Lovaine

— Серьёзно? Даже в этот день мы будем говорить о работе? — нахмурившись, смотрит на друга Намджун. — Она хотя бы всегда со мной, — недовольно отвечает Чонгук и тянется за бокалом. Альфы сидят в сигарном клубе на пятнадцатом этаже Jeon Tower и опустошают уже вторую бутылку любимого обоими виски, периодически выкуривая лучшие кубинские сигары. — Ты мог бы провести этот вечер с Тэхёном, раз уж моя компания тебя не веселит, — шутливо обижается Ким. — Я провёл весь день с ним, он сейчас уже сладко спит, а я глушу вискарь в свой день рождения с тобой, хотя вижу тебя и так по двадцать часов в сутки. — Ну раз уж ты даже одного дня без него не можешь, то не надо было его отпускать. — Я не могу так поступать. Как можно держать человека — привязанным к себе, объясняя это тем, что я без него не живу? — усмехается Чонгук. — Это эгоистично, да и наши отношения и так всё время под угрозой из-за моих собственнических замашек, поэтому я и отпустил его. Я поддержал его идею провести выставку в другом городе, даже разрешил уехать на пару дней. Но я не думал, что он уедет на эти даты, что даже день моего рождения я проведу без него. В любом случае, нахуй ныть. Напьюсь и завалюсь спать. — Про ваши скандалы уже легенды складывают, — смеётся Намджун. — Я рад, что сейчас вы уже так с ума не сходите и идёте друг другу на уступки. Сейчас, когда мы с Чимином ругаемся по какому-то поводу, я сразу привожу в пример Юнги, мол, смотри, как у них всё гладко, и учись. Правда, он сразу приводит в пример тебя, так как я так и не научился его от себя отпускать и с ревностью бороться не в силах. Тяжело быть альфами самых красивых омег города, — чокается с бокалом друга Ким. — Бесспорно, — улыбается Чонгук и залпом допивает алкоголь. — Ладно, — поднимается на ноги Намджун. — Ещё раз с днём рождения. Надеюсь, мой подарок тебе понравился. Мне надо домой успеть, пока Хосок не заснул. Чонгук прощается с другом и остаётся один в небольшом помещении клуба. Он откидывается на спинку дивана, массирует виски и понимает, что даже алкоголь обиду не глушит. Чонгук тянется к мобильному, долго смотрит на контакт «Моя любовь» и отбрасывает его в сторону. Он обещал Юнги не мешать ему, не доставать и не душить своей любовью — он обещание выполнит. Но чёрт, уже почти полночь, а его омега даже три банальных слова ему не написал. Неужели он забыл про его день рождения? Внезапно освещение в клубе гаснет, и его заменяет приглушённый свет от светильников на стенах. Дверь распахивается, и в проёме альфа видит знакомые силуэты своих телохранителей. — Босс, вам подарок, — объявляет один из них, и в комнату на колёсиках вкатывают огромный шестиярусный торт. Странную конструкцию останавливают прямо напротив диванчика альфы, а телохранители моментально покидают комнату. Чонгук пытается понять, кто именно из друзей решил поздравить его таким оригинальным способом, но отвлекается на музыку, льющуюся из колонок. Только теперь, когда торт в трёх шагах от него, Чонгук понимает, что он не настоящий, а всего лишь реалистичная картонная конструкция. Крышка последнего яруса медленно поднимается, и Чон сперва видит тонкие запястья, которые узнает из миллиона, потом блондинистую макушку, а дальше «торт» медленно расползается, обнажая его взору любимого. Эта красота Чонгука душит. Юнги прекрасен настолько, что каждый раз, видя его, Чонгук задыхается от переполняющих его чувств, от эмоций, которые обручем грудь стягивают. Около Юнги страшно моргать — вдруг исчезнет, страшно дышать — вдруг это последний вдох, и альфа его больше не увидит. Юнги его вторая половинка, смысл, его душа, помещённая в красивый сосуд. И эта красота принадлежит Чонгуку. Чонгук ненавидит сладкое, но с этого момента будет любить. Юнги заговорщически улыбается ему, делает шаг в сторону, окончательно выбираясь из «торта», и, повиливая бёдрами под музыку, подходит к альфе. На нём белая, альфа