Если снова смогу увидеть Тебя, что была так прекрасна. Мы закружимся в прощальном танце И этот момент я буду помнить что бы не случилось. Всего лишь последний танец BigBang — Last dance
Коноха была на удивление тихая. Саске смотрел на неё с высоты птичьего полёта и пытался найти хоть что-то, что могло было зацепить взгляд. Но ничего не было. Ночной ветер колыхнул волосы, и Саске в последний раз оглядел все вокруг. С виду даже и не скажешь, что все тут готовятся к войне. Вот уже прошло несколько дней, как они вернулись сюда, но за это время Учиха Обито (как выяснилось, именно так и звали того, кто все это время притворялся Мадарой) уже сделал свой ход и война, которая должна была умыть кровью весь мир, все же начиналась. Саске же было жалко лишь труд брата, который всеми силами своей жизни пытался это предотвратить. Но не получилось. С самого детства как-то не задумывался, что на самом деле значит слово «война». И отец, и мать, и Итачи видели значение этого слова собственными глазами. Но Саске понимал, что по-прежнему ничего не испытывал. Видимо, его психика настолько устала, что блокировала какие-либо переживания и эмоции. Но одно было понятно сразу: Итачи этого так просто не оставит. Пока они были в Конохе, Цунаде по-прежнему держала свое слово помочь им и оказать Итачи медицинскую помощь. Насчёт последнего Саске боялся думать, так как знал: срок жизни его брата нельзя было предугадать наверняка. Сколько им осталось? Год, два? Это все чертовски маленький срок, чтобы наверстать все упущенное за эти годы, проведённые вдали друг от друга. Но больше всего Саске боялся услышать, что даже года у них нет. Несомненно, если сравнить то состояние, в котором Саске притащил Итачи на себе в Коноху, и то, в котором сейчас пребывает Итачи, можно было сказать, что все не так уж и плохо. За время проведённое в больнице состояние стабилизировалось и даже приступы ушли. Но надолго ли? Как бы все это не оказалось ложной надеждой, такой призрачной и мимолётной. По итогу суд над Данзо — тяжело было называть его по имени — дал свои плоды, прорастание которых дало трещину во всей коноховской верхушке. Да, его посадили, отобрали все, распустили Корень, оправдали всех Учих и даже сняли с них клеймо нукенина, но было ли это той самой справедливостью, которая устраивала Саске. Да, все заслуги и невиновность клана были восстановлены из пепла, а слухи об этом разлетелись на всю страну Огня. Но. Всегда и везде будет это «но». Такое ощущение, будто бы это все сделали для галочки, чтобы в дальнейшем как и впредь использовать Итачи в своих целях. Саске просто закрыл глаза, наслаждаясь шумом ночи. Ему пора уже возвращаться в кабинет Хокаге, где он наконец-то услышит ответ на свой вопрос. Спрятанный, под покровом ночи, он тихо ступал по улицам, оттягивая момент прибытия в резиденцию. Не сказать, что Саске боялся, но это чувство было схожее со страхом. Оно засело у него в голове и нашептывало в уши, что все кончено. И прогнать эти мысли ему было не под силу. Пересилив в себя в который раз и оказавшись там, где он и должен быть, Саске без стука вошёл в кабинет. Там он увидел Цунаде и Итачи, склонившихся над какой-то картой. С первого взгляда было понятно, что они обсуждали ту или иную тактику, чтобы быстро победить в назревавшем конфликте. Приход Саске не остался незамеченным, ведь он знал, что Итачи почувствует его чакру ещё при входе в резиденцию. Тот первым посмотрел на него, коротко кивнул и слабо улыбнулся, будто ты хотя утешить. Но от этого жеста Саске стало только хуже и он почти на не слушающих его ногах подошёл ближе. — Здравствуй, Саске, — усталая Цунаде посмотрела на него, но в ее глазах не было жалости, а только усталость. Он лишь коротко ей кивнул и встал рядом с братом, как будто бы тот, как в детстве, сможет его укрыть от всех невзгод. Саске должен это услышать во что бы то не стало. — Каков прогноз? — выдавил из себя Саске, желая укрыться за спиной брата, но вместо этого шагнул вперёд. Цунаде смотрела на него с нечитаемым выражением лица. Дело было в усталости, что отнимала у неё все силы. Саске не сказал бы, что жалел ее, но и не завидовал участи. — Десять лет, — коротко и сразу бросила она, не став улить. Десять лет… Столько осталось жить Итачи. Он посмотрел на брата, ища во взгляде поддержку. Такой, казалось, большой срок, но в то же время и маленький. Однако Саске все равно выдохнул с облегчением. Не год, не