспыхнул образ Сакуры, а за ней и Наруто. И снова он переживал за этих людей, хотя клялся себе, что с этими узами покончено. Саске знал, что они способны постоять за себя, но не произвольно все же добавил: — Только не больницу. Мадара переспросил: — Что, прости? — Ничего. Саске закусил губу. Эти привязанности делают его слабым. А сейчас ему нужна сила, чтобы защитить Итачи не только от желающих смерти ему людей, но и от самого себя. — Это еще не все, — как бы не в значай продолжил его собеседник. — В скором времени я планирую развязать войну между всеми деревнями. И для этого, возможно, мне понадобится твоя помощь. Пусть они воюют, а мы создадим новый идеальный мир. Система идеального мира на первый взгляд казалось хорошей идеей, однако в ней были и свои минусы. Саске почти поддерживал данную систему, но не мог отделаться от ощущения, что он где-то допускал ошибку. Это было бы слишком хорошо. Юный Учиха хотел бы верить, что так будет лучше для всех, однако что-то слишком надёжно удерживало его от этого. Вместо этого он ответил: — Это также меня не касается. Я хочу уйти далеко отсюда на север вместе с Итачи, — чуть позже он добавил: — И, возможно, еще с несколькими людьми. Такой ответ, как и следовало ожидать, Мадаре не понравился. Саске догадывался, что он помогает ему из-за личной выгоды и, разумеется, своих интересов. Как бы благодарен он не был за все, но дальше действовать по чей-то указке он не хотел. — Я понимаю твои чувства, — было видно, что сдаваться Мадара явно не желал. — Но ты только представь: не надо будет никуда уезжать. Все, что ты хочешь, мы достигнем вместе. Саске не знал, соглашаться ему или нет. С одной стороны все эти речи были такими сладкими, что хотелось верить, но с другой стороны в этой сладости был уксус. И как бы хорошо он не прятался среди этой приторности, это слишком хорошо ощущалось на вкус. Поэтому Саске продолжал колебаться. — Каковы твои гарантии, что ты не обманываешь меня? Юный Учиха ожидал, что этим вопросом он хотя бы застанет врасплох своего собеседника, но тот, казалось, только этого и ждал. Саске был уверен, если бы он видел его лицо, а не маску, то определенно на нем была бы улыбка, причем самая едкая из всех, что когда-либо довелось видеть. Но вместо этого Мадара только сказал: — А разве твой брат не есть гарантия? — Звучит как угроза, — Саске сощурил глаза. Конечно, он предполагал, что данный разговор зайдет в это русло. Итачи это не разменная монета, и так просто говорить об этом Саске не позволит. Ему плевать, что говорили о нем, но не все равно, если что-то допускали в сторону его старшего брата. — Не смотри так на меня, не я тебе враг, а те люди, что заставили наш клан страдать, — эти слова были правдой. Саске мысленно с ними согласился. Однако все равно он не хотел в этом участвовать. Видя его колебания, Мадара добавил: — Я не прошу от тебя решения сейчас. Подумай, в каком мире ты бы хотел жить, и хотел бы, чтобы твои враги утонули в крови. Не вовремя вспомнился этот ублюдок Данзо, который точно заслуживал смерти как не кто иной. Такого человека, как он, было не жалко. Саске надеялся, что он «случайно» умерет во время нападения. Он хотел было уже идти по своим делам, как услышал последние слова Мадары, обращённые к нему. — Не говори своему брату об атаке. Надеюсь, ты понимаешь причину, — его глаза будто прожгли дыру в спине. Саске коротко кивнул.***
В комнате задернуты все шторы так, чтобы ни один солнечный луч не проникал внутрь. Еще шторы служили защитой от посторонних глаз, которые норовили заглянуть снаружи. Больше никаких чужих людей, достаточно. Мисаки сидела на кровати, завернутая в плед, и держала в руках горячую чашку чая. Девушка не знала, что ее ждало впереди, но выяснять этого ей не хотелось, как и выходить наружу тоже. Страх уже прошел, а на его смену пришло нечто новое. Непонимание и не смирение с ситуацией. Ее взгляд зацепился за портрет, отодвинутый к стене. Мисаки смотрела на него и не понимала, что же с ней было не так. Она, как нормальные и адекватные люди, должна ненавидеть его. Однако что-то пошло не так. Девушка должна была, но чувствовала, что никогда не смогла бы возненавидеть. Множество противоречий бились в ней. Было ощущение, что перед ней был один человек, а рассказали совершенно о другом, какой-то альтернативной версии. И где он был настоящим? Мисаки не знала, как и то, зачем ей вообще интересен этот вопрос. Как бы она не старалась, но никак