уверен, его же футболка, на груди которой большими буквами выведено «подарок». Самый лучший из всех. — С днём рождения, мистер Чон, — соблазнительно улыбается Юнги и касается коленями его колен. Альфа подаётся вперёд, чтобы наброситься на свой подарок, подтащить к себе, развернуть его и сожрать, но Юнги прижимает свой пальчик к его губам и, нахмурив брови, осуждающе качает головой: — Без рук. Не порть мой сюрприз. Чонгук послушно кивает и только сейчас видит в руке омеги красную шёлковую ленточку. Юнги сам взбирается на его колени, заводит за спину альфы его руки и перевязывает запястья ленточкой. — Я знаю, что тебе разорвать ленту ничего не стоит, ты когда-то мне наручники переломал, но сегодня я тебе запрещаю даже пытаться, будем играть по моим правилам, — поглаживает волосы цвета ночи омега. — Кстати, я без белья, — как бы невзначай добавляет он. Чонгук сразу забывает про только что сказанные ему слова, разрывает ленту и хватается за молочные бёдра. Он лично проверяет отсутствие белья, больно сжимает одну половинку и получает укоризненный взгляд. Альфа нехотя вновь заводит руки за спину, ждёт, пока омега по новой их перевязывает. — Ещё одна попытка, и оставлю тебя одного, — серьёзно говорит Юнги и обвивает руками его шею. Он проводит ноготками по его шее, спускается к ключицам, нежно касается их губами. Омега начинает расстёгивать его рубашку, не забывает при этом двигать попкой под музыку, распаляет в альфе огонь, проезжая по уже возбуждённому члену. Закончив с рубашкой, он спускает её с плеч вниз, обводит пальцами набитые на рёбрах узоры, задерживается на «Шуга» прямо под сердцем и, нагнувшись, оставляет на тату короткий поцелуй. Это уже традиция. На этом же месте у Юнги выбито «Мистер Чон». Юнги работал помощником одного из партнёров Чонгука, и познакомились они на подписании соглашения. Юнги всегда обращался к альфе как мистер Чон, а Чонгук с самой первой встречи, только увидев его в кабинете его тогдашнего босса, решил про себя, что он Шуга. Не ошибся — слаще Чонгук не встречал и уже не встретит. Юнги проводит языком по его шее, сразу же выдыхает на оставленный влажный след, обжигает, заставляет альфу ногтями в свои ладони впиваться. Прокладывает дорожку из мокрых поцелуев с груди до живота, медленно сползает вниз, наслаждается тем, как напряжён зверь под ним. Юнги ужасно соскучился за эти дни, он хочет его дико, хочет страстно, да так, чтобы до боли. Так, как и сам Чонгук любит, — до синяков и царапин, до сорванного голоса и лица, вжатого в любую поверхность. Хочет, чтобы Чонгук трахал его так, как только он и умеет — без пощады, без пауз, выбивая из него новые стоны и крики, но это сейчас испортит игру. Пусть зверь пока побудет на привязи. Юнги доведёт его до пика и только потом спустит с цепи, пусть и на себя же. Вот тогда Чонгук отыграется так, что Юнги забудет о передвижениях на ближайшие сутки. Омега царапает ногтями хорошо ощутимый сквозь натянутую ткань брюк стояк, предвкушает, сам слюнями чуть не захлёбывается. Жадность Чонгука в сексе не имеет границ — у Юнги она бездонная. Он дёргает вниз язычок молнии, за ней же и боксеры, выпускает сочащийся смазкой член и, подняв глаза к помутневшим от страсти омутам напротив, пошло облизывается. Как бы омега ни сгорал от нетерпения уже взять в рот своё самое любимое лакомство, он тянет, издевается не только над альфой, но и над собой, проверяет выдержку. Чонгук почти не соображает, он точно уже разодрал до крови себе пальцы, но похуй, омега на коленях перед ним — его болезнь. Юнги действует на Чонгука получше самого крепкого виски, он отключает все его системы, стирает в порошок барьеры между ними одним взглядом. Чонгук хочет его до помутнения рассудка. Для него секс с Юнги — это не разрядка, это выбивающая все пробки одержимость, это воссоединение не только тел, но и душ. Именно вместе, кожа к коже, до предела — только так он