два и даже счёт не на месяцы! Итачи положил руку на чужую голову и взъерошил волосы Саске, а Цунаде и вовсе отвернулась, давая им время. Ничего, десять лет это не так страшно, как кажется на первый взгляд. Могло быть намного хуже, а Цунаде и ее команда подарила им такой срок. Уж теперь-то братья точно не потеряют время, которое у них есть. — Спасибо, — Саске сказал это от всей души, от боли сердца. Он действительно был благодарен этой женщине и всем тем, кто работал над поддержанием жизни его брата. Это работа была тяжелой, но они справились. Дальнейший разговор не имел для Саске смысла, потому что опять пошла речь о политике и ближайших событиях, поэтому он предпочёл выйти и вновь оказаться на свежем воздухе. Жили они в ветхой квартирке на краю Конохи, спрятанные от всех посторонних глаз. Квартал Учих был безвозвратно разрушен и стерт с истории Конохи. В нем не оставалось больше ничего, что как-то связано с семьей, поэтому Саске от этого факта ни горячо, ни холодно. То место было когда-то их домом, а сейчас только руинами. Но не успел он выйти из резиденции, как в коридоре столкнулся с такой же уставшей, как и Цунаде, Сакурой. Почему она не спит в такое время? Девушка держала какие-то документы в руках и была ими так погружена, что не заметила приближения Саске. Лишь когда он вышел из тени, она подняла на него свое лицо: — Саске-кун? — удивлено спросила Сакура, явно не ожидая увидеть кого-то, кто ещё не спал этой ночью. За все эти годы Саске так и не понял, что он испытывал к ней. Она не была похожа на тех девушек, что он встречал на своём пути. Было что-то в ней необычное. Но что именно он испытывал? Раздражение? Это было в самом начале, тут и скрывать нечего, но со временем это раздражение переросло во что-то непонятное и сложное для понимая Саске. Или он прекрасно понимал, но не хотел принимать, ведь вся его тогдашняя жизнь состояла лишь из слепой ненависти. Сейчас это уже неважно. Он сделал шаг, и Сакура тоже. Снова почувствовалась та самая неловкая атмосфера, которая была в больнице. От чего же? За эти годы они оба изменились. Выросли, стали мыслить по-другому и через многое прошли, чтобы сформировать свой мир. И в этот самый мир, глядя на стоящую девушку перед ним, Саске понял, что готов пустить ее. Дать шанс, протянуть руку и не отпускать. — Я, нет, ничего, — но слова не шли, поэтому Саске просто предложил без всякой задней мысли: — Давай встретимся завтра? — Завтра? — То есть, сегодня утром, — исправился Саске, чувствуя себя немного смешно. Карин когда-то сказала, что чакра у Наруто солнечная, а у Сакуры обычная, но такая яркая. Саске, пожалуй, с этим согласится. Сакура с виду обычный человек, который расцветает и раскрывается постепенно. — Хорошо, — наконец нарушила тишину Сакура и прошла дальше, задержав свой взгляд на нем. А Саске так и остался стоять на месте.***
Жизнь продолжала переворачиваться с ног на голову без перерыва. Мисаки с ужасом понимал, что они еле пережили вражеское нападение, а сейчас в стране зарождалась война. Что делать, как жить дальше? Несмотря на все обещания, что война не должна коснуться деревни, все равно на душе у Мисаки было не спокойно. Она уже давно выпала из жизни и не понимала, что ждало ее в будущем и было ли это самое будущее. Однако о ней уже все забыли. Пятая сказала, что больше ей ничего не угрожает и намекнула, что нужно забыть обо всем происходящем. Сказать-то легко, но сделать намного сложнее. Особенно после всего пережитого стресса. Многие люди из квартала уезжали кто-куда, но семья Мисаки осталась на месте. Было ли это правильным решением, она не знала. Эта война касалась только мира шиноби. Но стала ли теперь Мисаки частью этого мира? Она так и не смогла выбросить из головы образ Учихи Итачи. Даже не пыталась его забыть. Не считала нужным, потому что эти чувства уже были неотъемлемой частью ее самой. Краем ушей она слышала какие-то слухи, которые противоречили информации, известной ей об этом человека. Пятая так ничего девушке и не объяснила. Лишь сказала: все, что можно было услышать на улицах Конохи, отныне являлось правдой. И от этого жить стало как-то чуточку легче. И сейчас Мисаки смотрела, как собирались и уходили люди с повязками деревни за ворота. Их было много, но некоторые все равно должны были остаться здесь, чтобы защищать жителей от других угроз. Интересно, что они чувствовали? Те, кто был возрастом с ее родителей, наверняка