Antropos ya to zoi

Веселый полуденный свет пробивался сквозь объемные кроны старых корявых сосен и падал на мягкий ковер луговых трав. Лениво чирикали разнообразные пичужки, прячущиеся в изумрудной хвое, изредка качающейся от легкого теплого ветерка. Тишь да гладь да божья благодать. Так и хочется сорвать долговязую травинку и, едва держа ее зубами, прилечь в теплое душистое море травы, зажмуриться и думать, думать о том, как же все-таки хороша эта жизнь, и радоваться тому, что ты тот, кто ты есть и что ты здесь и сейчас. Так и сделал Скила и, предавшись элегическим думам, чуть не уснул. Но его покой вдруг нарушило грязное нечесанное существо, видимо, из последних сил приползшее на эту благодатную полянку и аккуратно упавшее рядом с кряжистой сосной. Тщедушный псоглавец осторожно подкрался к существу и стал с интересом его разглядывать. Да, оно было женского пола и, судя по белой нежной коже, изнуряющей полевой работы не знало. Баронесса? Графиня? Купчиха? Скиле нравилось смотреть на такое холеное тело, пускай оно и в грязных мазках и бордовых ниточках-царапинках. Внезапно бедняжка явила миру личико, прежде скрытое за сальными спутанными каштановыми волосами, и, увидев перед собой человека с собачьей головой, истошно заверещала и попыталась в страхе убежать. Однако изможденные мышцы подвели, и девчонка упала. Скила ухватил ее за ногу и поднес морду ближе к всклокоченной копне волос. Незнакомка тяжело и горячо дышала и трусливо постанывала. Псоглавец тихонько рассмеялся. Его — да еще кто-то боится. Он отпустил ногу бедняжки и, выпрямившись, мягко сказал: — Да не боись. Вставай, тебя не трону я. Девчонка поднялась, и они оба смогли друг друга рассмотреть. Она не была похожа на обычных эльфиек — уши короткие, зрачки круглые. Испуганный взгляд и тревожно вздымающаяся бабья грудь под грязноватой розовой трикотажной футболочкой. Ее пугал этот монстр, плод воспаленного воображения — слитые воедино человек и собака. Русые волосы крупными кудрями обрамляли короткошерстную вытянутую песью морду. Худощавое человеческое тело — рубахи не было. Скила улыбнулся, обнажив желтоватые клыки, и весело спросил: — Ты откуда, чудо такое? Девчонка, не сводя глаз с собачьей головы, принялась лопотать что-то про вызов демона, тьму, свет, лес, безумную старуху, побег… Монстр перебил бедняжку: — А звать тебя как? Она, поколебавшись, ответила: — Ангелина. — Ну пойдем, Ангелина, по извилистой тропе… Чудовище отвело перепуганную девочку к прозрачному ручью и настойчиво посоветовало умыться. Затем выудило из кожаной замызганной торбы деревянный гребень, обтерло его об коньячного цвета штаны и дало страдалице. Девчушка с трудом расчесывала спутанные, как пакля, волосы, смотрела на философски глядящего вдаль псоглавца и пыталась анализировать последних дней события. Ясно, что Тонин ритуал подействовал. Да не в ту сторону. О-о-о, зачем Ангелина согласилась на это! Какой страшный грех! Дальше она очнулась на мокрой от ночной росы траве, и кто-то помог ей подняться, а голова так гудела, пальцы липли друг к другу, глаза ничего не видели… Потом была душная крохотная комнатушка, освещаемая тусклым светом свечного огарка. Пахло кошачьей мочой. На полу, обняв колени, сидела сморщенная длинноухая бабуся с седым начесом, увенчанным крохотным пучком. Старуха раскачивалась вперед-взад и повторяла: «У-у-у-ух-х! У-у-ух-х!». За столом восседал хмурый рыжий мужичонка и, подперев голову пухлой ладошкой, о чем-то усиленно думал. Днем бабка брала хлеб, жевала его, сплевывала в марлю, закручивала это в комочек и тыкала в губы Ангелине, приговаривая: «Кушай тюрю, сыночка!». Девочка пыталась вырваться, но старуха цепко держала ее за руку. Ближе к вечеру безумная начинала кидать в Ангелину домашнюю утварь и кричать: «Бес! Бес! Умри! Сдохни! Ты кто! Таната!». Через два дня, проведенных с бешеной бабкой, девочка сбежала, улучив момент, когда та уснет после обеда. Бежала, бежала, и попала в лапы нового злодея! А злодей, дождавшись, когда Ангелина расчешется, вынул из торбы кусок черного хлеба, и, сходив нарвать диких кислых яблок, вдруг представился: — А я вот Скила. Скила фон Думба, если быть точным. Странствующий вагант, политический преступник, дамский угодник. — П-преступник?.. — девочка ошарашенно приоткрыла рот, и на нижней губе ее повисли крошки ржаного хлеба. Вот так, сейчас монстр ее и съест. — Да, — ухмыльнулся псоглавец, — в королевстве нашем одни сплошные преступники… Кто ворует картошку, кто нежит жен чужих, а я вот, — он достал из сумки небольшую арфу, — песни слагаю, противные уху короля и подлиз его. Ангелина, немного успокоившись, продолжила жевать. Ну подумаешь, песни, кто ж за простецкую песенку в тюрьму сажает? — Слушай, вот за эту меня пороли публично два раза. — Скила набрал воздуха в грудь, прикрыл глаза и начал петь, аккомпанируя себе на арфе. — Сегодня самый лучший день — пусть реют флаги над полками! Сегодня самый лучший день — сегодня битва с дураками! Как много лет любой из нас от них терпел и боль, и муки, но вышло время, пробил час, и мы себе развяжем руки…* Песня журчала, как весенний ручеек, и под нее так же мелькали девочкины мысли. Все понятно — она попала в другой мир! Невероятно! Все как в ее любимых книжках: Завойчинская, Жильцова, Петрова… О боже, наверняка она должна спасти какой-нибудь завалявшийся народец гномов, или найти священный артефакт, или стать королевой ведьмочек! Она Избранная! Эта мысль вскружила Ангелине голову. А еще она должна собрать команду своих помощников! Думаю, подойдет эльф-лучник, какой-нибудь маг, гном с топориком, симпатичный вампир и дракон. Да, золотой дракон. Должна же она на чем-то ездить, не пешком же подвиги совершать! Девичье сердечко забилось волнительно, часто-часто, и Геля даже перестала жевать. Подумать только — она попаданка! Видели бы ее сейчас противная Рушина и остальные одноклассники. Полопались бы от зависти! Да, а еще тут, конечно, найдется мрачный Темный Властелин, который страдает без женского внимания и который, без сомнения, западет на Ангелину и женится. Ну, она, конечно, поломается. Замуж-то она не хочет, она независимая. Но потом согласится. Может быть. Вагант тем временем допел и, отвлеченно побренчав струнами, спросил: — Ну, как тебе? Я верю, что однажды народ этой страны будет свободен от мерзостей власть имущих… Вырванная из собственных дум девочка ответила: — Да, прекрасно. И все-таки удивительно! Надо скорее заявить о себе людям, или кто здесь обитает, что в их мир пришла Избранная Анге… нет, лучше она возьмет себе псевдоним. О, Гелинель! Избранная Гелинель! Как вкусно звучат эти слова. Псоглавец, видя, что девушке нет до него никакого дела, вздохнул и убрал музыкальный инструмент, поднялся с примятого клевера и позвал: — Пойдем, Ангелина, в город. — Я теперь Гелинель! — гордо сказала девочка и зашагала по тропинке вдоль высокой травы.