и живёт. Его сердце под его ухом, ноги, обвитые вокруг торса, и губы, к которым можно прильнуть, как к источнику жизни, — и есть рецепт счастья Чонгука. Чёртов омега своими играми закручивает в спирали все внутренности, натягивает их и отпускает с хлопком, отражающимся эхом в ушах — это больно и мучительно, но боль эта сладкая, тягучая, она в венах альфы вместе с именем омеги растекается, «ещё» просить требует. Чонгук любит его кусать, любит раздирать плоть, потом сам же её вылизывать и залечивать. Он знает его тело наизусть, каждый миллиметр кожи, каждый вздох и его значение, но всё равно постоянно открывает в нём новое. Всё равно умирает после каждого раза. Сейчас Юнги держит его на расстоянии, не разрешает двигаться, а зверь в альфе рычит, бьётся головой о клетку, но слушается. Эти маленькие пальчики единственные, чего он слушается. Юнги нагибается к его бёдрам, обхватывает пальцами член, размазывает по нему смазку, высунув язык, смачивает свои губы, хищно, по-блядски облизывается и, нагнувшись, проводит языком по головке. Чонгук сжимается весь, боится сорваться, смотрит с мольбой в глазах, мысленно молит «повтори». Юнги повторяет. Снова облизывает, а потом ещё и ещё, заигрывается, от основания до головки, снова и снова. Чонгук распадается на куски, видит, как вспыхивают синим огнём и сгорают его внутренности. Сам себя уговаривает потерпеть, сам себя стальными тросами обматывает — рано. Сорвись он сейчас, то даже слушать не будет, на заваленный бутылками столик опрокинет и до упора засадит, ещё и ещё, потому что, только почувствовав плоть омеги, его зверь усмиряется, только вкусив его, затихает. Юнги располагает ладони на его бёдрах и, приблизившись, заглатывает. До основания. У Чонгука в голове реальность взрывается, от горячего влажного рта, губ, вокруг основания сомкнувшихся, на осколки рассыпается. Это только с приходом сравнимо, вот только люди свой кайф алкоголем или порошком ловят, у Чонгука редкий сорт, неповторимый, и сосёт он сейчас смачно, языком до оргазма чуть ли не доводит. Омега расслабляет горло, подержав его во рту, медленно выпускает, рвёт протянувшуюся нить слюны и смазки и смыкает губы вокруг головки. Чонгук пальцами обивку за собой раздирает, глухо постанывает, грязно матерится. Юнги его голос слух ласкает, он проводит языком по уздечке, причмокивает, всасывает. Юнги забывает свою цель, уходит в процесс, он сосёт самозабвенно, помогает себе руками, не забывает поглядывать на альфу, который в ответ его взглядом прожигает. Юнги в этих глазах всю последующую картину прекрасно видит, но отказаться от игры не желает. — Кончишь для меня, — мурчит, как кот, налакавшийся сметаны, омега. — Я кончу в тебя, — рычит альфа. Юнги пожимает плечами, набирает темп, думает, «посмотрим, кто кого». У него онемела нижняя губа и щека, но Чонгук не сдаётся, более того, идёт напролом. Альфа выдёргивает руки из-за спины, хватает его под мышками и, подняв с пола, опрокидывает на диван. — Нечестно, — ноет омега, а сам при этом широко ноги разводит, приглашает. Чонгук нетерпеливо задирает его футболку до груди, подтаскивает за ягодицы под себя и сразу проводит пальцами между ними. — Блять, — нащупывает пробку альфа. — Не хотел терять ни минуты, — невинно хлопает ресницами омега. — Какая же ты сука, Мин Юнги. — Твоя сука. — Моя, — разворачивает омегу на живот. Никакой ласки. Никаких поцелуев. Так, как Юнги и любит. Так, как Чонгук и умеет. Альфа больно шлёпает обнажённые половинки, любуется красным следом своей ладони на белоснежной коже, повторяет. Юнги вжимается лицом в кожаную обивку, вертит попкой, не даёт зафиксировать, доводит его своими играми. — Не играй со мной, — еле сдерживает напряжение Чон. — Буду, — доносится снизу. Чонгук спускает свои брюки ещё ниже, ещё раз шлёпает, ледяным тоном приказывает слушаться, но не на того напал. Юнги опять ускользает, а самого от предвкушения