уже видели все это воочию. Как и молодые парни и девушки, что были возрастом с саму Мисаки. Думать об этом было страшно. Чтобы не смотреть на эту картину и не думать негативно, Мисаки предпочла вернуться домой. Последний раз взглянув на всех, она отвернулась. Деревню ещё не до конца успели отстроить, поэтому в некоторых местах приходилось пробираться сквозь стройку или окольными путями через окраины. Задумавшись и чуть-чуть заплутав, Мисаки оказалась в каком-то районе, что до этого момента как-то не видела, всегда обходивши его стороной. Проходя мимо очередного дома она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Эти мурашки обычно не сулили ничего хорошего, поэтому Мисаки вжалась в плечи, оглядываясь по сторонам. Но никаких признаков жизни не было, лишь серые здания. И все же эти мурашки не хотели проходить. Не зря. Впереди, в тени дерева, Мисаки увидела его Не в силах пошевелиться она просто застыла, открыв рот в удивлении. Вот он — ее проклятье. Стоит, ждёт ее и смотрит своими чёрными глазами. Девушка одернула себя. Разве эти самые глаза, которые сейчас смотрели прямо в ее душу, не были слепыми?.. Впрочем, она ничему больше уже не удивлялась. Слишком многое о настоящем мире для неё было скрыто под пеленой таинственности. Несомненно, Итачи ждал, пока она сама к нему подойдёт. Сделает первый шаг во тьму. Разум кричал, что пора разворачиваться и бежать что есть силы, но Мисаки не могла. Ее тянуло вперёд, заглянуть в эту самую бездну и пропасть в ней с концами. Он был так не похож на других. Что же таилось в его душе? Что пришлось ему пережить? На все эти вопросы Мисаки ответы не знала, но так отчаянно ждала их. Шаг за шагом она приближалась все ближе и ближе. И вот наконец она стоит перед ним. Что говорить, что делать? Словно все слова вмиг пропали. Тишина затянулась на слишком долгое время, но Мисаки не смогла придумать ничего, кроме короткого вопроса: — Ты?.. — Я. Голос как обычно звучал холодно, но уже не так отстранённо. Он манил к себе, и этому сопротивляться Мисаки не могла. — Я не знаю, что говорить, — призналась она, а потом чуть нервно посмеялась, — и делать. После всего, что было, ей тяжело подобрать слова. Столько всего она пережила именно из-за этого человека, но все равно она стояла перед, обезоруженная. — Ты появилась в моей жизни неожиданно, — начал Итачи, глядя в ей глаза и убирая чужую прядь светлых волос за ухо. От этого жеста Мисаки даже не отпрянула, — во время, когда твоя поддержка подарила мне шанс начать новую жизнь. Мисаки смотрела теперь на него заворожено. Страх исчез так же быстро, как и появился. Все это уже в прошлом. Там он должен и оставаться. — А ты перевернул все, что у меня было, — Мисаки положила свою руку на его, чтобы почувствовать тепло чужой ладони. Действительно, Итачи и есть ее персональное проклятье, которое теперь никогда ее не отпустит. Может быть, оно даже к лучшему. Сил, чтобы что-то отрицать и сопротивляться, у неё уже давно не было. Все, видимо, предопределено с самого начала, с самой первой их встречи. То ли Итачи первым потянулся, то ли сама Мисаки, уже не разберёшь, их губы сомкнулись в поцелуе. Девушка не умела целоваться, но, почувствовав чужие губы, совсем не растерялась, впрочем не только она была тут неопытной. Одной рукой девушка обняла Итачи за шею, притягивая ближе, а вторую положила ему на плечо. Сердце билось в груди быстро-быстро, и Мисаки была готова поклясться, что вместе с ее билось и чужое, громким эхом отдаваясь в ушах. Невозможно было понять, длился этот поцелуй долго или совсем немного, но вот они уже отпрянули друг от друга, а рука Мисаки, что до этого была на шее, оказалась прижата к мужской груди. Совсем там, где находилось сердце. Под пальцами звучал чужой ритм. — Мне нужно уйти, — внезапно слова прозвучали, как гром среди ясного неба. — Исправить все, чему позволил произойти. — Войну? — тихо спросила Мисаки, не желая отпускать его от себя, особенно сейчас, когда она наконец-то поняла, что прошла этот тернистый путь не напрасно. — Разве это обязательно? Но вместо ответа она получила лишь тёплый поцелуй в лоб на прощание. Мисаки с неохотой отпустила его от себя. — Я вернусь, только дождись меня. — Не хочу! — ее голос звучал почти отчаянно. Но Итачи лишь улыбнулся. — Так надо, — больше спорить она не могла. — Тогда возвращайся скорее. Мисаки смотрела вслед удаляющейся спине. А в груди у неё горел огонь новой жизни.