не могла вычеркнуть его из своей головы. Везде в мыслях был Итачи. Каким он на самом деле был человеком? И человек ли вообще? Девушка чувствовала себя ненормальной, потому что ее интересовало то, что не должно интересовать. Любопытство до добра не доводило, но именно оно и связало их. Она должна презирать, хотеть его смерти и в конце концов не думать о нем. Мисаки тяжело вздохнула, не понимая, что с ней. Он плохой человек, но почему-то она переживала за него немного, хоть и неосознанно. В голове было много вопросов: где он был, что с ним, что произошло. А найти причину этого явления, девушка не могла. В этом мире так сложно понять, что ты чувствовал на самом деле. Образ Итачи вновь всплыл в голове. Учиха… Эта фамилия так и веяла силой, властью и чем-то неуловимым. Кем были эти люди? Почему в один миг целый клан этих людей исчез с лица земли? Во всем должна быть причина, даже в кровавой резне. Мисаки приложила к груди руку и поняла, что ее сердце болело за него. «Прочь из моей головы» — взмолилась она, но ничего не произошло. Все осталось на своих местах, будто так оно и должно быть. Бесполезно просить богов избавить от этого, ведь отныне оно навсегда с ней. Теперь девушку окружали неприятности. Около ее дома дежурили, а соседи злобно шептались за ее спиной. Но если бы у нее был выбор, встретить Итачи в тот день или пройти мимо, то она бы безоговорочно выбрала первое. Я схожу с ума, подумала она. Конечно, как тут не сойти с ума, если отныне каждый — о, Ками, — день Мисаки вынуждена сидеть дома под миллионами замков. Привыкнуть к такой жизни невозможно. Ее вернули домой всю трясущуюся, судорожно хватающую воздух ртом и не стоящую на ногах от слова «совсем». В тот момент она выглядела такой жалкой и беспомощной, что хотелось поскорее очнуться в новом дне. Девушка смутно помнила свое возвращение домой и то, что было после. Единственное, что она хорошо помнила, это то, что произошло с ней в камере. Такое она никогда не забудет. Мисаки теперь под домашним арестом, и это лучше, чем сидеть где-то в подвале и ждать, что будет дальше. Родители выглядели даже хуже, чем она. Ей и представить страшно, что они испытывают и что им пришлось пережить после ее увода. Они и не надеялись увидеть дочь живой. Такое не пожелаешь и врагу. Отношения с родителями из-за этого стали натянутыми, словно тетива лука. Они всячески пытались уберечь ее от невидимой угрозы, тем самым давив на Мисаки и неосознанно загоняя ее в угол перед собственным страхом. Пятая говорила, что, возможно, кому-то она понадобится. Девушка не хотела даже думать, кем были эти «кому-то». Зачем лишать ее жизни, если она ничего не сделала? Разве это было справедливо? Шиноби ежедневно сражались с врагами, но кто мог защитить людей от них? Из-за этого страха Мисаки не могла найти покой в душе и нормально спать по ночам. Ей казалось, что за окнами мелькали чужие враждебные тени, которые почти проникали в комнату. Ни одно снотворное, ни успокоительное не помогало избавиться от ощущения опасности. Конечно, усмехнулась девушка, пережить такое. Когда это все закончилось бы, она не знала да и вряд ли бы узнала ответ на этот столь сложный вопрос. Мисаки чувствовала, как мир окрашивался в серый цвет, а он в свою очередь вытеснял все хорошее, что было в ее жизни. Она лежала целыми днями на постели, ничего не делая, пытаясь понять себя и разобраться, что же было не так. Рефлексия давалась ей очень тяжело, потому что девушка не знала, что хотела услышать в итоге от самой себя. Ее разум говорил одно, а душа требовала совершенно другого. Ответ, казалось, был на поверхности, но и в то же время где-то глубоко-глубоко внутри. Тяжело быть человеком: приходилось постоянно принимать решения. Решения, которых порой совсем не хотелось. Даже в самом страшном сне Мисаки не думала, что попадет в такую ситуацию. С одной стороны на нее давили обстоятельства, а с другой — она сама. В голове было много всего, что девушка «должна» в этой ситуации, но ничего Мисаки не хотела. В какой-то момент она решила, что ничего никому не должна и поняла одну простую истину, которая наконец открыла ей глаза на происходящее. Зачем было убегать от себя, если в конечном итоге от этого никуда не деться. Все, что было в ее сердце, оказалось правдой. Мисаки долго смотрела на себя в зеркале и пыталась понять, как и каким образом так получилось. Но сейчас это уже было абсолютно неважно. Пока она находилась здесь, взаперти в своем