трясёт. Чонгук вдавливает его за поясницу в диван, разводит пальцами ягодицы и, вынув пробку, пристраивается. Юнги замирает, свой любимый момент ждёт, даже не дышит. Хнычет, пока головка по растянутой дырочке внутрь проскальзывает, в нетерпении назад подаётся, смачный шлепок получает. Он чувствует его всё глубже и глубже, чувствует, как стенки растягиваются, как принимают, от ощущения наполненности дуреет. Чонгук толкается до основания — Юнги первый протяжный стон не сдерживает. Альфа наваливается сверху, вдавливает его грудью в диван, а Юнги попку выпячивает. Он сразу переходит к размашистым толчкам, за пытку до этого мстит. Юнги и рад, он сам насаживается, задницу подставляет, скулит. Тело в руках Чонгука натянуто, как струна, он на нём, как хочет, играет. Комнату запах безудержного дикого секса наполняет, звук пошлых шлепков от стен эхом отражается, ещё больше дров в огонь подбрасывает. Чонгук поворачивает Юнги на спину, приподнимает и сажает на свои колени, на свой член. Омега руки за себя заводит, пальцами в его колени вонзается, он откидывает голову назад и сам на нём скачет. Чонгук стаскивает с него футболку, струйки пота с его шеи слизывает, укусы оставляет, свою же метку освежает. Он поднимается на ноги, омегу за ягодицы придерживая, на весу трахает — не насыщается. Юнги лопатками к стене прижат, ногтями её же скребёт. Чонгук его больше не держит. Он руки по бокам от его головы прислонил, собой его в стену вдавливает, глубже толкается. Юнги уже воет, рваные фразы шепчет, как в каком-то дурмане, ничего не соображает, всё, что он чувствует — это член, долбящийся в него с огромной скоростью, это сжирающая радужную оболочку чужих глаз похоть, и Юнги в ней тонет. — Ещё. Глубже. Больше. Омега, как тряпичная кукла, которую Чонгук на себя натягивает, он подаётся вперёд, обнимает его за плечи, чувствует ладони, его ягодицы мнущие, ближе льнёт. У Юнги сил двигаться больше нет, Чонгук сам его поднимает и на член опускает. Омега до крови ногтями в его спину вонзается, со стоном кончает, одновременно его толчками заполняющую сперму чувствует. Чонгук отлепляет его от стены, на диван укладывает, сверху нависает и целует. Засасывает сахарные губы, покусывает, как оголодалый, его рот вылизывает. Секс с Юнги основное блюдо, поцелуи с ним — самый лучший десерт. — С днём рождения, мистер Чон, — шепчет омега в его губы и обнимает.

***

Через полчаса Чонгук за рулём синего Мазерати, они несутся сквозь ночь и огни города домой. Юнги почти засыпает на сидении рядом, альфе неудобно крутить руль одной рукой, но он всё равно вторую у омеги не отбирает. Стоит парням войти в дом, как к ним бежит их трёхлетний сын Тэхён, волоча за собой плюшевую куклу, подаренную ему другом в садике, которую он зовёт Манг. — Почему ты не спишь? — сразу поднимает на руки сына Чон. — Ты давно должен был лечь. — Он отказывается ложиться, — выходит в коридор няня маленького омеги. — Сказал, что пока вы не придёте — не ляжет. — Я хотел тебя ещё раз поздравить, — бурчит ребёнок, обнимая шею отца. — Меня не было дома два дня, а бросаешься ты к нему, — притворяется обиженным Юнги, и ребёнок сразу тянется к папе. Через час все трое лежат на огромной кровати в спальне и рассматривают открытки Тэхёна. — Тебе понравился твой день рождения? — спрашивает Тэхён у отца. — Очень, — подмигивает супругу альфа. — Больше всего мне понравились твои открытки. — Всё, поздно уже, — бурчит сонный Юнги. — Остальное завтра. Теперь спать. — А можно Манг тоже с нами поспит? — просит Тэхён. — Моему любимому можно всё, — целует его в макушку Чонгук и помогает достать с пола игрушку. — Я сомневаюсь, что Хосок спит с твоим Татой, — зевает Юнги. — Он спит! — обиженно хмурит бровки малыш. — Он даже кушает с ним и купается! — Ага, знаю я этих альф, — нежно улыбается сыну Юнги. — Не обижай моего ребёнка, — говорит супругу Чонгук и, притянув обоих поближе, засыпает.