***

В голове первосвященника Обдуряя Питука шевелились мозги, словно белые опарыши в деревенском сортире. Вообще они это делали нечасто, но когда делали, то выкладывались на все сто. Как только светлейший король Инкус приказал найти человека, верный Врошка сразу же очертя голову помчался к матери, чтоб оного пришельца изъять и победоносно к пастыреву порогу доставить. Ан не тут-то было! Растерянный приспешник предстал перед благодетелем и промямлил, что волшебное существо — пух! — исчезло, Хриматой клянусь. И вот уже час и три минуты первосвященник расхаживал туда-сюда по своим роскошным покоям и интенсивно работал мозговыми опарышами. Как быть? Где искать этого человека? — Благодетель, — наконец подал голос Врошка, — существо не могло убежать далеко. Наверняка оно в соседнем королевстве. — Раз ты такой умный, обсосок, — взвился Обдуряй, — езжай и ищи его! В лесах, пусть тебя там волки сожрут! В городах, пусть смерды там на тебя вшей навешают! А я эльф ценный, — он слегка отряхнул рукав, — рисковать жизнею своей, богом данною, не могу! Питук и его пособник замолчали. Через шесть пастыревых забегов по дорогому ковру туда-сюда Врошка опять робко начал: — А мож… дружину наймем, и пусть ищуть? — Ты, долбоглот, разве не понимаешь, — раздраженно говорил первосвященник, — если найдем мы человека с помощью дружины, король сразу просечет, что никакого Хриматы тут и близко не бродит и что никаких откровений мне и во сне не снилось! Ведь по разумению их величества, — он понизил голос, — Хримата должен мне не только откровение послать, но еще чуть ли не за ручку к этому антропосу отвести. А раз дружина — сам думай! Турнет меня с теплого места к танатовой матери. И ты, — он ткнул пальцем-сарделькой в приспешника, — ты тоже по миру пойдешь, мудозвон! Врошка испугался. По миру он идти не хотел, там, говорят, разбойники встречаются. Эльфы снова замолчали. Рыжий приспешник в порыве мыслительной активности бессознательно начал ковырять в носу. Пузатый приземистый Обдуряй все ускорял и ускорял свой безумный челночный бег, пока не задел небольшой деревянный стол и не опрокинул стоявшие на нем тарелки с объедками. Под звон бьющегося дорогого фаянса опарыши Питука выдали гениальнейшую мысль, которую тот сразу же и озвучил: — Раз человек в соседней стране обретается, так мы тамошнему королю насвистим, будто у него в землях преступник бродит. У них там энто на поток поставлено, в два счета отыщут! Причем тайно! — А коли откажется правитель нам волшебного пришельца-то выдавать? — поинтересовался Врошка. — Да нет, — уверенно ответил главный пастырь, — моими молитвами пару годков назад королева евойная благополучно разродилась. У короля-то до сих пор должок, этим мы его за горлушко и прихватим. Подельники написали депешу: Обдуряй диктовал, а Врошка выводил корявые пляшущие буквы на пергаменте. Послание запечатали красным сургучом, и приспешник инкогнито помчался в соседнее королевство. Эти два эльфа и знать не могли, что в данный момент интересующий их человек осознал свою великую миссию в этом волшебном мире и скоро сам придет к ним в руки.