доме, ничего сделать было нельзя. Она хотела бы сказать, что очень сожалеет о том, что испытывала, но это была бы ложь сама себе. А девушка врать не любила. Мисаки тогда видела то, что видела, и глаза не могли подвести. Перед был именно тот человек, с которым она познакомилась. И в нем не было ни капли притворства. Не надо было обладать эмпатией, чтобы это понять. Конечно, ситуация от этого становилась не лучше, а наоборот только хуже. Поэтому Мисаки очень бы хотелось разобраться во всем этом дерьме. Разум кричал, что она полнейшая дура, раз так быстро приняла то, что говорили ей чувства и не стоило бы строить вокруг себя мир в розовом цвете. Надо помнить, что все на свете совсем не то, чем кажется на самом деле. Девушка только вздохнула и закрыла лицо руками. Если бы она хоть как-то могла помочь... Если бы только у нее была возможность перестать жалеть себя и начать хоть как-то действовать. Однако на такое она не была способна. Да и кто в здравом уме поверит ей, что в реальности этот человек хороший, просто, возможно, произошла какая-то ошибка. Ошибка. Как бы хорошо это звучало! Мисаки допускала мысль, что это именно она ошибалась и не надо давать себе лишних надежд. Но разве у нее был выбор? Она выбрала все то, что касалось ее, а то, что касалось других людей, это уже было не в ее власти. В конце концов девушка и так уже попала в затруднительное положение, так что хуже уже точно не будет. Она уже все решила для себя, а дальше будь, что будет. Повлиять на что-то она уже точно не может. Так почему бы просто не плыть по течению? Пятая точно не даст ее в обиду, да и проникнуть в деревню было трудно. Это, конечно, все хорошо, однако страх по-прежнему не хотел никуда уходить. Видимо, что-то всё-таки должно было случиться. И, к сожалению, спустя несколько дней Мисаки увидела это «что-то». Ее страх постучался прямо с неба. День начинался как обычно, и ничто не могло предсказать то, что случилось потом. Никто даже и не думал, что однажды что-то настолько ужасное и масштабное могло произойти именно с ними. Конечно, люди жили в неспокойные времена, но вся это грязь была там, где-то далеко за воротами, и никто не допускал мысли, что когда-нибудь предстоит столкнуться с этим лицом к лицу. Мисаки, как и все дни до этого, провела дома. Ей уже было относительно легче переносить свое заточение, но многие вещи остались прежними. Например, с родителями были все такие же натянутые отношения, что и были до этого. Казалось, сделай первый шаг, протяни руки и все будет хорошо, но ради этого первого шага нужно было как минимум сломать себя. В конце концов девушка хотела просто попытаться. Мисаки встала с кровати и замерла около двери, ведущей в коридор. В груди как-то все волнительно забилось. Было такое ощущение, что она собирается на войну, а не просто поговорить. Постояв так немного, хотя казалось, что это заняло довольно много времени, девушка потянулась к ручке. Дверь, как назло, не поддавалась и открывалась медленно и с трудом. Следующие свои шаги девушка даже и не запомнила. Она стояла и смотрела на своих хмурых родителей, которые в упор будто бы не замечали ее. Мисаки оставалось только вздохнуть. «Я ваша дочь или чья, в конце концов?» — задала она вопрос мысленно скорее себе, чем им. Два взрослых человека не могли понять, в какой момент они свернули не туда в воспитании ребенка, если все получилось так. Допускать мысль, что это дело случая, а не воспитания, им не приходило в голову. Мисаки долго смотрела на них и даже хотела засмеяться от напряженной атмосферы, которая осталась от ее некогда уютной семьи. Девушка никого не винила и прекрасно понимала их, но принять этого она не могла. Уж лучше бы они ополчились на нее, чем это. Как говорится, хочешь как лучше, а получается как всегда. — Мама, папа, — наконец заговорила она, поняв, что первый шаг все же ее. Но как только она это произнесла, выяснилось, что в принципе слова в дальнейшем и не нужны больше. Родители тут же зажали свою дочь с обеих сторон, обнимая, словно этими объятиями хотели уберечь ее от всего мира. — Задушите, — только и смогла произнести Мисаки. Значит, ее опасения были напрасными? И почему же она не сделала это раньше, раз все так хорошо сложилось. — Детка, мы так волновались о тебе, — почти шепотом проговорила мама, — так переживали... Еще бы чуть-чуть и девушка сама расплакалась от переполняющих ее чувств. Но этого не случилось. Всю деревню сотряс сильный грохот.